Весной Левитан поехал на этюды на Волгу на два месяца. Это направление для творческих путешествий было популярно у живописцев, но, вопреки ожиданиям, волжские пейзажи произвели на Левитана угнетающее впечатление. Впрочем, вероятно, путешествие совпало с периодом минорного, меланхолического настроения художника. Интересно сравнить восторженное переживание морских видов Крыма («Я взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и знаете ли что, – я заплакал, и заплакал навзрыд; вот где вечная красота и вот где человек чувствует свое полнейшее ничтожество!») и почти болезненное впечатление от речных просторов («Представьте себе следующий беспрерывный пейзаж: правый берег, нагорный, покрыт чахлыми кустарниками и, как лишаями, обрывами. Левый… сплошь залитые леса. И над всем этим серое небо и сильный ветер. Ну, просто смерть… <…> Не мог я разве <…> не чувствовать себя одиноким и с глаза на глаз с громадным водным пространством, которое просто убить может…»). Оба описания Левитана подчеркивают ощущение собственной малости при сравнении с бескрайними, бесконечными по своей природе природными образами. Но рождают эти сравнения противоположные ощущения.
8. А.П. ЧЕХОВУ
[весна 1887]
…Разочаровался я чрезвычайно. Ждал я Волги, как источника сильных художественных впечатлений, а взамен этого она показалась мне настолько тоскливой и мертвой, что у меня заныло сердце и явилась мысль, не уехать ли обратно? И в самом деле, представьте себе следующий беспрерывный пейзаж: правый берег, нагорный, покрыт чахлыми кустарниками и, как лишаями, обрывами. Левый… сплошь залитые леса. И над всем этим серое небо и сильный ветер. Ну, просто смерть… Сижу и думаю, зачем я поехал? Не мог я разве дельно поработать под Москвою и… не чувствовать себя одиноким и с глаза на глаз с громадным водным пространством, которое просто убить может… Сейчас пошел дождь. Этого только недоставало!..
9. [А.П. ЧЕХОВУ?]
[весна 1887]
…Тяжело; не спится. Мне страшно тоскливо… и очень завидую я мирному храпу за стеной двух старух, моих хозяек. Нервы расходились, просто смерть! А впрочем, черт меня возьми совсем! Когда же я перестану носиться с собою?..
10. [А.П. ЧЕХОВУ]
[весна 1887]
…Но что же делать, я не могу быть хоть немного счастлив, покоен, ну, словом, не понимаю себя вне живописи. Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал я это божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью. Без этого чувства не может быть истинный художник. Многие не поймут, назовут, пожалуй, романтическим вздором – пускай! Они – благоразумие… Но это мое прозрение для меня источник глубоких страданий. Может ли быть что трагичнее, как чувствовать бесконечную красоту окружающего, подмечать сокровенную тайну, видеть бога во всем и не уметь, сознавая свое бессилие, выразить эти большие ощущения…
11. [А.П. ЧЕХОВУ]
[весна 1887]
…Господи, когда же не будет у меня разлада? Когда я стану жить в ладу с самим собою? Этого, кажется, никогда не будет. Вот в чем мое проклятие… Не скажу, чтобы в моей поездке не было ничего интересного, но все это поглощается тоской одиночества, такого, которое только понятно здесь в глуши…
12. [А.П. ЧЕХОВУ]
[весна 1887]
Не писал Вам все это время; не хотелось вновь говорить о моем беспрерывном, бесплодном разладе, а отрадного ничего не было… Меня не ждите – я не приеду. Не приеду потому, что нахожусь в состоянии, в котором не могу видеть людей. Не приеду потому, что я один. Мне никого и ничего не надо. Рад едва выносимой душевной тяжести, потому что чем хуже, тем лучше, и тем скорее приду к одному знаменателю. И все хорошо…
Летом Левитан гостил у Чеховых в Бабкине и на даче «Жуковка» у Поленова, а позже отправился с Кувшинниковой и Степановым на этюды в хорошо знакомую ему Саввинскую слободу. Всего Левитан ездил на этюды с Кувшинниковой девять раз, и эти поездки она считала крайне важными для развития ее художественных способностей.
Большую часть весны, все лето и больше половины осени Левитан и Кувшинникова путешествовали по Волге. Самым привлекательным Левитан нашел Плёс, который изображал многократно.
В этом году Левитан был принят в члены МОЛХ.
Летом и осенью вновь путешествовал по Волге вместе с Кувшинниковой и Степановым.
В ноябре С.Т. Морозов50, предприниматель, меценат, увлекавшийся живописью, передал Левитану (с которым они были знакомы, скорее всего, с 1887 года) в безвозмездное пользование флигель своей усадьбы в Большом Трехсвятительском переулке в Москве (по удачному стечению обстоятельств, в двух минутах ходьбы располагалась квартира Кувшинниковых). Это стало решением одной из насущных проблем – флигель до конца жизни служил мастерской и квартирой художника. С этого момента художник мог свободно работать над большими холстами – теперь размеры его ателье позволяли это. Здесь же он мог принимать посетителей, а их у уже ставшего известным художника было немало.
Зимой 1889–1890 гг. Левитан серьезно болел тифом, что значительно подорвало его здоровье.
В начале весны Левитан впервые отправился в заграничное путешествие (есть основания предполагать, что его сопровождала Кувшинникова). Путешествие длилось два месяца, за это время он посетил Берлин, Париж, Ниццу, Ментону, Венецию, Флоренцию. Левитан изучал виды европейских городов и природы, писал этюды.
13. А.П. ЧЕХОВУ
Париж
10 мар[та] [1890]
Пишу тебе из Парижа, дорогой Антон, где мы уже три дня живем. Не поехали прямо в Италию, оттого что в Берлине мы узнали, что в Венеции, куда мы главным образом и хотели ехать, страшнейший холод, и мы поехали на Париж. Впечатлений чертова куча! Чудесного масса в искусстве здесь, но также и масса крайне психопатического, [зачеркн.: чему между] что, несомненно, должно было появиться от этой крайней пресыщенности, что чувствуется во всем. Отсюда и происходит, что французы восхищаются тем, что для здорового человека с здоровой головой и ясным мышлением представляется безумием. Например, здесь есть художник Пювис де Шовань51, которому поклоняются и которо[го] боготворят, а это такая мерзость, что трудно даже себе представи[ть]. Старые мастера трогательны до слез. Вот где величие духа! Сам Париж крайне красивый, но черт его знает, – к нему надо привыкнуть, а то как-то дико все.
Женщины здесь сплошное недоумение – недоделанные или слишком переделанные <…>, но что-то не категорическое.
Здесь громадный успех имеет Сара Берна[р]52 в Жанне д’Арк. Собираюсь посмотреть.
Впечатлений все-таки слишком много, а отсюда и большое утомление. Прости за каракули – устал. Следующе[е] письмо я напишу из Итали[и], куда на днях едем, и тогда сообщу свой адрес, ибо следующая остановка будет большая. Передай сердечны[й] мой привет всем твоим. Жму тебе руку.
Твой И. Левит[ан]
14. В.Д. ПОЛЕНОВУ
Бордигера
31 мар[та] [1890]
Многоуважаемый Василий Дмитриевич!
Обращаюсь к Вам с покорнейшей просьбой. Обращаюсь к Вам потому, что уже имел случай убеждаться в Вашем ко мне расположении и смею думать, что Вы и теперь не откажетесь помочь. Дело вот в чем. На днях, думаю, придут картины Передвижной выставки, и начнется устройство ее в Москве, и Вы, как всегда, будете одним из устроителе[й] ее. Здесь я должен оговориться. Собственно говоря, я предоставляю Вам, если, конечно, позволите, право поставить мои картины53, где найдете их удобнее, но просил бы иметь в виду, что они писаны не в сильном свету, и потому мне кажется, что их выгоднее было бы поставить не в сильный свет и никак уже не у окон. Я был бы очень доволен, если б можно было бы поставить их в фигурном классе, налево от входа. Конечно, если только это место не понадобится важным вещам. Я прошу об этих картинах не потому, конечно, что я дорожу ими или жаждал успеха, – нет, но окончательный неуспех их и в Москве докажет мне ошибочность той теории, в силу которой они были сработаны. Впрочем, я, скажет[е], все это вздор говорю, и ничего этого не нужно делать, – очень возможно. Простите.
Здоровье плохо; состояние духа еще хуже. Несчастный я человек. Я окончательно пришел к убеждению, что впечатления извне ничего не дадут мне, – начало моих страданий во мне самом, и что поездка куда бы то ни было есть бежанье [от] самого себя! Страшное сознание! В дополнение к этому положению получаю из Москвы известия, где пишут о новых проделках гг. Голоушевых54, Богатовых55 и ком[пании]. Они распускают слух, что Левитан бежал из Москвы, струсив. Каково?
Этот пройдоха – доктор – смеет [1 зачеркн.] распространять такую наглую и заведомую ему ложь – заведомую потому, что не только наши общие с ним знакомые, но даже люди его партии, Богатов, Шмаровин и дру[гие], знали задолго до всякой моей размолвки с Голоуш[евым] о том, что я собираюсь за границу и что отнюдь не «история» вызвала эту поездку. Голоушев, как ловкий практический человек, сейчас же воспользовался случаем – Левитан уехал после истории, – значит надо рассказывать, что Левитан бежал. Мерз… Но этот карьерист-врач не ушел от меня; я заставлю этого фразера дать мне объяснения. Я сорву маску благородства с этого господинчика!
Простите, добрейший Василий Дмитриевич, что хоть на минуту [в]вел Вас в этот мир дрязг и злобы… Что же было делать? Я просто не в силах удержаться, это рвется наружу, как стон! Еще раз простите.
Мой привет Наталье Васильевн[е]56 и Елене Дмитриевн[е]57.
Уважающий и любящий Вас
И. Левитан
Р. S. Через несколько дней поедем во Флоренцию, затем Венецию, и домой. Если соблаговолите ответом, то пишите Венеция, poste restante.
Летом вместе с Кушинниковой он отправился на Волгу. Начал работать над картиной «Тихая обитель» (1890, ГТГ).
6 марта Левитана приняли (14 голосами из 18) в члены ТПХВ, 7 апреля он был избран членом комитета МОЛХ. Эти события указывают на укрепление авторитета Левитана в художественной среде.
Весной, на XIX выставке ТПХВ, экспонировались три картины Левитана, среди них – «Тихая обитель», которая вызвала настоящий восторг публики и критики. Один из влиятельнейших историков искусства этого поколения, А.Н. Бенуа, впоследствии так вспоминал свое впечатление: «Казалось, точно сняли ставни с окон, точно раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в спертое выставочное зало, где так гадко пахло от чрезмерного количества тулупов и смазанных сапог»58.
Конец весны, лето и осень Левитан по традиции проводил на этюдах: в гостях у А.П. Чехова в Калужской губернии и в имении знакомых в Тверской губернии. Недалеко от последнего он нашел мотив для будущей картины «У омута». Его заинтересовал вид заброшенной мельничной плотины, а окончательный замысел картины сформировался у него благодаря легенде, согласно которой этот самый вид вдохновил А.С. Пушкина на написание пьесы «Русалка».
15. А.П. ЧЕХОВУ
Затишье
29 мая [18]91
Пишу тебе из того очарователь[ного] уголка земли, где все, начиная с воздуха и кончая, прости господи, последней что ни на есть букашкой на земле, проникнуто ею, ею – божественной Ликой!59
Ее еще пока нет, но она будет здесь, ибо она любит не тебя, белобрысого, а меня, волканического брюнета, и приедет только туда, где я. Больно тебе все это читать, но из любви к правде я не мог этого скрыть.
Поселились мы в Тверской губ[ернии] вблизи усадьбы Панафидина, дядя Лики, и, говоря по совести, выбрал я место не совсем удачно. В первый мой приезд сюда мне все показалось здесь очень милым, а теперь совершенно обратное, хожу и удивляюсь, как могло мне все это понравиться. Сплошной я психопат! Тебе, если только приедешь, будет занятно – чудная рыбная ловля и довольно милая наша компания, состоящая из Софьи Петр[овны], меня, Дружка и Весты-девственницы. Напиши, как работает Марья Павловна. Напиши, почему вы очутились в Богимове и кто из вас очутился? Напиши, есть ли свободное помещение в Богимове, из чего оно состоит. Напиши… что хочешь, напиши, только не ругань, ибо я этого окончательно не люблю. Напиши мне, что я пропуделял, не взяв дачи в Богимове!..
Познакомились с Киселевым?60
До свидания, наисердечнейший привет твоим.
Твой Я. Левит[ан]
Кто из ваших вздумает приехать к нам, – обрадует адски. Не ленись, приезжай и ты, половина расходов по пути мои. На, давись! Будь здоров и помни, что есть Левитан, который очень любит вас, подлых!
Ходил на тягу (28 мая!!!) и видел 10 штук вальдшн[епов]. Погода прескверная у нас. У вас?
Целую тебя в кончик носа и слышу запах дичи. Фу, как глупо, совсем по-твоему!
Дай руку, слышишь, как крепко жму я ее?
Ну, довольно, плевать.
16. А.П. ЧЕХОВУ
[Затишье]
[июнь 1891]
Дорогой Антоша!
Встревожило меня очень извещение о болезни М[арьи] П[авловны]. В каком положении она теперь? Что за болезнь и как ход ее? Пожалуйста, напиши. Передал я о болез[ни] М[арьи] П[авловны] Лике, а она очень встревожилась, хотя и говорит, что будь что-нибудь серьезное в болезни М[арьи] П[авловны], то ты не писал бы в таком игривом тоне. Говорит она же, что будь что-нибудь опасное, то Вы телеграфировали бы ей. Ради бога, извести, меня это крайне беспокоит. Как Вы упустил[и] мангуса? Ведь это черт знает что такое! Просто похабно везти из Цейлона зверя для того, чтоб он пропал в Калужской губ[ернии]!!! Флегма ты сплошная – писать о болезни М[арьи] П[авловны] и о пропаже мангус[т]а хладнокровно, как будто бы так и следовало!61
С переменой погоды стало здесь интересней, явились довольно интересн[ые] мотивы. В предыдущие мрачные дни, когда охотно сиделось дома, я внимательно прочел еще раз твои «Пестры[е] рассказы» и «В сумерках», и ты поразил меня как пейзажист. Я не говорю о массе очень интересн[ых] мыслей, но пейзажи в них – это верх совершенст[ва], например, в рассказе «Счастье» картины степи, курганов, овец поразительны. Я вчера прочел этот рассказ вслух С[офье] П[етровне] и Лике, и они обе были в восторге. Замечаешь, какой я великодушный, читаю твои рассказы Лике и восторгаюсь! Вот где настоящая добродетель!
Насчет Богимова, я [зачеркн.: решил] думаю провест[и] там время к осени. Но об этом еще впереди. Я приеду к Вам и еще раз посмотрю.
Будь здоров, мой сердеч[ный] приве[т] твоим. Немедл[енно] напи[ши] о здоровье Марии Павл[овны].
Твой Левитан
17. А.П. ЧЕХОВУ
[Затишье]
[июль 1891]
По какой-то странной случайност[и] для меня посланное тобою письмо от 12 июля я получил только 20 июля. Стихотворение Пушкина начинается так62:
Когда для смертного умолкнет шумный день
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных тревог награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья;
В бездействии ночном живей
Горят во мне змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят;
В уме, подавленном тоской,
Толпится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю, и горько жалуюсь,
И горько слезы лью, но строк печальных не смываю.
К вам думаю собраться в конце июля. Наверное соберусь. Работа как идет у тебя и Марьи Павл[овны]? Хочется вас всех видеть чрезвыча[йно]. У нас теперь целая толпа; Дмитрий Павлович[Кувшинников], Петр Никитич, Нечаева, Краснова и, вдобавок, целый день гости.
До скорого свидани[я].
Поклон всем вашим
Твой Леви[тан]
Софь[я] Петровна кланяется.
18. А.П. ЧЕХОВУ
[Затишье]
15 августа [18]91
Марья Павловна! Очень рад был получить от Вас письмо и из него узнать, что Вы работаете и считаете себя моей ученицей. Очень хочется видеть Вас, видеть Ваши работы, словом, – побыть у Вас, – и до сих пор не знаю, когда мне это удастся. Почти до того времени, как я пишу теперь к Вам, у нас были гости: отец Софь[и] Петр[овны], Дмитрий Павлович, Нечаева, Краснова, – ну, словом, уехать было невозможно, теперь же у меня начата очень важная работа, и я буквально боюсь пропустить час для приближения к концу своей картины. Пишу я в серый день6, и если [зачеркнуто: „на днях“] простоят три-четыре серых дня, то я кончу и освобожусь и тогда с удовольствием поеду к Вам. Пропуститъ эти дни теперь боюсь, так как осенью будет совершенно другое. Напишите, до какого числа Вы пробудете в деревне? Я думаю долго пробыть. Когда едет Антон и куда? Почему ему, да и вместе с Вами, не хочется заглянуть к нам в Затишье? Помешать вы не могли бы! Я думаю, что вы такие же желанные гости у нас, как мы у вас. Соловьи замолчали, а Лика запела у нас! Каково?
Как Вы проводите дни, влюблены ли в кого? Колосовский63 симпатичен?
Мой привет наисердечне[йший] вашим всем. Надеюсь, – до свиданья скорого.
P. S. Сложных мотивов не берите для работы.
19. А.П. ЧЕХОВУ
[Затишье]
[1891]
Прости мне, мой гениальный Чехов, мое молчание. Написать мне письмо, хотя бы и очень дорогому человеку, ну[?] просто целый подвиг, а на подвиги я мало способен, разве только на любовные, на которые и ты также не дурак. Так ли говорю, мой друг? Каракули у меня ужасные, прости.
Как поживаешь, мой хороший? Смертельно хочется тебя видеть, а когда вырвусь, и не знаю – затеяны вкусные работы. Приехать я непременно приеду, а когда, не знаю. Мне говорила Лика, что сестра уехала; надолго? Как работала она, есть ли интересные этюды? Не сердись ты, ради бога, на мое безобразное царапанье и пиши мне; твоим письмам я чрезвычайно рад. Не будем считаться – тебе написать письмо ничего не стоит. Может быть, соберешься к нам на несколько дней? Было бы крайне радостно видеть твою крокодилью физиономию у нас в Затишье. Рыбная ловля превосходная у нас: окуни, щуки и всякая тварь водная!
Поклон, привет и всякую прелесть желаю твоим.
Твой Левит[ан] VII Нибелунгов
За глупость прости, сам чувствую, краснею!
В январе, в первом номере журнала «Север», был опубликован рассказ А.П. Чехова «Попрыгунья», прототипами героев которого стали Левитан и Кувшинникова. В апреле между художником и писателем произошла ссора, растянувшаяся на три года.
20. А.П. ЛАНГОВОМУ64
[Москва]
11 ф[евраля 18]92
Многоуважаем[ый]
Алексей Петрович!
Мое мнение, что золотая рама для березового леса не идет, хотя можно и попробовать позолотить.
Деньги я получи[л].
21. Е.М. ХРУСЛОВУ65
[Москва]12[?] мая [1892?]
Многоуважаем[ый]
Егор Моисевич!
Видите ли, какой вышел казус: я вздумал немного прописать картину, которую предполага[л] на паралле[льную] выставку и испортил, а потому ничего послать не могу. Послать что-нибудь из новых вещей я не могу, по словам правления, и тут поневоле рождается вопрос: на главную выставку я бесконтрольно выставляю, что хочу, а не на главную нужен спрос (?!!). Не понимаю.
Желаю всего хорошего. Вам пред[анный] искрен[но]
И. Левит[ан]
Простит[е], что пишу на Вашем письме, бумага вся упакован[а], ибо сегодня еду.
22. П.М. ТРЕТЬЯКОВУ
[Городок]13 мая [18]92
Глубокоуважаемый Павел Михайлович!
Не подумайте, что я забыл Вашу просьбу и мое собственное сознание исправить воду в моем «У омута». Я не решался переписывать его до той поры, пока не проверю этот мотив с натурою. Теперь напишу несколько этюдов воды и в конце мая приеду в Москву и начну переделывать картину. Если картина не покрыта еще лаком, то соблаго[во]лите не покрывать ее до поправки.
Поселился я в довольно милой местности и думаю поработать. Разумеется, весь успех работы будет зависеть от здоровья, которое немало-таки мешает во многом. Пока позвольте Вам пожелать всего лучшего и остаюсь всегда глубоко уважающий Вас
И. Левитан
На всякий случай сообщаю Вам свой адрес: по Нижегородской ж.-д. станция Болдино, имение Городок, мне.
Лето Левитан провел с Кувшинниковой во Владимирской губернии.
В сентябре 1892 года, из-за выселения евреев из Москвы, Левитан был вынужден временно уехать в Болдино Владимирской области. В декабре он добился временного разрешения вернуться. Во многом как дань уважения известному другу и для того, чтобы подчеркнуть его статус и значение в художественных кругах, зимой 1892–1893 В.А. Серов66 написал портрет Левитана (1893, ГТГ) в его мастерской в Большом Тресвятительском переулке. Только в самом конце 1893 года получил постоянное разрешение на проживание вне черты оседлости (в этом ему помог П.А. Брюллов67, член правления ТПХВ).
В этот год Левитан написал знаменитые «Вечерний звон»68 и «Владимирку» (обе – ГТГ).
Как и обычно, в начале года проходила выставка ТПХВ. На ней были показаны портрет Левитана кисти Серова и «Владимирка» (вместе с еще четырьмя холстами Левитана).
Летом жил в Тверской области, где начал работать над мотивом картины «Над вечным покоем» (1894, ГТГ). Эта картина стала центральным произведением в его творчестве. Он обобщил множество наблюдений, сделанных ранее на этюдах, и весь образ получил более монументальное и символическое прочтение.