Kitabı oku: «Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи», sayfa 79
Андрей быстро натянул сапоги, накинул куртку так, чтобы был виден нарядный пояс.
– Довёл нож до ума? – усмехнулся, обуваясь, Фредди.
– На чём показать? – готовно предложил Андрей.
– Починка за твой счёт, – с улыбкой напомнил Эркин.
– Ни хрена, оплачу! – Андрей выхватил нож, подбросил и поймал.
– Не дури, – Фредди сказал это спокойно, но Андрей понял и спрятал нож. Фредди выпрямился и встал лицом к лицу с ним. – Запомни, Эндрю. Раз это оружие, то без дела не доставай. Думай сначала.
– А ты? Ну, на показательных! По делу разве?
Фредди усмехнулся.
– Дурак ты, хоть и умный. Подумай – поймёшь.
Андрей упрямо дёрнул плечом, но промолчал.
– Ладно, – спокойно сказал Эркин. – Пошли.
– Пошли, – кивнул Фредди, беря ключ.
Из гостиницы они вышли вместе, но Фредди заметил группу цветных пастухов в чистых рубашках и замедлил шаг, закуривая. Пусть парни со своими идут. Они поняли и нагнали тех, смешались с ними. Да, так будет лучше. И им, и ему. У каждого своя компания. Так уж заведено, и спорить с этим глупо. И накладно.
Бал начался в сумерках и продолжался до рассвета. Костры и иллюминация на киосках и палатках, военные прожекторы и самодельные факелы. Городской оркестр на русском грузовике и ещё один сюрприз военной администрации. Когда этот маленький зелёный грузовик-фургончик только подкатил к лугу, многие опасливо отошли подальше, подозревая в нём тюремный автомобиль. Но двое русских деловито принялись соединять какие-то провода, на крыше фургончика установили гроздь мегафонов, и над лугом грянула разухабистая модная два года назад мелодия. Так что танцы начались даже раньше запланированного. Крейг переговорил о чём-то с русским радистом, махнул кому-то рукой, и через несколько минут в фургончик принесли стопку пластинок. Самых модных. У Крейга всё есть. В дар. Старцев, смеясь одними глазами, поблагодарил Крейга от лица русской администрации и уже тихо сказал, что, по его мнению, лучшую рекламу музыкальным новинкам трудно придумать.
– Приятно встретить понимающего человека, – ответил Крейг.
Обменявшись любезностями, они разошлись.
Вряд ли кто из бывших на этом балу, а был там фактически весь Бифпит, смог бы потом последовательно и связно вспомнить и рассказать. Слишком много встреч, событий, ссор и объяснений в любви, музыки, спиртного, танцев… Парочки наскоро убегали в темноту за окраины луга, и многие потом возвращались для продолжения веселья, сменив партнёра или партнёршу. Бойко торговали мелкой галантереей и всякой подарочной чепухой. Всевозможные прохладительные и горячительные напитки, сэндвичи и пирожные, дешёвые пирожки и дорогие фрукты… Изящные лёгкие столы и стулья в стиле парижских кафе и толстые брёвна, положенные вокруг горящего в яме костра, на котором жарятся прямо на решётке куски мяса… Люди теряли, находили друг друга и снова теряли. У профессиональных опытнейших сплетниц разбегались глаза…
Миссис Энтерпрайс одновременно показывалась в разных концах луга. Она успевала всё. Остальные дамы-патронессы не могли, да и не хотели угнаться за ней.
– Присядьте и отдохните, миссис Присси, – становил её стремительный бег Джонатан. – Выпейте со мной.
– Спасибо, Джонни, – миссис Энтерпрайс опустилась на стул с максимально возможной для её возраста грациозностью. – Вы настоящий джентльмен. От стаканчика виски ни одна леди не откажется.
– Вы – настоящая леди, – с чувством сказал Джонатан, целуя сухую сморщенную лапку.
– Благодарю, Джонни, – миссис Энтерпрайс хихикнула и со знанием дела продегустировала поставленный перед ней стаканчик. – Ваши чемпионы и здесь блистают. А вы скромно сидите в тени.
– На то они и чемпионы, чтобы блистать, – улыбнулся Джонатан, – а я скромный лендлорд. Похвастаться нечем.
– Ну-ну, Джонни. Не прибедняйтесь. Ваши бычки и ваша команда – главные сенсации Бифпита. Фредди мы знали и раньше, – она снова хихикнула, – но я не ожидала, что он такой знающий судья. А ваши пастухи… Но только ваш чемпион по борьбе несколько застенчив для чемпиона.
– Наверное, он просто не встретил вас. Тогда бы он не затруднялся с выбором.
– Спасибо, Джонни. Так я надеюсь на протекцию? – миссис Энтерпрайс откровенно полюбовалась его смущением, но тут же по-матерински участливо похлопала его по руке. – Ну-ну, Джонни, я всё понимаю. Кстати, вы помните мисс Круазон и её чёрный жемчуг?
– Разумеется. Он, кажется, пропал?
– Да, в заваруху. Пропадали люди, целые семьи, что уж говорить о вещах. А сейчас они начали всплывать.
– Люди?
– Нет, – миссис Энтерпрайс грустно улыбнулась. – Пока всплыл только жемчуг мисс Круазон, а она сама… думаю, мы встретимся только на Страшном суде. А жемчуг… пережил её. И потихоньку поплыл. И знаете куда, Джонни? Опять в наши края. Думаю, через месяц он появится здесь. И вообще, – миссис Энтерпрайс задумчиво смотрела на Джонатана, но видела явно что-то другое, – вещи оказались долговечнее людей. Вещи всплывают. А люди… никогда. Вот ожерелье Дианы, вы слышали о нём, Джонни?
– Да, разумеется.
– Новая версия. Серебро с бриллиантами. И опять… выставлено на очередной аукцион Сойнби.
– Кем, не слышали?
– Продавец желает остаться неизвестным. Видимо, таким же будет желание и покупателя. Правда, – миссис Энтерпрайс улыбнулась, – для русской администрации это не тайна. Я уверена. Они не вмешиваются, пока. Но знают очень много, уже. Ну, я совсем заговорила вас, Джонни, да ещё о таких скучных материях. А на балу надо веселиться, – она рассмеялась старушечьим, но очень приятным смехом. – Берите пример со своей команды, Джонни, я желаю вам удачи.
– Спасибо, миссис Присси, я всегда слушаю вас с удовольствием.
– Надеюсь, и с пользой, – она лукаво улыбнулась. – Ну, я должна бежать. Мои дамы заняты облавой на победителей в борьбе, и весь бал на мне. Посочувствуйте мне, Джонни.
– От всей души, миссис Присси. Вы удивительная женщина.
– Я леди, – очень серьёзно сказала миссис Энтерпрайс и, уже вставая, шепнула: – В это облаве я на стороне дичи.
И убежала, исчезнув в пёстрой толпе. Джонатан допил свой стакан и тоже встал. Нашёл взглядом бармена, и тот кивнул ему. Разумеется, расплата потом и за всё сразу.
Возникающие инциденты рассасывались быстро. Никто не хотел портить бал серьёзными разборками. Конечно, всякое случалось. Но к моменту появления полицейского или шерифа с его помощниками всё улаживалось.
Вот закрутилась небольшая драка среди ковбоев, взвизгнула женщина, но пока Джерри, сопя и взрыкивая, пробивался туда сквозь ставшую вдруг непроходимой толпу, уже кого-то под руки утащили в темноту, а шерифу объяснили:
– Перебрал парень, пусть полежит.
– Пусть, – кивнул Джерри.
Старцев с удовольствием бродил в бальной толпе, ловя обрывки разговоров и зрелищ.
Да, граница между белыми и цветными соблюдается, и охраняют её обе стороны. Как бы, само собой. Просто, держатся вместе, своими компаниями, и всё. Да, вон компания белых ковбоев у костра с местным шашлыком на решётке вместо шампуров, цветные… там же, но не вперемешку, а сами по себе. И двое цветных, что забрели на благотворительный базар, прошли вдоль всех киосков и остановились у прилавка с двумя мулаточками. Всё понятно, всё естественно, внешних конфликтов нет и, пожалуй, именно из-за соблюдаемой обеими сторонами дистанции. А вон индеец из команды Бредли. И тоже со своими. А индейцев, кстати, очень мало, большинство уже должно было уехать, остались, в основном, метисы, смесь и трёхкровки, почему же этот не уехал? А Беленький где? Пляшет? Нет, повёл свою даму угощаться чем-то. А это кто? Это же тот парень из игрового номера в «Приме», уголовная мелочь. Задирает Беленького? Да, точно. По идее тут должен вмешаться Трейси, или он оставил парней без присмотра… Ну-ка…
Старцев остановился так, чтобы видеть и слышать, оставаясь незамеченным.
– А мне по хрену что ты там думаешь! – резкий ответ Андрея не остался незамеченным.
Румяная темноволосая девчонка, с которой он танцевал, отлично знала, что в драке не смотрят, куда бьют, и быстренько нырнула в толпу. Но Андрею было не до неё. Не эта – так другая. А вот гниду, что так нагло лезет, так видали таких, шестёрка, а туда же… Что у него там, в кармане, нож или бритва? А до хрена что, урою.
– Отвали, шестёрка.
– Ты, позор расы…
– Наклал я на расу твою.
Ножи одновременно сверкнули и столкнулись, лязгнули лезвием о лезвие. И Андрей стоит, зажав свой нож в кулаке, а нож противника на земле, но у того в руке пистолет, нацеленный в живот Андрея. Вокруг мгновенно сомкнулось плотное кольцо цветных пастухов. Парень быстро затравленно огляделся. У всех ножи наготове. И больше одного выстрела ему сделать не дадут. Он успеет выстрелить, но, как падает убитый им, не увидит. Медленно, через силу он убрал пистолет и наклонился за ножом. Но на него уже наступил Андрей. Кольцо разомкнулось, образовав проход, и, как только незадачливый защитник белой расы ушёл, рассыпалось, щебечущая девчонка мгновенно повисла на левом локте Андрея, и никто ничего не заметил. И не было ничего.
Фредди пил пиво, когда к нему подсел Дикси.
– Привет.
Фредди молча кивнул, занятый своей жестянкой.
– Вот что, я не знал, что это твои парни, честно. Своему я ввалю, а тебе вот, компенсация. Чтоб между нами ничего не было.
Дикси вложил в руку Фредди три сотенных кредитки и ушёл. Фредди, не меняя выражения лица и даже не разглядывая деньги, засунул их в карман джинсов. Три сотни – моральный ущерб. Значит, парни целы, а зачинщик – его шестёрка. Интересно было бы узнать подробности, но это успеется. Было бы срочно, Дикси говорил бы по-другому.
Смуглые красивые руки обвились вокруг его шеи, упругая грудь касается его груди.
– А ты здорово пляшешь. Чего ты со своими не уехал?
– А мне и здесь хорошо, – смеётся Эркин. – Ты давно здесь?
– Вторая неделя пошла. Неплохой город.
Она прижалась плотнее и потёрлась об него животом и грудью.
– Ошалела? – шепнул он ей на ухо. – Я тебе что, клиент?
– На эту ночь, да, – рассмеялась она. И так же на ухо: – Охренели мне беляки эти. По своему выбору хочу.
– А меня и не спрашиваешь?
– А я и так знаю, что согласен. Чтоб от меня да отказался… не было такого. И не будет.
– А возьму и не пойду.
– Пойдёшь, куда денешься, – смеётся она. – Я тебя ещё на скачках приметила. Посмотрю, какой ты наездник.
У неё большие глаза, длинные пушистые ресницы, красиво изогнутые брови. Кожа тёмно-золотистого цвета. Пышные кудрявые волосы. Мулатка. Он натолкнулся на неё, или она на него? В этой пёстрой шумной толпе их как вынесло друг на друга. Он заметил только, что к нему, явно к нему, пробивается какая-то белобрысая беляшка-стерва, шарахнулся в сторону и столкнулся с этой. А тут музыка. И всё, пошёл танцевать.
– Работаешь?
– Жить надо. А ты? Пастух?
– Как видишь.
– А я побоялась гореть. Думаю, и так проживу.
– Каждый по-своему устраивается.
Танец закручивает их, прижимает друг к другу.
– Глотнёшь?
– Обойдусь.
– А то смотри, у меня деньги есть. Я оплачу. Ой, руку больно!
– Всё поняла?
– А то. Ладно, каждый за себя, согласен?
– Идёт. А за ночь?
– Ты ж сам сказал, что не клиент. Со своего брать западло.
– Милочка, вы пренебрегаете своими обязанностями.
– В вашем возрасте, миссис Энтерпрайс, я буду думать только о них.
– Вы так растрачиваете себя, милочка, что моего возраста у вас не будет.
– Вы правы, Присси, погоня за чемпионами крайне утомительна!
– Особенно, когда она неудачна.
– Вы думаете, вам повезёт больше?! Они…
– Сядьте, дорогая, и успокойтесь. Я вас утешу. В этой погоне победили преследуемые.
– Да?!
– Миссис Энтерпрайс, неужели ни один?..
– Ни одного?!
– Да нет же, миссис Энтерпрайс, их попросту перехватили.
– О да, палка оказалась о двух концах.
– Поясните свою мысль, Присси.
– Ну, дорогая, мы так рьяно защищали свою честь на словах, что на неё теперь боятся посягнуть на деле.
– Джонатан, я так рада вас видеть!
– Я тоже, дорогая. Как дела?
– Мои? Как всегда. А ваши? Как всегда, отлично, не так ли?
– Разумеется. О, вальс, потанцуем.
– С вами, Джонатан, ну, конечно. Медленный вальс – единственное, что мне осталось. Как вы пережили этот кошмар, Джонатан?
– Заваруху? Как видите.
– Вы никогда не говорите серьёзно, а я до сих пор не могу прийти в себя от ужаса. И когда я смотрю на этих… мне страшно.
– О, я не думаю, что ваши… сохраняют воспоминания о вашем доме.
– Не надо, Джонатан. У вас никогда не было своих… своего дома и хозяйства, и… давайте посидим. Или… нет, вас не затруднит проводить меня? Не волнуйтесь, я не задержу вас. Надолго.
Джонатан вздохнул про себя, подставляя ей локоть. Будем надеяться, что капризуля сегодня сдержит слово. Ну, слава богу, вон её нынешний муж. Сейчас сдадим бесценную ему на руки. Он, кажется, сильно разочарован, но переживёт.
– Благодарю вас, Джонатан, дальше я дойду сама.
– Всегда к вашим услугам.
Раскланяемся и ходу.
Едва оторвался от неё, как налетел на Фредди.
– Гуляешь, ковбой?
– А что ещё делать, когда перегон закончен? Смотрю, теряешь форму, лендлорд. Уворачиваться не успеваешь.
– Смотри за своими, Фредди. Да, как у парней?
– Сами управляются.
– Дикси к тебе подходил?
– С компенсацией? Да. А к тебе?
– С извинениями. Его шестёрка полез на Эндрю, ну, и остался без ножа.
– Так дураку и надо, – удовлетворённо кивнул Фредди. – Ты много вынул из старушки?
– Кое-что есть. Но не сейчас.
– Ясно. Мне пора.
– Смотри, из графика выбьешься.
– Следи за собой.
И разошлись, и никто ничего не заметил, а если и заметил, так в этой круговерти до того ли?
Пока тянулся вальс, Эркин с мулаткой успели съесть по стаканчику мороженого. Она, правда, сначала потянула его к апельсинам, но услышав: «Давай что-нибудь другое», – не стала спорить и сразу согласилась на мороженое.
Ели молча, стоя рядом и вежливо не глядя друг на друга. За едой не болтают и в рот к другому не заглядывают.
– А ничего, вкусная штука. Ты раньше такое ел?
– Случалось.
– У вас подавали?
– Да нет, уже этой весной.
– Оу, хорошо жил.
– Не жалуюсь.
Удобная штука – съедобная посуда. Содержимое съел, посудой закусил, и мыть ничего не надо.
– Ну, и чего теперь?
– Пойдём сейчас или?..
– Подожди, вот это ещё станцуем.
– О-о, соображаешь.
Медленное тягучее танго плыло над лугом. Они уже вступили было в круг, когда Эркина дёрнули сзади за плечо. Он обернулся и увидел Джорджа, своего противника по финальной схватке.
– Чего тебе?
– На два слова.
Эркин нехотя разжал объятия.
– Подожди меня.
Она кивнула, на лице ещё улыбка, а глаза встревожились.
Эркин отошёл за Джорджем в темноту и увидел всех остальных, да, точно, все.
– Вы чего?
– Что делать будем?
– Липнут стервы.
– От беляшки увернёшься, а от этих…
– Да вы что? – Эркин изумлённо оглядел их. – Вчера родились? Что с бабой делать, не знаете?
– А ты что, не горел?
– Горел, – кивнул Эркин. – Ну, так что?
– Так…
– Ты что, Певун? У тебя по-другому, что ли?
Они говорили быстрым камерным шёпотом, встав в круг и сблизив головы.
– Охренели вы все? Без приказа не сработаете, что ли?
– Так чем работать? Не встаёт же.
– Не болит?
– Нет.
– Ну и пошёл ты… У тебя что, ни рук, ни языка нет?
Секундная пауза и взрыв хохота. Ржали, зажимая, затыкая себе рты, чтобы не привлечь внимания.
– Они ж обалдеют от такого!
– Ну, Певун, ну, голова!
– Они ж тут о таком и не слыхали.
– А ежели она сама руками лезет?
– Дай ей и пусть играется. Ты ж её раньше сам умотаешь.
– Точно.
– Парни, а вы?
– Охренел? Забыл, когда делят? Мы ж всё это знаем.
– Точно, я сам чуть в джи не угодил, в последнюю сортировку передумали.
– Ну, всё, пошли.
– А то, небось, заждались.
– Как же! Их, небось, уже другие расхватали.
– Не боись, новые налетят.
– Это точно.
– Как… озверели все!
Совсем рядом вдруг раздался звонкий щелчок языком – паласный сигнал тревоги. Они замерли и отпрянули друг от друга, рассыпались в разные стороны.
Эркин стоял на границе света, отыскивая её глазами. С другим ушла, что ли? Ну, и хрен с ней.
– Здесь я, – тихо сказали у него над ухом.
Он резко обернулся. Да, она.
– Ну как, договорились?
– Это ты, что ли, сигналила? – догадался он.
– Ну да, – она смеялась ему в лицо. – Нашли, о чём говорить!
– Не горела, так молчи, – буркнул Эркин.
Но она уже мягко втащила его в танцующую толпу, прижалась, как и положено в танго. Её губы теперь касались его уха.
– У меня любой мерин жеребцом станет. Вот увидишь. А у неумёхи…
– Ладно, посмотрим.
– Тогда пошли. Купим чего по дороге, хочешь?
– Голодна?
– Да нет, хватает. Но ночью перекусить охота. Сам знаешь. Яблок, что ли, возьмём.
– Давай яблоки. И… вот что, шоколада возьмём.
– Шикуешь? Деньги-то есть?
– Ещё раз спросишь…
– Всё, ну, всё, хватит. Синяки же будут.
Танго закончилось, и толпа начала редеть, скапливаясь у торговых палаток.
Старцев присел у одного из киосков-кафе. Пиво? Да, похолоднее. Ночь только начинается, а уже столько всего произошло. Ну, что ж. Ковбойский бал столь же азартен, как и ковбойская олимпиада. Интересно, но трудно уследить. Мозаика. Да, команда Бредли – интереснейшее явление. Сочетание уголовщины и… а здесь у каждого из четвёрки что-то ещё. У Бредли и Трейси уголовный характер выражен более чётко и не слишком скрывается, у пастухов… а похоже, самый приличный, да, как ни странно, но это самое подходящее определение, самый приличный – это индеец. Бывший спальник. И команда-противник не менее интересна. Сашка Бешеный, Спиноза, Костя Новиков, Шурочка, ну, конечно, раз такой пикантный нюанс, очаровательный майор своего не упустит, и Золотарёв для комплекта. Все майоры. И куда ты, капитан, лезешь? Не лезу, а меня тянут. Но и без ориентировки ты заинтересовался Бредли ещё зимой. Да, со дня приезда в Бифпит ты наслушался о Бредли и Трейси столько и такого, что самому стало интересно. Счастливчик Джонни и ковбой Фредди. Эту пару здесь знают лет восемь. Видали во всех видах, и их нынешние обличья не противоречат прежним. Значит, пара, тандем. А пастухи – индеец и белый – составляют вторую пару. И подчинены непосредственно Трейси. Бредли держит положенную лендлорду дистанцию. Но посмотрим, как они завтра придут за справками. Сегодня успели оформиться две команды. Интереснейший материал. Команда Бредли… олимпиада – игрок, участники, судья. В «Приме» – игрок и его телохранитель. Но если учесть всё рассказанное о Трейси, все обмолвки и намёки, то его ранг по уголовной шкале должен быть несравнимо выше ранга телохранителя, достаточно посмотреть на второго телохранителя. Соответственно должен быть поднят и ранг Бредли. Но… презрение, которое другие лендлорды не считают нужным скрывать, к другому игроку. И уважение, которое они столь же открыто проявляют, к Бредли. Не в бычках дело, разумеется. Это отношение сложилось раньше. Могли бы к ориентировке приложить и информацию, так нет… «Бредли и его команда. Нужна любая информация». Согласен, но свою они держат при себе. И я придержу. По возможности. Пусть сначала объяснят, зачем им Бредли и его команда, или пусть делают официальный запрос, чтобы не по дружеской просьбе, а по приказу…
– Отдыхаете, капитан?
– Нет, Бредли, смотрю, слушаю и думаю. Садитесь.
– Спасибо. Предпочитаете пиво?
– Каждый напиток требует своей обстановки. Коньяк, к примеру, здесь возможен, но мало уместен.
– Резонно.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
– Странно, капитан, что вы в одиночестве. Наши дамы не обходят своим вниманием ваших коллег.
– Их отвлекли победители соревнований, – усмехнулся Старцев. – Но вся ночь впереди, я не теряю надежды. А вы, Бредли?
– Конечно, терять надежду нельзя. Без надежды нет удачи.
– Согласен. Вы очень заботитесь о своей удаче и ещё больше о репутации счастливчика. Но каждая ваша удача – результат большой и очень тщательной подготовки.
– Вы мне льстите, капитан, – Джонатан улыбался, но говорил очень серьёзно. – Вы переоцениваете людей и меня в том числе.
– Недооценка опаснее.
– Да, безусловно. Я думаю, именно это и погубило Империю.
– Но, – Старцев внимательно смотрел в глаза Джонатана, – но вы не испытываете ностальгии, не так ли?
– Да, и не скрываю этого. Глупо мечтать о прошлом. Его не вернуть и не изменить, – Джонатан заговорил горячо, как говорят о глубоко личном.
– Что ж, я отвечу вашим же любимым словом. Резонно.
Спокойный тон Старцева охладил Джонатана.
– Да. С вами приятно общаться, капитан. И… и ещё раз благодарю за карту.
– Не стоит благодарности. Это было несложно и необременительно. Карта даже не трофейная, во многом устаревшая, – Старцев усмехнулся. – Так что никаких военных тайн я не выдал и должностных инструкций не нарушал.
Сделав пару глотков, Джонатан улыбнулся.
– Вы долго пробудете здесь?
– В Бифпите? Это, к сожалению, решаю не я. А что?
– Октябрь и ноябрь – время аукционов. Это не менее азартно, чем олимпиада. А вы, – Джонатан подмигнул, – любите наблюдать за людьми в игре.
– Я слышал об этом, – кивнул Старцев. – Признаться, на аукционах я не бывал. Интересно. С удовольствием посмотрю. И на какой аукцион вы собираетесь?
– Я ещё не видел программ. Но сезон должен стать интересным.
– Аукционы специализированы?
– Да. Например, аукцион Парра – недвижимость. Крокус – скот, в основном, молочный, но могут быть и мясные породы, и свиньи. Королевский аукцион – лошади. Сойнби – антиквариат, камни и золото в изделиях и тому подобное. Аукцион Эрнста – техника, в основном, сельскохозяйственная. У Корнби – мебель, картины, скульптуры…
– Да, действительно, – улыбнулся Старцев, – разнообразно. На все вкусы. Хотя определённая закономерность есть. Все аукционы связаны с имениями, их функционированием и обустройством, только… как вы сказали его, да, Сойнби выбивается из этого ряда. Хотя… антиквариат, ювелирный в том числе, тоже можно рассматривать как помещение капитала. Не так ли?
Прикусив изнутри губу, но сохраняя улыбку, Джонатан кивнул.
– Это ведь традиционный набор… интересов?
– Да, капитан.
– Да, недаром каждое имение имело свой сейф. Интересно. Я обратил на это внимание ещё зимой, когда мы составляли реестр брошенных имений. Но… – Старцев улыбнулся, – наш разговор слишком серьёзен для бала. Продолжим в другое время, Бредли?
– С удовольствием, капитан. Вы правы, на балу надо веселиться.
Они, улыбаясь, кивнули друг другу, встали и разошлись в пёстрой гомонящей и хохочущей толпе.
Четыре больших яблока и плитку шоколада Эркин рассовал по карманам куртки. Он хотел сразу отдать всё ей, но она развела руками:
– Куда их мне, смотри.
Да, на ней была сборчатая красная юбка и белая кофта, тоже собранная у шеи на шнурок. Как рабские, только не чёрные. Карманов нет. Ладно.
– Ладно. Пошли?
– Пошли.
Когда они выбрались из толпы, она очень ловко подсунулась к нему так, что его рука обхватила её за плечи, а её рука обняла его за талию. Эркин уже замечал, что здесь так ходило большинство парочек, и правая рука у мужчины обязательно свободна. Под оружие. Музыка и голоса людей сливались за их спинами в ровный неразборчивый гул, перед ними двигались, постепенно сливаясь с темнотой, их тени. И они были одни. Ночь только начиналась, и все удовольствия впереди.
– Ты как выскочила?
– А просто. На выезде была. Ну, он и оставил у себя. А потом пришли какие-то беляки, вот пока они друг друга увечили, я в окно вылезла. Как раз в спальне была. А дальше совсем просто…
– И на сборный не пошла?
– А на хрена он мне? Ещё бы опознали.
Эркин кивнул. Она положила голову ему на плечо, и даже через ткань он ощутил, какая у неё тёплая и мягкая рука.
– А ты как?
– В имении был.
– Хозяйский, значит. И не замордовали тебя?
– Отбился.
Она усмехнулась.
– Повезло тебе. Щёку тогда развалило?
– Да, – Эркин решил не вдаваться в подробности. С чего он будет выворачиваться перед ней?
Она на ходу тёрлась щекой о его плечо, гладила по боку, мягко, вкрадчиво. Эркин знал эти приёмы. И сам сдвинул руку так, чтобы его пальцы легли на её грудь, погладил, нащупывая через ткань сосок. У неё была плотная упругая грудь, хорошо державшая форму и напрягшаяся от его прикосновения.
Она вздохнула и замедлила шаг. Мягко повернулась к нему, заставив остановиться.
– Я тебя сама выбрала. Понял? Ты мой.
Она целовала его рот в рот, играла языком, то присасываясь, то резкими отрывистыми толчками. Эркин принял игру, отвечая ей, прижимая к себе, гладил по спине и ягодицам. Наконец, она оторвалась, отстранила лицо, упираясь ему в плечи ладонями и прижимаясь животом.
– Пошли дальше?
Её глаза блестели, и только по этому блеску угадывалось лицо.
– Пошли, – кивнул Эркин.
Пока они дошли до её дома, таких остановок с поцелуями, трениями и поглаживаниями было несколько. Делала она это умело, горячила ровно, без ненужной спешки: не под забор же ложиться. Значит, самый жар впереди. Эркин охотно помогал ей, но сам не лез. Всё-таки интересно: не он работает, а с ним. Впервые, пожалуй, такое. Ладно, а потом уже и он сам попробует. Пусть тоже… отдохнёт.
– Ну, вот и пришли. Сейчас, – она мягко высвободила руки, – ключ только достану.
Ключ у неё висел на шее на длинном шнурке.
– Весь дом твой?
– Нет, комната, но вход отдельный. Я плачу, и всё. Сама по себе живу.
– Хорошо.
– Ещё бы. Входи.
Нагнув голову, Эркин вошёл в непроницаемую темноту, ориентируясь на её шаги.
– Сейчас окно проверю и свет зажгу. Постой пока.
Когда под потолком вспыхнул ослепительно-белый шар, Эркин вздрогнул и даже зажмурился.
– Ты чего такой свет устроила?
– Ничего, сейчас привыкнешь.
Эркин открыл глаза и огляделся. Да, это действительно после улицы ему так ярко показалось, а нет, нормально, обычная лампа. Широкая кровать у стены, маленький стол напротив у окна. Окно наглухо закрыто плотной тёмной шторой, да, светомаскировка называется, сквозь неё ни при каком свете наружу ничего не видно. Понятно зачем, наверняка про ночные скачки слышала. У двери на гвоздях рабская куртка и какое-то цветастое шмотьё, внизу стоят рабские сапоги. Да под стол задвинуты две табуретки, а на столе чашка, тарелка… Эркин выложил на стол яблоки и шоколад и потянул с плеч куртку.
– Не спеши, я сама всё сделаю.
– Ты лучше дверь закрой, а все игры с раздеванием я сам знаю.
– Нет, – она упрямо мотнула головой. – Шляпу и сапоги ладно. Не люблю разувать. А остальное я.
Но он уже снял и повесил на свободный гвоздь куртку, попутно проверив задвижку на двери. Пристроил поверх куртки шляпу и разулся.
– Смотрю, не обжилась ещё.
– На шторы и постель всё ушло, – просто ответила она, ставя рядом с его сапогами свои туфли. – Пол чистый, не бойся.
– Я вижу.
И впрямь, дощатые пол и стены, стол, табуретки, – всё отмыто до блеска, простыни на кровати белые…
– Огляделся? А теперь на меня посмотри.
Эркин повернулся к ней и улыбнулся, не разжимая губ. Она обняла его, развязала ему шейный платок, мягко провела руками по груди, расстёгивая на нём ковбойку. Он обнял её за плечи и стоял так, давая ей возможность расстёгивать его пояс и джинсы. Потом, когда она опять подняла руки к его плечам, чтобы снять с него рубашку, быстро перехватил её за талию и нашёл узел. Её красная юбка была по-рабски на завязках, и белая кофта тоже по-рабски – на шнурке у шеи. Паласная одежда и отличалась от обычной рабской тем, что имела застёжки. И если к штанам на завязке он в имении привык быстро, то необходимость снимать рубашку через голову бесила его кратковременной, но полной беззащитностью, когда руки спутаны и лицо закрыто. Потому и уходя из имения, всё взял в рабской кладовке, а рубашку – господскую, с воротником и застёжкой на пуговицы сверху донизу… Странно, что она себе одежду цветную сделала, а по-рабски. Хотя… она ж работает. А для работы так удобнее, конечно.
Она рассмеялась, когда одновременно с его рубашкой на пол упала её юбка.
– Молодец, умеешь.
– Тебя же выучили.
Она медленно, плавно сталкивала с него джинсы. На секунду удивилась, нащупав под ними трусы, но тут же ловко прихватила их вместе с джинсами и гладящим движением сдвинула их с его бёдер. И так же плавно он распустил узел на её кофте, растянул вырез до предела, чтобы открыть налитую грудь. Она с улыбкой убрала на секунду с его бёдер руки и высвободила их из кофты. Ещё снимая юбку, Эркин нащупал на ней трусы и теперь, как и она, прихватив их вместе с тканью кофты, скатывал вниз.
И вот вся одежда лежит у их ног на полу. Она слегка отстранилась, по-прежнему глядя ему в лицо.
– Ложись. Я сейчас сложу всё.
Он кивнул и отошёл к кровати, сел на край. Она очень быстро и ловко разобрала и сложила на табуретках его и свои вещи. Эркин осторожно покачался, пробуя кровать на прочность. Вроде нормально и не скрипит. Она опять задвинула табуретки под стол, выпрямилась и откинула волосы. Крупные чёрные завитки-кольца свободно лежали на её покатых плечах. Она стояла, выпрямившись, спиной к нему, так что он хорошо видел её всю. Узкую спину с желобком, упругие правильной формы ягодицы, длинные стройные ноги. Она, чувствуя его взгляд, напрягла мышцы так, чтобы яснее обозначились ямочки на пояснице, положила руки себе на широкие, круто выгнутые от талии бёдра и медленно плавно повернулась, показываясь теперь спереди. Плоский твёрдый живот, кудрявая аккуратная поросль на лобке, большие твёрдо стоящие груди. Такие большие, что было непонятно, как они уместились на её узком стане. И спереди талия казалась от этих грудей ещё уже.
– Ну как? – она победно улыбнулась. – Хороша?
– Мне надо сказать: да, миледи, – усмехнулся Эркин, – или обойдёшься?
Лицо у неё стало растерянно-беззащитным, и тогда он улыбнулся ей уже по-настоящему.
– Не обижайся, но я ж не клиент, так что… А, ладно, пусть будет по-твоему.
– Нет, – она тряхнула головой, – твоя правда. Захочешь, сам скажешь. Тебе как, не болит совсем? Можно трогать?
– Не болит. Можно.
Он хотел добавить, что всё можно и всё может, но она уже подошла и села к нему на колени, обняла за шею так, что он уткнулся лицом в её волосы, а его руки обхватили её. Теперь она мягко шевелилась, ворочалась в его объятиях, тёрлась об него всем телом, трогала губами его шею, ключицы. Было щекотно и… непривычно. Нет, он всё это знал и понимал, но она действительно горячила его, помимо воли. Он погладил её по спине.
– Не больно?
– Нет, – ответила она. – А с чего должно быть больно?
– У меня ладони шершавые.
– Да-а? – удивилась она. – Совсем даже не больно. Щекотно чуть, и всё.
Эркин негромко рассмеялся.
– Ну, смотри, если соврала. А то я поверил.
И погладил её уже сильнее, нажимая на нужные точки.
Она быстро крутанулась на месте и сидела теперь верхом лицом к нему. А её руки теперь гладили его плечи и грудь, нажимая на те точки, от которых у него задёргались мышцы в низу живота.
– Я ж говорила, – засмеялась она, откидываясь назад, чтобы впустить его, и тут же придвинулась, прижимая лобок к лобку.
