Kitabı oku: «Листопад», sayfa 7
Глава 8
Взгляд невзначай,
и снова с тобой не вместе
Погода менялась со стремительной скоростью. Ещё во вторник с крыш домов стекали ручьи мощным потоком, а пройти от подъезда до остановки и не вляпаться в грязь было невозможно… Сегодня же никто и не вспоминал про прошедший дождь.
Света стояла у берега моря, наблюдая за плывущими по небу облаками. Солнце уже не грело так, как раньше, но всё ещё слепило глаза, красиво путаясь в волосах. Хотелось сплести из солнечных лучей тунику и никогда её не снимать…
– Если бы только можно было всегда понимать друг друга без слов, – нарушила тишину Наташка. Сегодня девчонки решили прогулять пары. Скорее всего потом они об этом пожалеют, но сейчас Наташке было просто необходимо побыть вдалеке от суеты и проблем. И от Коли. Невыносимо было знать, что он ходит по тем же улицам и тем же коридорам, но молчит.
Света обернулась. Ей тоже хотелось просто смотреть за проплывающими облаками, ничего не говоря. Сегодня ей снова приснился сон. Сон, в котором у неё разрывалось сердце от любви. И тоски. Она взглянула на Наташку, поражаясь тому, как подруга может быть настолько спокойна во время ссоры с любимым, когда Светино сердце раз за разом перемалывалось всего лишь воспоминаниями о парне, которого не существует.
– Вы так и не поговорили? – еле слышно спросила она. Наташка отрицательно качнула головой, поглубже засовывая пальцы в рукав джинсовки. На берегу дул лёгкий ветерок, приятно холодящий кожу, и пёрышки в ушах у Наташки взлетали и щекотали пухлые губы. Она почесала нижнюю губу зубами и ответила подружке:
– Я звонила.
– И?
– Абонент недоступен, – спокойно ответила Наташка, даже не передразнивая механический голос. Свете подумалось, что Наташка повзрослела. Она и правда за последнее время сильно изменилась. Ещё несколько месяцев назад в подобной ситуации Наташка бы болтала без умолку, терроризировала парня звонками, а потом, когда оказалась бы в чёрном списке, придумала бы план, из которого вышла бы победительницей. Сейчас же она была задумчива и молчалива.
– И? Нат, не молчи, пожалуйста. Не держи всё в себе, – Света взяла Наташку за руку.
– Вееетка, – Наташка вдруг всхлипнула и уткнула лицо подруге в плечо. Сейчас она была похожа на маленького обиженного ребёнка. Крупные слёзы текли по её щекам, и от этого вида у Светы разрывалось сердце. Она обняла Наташку и крепко-крепко прижала к груди.
– Всё хорошо, я рядом, – Света не переставая гладила Наташку по коротким жёстким волосам, изредка задевая взлетающие пёрышки. Наташка плакала редко и разве что от злости, поэтому сейчас Света только и могла что прижиматься щекой к тёмной макушке и успокаивающе шептать всё те же слова: «Я рядом, всё хорошо».
Наташка отстранилась и виновато шмыгнула красным носом:
– Ну вот, всё платье тебе заляпала соплями, – ей стало немножечко, но всё же легче. Больше не нужно было притворяться весёлой, счастливой пофигисткой. Больше не нужно было бояться расстроить Свету своим кислым видом. Можно было плакать и чувствовать, что тебя любят. Почему-то быть слабой Наташке удавалось меньше всего.
– Дурочка, – Света мягко улыбнулась, – хоббит ты мой недоделанный, пошли уже дальше.
– Вет, а поехали в универ, – Наташка остановилась и упрямо сдвинула брови, отчего её маленький курносый носик нахмурился и стал ещё меньше. Света только в недоумении пожала плечами, но на пары, так на пары, и девушки двинулись к трамвайной остановке.
На трамваях сейчас почти никто не ездил, только бабушки, живущие памятью о прошлом, день за днём садились в покосившиеся холодные вагончики. Света бы и сейчас выбрала автобус, но с набережной можно было уехать только на трамвае. Девчонки запрыгнули в первый же и уселись рядом с местом кондуктора. Света улыбнулась: она ещё помнила, как в детстве суровыми зимами грела ноги в промокших валенках о печку под креслом кондуктора, а бабушка ругалась. Говорила, что так обувку сжечь можно, печка-то горячая.
– Ветка, а помнишь, как по вечерам зажигались вон те круглые лампы, а мы клали подбородок на спинки сидений, а потом проверяли, все ли зубы на месте? – Наташка задумчиво грызла заусенец, представляя, что и Коля, наверно, помнит всё то же самое.
– Да помню, помню, – Света отмахнулась от подруги, – что преподам-то говорить будем? – первые две пары они уже прогуляли, и зачем ехали на последнюю – Света не понимала, но точно знала, что должна быть сейчас рядом с Наташкой и поддерживать любую её затею, даже самую бредовую. Не в этом ли заключается дружба? Света не знала. Спроси её, что значит дружить, она бы просто пожала плечами и промолчала. В неё дружба с Наташкой была встроена по умолчанию.
– На месте придумаем.
Но на пары они так и не попали. Они ещё даже не успели зайти в корпус, как из него галдящей толпой повалили радостные одногруппники. Наташка схватила за толстовку Петьку, который девушек даже не заметил.
– Эй, Питер Пен, куда бежим с утра пораньше? – это прозвище за парнем, который в восемнадцать лет выглядел максимум на пятнадцать, закрепилось сразу же. Конечно, не без участия Наташки, за что Петька был ей «очень» благодарен.
– Пару отменили, так что рвём когти, пока преподы не передумали, – ответил Петька и, выдернув из Наташкиных рук толстовку, рванул дальше, – мы, кстати, гулять. Вы с нами или как?
Наташка только хмыкнула. Если что ей и было сейчас нужно, так это вновь почувствовать себя беззаботной семнадцатилетней девчонкой, весело матерящейся на улицах города и пьющей колу в три горла до тех пор, пока она пузырьками не полезет через нос. Свету никто особо и не спрашивал.
Ребята пришли на площадь и расселись на лавочках, уже успевших просохнуть от дождя. Света, как всегда, была немногословна, она так и не смогла за этот месяц сблизиться с кем-то из группы. Рядом всегда была Наташка, а хор остальных голосов звучал фоном. Света уселась поудобнее и почти не вникала в разговор, только улыбалась невпопад. Наташка же разошлась не на шутку. Она как раз хохотала до упаду над очередной глупой Петькиной шуточкой, прижимаясь макушкой к его плечу, когда мимо прошёл Коля. В её груди вспыхнула и медленно погасла надежда, когда Коля молча отвернулся и пошёл дальше. Наташка окаменела. Петька непонимающе смотрел на неё, гадая, не переборщил ли с шутками. Наташка ему нравилась давно, даже несмотря на глупое прозвище, которое она ему дала. Он нервно теребил шнурок от капюшона и таращил бегающие глаза. Наташка натянуто улыбнулась и отстранилась:
– Мне пора. Ветка, ты со мной? – Света молча встала и взяла подругу под руку.
– До завтра, да? – заискивающе спросил Петька, которому показалось, что перед носом помахали конфеткой, но откусить так и не дали. Наташка ничего не ответила. Она махнула на прощание рукой, поправила лёгкий шарфик, всё время сползающий с плеч, и ушла.
– Петь, отомри уже, а, – лениво промурлыкал кто-то из одногруппников, но Петька продолжал стоять и смотреть вслед девчонкам, с каждым шагом всё больше превращающимся в две маленькие чёрные точки.
* * *
Пашка с силой тёр дно кастрюли, отдирая от него куски пригоревшей гречки – мама решила вспомнить молодость и сварить на завтрак кашу. К слову, гречку Пашка не любил. И мыть посуду по утрам тоже. Но сейчас эта грёбаная кастрюля была как нельзя кстати: ему снова приснилась эта девчонка. Неделю он спал спокойно, а грудь по утрам не сжималась от невыносимого чувства утраты. Неделю он снова выстраивал свою жизнь, налаживал отношения с Алиной, собирался стать отцом, в конце концов! И вот один единственный сон, и ему снова нечем дышать… Он с остервенением швырнул посуду в раковину, забрызгав водой и мыльной пеной всё вокруг.
– Совсем уже? – мать на грохот вышла из комнаты и повертела пальцем у виска. – Сама домою.
Пашка попытался попререкаться, но с его мамой этот номер не прокатывал.
– Да иди уже, иди, пока всю кухню не разворотил, – она закрыла кран с водой и ожидающе уставилась на сына, – ну и чего стоим? В университет опоздаешь.
Пашка молча вытер мокрые руки о вчерашнюю футболку и отправился переодеваться. В мыслях царил кавардак. Он толком и не помнил сон, только наивно распахнутые голубые глаза и серебро волос… И ощущение потери. Хотелось волком выть от чувства безысходности. Сон закончился, а сердце всё так же ломило от боли.
– Чтоб тебя! – он ругнулся, запрокидывая назад голову. В этой жизни можно было сбежать от матери, от универа и от Алины, но как сбежать от образов в голове? Как сбежать от самого себя? Он не знал, поэтому продолжал дышать даже тогда, когда сердце отказывалось повиноваться. Пашка нагнулся завязать шнурок, когда взгляд упал на отражение в зеркале. Он хмыкнул. Вряд ли по его каменному лицу хоть кто-то мог бы понять, что творится у него в душе. Пашка потёр указательным пальцем еле заметную родинку под правым глазом и, убедившись, что это пятно всё ещё не оттирается, вышел в подъезд, громко хлопнув дверью. Он знал, что мама наверняка вздрогнет от резкого звука, но сейчас ему было всё равно. Боль, разъедающая изнутри, не оставляла сил думать о чувствах других.
Пашка вышел на улицу и сощурился от яркого солнца, болезненно бьющего по глазам. Другой на его месте радовался бы тёплому и солнечному дню, сухому асфальту и засохшей грязи, которая больше не липла к подошве и носкам ботинок, но не он. Пашка шёл, пиная опавшие листья, и чувствовал опустошающую усталость. Хотелось растянуться где-нибудь во дворе на лавочке и раствориться. Просто перестать существовать на какое-то время, чтобы вместо тебя – ни мыслей, ни чувств, ни сожалений – пустота. Но лавочек не было. Дворы с утра пораньше были забиты малышней, радостно снующей между качелей и каруселей, горкой и песочницей. В песочнице, кстати, уже кто-то кому-то сыпанул песком в глаза, и над двором разнёсся пронзительный рёв, разрывающий барабанные перепонки любого, у кого не было детей, потому что выносить этот плач точно способны только матери. А ведь и он скоро станет папой…
Пашка остановился посреди тротуара, не обращая внимания на прохожих, которым приходилось огибать его, чтобы пройти. Люди, спешащие на работу, недовольно бурчали что-то себе под нос, но Пашка их не слышал. До него только сейчас с отчётливой ясностью дошло, ЧТО означают эти две полоски. Он. Станет. Папой. Внезапно от страха скрутило живот. Душу раздирали противоречия. Хотелось орать на весь город от счастья, когда он представлял, что в мире появится маленький комочек, которого сотворил он… И разбивать в кровь кулаки, когда понимал, что на этом свобода закончится. Больше никаких синеглазых незнакомок, только Алина, пелёнки, памперсы и пустышки. И эти два чувства боролись друг с другом, разрывая его на части. А между тем утро медленно вступало в свои права.
– Журрравлёв, чего стоишь, нарррод смущаешь? – спросил пиррат, в очередной раз налетая на Пашку. Иначе, видимо, Димка не умел. А так как парни всю жизнь жили в соседних дворах, Пашке приходилось нелегко. Да и живи они на разных концах города – всё равно бы пересекались – городок у них был маленький. Из тех, где каждый друг друга знает хотя бы на словах.
– Отстань, – буркнул Пашка и ускорился.
– Где ваша вежливость, юноша? – Димка не отставал ни на шаг.
– Дим, ну вот чё те надо? – Пашка снова остановился посреди тротуара, насупив брови. Он знал, что сбежать от настырного Димки не получится – тот мало того, что жил в соседнем дворе, так ещё и сидел за соседней партой, сколько Пашка себя помнил. Сначала это пиррат преследовал его в школе, потом перебрался в вуз, решив вдруг, что высшее ему необходимо.
– Прросто увидел тебя из окошка, такого гррустного, одиноко стоящего посрреди прробегающей мимо толпы… – мечтательно начал тянуть свою вечную песнь Димка.
– Так ты меня болезного пожалеть решил? – Пашка хмыкнул и, наконец, снова сдвинулся с места. Димка облегчённо выдохнул: он, конечно, пират, но прогулы в универе это тебе не шторм и буря – вряд ли пронесёт.
Так они и шли до университета. Пашка погрузился в невесёлые думы, чувствуя, как его затягивает в трясину его же собственных переживаний, а Димка просто весело шагал рядом, не забывая комментировать всё, что видит, своим картавым птичьим голосом.
– Твоя стоит, – Димка споткнулся на ровном месте. У ворот универа стояла Алина, только вышедшая из машины. Её рыжие волосы в лучах рассветного солнца казались сгустком пламени. Димка завороженно уставился на девушку, позабыв о приятеле. Пашка только с недоумением взглянул на Димку. Он, конечно, знал, что Алина весьма эффектно выглядит, но, привыкший к ней за время отношений, уже не осознавал, насколько.
– Привет, – он наклонился и поцеловал её в щёку, мельком подметив, насколько неестественным и неживым кажется лицо, усыпанное тонной косметики, и как отчётливо на нём проявляются морщинки. Подумал, и тут же отогнал от себя эту мысль. Не хватало ещё сравнивать Алину с несуществующей девушкой, пусть у него и сжимается до сих пор сердце при воспоминании о больших распахнутых глазах и серебряном водопаде волос.
– Пойдём? – Алина взяла его под руку с собственнической улыбкой и повернулась к зданию, – звонок скоро.
Университетский звонок ненавидели все студенты, стольких он уже успел довести до нервного тика, вечно дёргающейся улыбки и скрежета зубов… Но делать было нечего. Всё, что оставалось – прятаться в отдалённых уголках корпуса, где он звучал не так громко, но таких мест в здании было очень мало. Пашка покорно поплёлся вслед за Алиной, стараясь заглушить неприятное чувство, возникшее в душе. Его не покидало ощущение неправильности происходящего. Сон снова казался реальнее действительности. Он уже с трудом вспоминал полусонную, растрёпанную Алю, что шаркала в огромных тапочках по его маленькой кухне и гремела посудой…
– Пашка, а я люблю тебя, – вдруг легко и просто произнесла она, заглядывая ему в глаза. Её золотистые локоны волной хлынули ему на грудь, когда Аля обняла его прямо посреди университетского коридора, уткнувшись носиком в плечо. Маленькая часть души, превращённая в лёд, начала медленно оттаивать. Он прижался лбом к её макушке и закрыл глаза. «Чёрт, почему же так больно?» – пронеслось в голове, пока руки машинально перебирали пряди рыжих волос.
Прямо над их головами раздался дребезжащий, пронзительный звонок. Пара началась. В аудиторию они вошли вместе, взявшись за руки. Левой рукой Пашка сжимал кленовый листочек, висевший на кожаном шнурке у него на шее. Ему всё ещё было больно.
Всю физику он держал под партой её ладонь, пропуская лекцию мимо ушей, и чувствовал, как тиски, сжимающие сердце, расслабляются. Алина смотрела на преподавателя и ни разу не подняла на Пашку взгляда, но он замечал, как по её лицу блуждает рассеянная улыбка. Этой улыбки он не видел очень давно… Казалось, что вечность прошла с того момента, когда им было легко друг с другом, когда не нужно было додумывать друг за друга слов, слыша в ответ звенящую пустоту. Когда молчаливого присутствия рядом было достаточно. Пашка, конечно, знал, что так не будет продолжаться бесконечно: люди привыкают ко всему, а к хорошему – ещё быстрее, и вот уже не кажется милым то, как она грызёт карандаш во время раздумий и хмурится…
Пара закончилась неожиданно: Алина вдруг повернулась к нему лицом и щёлкнула по лбу наманикюренными пальчиками. Звонка Пашка не слышал. Тёмыч на задней парте ехидно рассмеялся, скидывая тетради в рюкзак, а Мишка только неодобрительно покачал головой. Он до сих пор не понимал, чего Пашка с ней возится.
– Эй, пупс, очнись, – помахала Алина у него перед глазами руками, с улыбкой наблюдая, как от этого прозвища у него снова непроизвольно морщится лоб. Пашка тёр родинку под глазом и смотрел будто сквозь неё. Ему уже надоели эти разброд и шатания, пора было поставить все точки над и.
– Принцесса, а выходи за меня, а? – вдруг сказал он и сам ошарашенно захлопал ресницами. Тёмыч перестал ржать, Мишка выпучил глаза и задержал дыхание. Ещё оставался мизерный шанс на то, что эта рыжая вертихвостка откажется… Чем думал друг, произнося ТАКОЕ, Мишка не понимал.
– Что… – она посмотрела Пашке в глаза, и улыбка исчезла с её лица, – повтори, что ты сказал?
Пашка взлохматил пятернёй волосы на затылке и прикусил губу. Он не знал, что на него нашло и зачем, чёрт возьми, он сделал ей предложение. Особенно сейчас, когда сам не знал, хочет ли вообще быть рядом… Но деваться было уже некуда, да и мысль о том, что у них будет ребёнок, не позволяла отступить. Что ему терять? Призрачную незнакомку, которой не существует? Белоснежность паспортных страниц? Свободу?
– Выходи за меня, – повторил он на этот раз твёрдым голосом.
Алина суетливыми движениями начала тереть мочку уха… Она, конечно, ждала не такого предложения… Она вообще не ждала предложения от Пашки сейчас. Они учились всего на втором курсе, и она знала, как должен был мыслить реалист в Пашкиной душе: они молоды, не зарабатывают, квартиры-машины нет, жениться рано. Именно поэтому она была в полной растерянности… Но ответить что-то надо было. Она оглянулась и увидела, с каким ожиданием смотрят на неё одногруппники. Мишка, кажется, вообще не дышал. Он перехватил её взгляд и еле заметно отрицательно покачал головой. Алину это отрезвило. Она улыбнулась Мишке, облизнула красные пересохшие губы ответила:
– Да, пупс.
Пашка дёрнулся. Алина обхватила его ладонями за щёки, коснулась носиком носа и выдохнула ему прямо в губы, – я выйду за тебя, Пашка.
Парень запустил пальцы в её золотистые волосы и закрыл глаза. Дороги назад не было. Всё закончилось.
* * *
Света задумчиво посмотрела на Наташку. Они уже несколько часов сидели в «Паприке», а Наташка так и не произнесла ни слова. Пёрышки в её ушах тоскливо повисли вниз и больше не взлетали.
– Нат, – Света легонько коснулась её руки, – ну не молчи. Хочешь, расскажу тебе что-нибудь? – смотреть на страдания подруги было невыносимо. Наташка крутила в пальцах ложку, но к десерту так и не притронулась. И это Наташка, которая съедала сладкое за три секунды, а потом ещё полчаса удивлялась тому, куда всё делось.
– Расскажи, – Наташка немного оживилась, – расскажи, снился тебе ещё тот парень или нет. Я готова слушать, – она вымученно улыбнулась и, наконец, отломила кусочек торта. Клубника сползла с торта и некрасиво расползлась по тарелке. Наташка проследила за ней внимательным взглядом и отложила ложку, почувствовав себя смятой ягодой.
– Снился. Сегодня. А до этого неделю не снился, – Света делала долгие паузы между словами, стараясь осмыслить происходящее. Она не понимала, почему спустя целую неделю темноты под веками в её сны снова яркой искрой прорвался он.
– И? – Наташка взлохматила короткие волосы и уронила голову на стол, по соседству с тарелкой. Девчонки успели прийти в бар раньше ватаги школьников и теперь сидели за лучшим из столиков – в том углу, где в начале месяца Коля читал стихи. Света хотела выбрать другое место, потому что даже ей не надо было закрывать глаза, чтобы увидеть городского поэта как наяву, но Наташка отказалась. С этого места прекрасно было видно всё, что происходит в зале, тогда как подруги были скрыты от чужих глаз полумраком.
– И вот, – Света растерянно вздохнула, вырисовывая пальцем на поверхности стола полосы, – болит теперь, – она ткнула себя в грудь, – вот здесь болит.
– Раньше ты вроде радовалась этим снам.
– Раньше мне не снилось, что мы больше не встретимся… – Света сжала правой рукой кулончик, чувствуя, как его острые края царапают ладонь. Она с утра перелопатила весь сонник, скользя взглядом со страницы на страницу, желая найти хоть какие-то ответы… Но толку от этого не было. На изнанке век отпечатались синие морские волны, карие глаза в голубую крапинку и родинка. Стоило только наткнуться взглядом в толпе на широкие плечи и каштановые волосы – сердце пропускало удар. Раз за разом. Но это всегда был не он.
– Ладно, не грусти ты так, встретишь ещё своего принца, поверь дядюшке Юнгу, – Наташка всё-таки отправила кусок торта в рот и теперь, измазав губы, искала, чем их вытереть, – Ветка, у тебя салфеток нет?
– Щас, погоди, – Света полезла в рюкзак. Она точно помнила, что салфетки где-то были, но в рюкзачке царил такой же кавардак, как и в мыслях. Она начала доставать тетради, которые сегодня так и не понадобились, бальзам для губ, блокнотик со стихами и ещё всякую всячину. Неожиданно в рюкзаке обнаружился складной походный нож, – вот, держи…
– Свет, это кто? – Наташка держала в руках карандашный набросок, выпавший из тетради по фольклору. С него на неё смотрели лукавые знакомые глаза. Наташка чувствовала, что где-то уже видела этого парня, вот только бы вспомнить, где…
– Отдай, – Света вырвала у подруги из рук портрет и прижала его к груди, после чего стремительно покраснела, – это… это он, Наташка, мой призрачный принц, – и девушка невесело усмехнулась. Когда она облекала свои чувства в слова – становилось смешно даже ей – надо же, влюбилась в парня из сна. Дура.
– Ветка, а он не призрачный, – Наташка задумчиво потёрла подбородок, – хочешь – верь, хочешь – нет, но я его где-то видела, зуб даю…
– На что мне твой зуб? Салфетку держи лучше, – Света разгладила рисунок, который помяла, пока прижимала к груди, и убрала назад в тетрадь. Она чувствовала себя глупо.
– Да держу, держу, – к Наташке снова вернулась её шутливая ворчливость. Всё-таки Света смогла расшевелить подругу своими россказнями. Теперь Наташке захотелось поиграть в детектива и разыскать этого любителя шастать по чужим снам.
За окном сгущались сумерки, и по бару снова поплыли тягучие звуки испанской гитары. Толпа школьников потихоньку редела, и их место занимали ребята постарше. Наташка кинула взгляд на бар, вспоминая, как недавно растирала сопли по барной стойке… От этого вечера в памяти мало что осталось, только влюблённые подростки, бесстыдно обжимающиеся в том самом углу, где сейчас сидели они со Светой.
– Я за колой, тебе взять чего-нибудь? – Наташка вопросительно уставилась на подругу: щёки Светы до сих пор алели от смущения.
– Нет, – Света только покачала головой. Ей хотелось хотя бы на несколько минут остаться одной.
– Хорошо, сейчас буду, – и Наташка лёгкой походкой отправилась к барной стойке, минуя танцующих, которых, как и всегда, в этот вечер было достаточно.
Она уже собиралась сделать заказ, как парень виновато улыбнулся и снял фартук:
– Извините, девушка, моя смена закончилась. Подождите секунду, я сейчас Павлика потороплю.
– Ладно, торопи Павлика, я подожду, – Наташка уселась за стойку и начала в нетерпении тарабанить пальцами по столешнице. Угораздило же попасть в пересменку: чёрт знает, сколько теперь этот Павлик будет добираться из подсобки до рабочего места.
– Добрый вечер, говорите, – к стойке подходил парень, на ходу завязывающий за спиной фирменный фартук. Наташка подняла глаза на звуки знакомого голоса… И застыла, растеряв все слова. Она молча переводила взгляд с парня на подругу, сидящую в углу, и назад. Назад к широким скулам, носу с горбинкой и родинке под правым глазом.
– Колу, пожалуйста…
– А виски уже не нужно? – с улыбкой переспросил он, лукаво поглядывая на девушку.
– Виски? – переспросила Наташка, тупо глядя на него. В голове всё перемешалось. – Подождите.
Она встала с места и рванула к Свете. Ей нужно было убедиться, что глаза её не обманывали.
– Свет… Там… Пойдём со мной, – она дёрнула подругу за руку и, не слушая возражений, потащила к барной стойке. Туда, где стоял тот самый призрачный принц. Света даже не пыталась сопротивляться. Она знала, что если что придёт Наташке в голову, то лучше молча подчиняться, пока не стало хуже. Света послушно переставляла ногами, не отрывая взгляда от пола. Ей всё ещё было неловко за тот рисунок, попавший в чужие, пусть и Наташкины, руки.
– Ветка, подними глаза, – вдруг, останавливаясь, сказала Наташка. Света оторвала взгляд от пола, подняла его выше… И пропала.
– Нат, я с ума схожу, да? – жалобно протянула она, стараясь не заплакать. Мальчишеская улыбка, карие тёплые глаза и родинка. Казалось, что кленовый листочек на её груди раскалился и обжигал кожу. Она взяла его в ладонь и прижала к губам, всё ещё не в силах поверить в происходящее.
– Ты? – он нарушил тишину, звенящую между ними. Разве можно было поверить в то, что она существует? Что она нашлась, хоть он её и не искал. Что она стоит вот здесь, напротив, и сжимает в ладони деревянный кулончик – точную копию того, что висит на его шее уже много-много лет. Пашка сглотнул и закрыл глаза, стараясь успокоиться. Хотелось вихрем сорваться с места, закружить её в танце, вдыхая запах серебристых волос, и никогда не отпускать…
– Ты нашел меня, – тихо прошептала Света, не отрывая от него взгляда. Она чувствовала, как весь её мир сжался в маленький хрупкий комочек и уютно умостился на кончиках его ресниц…
– Я здесь, пупс, – рыжеволосая яркая красотка кинула на стойку сумочку и, перегибаясь через барную стойку, чмокнула парня в губы. Света почувствовала, как сердце разрывается на тысячи мелких осколков и стеклянным водопадом осыпается к ногам. Она молча развернулась и вышла, забыв про рюкзак и не слушая Наташкиных криков. Хотелось просто исчезнуть.
Алина проводила её недовольным взглядом, но промолчала. Она видела, как Пашка, её Пашка смотрит на эту бледную моль и боится дышать, чтобы не спугнуть. На неё он не смотрел так даже в самом начале. В груди неожиданно кольнуло. Сложно понять, была это боль или просто уязвлённое самолюбие, но при виде Пашки девушке стало тошно. Пока это блёклая блондиночка, поникнув головой, в суете выбегала из бара, на Пашкином лице не осталось ни кровинки. Он кусал губы, стиснув в длинных напряжённых пальцах стакан, и казалось, готов был заплакать и броситься следом. Но Алина была не из тех, кто отступает, и сдаваться она не собиралась.
– Павлик, что с тобой? – она легкомысленно улыбнулась и, как бабочка, легко вспорхнула с места. Сложно было делать вид, будто она не замечает, что происходит. Сложно было стиснуть зубы и сладко ворковать ему на ушко, но не зря же Алина лет пять ходила в театральную студию… Правильно папа говорил, что только в жизни не пригодится…
– Аль, а ты чего пришла? – наконец ответил он, с усилием разжимая пальцы и аккуратно, дрожащими руками ставя стакан на стойку. В голове царил кавардак. Два мира, которые никогда не должны были пересечься, смешались в одну большую кучу и сминали его под собой. Боль расплылась по всему телу, превратившись в постоянную и ноющую. Хотелось убежать, спрятаться, дать себе время привыкнуть к этой обрушившейся лавине… Но смена только началась.
– Паш, а я ведь теперь невеста… – тихо прошептала Алина, обнимая его со спины, но он услышал.
Невеста. Теперь у него невеста и ещё не родившийся ребёнок. И девочка, которой никогда не сбыться.
* * *
Коля зашёл в квартиру, швырнул рюкзак на пол и, громко хлопнув дверью, закрылся в своей комнате, игнорируя вопросы матери, оставшейся дома с заболевшей Сонькой. Хорошее настроение, которого и так было немного, стремительно испортилось, стоило ему только увидеть Наташку, кокетливо прижимающуюся к плечу другого парня. Коля и сам не знал, как умудрился сдержаться и просто пройти мимо, когда в груди взрывались маленькие, но болезненные бомбочки.
Он сел на кровать, сжав голову в ладонях, и уставился в оконное стекло. В нём отражался щуплый паренёк с длинными, несуразными руками, худым лицом и светлой жиденькой бородкой.
– Ну конечно, блин, – он швырнул в окно подушку и свернулся на кровати калачиком, – зачем ей такой урод?
Он не винил Наташку ни в чём, нет. Коля и сам знал, что если бы в нём было хоть на каплю больше уверенности в своих силах, хоть на грамм больше воли… Он бы не отпустил Наташку, не отдал своего воробушка никому, но… Коля был Колей: вечно сомневающийся в себе, безвольный, бесхребетный мямля. Вот что стоило взять в руки телефон и набрать простые одиннадцать цифр, которые так крепко въелись в память, что никаким чистящим оттуда не выведешь? Тогда Наташка не смеялась бы над шутками невзрачного первокурсника. Тогда Наташка была бы рядом.
– Кретин, урод, тряпка, – он бил кулаком подушку и громко шмыгал носом, пытаясь сдержать слёзы, – мужчины не плачут, придурок ты этакий, – но легче не становилось.
В дверь негромко постучала мама.
– Сына, всё хорошо?
– Да, мам, – он вытер тыльной стороной ладони влажные глаза, пригладил пальцами волосы и вышел в зал, – помочь надо?
– Да, Коль, на работу вызывают. Людка заболела, – пояснила женщина, – посидишь с Сонькой? Лекарства все на стенке, я там расписала, что и как давать…
– Хорошо, – Коля обнял маленькую и хрупкую маму, которой приходилось наравне с отцом тянуть семью на своих тонких плечах, – не маленький уже, разберусь.
– Спасибо, сына, – она выдохнула и погладила Колю по спине, – у тебя точно всё хорошо?
– Да, точно, – он с усилием улыбнулся, – а теперь иди, пока не опоздала.
– Всё, убегаю уже, – женщина в спешке схватила ключи с тумбочки и выбежала из квартиры, – дверь сам закрой, – крикнула она уже из подъезда.
Коля повернул замок на два раза, выключил в коридоре свет и пошёл на кухню, заглянув по пути в комнату к сестре. Маленькая Сонька крепко спала, разметав по подушке светлые тонкие волосёнки. Коля аккуратно прикрыл дверь и медленно, чтобы не заскрипели половицы, зашёл на кухню. На плите стоял недавно сваренный, ещё горячий борщ в старенькой потёртой кастрюльке. Коля, стараясь не шуметь, налил себе супа и сел за стол. Борщ приятно пах чесночком… Но аппетита не было. К горлу снова подступили слёзы.
– Тряпка, – сквозь зубы под нос прошептал он сам себе.
– Тряпка на раковине, вот, – Сонька стояла босиком на холодном полу, тёрла сонные глазёнки и показывала пальцем на тряпку, – дать?
– Глупышка, ты чего босиком ходишь? – Коля подхватил сестру на руки и усадил к себе на колени. Сонька поёрзала, устраиваясь поудобнее.
– Я почувствовала, что ты пришёл, а я соскучилась же, ну, – простуженным голосом пробурчала она в его рубашку и, обвив ручками шею, засопела.
– Чудо моё, – он уткнулся подбородком в Сонькину макушку и подумал о том, что теперь в позе воина он загадал бы только одно-единственное желание.
Завибрировал телефон, предупреждая о новом сообщении.
– Кто-то ещё пишет смс-ки? – Коля открыл список сообщений, и сердце его внезапно ёкнуло: среди смс от оператора о необходимости пополнить баланс и ежедневных акциях ютилась ещё одна маленькая: «Этот абонент звонил вам 5 раз» … И одиннадцать цифр знакомого номера. Время застыло.
«Придурок», – Коля закрыл глаза и сделал долгий вдох. Как можно было не заметить такое? Наташка не бросала его, кинувшись очертя голову в чужие объятия… Она звонила, пыталась поговорить, пока он, как страус, трусливо прятал голову в песок…
