«Флорентийская чародейка» kitabının incelemeleri, sayfa 2

На первый взгляд, новая книга Салмана Рушди «Флорентийская чародейка» – исторический роман. Но, несмотря на объемный список научных источников, это скорее далекая от сухих фактов сказка в антураже Средневековья на пересечении границ Востока и Запада.

XVI век, светловолосый чужак приходит из дальних стран ко двору великого падишаха Акбара из династии Моголов. Он проделал долгий путь, чтобы поведать властителю историю о своем происхождении, услышать которую достойны лишь царственные уши. Он рассказывает о странствиях прекрасной принцессы Черноглазки Кара-Кёз, обладающей силой очаровывать людей. Во время захвата ее родного города, принцесса стала добычей шаха, но, при возможности не вернулась в семью, а осталась с завоевателем, за что была вычеркнута из истории династии. Ничто не вечно, шейх также потерпел поражение, и Черноглазка перешла от одного победителя к другому. Её следующим возлюбленным стал предводитель турецких янычар Аргалья, в прошлом житель Флоренции. Спасаясь от гнева османского султана, они бегут в Европу и поступают на службу к Джулиано Медичи. Путешествие Кара-Кёз в точности повторяет путь самого Рушди и героев «Земли под ее ногами», Индостан – Европа – Америка.

Среди действующих лиц: Никколо Макиавелли, представители славных семейств Веспуччи и Медичи, приближенные и семья падишаха Акбара. Фирменный стиль Рушди, достаточно вольно обращаясь с историческими персонажами, он вдыхает в них жизнь, придает объем и выпуклые черты характеру. Один рассказ начинается внутри основной сюжетной линии, потом еще один и все они соединяются в общую картину, отражаясь, повторяясь, преломляясь, герои друг для друга – плод воображения, выдуманные персонажи, но сила мысли настолько велика, что образы из услышанного рассказа, становятся реальнее, чем окружающая действительность. В распоряжении Акбара огромный гарем из красивейших женщин, но любимая жена – Джодха, живет лишь в его фантазиях, что не мешает ей влиять на падишаха и вызывать зависть соперниц.

Центральные фигуры: странник, принцесса, Аргалья – чужаки, потерявшие свои корни, покинувшие родину, принявшие чужую культуру. И в этом их сила: «Чтобы увидеть окружность, надо выйти из круга». Рушди показывает, что чуждые образы Востока и Запада во многом созданы умом человека, и он же может преодолеть различия.

Книга строится на переплетении истории-повествования и истории-науки о прошлом. Одно влияет на другое: из предания о минувшем рождается живая, яркая, увлекательная история, из-за рассказа гостя о его рождении переписывается история династии.

По стилю «Флорентийская чародейка» отличается от предыдущих книг-исповедей Рушди, здесь нет пристрастного, эмоционального рассказчика, встречавшего читателя в «Детях полуночи» и «Прощальном вздохе Мавра». Структура усложнилась (нелинейное повествование, рассказ-в рассказе-в рассказе), но в то же время стала более ясной и строгой. При чтении возникли ассоциации: «Музей невинности» Памука (опять же более четкий, прозрачный текст, по сравнению с предыдущими книгами автора), «Меня зовут красный» его же (тут совпадений очень много, тот же временной период, близкое место действия, культура, проблемы Востока и Запада), и, как ни странно, «Журавли и карлики» Леонида Юзефовича (опять же историческая часть, зацикленность, повторения в повествовании).

"Мы - источник веселья - и скорби рудник, Мы вместилище скверны - и чистый родник. Человек - словно в зеркале мир, - многолик, Он ничтожен - и он же безмерно велик." Омар Хайям

Продолжением сказок 1001 ночи кажется роман индийского писателя. Как сказочная Шахерезада раскидывает он перед нами пестрый ковер своих историй, нити которых тянутся, сплетаются и переходят одна в другую. Про что роман? Про светловолосого флорентийского фокусника, который так понравился шаху, что тот едва не сделал его своим наследником. Про его матушку, принцессу из рода великих Моголов, отринувшую род свой и носимую по миру в поисках любви и счастья. А может быть про трех мальчишек, которые искали корень мандрагоры в лесу под Флоренцией? Или художника, шагнувшего за своей возлюбленной за край бумажного листа? А есть еще мудрый шах, который всем женам своего гарема предпочитал ту, которую выдумал. Все это происходит в двух городах, где разворачиваются центральные истории – Сикри, городе из красного камня, "колышущимся в знойном воздухе, словно опиумный мираж", и Флоренции времен Медичи, куда попадает та самая Кара-Кез, принцесса из рода Великих Моголов. И где она так пленила жителей города своей красотой, что ее признали великой чародейкой и хотели причислить к лику святых. Но сквозь вязь всех этих великолепных кружев проглядывают вечные вопросы, которые задает автор – может ли быть счастлив человек, оторванный от своего дома, культурных корней, родной земли. В чем величие правителя –в воинских сражениях и поисках славы или заботах о мирных землепашцах? И что сильнее волнует нашу кровь – земные наслаждения или те, что дарит нам «кхаял» - наше воображение? На последний вопрос Рушди отвечает нам сам

…Он вернул ее из царства мертвых, он подарил ей жизнь, он дал ей право на выбор, и она выбрала его. На волнах текучего времени ее, несомую стремительной рекою жизни, прибило к его стопам, словно к ступеням гхата. Она явилась с тем, чтобы завладеть его сердцем, как владела им дотоле другая, тоже сотворенная его не признающей границ дивной фантазией, его кхаялом. Что, если она наскучит ему? Нет, этого не произойдет никогда. И все-таки… Можно ли от нее отказаться, или в любом случае решать будет она сама? — Вот видишь, — сказала она, — я здесь. Ты дозволил мне возвратиться, и я наконец вернулась. Теперь, о хранитель вселенной, я принадлежу тебе одному. «О да, любовь моя, — подумал Акбар. — О да, покуда ты не решишь иначе».

И возвращенная воображением автора этой книги стоит перед нами прекрасная Кара-Кез – принцесса рода Великих Моголов – ну вот же она – протяните руку.

Откуда я взяла, что стиль Рушди должен представлять если не заумь, то что-то нудное и тягомотное? А автор оказался сказочником из «Тысячи и одной ночи». Его способность заговаривать зубки феноменальна, - повествование льется и льется, не давая ни минуты передышки, и вот то, что вначале казалось сплошным вымыслом, вдруг начинает обретать исторические контуры: мелькают фигуры Лоренцо и Джулиано Медичи, Симонетты Веспуччи, Никколо Макиавелли и т.д. и т.п. Но рядом с ними возникают имена и факты, вызывающие у меня закономерный вопрос: и это все реально происходившее или пошел в ход художественный вымысел автора?

Но право слово, разбираться в этом нет желания; то ли я поверила автору, увидев впечатляющий список книг, использованных в процессе создания романа, то ли он конкретно заговорил и задурил мою голову, и она уже не способна на какие-либо поиски, подтверждающие прочтенное, то ли я согласна на такой подход к изложенным фактам и не желаю разграничивать и отделять сказку от истины. Я, правда, слегка подзапуталась во всех этих хитросплетениях повествования в повествовании в повествовании, в лабиринте династических и родственных связей. Ну что вы хотите: восток дело тонкое! А тут еще и в сочетании с разговорчивыми и импульсивными итальянцами. Но за такие находки и подарки автора, как созданная воображением императора, не существовавшая во плоти его любимая жена, можно что-то простить и даже повысить рейтинг книги. Весь этот гарем – сплошное удовольствие для читателя.

Как итог, первое впечатление от встречи с Салманом Рушди оказалось неожиданным сюрпризом, к тому же приятно впечатляющим.

…колдовство совсем не обязательно осуществляется посредством таинственных снадобий, известных настоек или магических побрякушек. С помощью хорошо подвешенного языка можно добиться не меньшего эффекта.

Добротный роман, умело замаскированный под исторический. Множество подслоёв, этажей, историй, словесных наслоений рисуют перед нами фантастически прекрасную картину мира XVI века, где действуют в качестве пешек Никколо Макиавелли и Агостино Веспуччи, флорентийские политики, где во главе мира стоит то ли шах, то ли император неведомой азиатской страны, где европейские проходимцы придумывают истории бессмертных принцесс, живущих против времени (и тут Рушди явно поддался влиянию Павича, с кем он в какой-то мере сопоставляем), и тут же невидимая жена султана обнимает своего повелителя, оставляя на его коже воображаемые царапины, и всё это Рушди, которого нельзя пересказать, а можно только почувствовать. 8/10.

Флорентийская чародейка Салмана Рушди - первая его книга с которой у меня произошло знакомство. С первых страниц романа атмосфера и описания сами затягивают внимание и погружают в происходящее с головой.

Книга пропитана атмосферой 1001 ночи, из рассказа в рассказе плавно, но неумолимо подводящих к общей истории. Весь роман тонко балансирует между вымыслом и правдой. Выдумки плавно и эфемерно вплетены в повествование.

Происходящее в романе подано неспешно, богатым и красочным языком. Когда ты читаешь книгу, кажется, что тебя окутывают благовониями, а ты сам сидишь на подушках во дворце, и переносишься из зазгадочной Индии, в сказочную Италию, где очертания дворцов меняются неуловимо, эфемерно. Повествование тягучее, как патока, но это лишь добавляет органичности всему роману.

Он мог смотреть сны на семи языках: на итальянском и испанском, на арабском и персидском, на английском, русском и португальском. Он подцеплял языки, как моряк - дурные болезни. Они липли к нему сами собой, словно гонорея, сифилис, чесотка, горячка, цинга или чума.

Основной действующий персонаж - Флорентиец приехавший к владыке моголов с письмом королевы, имена героя перечислять не стоит, по ходу рассказа он меняет трижды (а может и больше). Но история, рассказанная в истории закручивает кружево и вязь сюжета лишь еще больше.

Сделать фантазию реальностью -прерогатива Господа, такое не под силу простому смертному.

Акбар - правитель мудрый, мыслящий и думающий, рассказывающий о своих мыслях и переживаниях самой любимой из своих жен, которую выдумал и создал сам, но что любопытно, живущие в замке так же знают о ней, и даже приходят за помощью, говорят с ней.

Описать сюжет несколькими словами сложно. Книга о многом, о дружбе. конечно же о любви, о том, что люди, где бы они не выросли, они все те же. схожи друг с другом, о том, как важно иметь свое место под солнцем.

Впечатления кратко:

1) Это прекрасная сказка в сказке в сказке (и т.д.) в стиле "1000 и одной ночи".

2) Это восточный Борхес - мистификатор, талантливо смешивающий исторические факты и выдумку, явь и сон. Где император Акбар в двух строчках от Никколо Макиавелли :)

3) Это удивительная магическая реальность, в которой исчезает время и пространство; когда понимаешь, что мир един и пронизан нитями связанных судеб / историй / смыслов сквозь века и континенты.

4) Архетипически книга = странствие Мужчины, погоня за Анимой, которая всегда рядом, и которая всегда ускользает. В книге много женских обличий - прекрасных и странных, выдуманных и реальных, зеркальных и приходящих во сне, и много экстремального секса :) - и всё это маски Любви, которую ищут, обретают и теряют герои.

5) Любителям цитат, аллюзий и прочих мудростей :) - книга ими ОЧЕНЬ насыщена! Имеющий глаза да увидит ;) Ну, если вы, разумеется, ранее читали "Акбар-наме", "Похождения Бирбала", "Государя" и ещё с полсотни классических текстов Востока и Запада. "Флорентийская чародейка" - многомерный текст, и глубина смыслов там - ого, какая!

...из минусов - персонажей много, сюжет предельно запутан и нелинеен. Чтение требует или предельной концентрации или вхождения в некий транс :) . Я вот понял, что отслеживать все линии - очень тяжело, расслабился, отключил логику, и с головой занырнул в пёструю и волшебную историю :)). Уверен, что перечитаю книгу ещё раз - количество найденных мною "изюминок" в ней велико, но явно не полно...

Перечитала "Флорентийскую чародейку", потому что спрятаться от реальности захотелось особенно остро, а где прятаться от реальности, как не в книге, отрицающей главенство строгого факта над выдумкой. Этот самый факт на поверку может и сам оказаться фикцией. (Да и вообще, как не броситься при первой же возможности в книгу, где история Запада и Востока не существует в облике параллельных непересекающихся прямых, где император из династии Великих Моголов, потомок Чингисхана, думает об улицах Флоренции и, вероятно, через три рукопожатия знаком с Симонеттой Веспуччи (которая Венера и Весна с картин Боттичелли).

Мы живем в мире, отчасти вымышленном. Мы придумываем то, что недоступно знанию, чтобы не оказаться посреди карты, заполненной белыми пятнами. Каковы мысли собеседника? Что делают любимые в наше отсутствие? Какова та часть их прошлого, о которой они нам не поведали? Мы заменяем фантазиями боль и страх. А все абстрактные понятия, ка ко них говорить на языке факта? А исторические личности, отделенные от нас полутысячелетней пропастью, - считать их "фактом" или жителями сферы вымысла?

За историческим антуражем и толпой реально существовавших лиц в качестве персонажей, легко забыть о том, что текст "Флорентийской чародейки" - не хроника изложенная сферическим автором-всезнайкой, а повествование, известное со слов персонажей. Когда мы рассказываем, например, о внезапном вихре, сорвавшем с нас шляпу, мы же не утверждаем, что головной убор унес настоящий ураган, стихийное бедствие. Мы просто передаем свое ощущение: мы были потрясены силой воздуха. Мы пытаемся словами воспроизвести ощущение, эмоции. Эти слова - не правда с точки зрения протокола, но правда с точки зрения пережитого нами, нашего впечатления. "Флорентийская чародейка" - это вот такой рассказ болтуна-балагура. Это даже не сказка в смысле веры в мир, где существуют драконы, грифоны и волшебство. Но сказка в смысле передачи того знания, которое лучше умещается в удивительном образе, чем в сухой констатации.

Красота языка, дрррраматические повороты сюжета, исторические анекдоты, атмосфера чувственности, сказочные выдумки, - это все тоже своего рода колдовство, туман фокусника, удачно скрывающий на деле жесткую основу книги. Рациональную. Грустную, как человеческое несовершенство.

Хорошая книга: хочешь - читаешь плутовской роман, хочешь - любовно-исторический, хочешь - размышления о человечестве и религии, или о сути писательства. Я вот на этот раз читала роман о Никколо Макиавелли. Нет, правда. Он, бродящий по границам истории, не входящий в число основных двигателей сюжета, - самый трагический персонаж. Да, со всеми его многочисленными проститутками, детьми, попытками разобрать ходячий дворец воспоминаний (так же известный в современной массовой культуре как чертоги разума), охотой на дроздов. Человек, искренне полагающийся на свои идеалы и терпящий крах.

Это его имя носит один из главный рассказчиков, творцов истории. Это его россыпью цитируют персонажи (то есть, это читатель знает, что цитируют). Беседы (воображаемые) императора Акбара с героиней легенды Кара-Кёз - не родня ли тем беседам, что вел Макиавелли в библиотеке с мудрецами прошлого. Важные для сюжета персонажи - его слова, его отражения. Аргалья, к которому Макиавелли проникается презрением, и с которого пишет Il Principe, Государя. Могольская принцесса, умирающая в безвестности, чтобы превратиться в историю, чтобы в форме слов пересечь время и пространство, и существовать в разумах людей, в их интерпретациях. Чем не зеркало флорентийского секретаря, лишенного дела всей жизни, и в оставшейся пустоте пишущего слова, которые преодолеют время и языковые барьеры. И тут и там в тексте - эксперимент с вынесением морального суждения за рамки. (Помимо сферы политики есть еще сфера выдумки, и что делать, если эта последняя по своей природе свободна от морали?) В ту же куче бесконечные зеркала, заполняющие книгу. Эхо красоты, признаки родства разных сторон мира, орнамент, объединяющий историю и ничего, в конечном счете не отражающий, потому что, да, все мы, люди, похожи. Настолько, что аналогии и общие правила теряют силу, и остается руководствоваться не незыблемым принципом, а действовать, согласно сложившимся здесь и сейчас обстоятельствам. Вуаля, я нашла отсылку там, где ее, возможно, и не планировалось. Я могу продолжать до бесконечности.

Последняя книга, которая меня настолько впечатлила, пожалуй, была «Плаха» Чингиза Айтматова. Это, разумеется, совсем разные произведения по многим параметрам, и тут даже речи не идет о сравнении, однако, для себя я отношу их к одной категории – жизненно важные. После прочтения подобных книг как будто обретаешь еще одну частицу себя. Такое редко случается в гигантском потоке литературы, особенно современной, классификацией которой я сейчас заниматься не буду, однако, приведу подходящую, на мой взгляд, аналогию.

Есть книги-фастфуды, книги-десерты, даже книги домашнего приготовления. А есть книги, напоминающие ужин в дорогом ресторане. Европейском – с внимательными официантами, выдержанными винами и изысканными блюдами. Или восточном – с двадцатью «side dishes».

«Чародейка» поразительно изысканна и утонченна. Нетороплива и многозначна. Сперва кажется, что книга полна противоречий и оксюморона. Одна только обложка поначалу вызывает некоторое непонимание – причем там Флоренция, если нам показывают индусов? :)

Однако Рушди на удивление гармонично сочетает в своем романе два совершенно разных мира – один показывает процветающую Европу, другой – волшебство восточных сказок. А между ними – приключения на пиратском корабле, путешествия, сражения, сказки и легенды, а также много любви – не пошлой, а исключительной.

Еще более интересно наблюдать, как автор вплетает в повествование вполне себе реальные исторические события и реальных людей – великого могола Акбара, Америго Веспуччи, многочисленных Медичи…

Во время прочтения книги и особенно после ее окончания возникает ощущение déjà vu и смежные с ним. Мало того, что «где-то я это уже видел и слышал», так еще и – я же это придумал!

Как говорится, «и да сгинут все те люди, которые придумывают наши мысли раньше нас» :)

Я уже сбилась со счета в исчислении приставок «пост» перед «модернизмом», но однозначно можно сказать то, что было ясно давно – сегодня уже невозможно написать текст, который не будет отсылкой к какому-либо тексту, написанному ранее, и не будет иметь принципиально новый фундамент.

Но при этом роман не состоит только из сочетания хорошо зарекомендовавших себя штампов, а являет собой цельную историю, хотя Рушди сам признавался, что некоторые аналогии и даже чуть ли не дословные сюжеты в романе приведены намеренно.

Например, сразу бросается в глаза эпизод – явная отсылка к «Парфюмеру» Зюскинда, когда женщина из публичного дома готовит одному из главных героев духи, аромат которых очаровывает всех встречных ему людей.

«— Прежде чем тебя допустят до императора, тебе придется задабривать многих, — предупредила она. — Поэтому аромат для Его Величества я запрячу поглубже, под те запахи, которыми тебе придется охмурять стражу и прочих. В присутствии императора все они улетучатся, останется лишь самый главный».

Или другие эпизоды с весьма расхожим и до боли знакомым в литературе сюжетными линиями. Могол Акбар, который выдумал себе жену и воплотил ее в реальном мире…

«Он выдумал ее, как одинокие дети придумывают себе друзей, и, несмотря на наличие множества вполне реальных, хотя и бесшумно скользящих жен, склонен был считать привидениями именно этих, реальной же для него стала она, несуществующая. Он даже дал ей имя — Джодха, и ни одна живая душа не смела оспорить ее существование. В тиши женских покоев, в шелковых лабиринтах дворца ее влияние и власть крепли день ото дня. Тансен слагал в честь нее песни, в галерее искусств ее красота была запечатлена кистью живописцев и воспета в стихах поэтов».

«Она бродила по дворцовым покоям в полном одиночестве. Ею была тень, мелькнувшая сквозь узорчатую каменную решетку окна; ею был подхваченный ветром край одежды… По ночам она стояла в маленькой башенке на крыше главного дворца, Панч-Махала, и всматривалась в даль, в ожидании того, кто дал ей жизнь».

…и художник, который, нарисовав картину, сбежал в нее к своей возлюбленной.

«Дешвант сам создал этот мир, и мир этот взял его себе. Дешвант совершил некий акт, казалось бы невозможный, прямо противоположный тому, который совершил император, вдохнув жизнь в возлюбленную из своих грез: вместо того чтобы воплотить изображение в жизнь, Дешвант, движимый любовью, обратил себя в изображенный персонаж. Акбар понял: если грань между реальным и воображаемым можно пересечь в одном направлении, то возможен и обратный переход — мечтатель может превратить себя в мечту».

«Флорентийскую чародейку» большинство рецензентов относят к магическому реализму и плутовскому роману, и даже к жанровому гибриду – так называемому магическому историзму, что лишь подтверждает факт нешаблонности романа.

Также на протяжении книги создается впечатление, что вы собираете паззл из кусочков, которые, мало того, что все разного размера и формы, так еще и явно из разных картин. Но, как только дочитываете последнее предложение, – все становится на свои места и приобретает долгожданный, хоть и опять же неоднозначный смысл.

Финал, точнее, его как таковое отсутствие можно трактовать по-разному, но что в нем и во всем романе определенно хорошо, так это свобода мысли, которую Рушди не только не пытается втиснуть в рамки стереотипов, но и всячески способствует тому, чтобы его читатель продолжал мыслить самостоятельно.

В заключение же хочется привести еще одну цитату, к смыслу которой мы неизбежно возвращаемся на протяжении всей книги :)

«Колдовство совсем не обязательно осуществляется посредством таинственных снадобий, известных настоек или магических побрякушек. С помощью хорошо подвешенного языка можно добиться не меньшего эффекта».

Салман Рушди, "Флорентийская чародейка" nayra

Никогда бы не подумала, что этот автор настолько провокационный.

Книга погружает в удивительное прошлое, которое пересекается с настоящим.

Два мира Востока и Запада такие разные, но похожие в одном - женская красота везде ценится одинаково.

Загадочная Кара-Кёз пользуется своей силой, данной ей природой. Чары использует умело и все первые лица у её ног. Для всех она стала божеством.

Какие мотивы у неё и действительно ли она умеет колдовать?

Ох, сколько тут интриг, переплетений, новых открытий и судьбоносных событий.

Автор взял реальные исторические события и завернул в свою обёртку.

Упаковка сначала мне не понравилась. Был момент, что я даже хотела бросить чтение, но я продолжила и не пожалела. Признаюсь, пришлось покопаться в некоторых исторических моментах, но оно того стоило.

«Тисяча й одна ніч», здається, назавжди визначила стилістику східної літератури. І Рушді тут не став виключенням.«Флорентийская чародейка» – повноцінна східна казка з усією належною пишністю, східними солодощами і прянощами, відповідним масштабом в просторі і часі. Місце дії – територія від Флоренції до імперії Великих Моголів (з коротким заходом аж до Америки). Час – кілька століть. Такий крупний план дозволив Рушді переплести з десяток історичних особистостей у єдиний, взаємопов'язаний ланцюжок подій. Знайшлося тут місце і Великим Моголам, Тамерлану і Тимуру, султанам Османської імперії, Амеріго Веспуччі, Макіавеллі, Борджіа і бог знає кому ще. Наскільки при цьому було збережено вірність історичній правді – сказати важко, хоча перелік використаної літератури наприкінці книжки займає цілих сім сторінок.

Легкість, з якою Рушді об'єднує континенти і, здавалося б, такі віддалені одна від іншої епохи, природньо наводить на порівняння з Еко. А та невимушеність, з якою він крутить-вертить історичними фігурами, – Стоппарда.

У ціломо, у Рушді вийшло і цікаво, і достовірно. Єдине, що трохи напружувало, – і це, напевно, ще одна данина «Тисячі й однієї ночі» – зацикленість на темі кохання, яке розлите по всьому роману, не залишаючи майже ніякого місця будь-чому іншому. Хоча і тут не обійшлося без дотепних знахідок. Скажімо, таке: «самая любимая жена, Джодху, не существовала во плоти. Император ее придумал. Другие жены Джодху ненавидели.»