Kitabı oku: ««ОООООО»», sayfa 3
– Да что тут делать, – сбегая с возвышенности между кактусами, затрубил Лефа, – это же раз плюнуть! Ха, сейчас я вам покажу, как надо!
Но только ступив на натертую до блеска соль, наш герой взлетел (конечно, о полете он и мечтал) – да так, что его массивные ступни оторвались от поверхности, вскинувшись вверх на доли секунды и задержав его тучный зад в равновесии и покое. Такой полет продолжался пару мгновений, а затем его конечности распластались на соли вместе с телом. Да уж, полетом это было назвать трудно.
– Так точно никто не умеет, Лефа, тебе бы на фристайл, цены бы тебе не было, – увидев комичную фигуру, смеялись спортсмены.
– Да нет, мне посоветовали заняться конькобежным спортом. Говорят, что у Жужика получается, и коль он мой родственник, может, и у меня получится.
– Странно, кто тебе такое посоветовал? Лефа, ты подумай, где Жужик, а где ты?! Жужик – это талант, можно сказать, гений спортивно-природной мысли. Но, правда, хоть он и считается конькобежцем, но у него дисциплина немного другая, он же шорт-трекист, – еле выговорив последнее слово, нерешительно сказал геренук, обернувшись к своим соотечественникам с вопрошающим взглядом, – а мы простые конькобежцы.
– Ну, если у него получается, то и у меня получится, мы же родственники, – встав и отряхнувшись, ответил Лефа.
Все, переглянувшись, дружно промолчали, разведя руками и понимая, что Лефа сейчас на их катке начнет что-то делать, а это означало наступление катаклизма, пусть и не планетарного масштаба.
– Конечно, получится, – пытаясь убедить его во имя спасения своего катка, говорили звери, – у Жужика же получается!
– Ну давайте, я хоть чуть-чуть попробую, у вас вон сколько открытого и свободного места.
– Да мы бы рады, с превеликим удовольствием, но видишь ли, у нас нет коньков подходящего для тебя размера. Ведь на соли можно кататься только на коньках, иначе будешь постоянно падать на поворотах.
Все оглядывали свой выстраданный каток, который был отшлифован терпеливым трудом, и вроде бы не видели, что может сломать здесь Лефа, поскольку была одна скользящая плоскость, но внутреннее чувство подзуживало: Лефа начнет пробовать кататься – ничего хорошего не жди!
– Ведь можно что-нибудь придумать, – не мог угомониться Лефа в предвкушении, он все же хотел попробовать – медленно, переставляя ступни, как ему представлялось, изящно двигаться на большой скорости.
Он взглянул на коньки, надетые на лапы и копыта собратьев, потом посмотрел на свои стопы, и даже для него стало очевидно, что они могли налезть только на его коготок. И это мягко было сказано, потому что мы назвали коготком то, чему больше подходит слово «когтище».
Вдруг большой куду, глядя на слона, посматривающего на их спортивный инвентарь, обратил внимание на бивни Лефы, а вернее их заостренные концы, которые, до того времени неподвижные, сливались с цветом соли и были практически невидимы. Ему тут же представилось, как Лефа падает головой вперед, а его бивни, словно плуги, врезаются в соль, сформированную столетиями в такой прекрасный плотный слой, и превращают его в рассыпчатую рыхлую массу. Повернувшись к уху страуса, большой куду в ужасе от своего воображения мог вымолвить только одно слово: «Бивни, бивни, бивни!»
Страус же, поддакивая и кивая головой, соглашаясь со всем, что говорили, вторил: «Да, бивни, бивни! А что – бивни?» – и тут же обратил внимание на остроконечные, прямо-таки загнутые бивни Лефы, и какой-то комок внутри быстро поднялся вверх до самого подбородка по всей длине его шеи и медленно стал спускаться вниз.
– Что? Что? Что мои бивни? – скосив глаза, уставился на них Лефа. – Да они мне только для защиты, вы же знаете – я никого не трогаю!
– А тебе от кого защищаться-то, Лефа? – спросил его гепард. – Ты на себя смотрел? Ты одними ушами можешь отмахиваться, но только от москитов, динозавров-то сейчас вроде нет. Кто на тебя нападет, если все разбегаются только от твоего вида, особенно когда ты шевелишь ушами!
– Точно, а зачем они мне нужны, ведь я их никогда не использую. Только, если что, для торможения, когда падаю. Вот тут на днях катился с горки, так если бы не бивни, не знаю, куда бы вообще укатился, – радостно вспомнил Лефа.
– А с горкой-то что стало? – беспокоясь, спросил геренук, по-прежнему переживая за каток.
– Да так, немножечко пыль поднялась, ну… незначительно, и все.
– О, тебе точно нужно к Жужику, там у него тоже, говорят, пыль коромыслом стоит во время тренировок, – спешно добавил страус. – По какой-то системе южноамериканской тренируется.
– Да, я же к Жужику и шел, пойду-ка к нему, там точно себя найду!
– Конечно, конечно, Лефа, ступай себе, ступай, – наперебой уговаривая, настаивали конькобежцы.
– Ладно, раз коньков нет, так и быть, пойду, проведаю… – и Лефа браво зашагал в сторону Занзибара.
Так, легким шагом Лефа дошел до восточной окраины Африки и уперся в Индийский океан. Вдалеке в синей дымке маячил Занзибар. Там, думал Лефа, наверное, Жужик, отрешившись от всех, занимается своими тренировками: «Раз он нашел себя, значит, и я себя найду». С такими мыслями слон в буквальном слове плюхнулся в воду и, подняв свой хобот, как перископ подводной лодки, поплыл в направлении своей надежды.
Через несколько часов марафонского заплыва Лефа наконец сошел на землю, но шагать почему-то у него не получалось. Ноги продолжали грести, но теперь уже воздух и землю, что со стороны выглядело забавным.
Кое-как пройдя несколько километров по суше, он встретил черепах и обезьян колобусов. На его вопросы, где тренируется Жужик, они показывали головами вглубь острова. Продвинувшись еще, он услышал где-то вдалеке истошный вопль: «Приготовсь! На раз, два, три – открывай!». С той стороны, из подлеска, откуда доносились убедительные громкие команды, внезапно и сломя голову, оглядываясь назад, бежали животные. Лефа от удивления поднял брови и заспешил в ту сторону, откуда были слышны команды… Откуда ни возьмись, в его ногу врезался незадачливый колобус.
– Что происходит? – тревожно спросил его Лефа, дружески обняв за плечи своим хоботом.
– Жжжужик… начинает… специальные тренировки, – ответил колобус и, смахнув с плеча хобот, побежал без оглядки дальше.
Недоумевающий Лефа продолжил свой путь к неизвестности. Не доходя до песчаных комьев, которые лежали на возвышенности среди редколесья, он резко остановился. Причиной такой остановки был раздавшийся вопль: «Открывай!!!».
Из-за комьев поднялось облако пыли, которое то удалялось, то приближалось зигзагообразно. Раздались клацанье зубов и рыкоподобные звуки, которых Лефе за свою жизнь не приходилось еще слышать. Он немного оторопел и даже привстал, навострив свои огромные уши и выставив слегка согнутый хобот вперед. В этих воплях и истошных криках он узнавал знакомые нотки голоса Жужика, но что это за другие звуки, и почему все убегают, и почему вокруг пыль? Все это не на шутку встревожило Лефу и, встрепенувшись от внезапно нашедшего ступора, он с боевым настроем и суровым выражением морды-лица, нахмурив брови, взбежал на холм и заглянул за песчаные комья, служившие, как потом стало понятно, некой преградой.
По достаточно утоптанной зигзагообразной тропе вприпрыжку, прижав уши, несся во весь опор тушканчик Жужик. Тропа поворачивала в разные стороны, иногда пересекаясь с другой тропой, образуя тем самым непонятный лабиринт. На этих виражах Жужик действительно демонстрировал чудеса эквилибристики, входя в повороты так, будто на него не действовали законы физики. Чуть дальше Лефа увидел облако пыли, которое то расходилось, то соединялось, словно так же двигалось по лабиринту. Через несколько секунд после промчавшегося мимо него Жужика выбежала стая варанов, которые разбежались на перекрестке в разные стороны ему наперерез. Когда Жужик внезапно оказывался на перекрестке с глазу на глаз с пресмыкающимся, он так ловко, какими-то неимоверными качаниями тела, на большой скорости уходил от варана, что тот смыкал свою пасть совсем в другой стороне, не там, где его впритирку огибал Жужик. Такая картина продолжалась несколько минут. Ошарашенно Лефа наблюдал за бесподобными шныряющими движениями Жужика.
Добежав до конца своего вычурного лабиринта и упершись в тупик, Жужик спрятался за валун, вытянув из-под него только свой небольшой хоботок. Сразу же подоспевшие вараны также собрались в тупике, вытягивая раздвоенные языки. Они пытались уловить запах Жужика, и природное чутье их не обманывало. Головы всех варанов были повернуты в сторону нашего ловкого спортсмена, откуда слышалось дыхание запыхавшегося бегуна. Медленными, но неуверенными шагами они потянулись к валунам, при этом осматриваясь по сторонам, как будто чего-то опасаясь. Их языки уже потянулись к тому месту, где спрятался Жужик, как вдруг, откуда ни возьмись, перед их мордами что-то свалилось. Это был какой-то зверек. Расправив свой хвост, зверь, оскалил свою пасть, и уставился на них своими скошенными глазами. На что вараны слегка только отдернули головы, и, не обращая внимания на угрожающую пантомиму, продолжили свое движение. От этого не известное ученым животное резко изменилось и, закатив глаза, распласталось в конвульсиях на камне, а затем, приоткрыв рот, испустило последний дух и замерло. У варанов, которые стали пробовать языком воздух после увиденного, тут же возник рвотный рефлекс, и они, разбегаясь в разные стороны, стали высовывать свой язык наружу, как будто очищая его, что то сплевывали и мотали головой. Словом, картина наблюдалась нелицеприятная.
Тем временем Жужик вышел из своего укрытия и спокойным шагом прошел мимо жутких рептилий, на которых было жалко смотреть. Налицо у них были признаки какого-то удивительного отравления, что не вполне укладывалось в голове Лефы. Да и Жужика было не узнать: на его голове была странная маска с длинным хоботом. Он легкими и ловкими движениями вприпрыжку взобрался на песчаный валун, около которого стоял Лефа, и сняв уже на вершине свою странную маску, с задором обратился к слону: «Здорово, брата-а-ан!» При этом он обнял своим хоботком гигантский хобот Лефы. Слон ничего не мог сказать, потому что находился в изумлении и под впечатлением от увиденного и только иногда хлопал своими ресницами.
Да, Жужик относился к отряду прыгуньковых – небольшим зверькам, которые по своей природе и генетическим данным относятся к родственникам слонов. Вот такая интересная мать-природа: откуда со временем выйдет и куда зайдет, не могут сказать даже великие ученые.
– Ну ты что, братан, не признал? – еще раз обратился к Лефе Жужик.
– А это кто? – спросил Лефа, указывая хоботом на безжизненное тело зверька с пушистым хвостом.
– Это Опусскунсович, относится к скунсам, но не совсем скунс, так как наполовину опоссум. У нас такие в Африке не живут, его депортировали с Северной Америки, говорят, жизни никому не давал. А я его приютил, обогрел. Оказался неплохой малый, ну есть небольшие нюансы, но я их решаю с помощью этого, – и показал на свой противогаз.
– А с этими, с ними что? – Лефа указал на варанов.
– Да эти сейчас расползутся, у меня в пещере для них все, что надо, имеется, они знают об этом. В общем, почти дрессированные, одним словом – хладнокровные пресмыкающиеся, но тоже помогают мне тренироваться по бразильской системе. Кстати, здорово помогают! Короче, у нас тут командная работа, и каждый отвечает за свое.
Лефа слышал Жужика, но не слушал, поскольку не мог оторвать взгляд от лежащего тела зверька, настолько он был поражен тем, как этот удивительный североамериканец преставился. И почему его терзали эти мысли? Жужик продолжал рассказывать о своей системе тренировок и о промежуточных результатах. Он описывал ярко и красочно, порой уходя в себя, не глядя на Лефу. А Лефа неосознанно, руководствуясь своими слоновьими инстинктами, в это время пошел в сторону лежащего зверька, желая хоть чем-то или как-то помочь ему. Подойдя, он инстинктивно поднес свой хобот к жертве тренировок, планируя либо растормошить его, либо поставить на ноги. Но как только он поднес к нему хобот, вдруг услышал обеспокоенный голос: «Лефа, нет, не надо!» Но было уже поздно. Страшно смердящий запах, исходивший от зверька, дошел до рецепторов Лефы и уже несся в головной мозг. Словно нашатырь, запах ударил Лефе в голову, но только это было в несколько раз хуже. Такого скверного запаха ноздри животных Африки не знали. Резко отпрянув и откинув назад голову с хоботом, Лефа сел на пятую точку и начал считать звездочки, появившиеся у него перед глазами. Словно в тумане, он увидел перед собой Жужика, в его удивительной маске, который щелкал пальцами перед его глазами. «Лефа, Лефа!» – доносилось до слона, – «Давай, встаем, выходим!»
Такого удара Лефе держать не приходилось. «Вот звезданули так звезданули», – думал Лефа, разглядывая кружащиеся над ним звездочки. Но как бы не отвлекали его звездочки, мелькавшие перед глазами, он вдруг почувствовал какое-то просветление в своем уме:
– Да, ребята! Так, наверное, и бывает с хамами и эгоистами, когда в качестве назидания судьба натыкает их на чей-нибудь крепкий кулак, после чего их безудержная наглость улетучивается раз и навсегда, – задумчиво произнес Лефа неожиданно мудрую для него фразу.
Именно так, дорогие читатели, произошло и с Лефой, который чудным образом изменился, оказавшись на пятой точке из-за своей самонадеянности и неумения слушать других.
– Что, что это было, что со мной? – слегка покачиваясь, Лефа поплелся за Жужиком, который, держа его за хобот, вывел из сети лабиринтов за песчаные комья. Тут великан вдохнул и стал приходить в себя, шевеля ушами, словно опахалом, нагнетая на себя волны свежего воздуха.
– Понимаешь, Лефа, хоть вараны и помогают мне тренироваться, ведь на фоне опасности я вырабатываю ловкость и маневренность, но они иногда заигрываются – рептилоиды же, сожрать могут. И когда мне приходится совсем туго, на помощь приходит Опосскунсович. Он перед ними начинает типа помирать понарошку и при этом непроизвольно до того дурно пахнет, что даже варанов, которые и без того жрут всякую дрянь, начинает тошнить. А когда очнется – нормальный парень, и всегда говорит, что не может быть, чтобы он вонял, начинает нюхать свою шерсть. Когда он лежит без сознания, его нос, видимо, привыкает и перестает что-либо чуять, но шерсть-то пропитывается запахом. Приходится терпеть, он ведь член команды и не раз спасал мою жизнь. В общем, друг и неплохой парень. Ты же тоже не без изъянов, – рассказывал Жужик о своем пахучем товарище.
– То есть он не умер и не болен? – переспросил Лефа.
– У них, видимо, в Северной Америке принято так, – неуверенно продолжал Жужик, – если какая опасность – падают замертво и начинают смертноподобно вонять, потом очухиваются и – как ни в чем не бывало. А когда округу отравят, встают и спрашивают, что случилось, что такое? Иногда так долго расспрашивают кого-нибудь, что тот, пытаясь не дышать, падает от недостатка воздуха. Но лучше упасть, чем вдохнуть. Поэтому, когда начинаются тренировки, все стараются держаться подальше, боясь наткнуться либо на варана, либо на Опосскунсовича – так его нарекли в нашем ареале.
Видя, что Лефа смотрит уже в его сторону и кивает, что свидетельствовало о том, что контуженный уже стал отходить, Жужик решил сменить тему разговора.
– После того как наука огласила результаты последних исследований о нашем близком родстве, меня вообще тут все зауважали. Но я не хочу, чтобы меня уважали только за то, что я родственник самого большого и сильного сухопутного животного. Я сам хочу добиться успеха, вот тренируюсь по бразильской системе, может, это принесет плоды к соревнованиям. Да что я все время говорю, ты как сам, расскажи о себе, целый год не виделись!
– Да не могу найти себя в спорте. Что только ни пробовал, ничего не получается, а как у тебя – точно не получится. Смотри, ты насколько меньше меня, а бегаешь в два раза быстрее, а если я разгонюсь с твоей скоростью, то на повороте меня так занесет, что понесет, ууу… – он покачал головой, представляя. В его голосе чувствовалась обреченность.
– Уныние, Лефа, это грех, ищи себя, стучи в двери, ведь поиск себя – это тоже жизнь, ее познание. Отрицательный результат – тоже результат. Преимущество имеет тот, кто достаточно рано сделал ошибки, на основании которых можно сделать выводы, какой-то представитель двуногих сказал. Они, конечно, ничего не понимают в жизни, но от них тоже можно чему-то поучиться, они, хоть и самые молодые представители матушки-эволюции, но в жизни кое-что смыслят. Ведь такими темпами, как они живут, передохнут скоро. Да бог с ними, передохли бы сами – нас же еще за собой потянут.
Жужик помолчал, призадумавшись, и продолжил:
– Что это я о мрачном. Спорт очень многогранен, и твои качества еще пригодятся где-нибудь, не унывай! – сказал он Лефе, поддерживая его и выводя из удрученного состояния.
– Скажем так, система подготовительных тренировок закончилась, пора почувствовать лед. Вот хорошо, что ты пришел сейчас. Опосскунсович отойдет, и мы отправимся на континент. Как раз подумывал, как перебраться. На Килиманджаро есть еще настоящий лед, заодно в высокогорье улучшим аэробные возможности организма перед стартом.
Внизу послышались шорох и какое-то отхаркивание.
– Ну вот, очухался Опоссксунсович. Познакомься с моим большим братом Лефой, ты даже его смог уморить.
Лефа, увидев поднимающегося к ним зверька, который взбирался по склону походкой вприпрыжку, незамедлительно поднял хобот и закинул за плечо в противоположенную сторону.
– Лефаа, – протянул к нему переднюю правую ступню слон, как будто немного опасаясь.
– Оооооо, – тараща на него свои косые глазки, выразил удивление огромным размером Лефы зверек. – Крутыш, – представился Опосскунсович, протянув свою лапку. – Правда, никто меня здесь так не называет, величают по отцу и матери.
Это имя он придумал на ходу, стараясь произвести впечатление на Лефу.
– Да, ты и вправду Крутыш, не бояться варанов – дорогого стоит. Они же чуть тебя заденут, так потом и окочуриться можно, несмотря на размер, – сделал комплимент Лефа. Действительно, в нем зарождалось уважение к зверьку.
– Ну что, ребята и зверята, поплыли на континент, заодно поближе и познакомитесь, – поддержал Жужик.
И все с каким-то объединяющим их чувством, хотя на первый взгляд у них не было ничего общего, направились на запад в сторону Занзибарского пролива. Их объединял спорт, вернее, стремление к нему. Крутыш тоже проникся процессом тренировки, хоть он не предполагал принимать участие в соревнованиях, но сам факт причастности к этому процессу, оказания посильной помощи новому своему товарищу и другу Жужику устремлял его к покорению жизненных вершин. Хоть со стороны и выглядело, что он, не боясь практически никого, ни жутких змей, ни варанов, героически падал на них собственной грудью, на самом деле это было не так. Он жутко их боялся, и чувство страха приводило его в состояние оцепенения и даже безумного припадка, после которого он себя не помнил. Но ему льстило отношение зверей, то, что к нему относились учтиво и уважительно, стараясь держаться на расстоянии.
Лефа же шел с новой верой в компании своего маленького родственника, который своими движениями очаровал его. Слова поддержки Жужика придали ему новые силы. А, так сказать, пахучий удар стал поводом для новых размышлений о том, что в жизни не все так просто. В его голове начиналось переосмысление ценностей и отношения к другим.
Жужик имел свои четко определенные планы. Иногда его мысли и раздумья по поводу тренировок внезапно обрывались беспокойством о том, как помочь Лефе. Пока он не знал как, он лишь знал, что нужно хотеть и стараться помочь, и тогда точно получится. «Судьба награждает идущих в правильном направлении», – думал про себя Жужик.
С такими мыслями они незаметно для себя пришли к побережью, где с помощью хобота Лефы взобрались к нему на холку и отправились в плавание. По дороге они вели разговоры на разные темы. Крутыш рассказывал о своей родине, как он попал на Занзибар, Жужик – о новых методах тренировок и планах по их апробации. Лефа был невольным слушателем, и ему были интересны рассказы компаньонов.
Но вдруг слева по борту возник фонтан и показался могучий хвост. Это был кит. Все узнали его. Кит приближался к ним, и в воде стали появляться снующие плавники.
– Касатки, Лефа, касатки, – настороженно сказал Жужик.
– Что, что, где касатки? – пытаясь разглядеть своими скошенными глазками, спросил Крутыш, отыскивая плавники в воде. И как только он их разглядел, то почувствовал, как хорошо знакомое чувство страха стало подбираться, и он начал терять сознание. Увидев это и понимая, чем такое грозит на борту, Жужик схватил его за грудки и стал трясти, не позволяя Крутышу входить в так называемый анабиоз.
– Полундра! – вскричал Жужик. – Свистать всех наверх! Лефа, наш товарищ при виде касаток захотел отойти ко сну!
– Ну, пусть спит, как-нибудь отобьемся, – не видя их и пока не понимая, что происходит, твердым и спокойным голосом ответил Лефа. Он слышал, конечно, о касатках, но не мог представить, какую опасность эти морские млекопитающие могут нести в морской стихии, которая была их домом.
– Лефа, боюсь, мы потонем быстрее, чем до нас доберутся касатки. Он же сейчас окочурится, как там, с варанами.
– Что? Опять? – вскрикнул Лефа и непроизвольно включил повышенную передачу, подключив свой хвост как пропеллер и начав грести хоботом, словно веслом на байдарке, не понимая, что химическое оружие, находящееся у него на спине, двигалось с такой же скоростью.
Жужику удавалось удерживать Опосскунсовича в пограничном состоянии и даже приводить в чувство, но, когда он смотрел на море после очередного фонтана и усматривал там приближающиеся плавники, то снова замирал от страха, разводя скошенные глаза в разные стороны и вываливая язык, постепенно опадая в лапках Жужика. Сделав несколько попыток, Жужик понял, что природа возьмет свое, поскольку пробивающий запах начинал щекотать ноздри. Обладая определенным хладнокровием, Жужик отвернулся в сторону, набрал в себя как можно больше воздуха, достал противогаз и надел на голову. Совсем обмякшего Крутыша он оттащил на круп слона ближе к хвосту со словами: «Ну почему ты у нас Крутыш, а не крепыш, а?» – и, аккуратно положив его, чтобы тот не сполз в море, побежал по спине Лефы к его голове.
– Вытягивай хобот, дыши через нос. Но дыши, только когда я надену тебе противогаз, я в это время дышать не буду. Будем меняться. Ты дышишь – я не дышу, ты не дышишь – я дышу. Наш товарищ уснул.
Сказав это на ухо Лефе, Жужик взбежал по хоботу и сел на него около ноздрей верхом. Сделав большой вдох, он снял противогаз и прижал его к ноздрям Лефы, прося наклонить хобот как можно ближе к поверхности воды, где морской бриз хоть как-то мог рассеять пахучее облако. Перед лицом такого потрясения родственники не заметили, как к ним приблизились касатки, которые уже сделали несколько кругов вокруг сухопутных, разрезая своими плавниками поверхность морской глади.
Проплывающая сзади слона касатка имела неосторожность всплыть и произвести вдох своим дыхалом. После такого маневра она тут же начала кашлять и чихать. Услышав это, Жужик сказал, поддерживая Лефу: «Ага, с тыла мы защищены!» Остальные касатки сразу отплыли на безопасное расстояние, и неожиданно одна из них достаточно миролюбивым голосом спросила:
– Сухопутные, вы откуда здесь взялись, вам что, на суше места не хватает?
– Нет, хватает, мы просто тренируемся, – сухо и коротко ответил Жужик.
– Вы что, спортсмены? Настоящие?
– Ну да, – в том же духе ответил Жужик, выдавливая из себя уже последний воздух, в связи с чем его голос стал сдавленным и сиплым
– Лефа, вдыхай, – уже почти шепотом прошипел Жужик, после чего снял с хобота противогаз, надел себе на мордочку и жадно вдохнул полной грудью.
– А что это от вас так смердит, хоть экологическую катастрофу объявляй? – продолжали расспрашивать плывущие неподалеку касатки.
– Товарищ наш болеет. Умирает он, вон, видишь, лежит, на континент везем с матерью проститься.
Все посмотрели в сторону Крутыша.
– А мы подумали, слон так испугался нас.
Лефа скосил на них хмурый взгляд, но ничего не сказал, терпя поддевку от хозяев океана.
– Ладно, ребята, не дрейфите, мы тоже вроде как помогаем спортсменам, вот сопровождаем китов, они плывут в Северную Америку, там заберут их, и потом обратно в Новую Зеландию. На время зоосоревнований перемирие же. Даже эти ваши двуногие, сухопутные во время состязаний воевать прекращают. Поэтому мы пока рыбкой только и лакомимся. В общем, пост у нас.
– Так через Тихий океан же короче до Новой Зеландии, – обратился уже более спокойно через противогаз Жужик.
– Да киты говорят, что тех маршрутов не знают. Попробуй подплыви, переубеди.
– Так это у них Опосскунсович дрыхнет, – внезапно выкрикнула одна из касаток, узнав новоявленного генно-модифицированного зверька.
Жужик почувствовал, как хобот под ним заходил – видимо, в легких Лефы заканчивался кислород. Сделав вдох, он снова приложил к хоботу противогаз.
– Вы так, ребята, с ним далеко не уплывете, с этим товарищем. Вы его в воду окуните, он там сразу в чувство придет. Его, когда депортировали, так и делали. Буревестники его переправляли. Он как в небе что завидит – так сразу в аут выпадал. Они поначалу сами чуть в пике после этого не уходили, а потом сообразили его в воду окунать, он там очухивался. Там, где он падал, никакой охоты не было несколько дней. Подбирали его и дальше летели. Ты к хвосту слона привяжи его. Как только он откатывается в воду, макайте, потом обратно на спину.
Жужик быстрым движением перебежал в область крестца слона, где лежал Крутыш. Он достал из своего небольшого рюкзачка кусок веревки и, привязав его к хвосту большого брата, скомандовал: «Майна!», что означало «опускай». С превеликим удовольствием Лефа засунул его и свой хвост в воду. «Вира!» – вновь скомандовал Жужик. Лефа приподнял хвост. Привязанный к хвосту Крутыш с округленными глазами жадно глотал воздух.
– Получилось!!! – замахал лапками Жужик.
– Что, что случилось, Жужик, почему я в воде, почему я привязан? – начал осознавать картину происходящих событий Опосскунсович.
– Не дрейфь, старина. Тебе просто стало жарко на солнышке, разморило, и ты уснул. Ну и чтобы ты не перегрелся, пришлось тебя привязать и окунуть. Заботимся о тебе.
Опосскунсович замолчал, но все же недоверчиво смотрел исподлобья на своих товарищей в ожидании, когда его отвяжут. Одной из прекрасных черт Опосскунсовича была возможность быстро забывать неприятности и продолжать жить без каких-либо предрассудков. Об этом прекрасно знал Жужик и поэтому без скованности и стеснения, которые могли бы возникнуть у любого от такого недоверчивого взгляда, отвязывал зверька от хвоста, так как точно знал, что его глаза скоро встретятся с миролюбивыми, добрыми, привычными, слегка скошенными глазками Крутыша. Так и было. Отвязав его, Жужик произнес: «Ну вот и все!» – после чего посмотрел в глаза Крутыша. Действительно, мокрая, сконфуженная крысиная мордочка со слипшимся мехом доверчиво и преданно смотрела на Жужика, как на спасителя.
– Спасибо, Жужик! – шмыгнув носом, сказал Крутыш. Но тут основание под ногами заходило, и послушался голос Лефы: «Все, народ, приплыли почти, мы на отмели, теперь пойдем пешком».
Действительно, континент был совсем близко. И это близость придала нашим представителям фауны новых сил, позволив в кратчайшее время выйти на сушу и отправиться к горе Килиманджаро. В такой же дружеской атмосфере они подошли к одной из возвышенностей, на которой раскинулось ледяное озеро. Это был настоящий лед, на котором была сконструирована площадка. Внутри беспорядочно носились звери разных видов с какими-то предметами, они кричали и толкались, бежали то в одну сторону площадки, то в другую, сталкиваясь между собой и бортиком. Подойдя ближе, друзьям удалось увидеть, что все бегают за одним маленьким предметом, скользящим по льду. Лефа и Крутыш с недоумением следили за происходящим.
– Это хоккей, – сказал Жужик. – Считается самым интересным и популярным зимним видом спорта. Все зависит от команды. Насколько команда сыграна, так и сыграют. Здесь один в поле не воин, – сделав паузу, он повернул голову в сторону своих товарищей, которые, ничего не поняв из сказанного, по-прежнему недоумевающе наблюдали за хоккеем. – Понятно все, – окончил Жужик, прочитав все по их лицам.
Вдруг раздался свисток, все закончили кататься и вереницей потянулись к только что открытому борту, около которого и стояли три товарища. Жужик быстрым движением сел на борт и вытянул свою небольшую лапку. Выходящие звери, сжав лапу в кулак, прикасались к вытянутому кулаку Жужика. Порой Жужику доставалось так, что его покачивало. Звери проходили с наклоненными головами, взмыленные от пота, как будто думающие о чем-то и не видевшие ничего, кроме своих мыслей. Здесь был и буйвол, и лев, и антилопы, даже бегемот, горилла, носорог и леопард. В общем, собрались все серьезные ребята Африки.
Лефа встречал и провожал всех взглядом типа: «Вы что тут делаете-то, а?», – что полярно отличалось от изменившегося выражения Крутыша. От вида таких невероятно могучих зверей, которых он никогда не видел так близко, его личико выражало, если можно так сказать, легкое смятение. Их мощное дыхание, всхрапывающие вздохи, раскатистые низкие рыки могли вселить ужас в кого угодно, тем более, что все проходящие всматривались в Крутыша, запечатлевая в его глазах выражение своих лицеморд (иначе не назовешь). Некоторые пожевывали, шевеля своей нижней челюстью, другие шевелили ею, как будто хотели вправить ее на место, шмыгали носом, сплевывали на пол и проходили мимо. Картинки менялись одна за другой, и у Крутыша начал подергиваться левый глаз. Но вот он увидел морду небольшого зверька, вроде бы с улыбкой на лице. Зверек был чуть крупней его, но по форме тела напоминал Крутыша, только его морда не была вытянута.
– Что расселись тут? – спросил неизвестный зверек. – А? – обратился он непосредственно к Крутышу, когда приблизился мордочкой.
Жужик запереживал, что такая настойчивость медоеда может привести к обычным последствиям, связанным с личностью Крутыша. Медоед же был просто раздосадован игрой, а может быть, и самим собой в сегодняшней игре, поэтому, увидев похожую фигуру, но незнакомую физиономию, решил немного сорвать на ней свою досаду. Не услышав ответа, он умышленно проник в личное пространство Крутыша и заглянул ему в глаза, чтобы, видимо, там отыскать ответ. Но в глазах Крутыша ответом и не пахло. Слегка скошенные и до того глаза Опосскунсовича стали еще ближе друг к другу на разных уровнях. При этом у самого медоеда при попытках посмотреть глаза в глаза зрачки тоже стали расходиться по осям. Медоед не только не нашел во взгляде Опосскунсовича какого-либо выражения или отклика, но и сам перестал что-либо понимать.
