Kitabı oku: «История вторая. Конкубина консула», sayfa 6
– Ты уже видела Вителлия Флавиана?
Вот что отвечать? Получу я по шее за самоуправство! Или нет? Но врать Императору… Это верный ЗОВ. Надо детёнышу сказать, чтобы делал лицо попроще. Или эту ненависть только я вижу? Ох, вряд ли…
– Да, мой Император.
На площадке приземляется уже знакомый флаер, из которого выскальзывают начальник Академии и консул. Точно, получу по шее. Непроизвольно сделала шаг к Императору. Если что, буду прятаться за ним.
– Мой Император…
– Слава Цезарю!
Очнулись, наконец? Император, досадливо пошевелил пальцами. Ах, это он просил не приветствовать его?! Не хотел смущать нашего детёныша? Это он зря… судя по повадкам, нашего детёныша смутить, – нереально. Я уже начинаю сомневаться… Обряд усыновления так действует на характер, или… Если бы не внешнее сходство отца и сына… Так… куда-то меня не туда понесло. Это всё из за консула. Лёгкая безмятежная улыбка на его губах меня нервирует. О чём он сейчас думает?
– Курсант Марий, ты должен быть в корпусе. Ваш курс отпустили полтора часа назад.
– Это я виновата, я попросила курсанта Мария мне помочь… – с ужасом осознаю, что не запомнила имени начальника Академии. А ведь он со мной разговаривал! Интересовался моим возрастом… А я злилась на консула и на весь белый свет… Ворона!
– Благородный Кассий Агриппа не будет осуждать курсанта Мария за помощь дающей миру жизнь.
– Разумеется, мой Император.
– Слава Цезарю!
Подпрыгнула… Хотя, пора уже привыкнуть. Кассий Агриппа… Надо запомнить. Придётся ведь общаться. Старшему ещё семь лет учиться, а младшему – все двенадцать. Хорошо хоть двойня будет в резервации обучение проходить.
– А какая помощь тебе потребовалась от твоего первенца, Воробышек?
Глаза благородного Кассия задумчиво сощурились. Где же я его видела?.. А ведь точно видела! Может, в резервации? Что ему там делать? Благородному среди чистокровных?
– Я попросила проводить меня к корпусу первогодков, мой Император. Хотела увидеть сына.
– Погулять с детьми по полигону…
Интонация скопирована настолько точно, что если бы не голос… С негодованием смотрю на улыбающегося консула. Злится, легендарный наш! Почему? Вот что опять не так?! Одета я "прилично". Во всяком случае платье прикрывает меня от подбородка до ступней. И рукава длиной до основания большого пальца…
– Корпус заперт.
– Для моего сына это не помеха.
– Я виновата.
– Воробышек, наш сын будет наказан. К нему свод правил Академии должен применяться со всей строгостью.
– Но ведь это я…
Заканчиваю говорить уже шёпотом. Бесполезно.
– Для чего ты потащила детей на полигон, Воробышек?
– Я хотела, чтобы они познакомились в неформальной обстановке. Чтобы они осознали себя командой…
– И как? Удалось?
– Не знаю…
– Посмотрим… Позже. А пока…
Начальник Академии тронул наруч:
– Курсанта Вителлия Флавиана ко мне.
Меньше чем через минуту куратор Сергий вывел моего детёныша. Безмятежная улыбка – точная копия консульской. Может быть консул в родстве с Императором?.. Откуда такое сходство характеров?
– Улыбается ещё! Рассказывай, курсант.
С тревогой смотрю на консула. Надеюсь, что телесные наказания в Академии запрещены. Пусть лучше меня высечет ремнём. Поёжилась от воспоминаний, вызвав понимающую улыбку.
– Я хотел показать маме полигон… как нас учат…
– Как ты покинул корпус?
– Через окно. Вот это.
– Ты прошёл мимо куратора?
– Я перебрался в другую часть здания. Мимо куратора не пройдёшь, заметит.
– Покажешь, где. Впрочем, не надо.
Консул тронул наруч, и сказал
– Бросьте нам сюда картинку.
И нам бросили… Я сама его высеку! Смотрю на крохотную фигурку, идущую по карнизу пятого этажа, цепляющуюся за стену, взламывая замок на очередном окне, и у меня подкашиваются ноги. Консул жёстко удержал меня, сказав:
– Смотри, кариссима.
Смотрю, смаргиваю слёзы… На руке синяки останутся… Ребёнок… Пять лет. О чём он мог думать? Марию попадёт… Он не мог не знать, как выбираются из корпуса.
– Куратор Сергий, удели особое внимание инициативному курсанту.
– Слушаюсь!
Продолжаем смотреть запись. Вот я ныряю в палатку, выбираюсь из неё уже в комбезе и берцах. Какая-то я неуклюжая, по сравнению со своими детёнышами, не говоря уже о преторианцах. А… Выправки мне не хватает! Строевой подготовкой с дорогими мамочками не занимаются. Бежим к полигону, перебираемся через забор первый раз. Вот мы с детьми аккуратно проходим препятствия, вытягивая друг друга, подсаживая… Вот гребёнка. Дети как маленькие ящерки перебираются на другую сторону, я тоже, пыхтя, ползу сбоку. Флаер начальника Академии приземляется на площадке возле полигона, я взмываю над гребёнкой, бескостным сгустком обтекаю качающийся мешок, превращаюсь в тень, стремительно скользящую мимо, мимо… Уважение на лицах преторианцев… Спрыгиваю с гребёнки, и мы летим с полигона. В последнем рывке мы реально действовали командой. Включая преторианцев. Мы на площадке возле корпуса. Огибаем корпус. Детёныш вскрывает подвальное окно, исчезает, чтобы опять появиться на карнизе. После интенсивной нагрузки! Когда я смотрю, как он пытается закрыть за собой окно, удерживаясь на карнизе…
Очнулась на руках у консула. Детёныши испуганы. Младший старается удержать слёзы… Старший, – удержать бесстрастное выражение лица. Наверное получили "втык", который я пропустила.
– Мамочка, я больше не буду! Я не знал… не хотел тебя пугать…
Цепляется за мою руку, умоляюще глядя на меня. Улыбаюсь ребёнку, стараясь незаметно высвободиться из рук консула Вителлия. Безуспешно. Только крепче прижал к себе.
– Мой легат, выдели нам краулер. Прогуляюсь с детьми и их матерью. Посмотрю, что изменилось за столько лет.
Ожидала возмущения от Мария, но детёныш, вероятно, понял неуместность сиюминутных высказываний, и промолчал. А, может быть, сообразил, что легату-прим лучше не возражать.
– Да почти ничего не изменилось. Собираешься устроить экскурсию по местам боевой славы, Вителлий Север?
– Зачем же провоцировать?
Офицеры рассмеялись.
Глава девятая:
О том, как легат-прим проводил воспитательную беседу с детьми их матерью, а также о каникулах Императора, о чистокровных, о признании Воробышка её отцом и заключении её брака с Императором Флавием.
Дождались краулера в корпусе. Воспользовалась утилизатором, вычистила комбез и берцы. Не знаешь, когда понадобятся, пусть будут чистыми. Надеюсь, преторианцам не попадёт за наше приключение.
Один из преторианцев сел за руль, другой – рядом с ним. Мы вчетвером уместились сзади. Объехали территорию, двинулись на полигон для отработки высокой проходимости. На бездорожье, как его понимают в Академии. Краулер еле ползёт, детёныши, притихшие поначалу, начали смотреть по сторонам. Это для старших курсов, малышню сюда не таскают. Ох, зря консул сюда решил проехать. Теперь стоит ждать угона краулера. Впрочем, на краулере далеко не убежишь…
– Успокоилась, кариссима?
– Да, спасибо, легат-прим.
– Курсант Марий. Ты знал, как выбираются из корпуса первокурсников?
– Никак нет, мой консул! Виноват!
– Курсант Вителлий Флавиан, кто тебя надоумил вот так выбираться наружу?
– Я сам выбрал дорогу. Что я не соображаю совсем? – пауза, и после короткой заминки, – мой консул.
– Сообразил, молодец. Мамина радость.
– Я больше не буду.
Насупился, обиженный. Конечно, – Марию уделили внимание раньше, чем ему.
– Легат-прим позволит задать ему вопрос?
– Позволю.
Хотела спросить почему детёныши ходят заросшие, как маленькие дикари, вместо этого спросила:
Почему ты назвал начальника Академии "мой легат"?
Детёныши насторожились. Ушки на макушке. Они похожи всё-таки. Хоть каждый – копия отец, но всё равно, – похожи.
– А как мне называть начальника Академии?
– Вы служили вместе?
– Кариссима, когда я был курсантом, благородный Кассий Агриппа уже был начальником Академии. Он командует ею больше ста пятидесяти лет.
– Благородный, – подчёркиваю интонацией – Кассий Агриппа?
– Да, кариссима, чистокровный, получивший патрицианство за военные заслуги, в течение двадцати восьми лет бессменный легат-прим Республики, комиссованный по ранению, и объединивший разрозненные военные училища в Академию. Мы все его ученики. Ещё вопросы?
Дети сидят раскрыв рты. Этого им никто не говорил. Что ж, надеюсь, будут уважать руководство…
– Почему они косматые?
Провожу пальцами "против шерсти" детёныша, который смеясь уворачивается. Марий, получив разрешающий взгляд консула, отвечает:
– Потому что курсант Вителлий Флавиан из "мёртвых голов".
– Сам ты! Мышь летучая!
Детёныш разобиделся, прижала его к себе легонько, а он показал язык старшему брату. Консул смеётся. Молча. Смешинки только в глазах.
– Наш сын обучается на контрразведчика, кариссима. Их эмблема – крылатый череп. А твой первенец – флотский. С уклоном в разведку боем. Их эмблема – нетопырь. Отсюда и прозвища. Выбор факультета определяется тестированием в течение полугода после поступления в Академию. А контрразведчики традиционно носят длинные волосы. Естественный терморегулятор, кариссима. Со временем научится убирать их, чтобы они не мешали.
– Я тебя научу. Вот прямо сейчас.
Снимаю шляпку, вынимаю из причёски метательные ножи, вызвав усмешку консула, и уважительную улыбку преторианца, распускаю волосы.
– Смотри, как надо.
Достаю из поясного ридикюльчика расчёску, расчёсываю пряди, начинаю плести французскую косу, собирая все волосы. Хорошо, что нас учили ухаживать за собой в абсолютной темноте. Руки действуют автоматически. Заплелась, уложила вверх, заколола шпильками, и украсила причёску метательными ножами, поданными консулом. Надела шляпку.
– Понял?
Детёныш кивает задумчиво, потом мотает головой. Лохмы развеваются по ветру. Начинаю его заплетать. Довольный, чуть ли не мурчит. Оторвала от рукава ленточку, вплела в толстую косицу, завязала маленьким бантом. Ну вот… теперь вид приличный. Старший коротко острижен, у младшего тоже головёнка аккуратная. Консул посмеивается. А краулер уже несколько минут стоит возле какого-то корпуса.
– Курсант Марий. Ты можешь идти. Доложишь своему куратору.
– Слушаюсь, мой консул!
Выпрыгнул из краулера. Чёткий поворот кругом, и строевым шагом отправился по дорожке. Я расстроилась, а первенец, успокаивающе мне улыбнулся. Надеюсь, на базе увидимся. А то устроят ему курс молодого бойца… Не знаю, что это значит, – Зигги всегда произносил эту фразу угрожающим тоном.
Краулер плавно тронулся с места.
– Вителлий Флавиан, я не стал воспитывать тебя при брате. Ты понимаешь, что подставил не только своего куратора, который получил взыскание, но и своего брата?
– Он же не знал!
– Ты думаешь, что самый первый придумал этот способ? Салага, как скажет мой пилот.
Молчит. Опять насупился… Думает.
– Гауптвахту никто не отменит. И ещё, сын: когда ты нарушаешь правила Академии, с тебя спрашивают строже, чем с других. Ты наследник Императора и сын консула Империи. Твоя ответственность выше. Тебе предстоит отдавать приказания тем, кто сейчас обучается рядом с тобой. Ты должен быть надёжен. Чтобы люди знали: ты не погонишь их на верную смерть по своей безалаберности. Это понятно?
Кивок опущенной головой. Неужели устыдился? Притягиваю к себе, заглядываю в глаза: виноватый, расстроенный взгляд. Краулер стоит теперь на подъезде к корпусу первогодков. Площадка пуста.
– Я люблю тебя, Вителлий Флавиан.
Прижала ребёнка чуть крепче, потом отпустила. Он заулыбался, довольный. Уже всё забыл. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Выскочил из краулера, отсалютовал, и побежал в корпус.
Легат-прим не выказывает намерения покинуть краулер. Сидит молча… На меня не смотрит.
– Теперь меня будешь воспитывать?
– А надо?
– Я не подумала… Мне не пришло в голову… – Продолжаю шёпотом. – Я испугалась, Вителлий.
Быстрый взгляд исподлобья, и ответ.
– Я заметил. Дети тоже. Надеюсь это их удержит на какое-то время. Чтобы ты не беспокоилась, кариссима: антигравитационное поле включается автоматически, как только датчики улавливают приближение к окнам. Разное бывало…
Начинаю впадать в бешенство…
– Ты видел, как я испугалась, и ничего мне не сказал?!
– Важно, чтобы твои дети видели, как ты испугалась. Чтобы прочувствовали… Не целься мне в глаза когтями, кариссима. Я понимаю, тебе сложно находясь рядом со мной сдерживать свою страсть ко мне, но всё же постарайся.
Я задохнулась от такой наглости, а консул осторожно сжимает мои пальцы, распрямляя их. Преторианцы ухмыляются отслеживая нас на экране кругового обзора.
– Я тебя убью, Вителлий Север! Слышишь?!
– Держи себя в руках, кариссима. Ты конкубина Императора…
И продолжил насмешливо:
– Или я буду тебя целовать. Прямо в краулере. Чтобы прекратить начинающуюся истерику.
Смотрю с опаской на легата-прим. От него можно ожидать абсолютно всего. Пытаюсь отодвинуться… Легат выпрыгивает из краулера, обходит его и, открыв дверцу, подаёт мне руку, чтобы я тоже могла выйти.
– Погуляем, кариссима. Пусть Император пообщается с сыном.
Склонила голову, выражая согласие. Так грустно… Опираясь на руку легата-прим, иду по аллеям небольшого парка. Ожидаемое озеро с лебедями… Большой ручей, или крохотная речушка, ажурные мостики продолжающие дорожки, и бревенчатые настилы, на которые сходят с тропинок. Можно найти всё на этом пятачке. И лес, и парк. Обошли озеро, консул усадил меня на скамью в беседке. Усевшись рядом, какое-то время смотрел на лебедей, скользящих по водной глади…
– Ты хорошо воздействуешь на детей, кариссима. Я доволен.
– Ты нарочно меня злишь, Вителлий Север?
– Я предупредил, чем закончится твоя истерика?
– Поцелуями.
– Тогда почему ты спрашиваешь, кариссима? Конечно, я нарочно тебя злю.
– Не дождёшься.
– Как это печально, кариссима. Ты не оставляешь мне шанса оправдать свои действия…
Уставилась на легата-прим, пытаясь понять, что он сейчас сказал. Он развеял мои сомнения: перехватив руки и завернув их за спину начал меня целовать. Я честно пыталась увернуться. Вначале. Безуспешно. Потом рассмеялась… Никакой реакции, если не считать лопнувшей губы. А потом я начала на эти поцелуи отвечать. Понадеялась, что легат устыдится, но он увлёкся… Теперь уже моё платье стало мешать. Легату-прим. Лично я радовалась, что на мне платье, а не сари. Какое счастье, что его женщины носили форму, и благородный Вителлий Север совершенно не разбирается в застёжках!
Спас меня лёгкий стук в перегородку беседки. Легат разъярённо повернулся к стучащему, и вскочил, демонстрируя безупречную выправку.
– Не буду спрашивать, знаю, что помешал.
Смотрю на начальника Академии и заливаюсь краской. Чувствую, как горят уши, щёки, шея… на глазах – слёзы. Стыдно. Я не провоцировала легата-прим, но и не сопротивлялась. А перед появлением благородного Кассия Агриппы вообще отвечала на поцелуи консула и мне это нравилось.
– Стыдно?
Опускаю голову, краем глаза заметив движение консула, и предупреждающий жест начальника Академии.
– Иди к Императору, девочка. Я попросил его дождаться меня. Он беседует с вашим сыном. Иди, девочка.
Выбежала из беседки, как ошпаренная. Лечу к корпусу, и думаю, что Император увидит запись и расстроится. Не из за меня, меня он предупредил о легате-прим. Расстроится потому, что Вителлий Север не собирается ждать пока ему освободят дорогу. Буду молчать. Ни слова не скажу. Пусть мужчины разбираются.
В корпусе первогодков мирная картина. Император с Вителлием Флавианом тихо разговаривают. Замерла в дверях… Как они похожи… А по характеру, – разные. Хотя, может это из за ответственности и прекрасного года Император такой. Нет… он всегда был таким. Во всяком случае, с момента нашего знакомства. Грудь сдавило… Стараюсь ровно дышать… Вдох, выдох… Хочется закричать Императору: Зачем эта Империя?! Уедем в поместье! Втроём! Так мало времени осталось!
– Воробышек, что случилось, что с тобой?
– Ничего не случилось, всё нормально.
– Тогда почему ты плачешь?
Потрогала глаза… Действительно… А меня уже усадили на диван, втиснули в руки чашку чая с корицей, детёныш принёс шоколадку с орехами. Почти целую плитку. Без двух квадратиков. Оторвал от сердца. Отломила квадратик, чтобы не обижать ребёнка. Улыбаюсь своим мужчинам.
– Я смотрела на вас и вспомнила день нашего знакомства, мой Император.
Император Марк Флавий грустно улыбнулся. Детёныш хотел начать расспросы, но посмотрев на отца, затих. Сидим втроём. Вошедшие начальник Академии и легат-прим застали очередную мирную картину. Я пью чай, мой сын и его отец сидят молча по обе стороны от меня. Император встал навстречу своему Учителю. Курсант вытянулся в струнку, равнение на начальника Академии и на Императора одновременно. Хорошо их здесь муштруют! Консул недоволен. Улыбается, а глаза холодные. Император с начальником Академии прошли в кабинет, отправив курсанта в корпус. Ага, под присмотром куратора. Обняла ребёнка, теперь увижу его только на каникулах. На втором году обучения.
– Не беспокой Императора, кариссима. У него и без тебя дел полно.
Смотрю на Вителлия Севера, раздумывая правильно ли я поняла его фразу. Глазами ответил "да". Ну… я и не собиралась беспокоить. Было бы из за чего! И не беспокоился он, когда консул меня за обнажённый бок хватал. С поцелуями, кстати. Сижу, пью чай. Консул ко мне не приближается. Слава Богу! Надолго ли его хватит? Проверять не буду.
Император вышел из кабинета, взял меня за руку, и увёл на улицу. Катер завис над площадкой. Опять подъём в антигравитационном колодце, место возле медотсека. Император, для разнообразия, всю дорогу сидел со мной. Консул, поднявшийся за нами, сразу ушёл в командную рубку.
– Воробышек, вы поругались с консулом?
– Такое возможно? Мой Император?
Очередная грустная улыбка… Устал. Почти круглосуточная работа сказывается. Но больше мы тему консула не поднимали.
Дни текут за днями. Ночи Император проводит со мной, а днём я предоставлена сама себе. Занимаюсь на полосе препятствий, стреляю из лука, устраиваю спарринги без оружия или боевым ножом с преторианцами. Консул не показывается. Император пояснил мне, не дождавшись моих расспросов, что Кассий Агриппа рекомендовал Вителлию Северу не пересекаться со мной без настоятельной необходимости. К начальнику Академии прислушиваются. Даже легат-прим.
Иногда я слышу музыку. В ней звучит ожидание, и это пугает. А дни идут… утекают, как вода…
У Императора и его преторианцев всё более радостное настроение. Манлий сказал, что прекрасный год завершается. Он успокоил меня, объяснив, что уходящие просто не просыпаются однажды. Они не испытывают боли, уходят в радости. Ещё и поэтому последний год называется "прекрасным".
Провели неделю на островах. Взяли ребёнка из Академии, а поскольку сейчас каникулы, первенец мой болтается на базе под руководством декуриона Азиния. Консул выделил турму Азиния в сопровождение Императора и его наследника. Конкубина не в счёт. Я, – так… погулять вышла. Каждый развлекался по-своему: Император с преторианцами охотился на акул и скатов, а мы с детьми плавали, ныряли и лазали по джунглям. Вечера проводили все вместе. Разжигали костёр, и сидели вокруг огня. Я научилась островным танцам. В соломенной юбочке. Надеюсь, консул не увидит моё изображение… К концу недели Марий начал приближаться к семье. В самом начале, он к нам вообще не подходил. Только в отсутствие Императора. Братья загорели до черноты, – похожи на бронзовые статуэтки. Я, впрочем, тоже. Меня и раньше невозможно было спутать с благородной патрицианкой, а уж сейчас, когда прозрачно-зеленоватые глаза чистокровной сияют с загорелого лица…
Наконец-то до меня дошло, почему таким знакомым показался благородный Кассий Агриппа. У нас одинаковые глаза. Для чистокровных цветной отлив радужки – редкость невероятная. В основном, – глаза прозрачно-серые. И только у двух линий имеются оттенки. У одной – зеленоватый, у второй – голубоватый оттенок северного неба. Значит, благородный Агриппа тоже относится к линии лямбда.
Чистокровных можно отличить по глазам. Много тысячелетий назад, на Земле, шли поголовные прививки против старости. Генетики решили проблему возраста. До девятисот с лишним лет Мафусаила не дотянули, но четыреста лет людям обеспечили. И триста пятьдесят из них мы сохраняем возраст расцвета: тридцать пять лет для мужчин, и двадцать пять – для женщин. Состав крови не меняется, а вот радужка приобрела сияющий светло-серый цвет. Лучащиеся светом глаза… Изредка появлялся оттенок зелени, или голубизны. Тёмных глаз не осталось. А на других планетах через пару тысячелетий восстанавливалась изначальная радужка и сокращался срок жизни. Не говоря уже о молодости. Это Новый Вавилон подогнали под земные параметры. В остальных же случях, надо было модифицировать "прививку" под изменившуюся среду обитания. Но, как обычно, знания оказались сначала засекречены, потом утрачены… Так что, теперь чистокровные "водятся" только на Новом Вавилоне. И признак чистокровности передаётся исключительно по обеим линиям. У моих сыновей тёмные глаза их отцов. У Мария – чёрные, а у Вителлия Флавиана – тёмно-карие. А вот двойня, растущая в резервации – сероглазые. Оба. И брат, и сестра. Линия сигма. Чаще всего, линия передаётся по отцу.
Отвезли детёныша в Академию. Проводила взглядом маленькую фигурку, посмотрела на Императора, не отрывающего глаз от закрывшейся за нашим сыном двери… Марий протянул мне платок. Уткнулась в него, радуясь, что у меня внимательный первенец, и ещё тому, что я без макияжа. Азиний настолько плавно развернул катер, что я не заметила, как мы двинулись к базе. Пролетели над вулканами. Катер завис над местом давней трагедии. Император преподнёс жене тропические цветы. Марк Флавий прощался, а может быть, говорил о скорой встрече…
По возвращении на базу Император с головой погрузился в дела. Попросила его дать себе отдых, – ведь всё не переделаешь… Посмотрел непонимающим взглядом, притянул к себе, подержал мгновенье в обьятиях, и ушёл работать.
Консула не видно и не слышно. Может быть, его даже нет на базе. Времени остаётся всё меньше. Состав преторианцев изменился. Многие уже "ушли". Боюсь спрашивать о знакомых. Военные привыкли, – никто не заморачивается по поводу прекрасного года. А я никак не могу принять как дóлжное скорый уход Императора. Умом я понимаю, что Марку Флавию шестьдесят лет, и то, что он сохранил тридцатипятилетнее тело, ничего не значит. Это результат прививки против старости. Но я не могу принять это…
Мои комнаты уже превращены в помесь бутоньерки с ковровой лавкой. Кругом ковры и коврики. Комнаты Императора тоже потихоньку захламляются. Полы застелила коврами, подбираюсь к стенам. Наверное, надо гобелены изготавливать вручную. А то, с таким настроением, я всю базу коврами украшу. От базы исходит ощущение довольства жизнью. Ей нравятся ковры? У кого спросить?
Как выразился Сигма-два: я – счастливая девочка. Не успела задуматься об источнике информации, как тут же появился консул. А я сегодня в гаремной одежде. Как по заказу: полупрозрачные шёлковые шальвары, удерживаются на бёдрах широким златотканым поясом, концы которого свисают до колен; маленькая безрукавка из тафты заканчивается на уровне диафрагмы, короткая чадра закрывает нос, рот и подбородок; волосы заплетены в сорок косичек, на голове – тюбетейка. Глаза подведены сурьмой. Ага, и ноги босые в восточных шлёпках с загнутыми носами.
Стою, вся такая восточная, – тку ковёр. Точнее, автомат занимается ковроткачеством в самом медленном режиме. А я сосредоточенно отслеживаю исполнение задуманного. И тут мне на обнажённую талию ложатся горячие ладони… И… Ничего. Никакого продолжения. Жду, замерев… Почти минута прошла, прежде чем мне на ушко промурлыкали:
– Скучала, кариссима? Я скучал.
Возмущённо поворачиваюсь, наталкиваюсь на белозубый оскал, долженствующий обозначать улыбку. Но я вижу в нём только угрозу. Скалюсь в ответ, пытаясь отцепить от себя нахальные руки. Безуспешно. Добилась только того, что они сдвинулись выше. Ещё сантиметр, и придётся рукоприкладством заниматься.
– Кариссима… Разве так встречают отца своего сына?
– Полагалось спросить: "где ты шлялся?"
Смотрю в смеющиеся глаза, и понимаю, что рада. В глубине души я беспокоилась из за отсутствия консула Вителлия.
– Как грубо, кариссима!
– Что поделаешь, живу практически в казарме…
– Кариссима, только не говори, что барон Зигмунд отличался изысканными манерами.
Смотрю на улыбающегося Вителлия Севера, пытаюсь говорить, и не могу. Голос пропал. И ноги подгибаются, пришлось вцепиться в китель легата-прим.
– Спокойно, кариссима.
– Что ты сделал с Зигги?!
– Ничего. Барон Зигмунд жив, здоров, и весел. Растит сына.
Жду продолжения. В голове пусто, и пустота эта распространяется, заливая душу ртутной тяжестью.
– Думаешь, я лгу?
Молча качаю головой. Я знаю, что Вителлий Север не лжёт. Полагаю даже, что знаю, кто одарил барона наследником. Я не могу винить Зигги. Он мужчина. Если матерью его сына стала Лола, то рядом с ним любящая женщина. И я сама отнюдь не хранила супружескую верность.
Меня подхватили на руки, усадили в кресло, закутали в какое-то покрывало. Главное, – тёплое. Консул сел во второе кресло, не прикасаясь ко мне.
– Удивительное проявление чуткости. Я благодарна.
– Сколько у меня с тобой хлопот, кариссима. Сменить власть было намного легче.
– У тебя были помощники.
Рассмеялся. А глаза холодные. Не смеются.
– Ты больше не жена барона Зигмунда, кариссима. И барон Алек не предъявит на тебя права. Не бледней. Он сказал, что выживет. Стражи глубин не бессмертны, но убить их очень трудно.
Я перестаю воспринимать речь. Благородный Вителлий что-то ещё сказал, потом заглянул мне в глаза, и замолчал. Встал с кресла, поражённо рассматривает маленькую гостиную. Заглянул в комнаты Императора, вернулся ко мне.
– Кариссима, Император сам сделал выбор. Я не думал, что ты так тяжело воспримешь окончание прекрасного года. Мы живём с этим, и уже привыкли… Если бы я понял твоё состояние, я не стал бы сегодня говорить с тобой о баронах.
– Не о баронах, Вителлий Север. О том, что мне некуда идти. Или мне уже пора называть тебя "мой господин"?
– Твоему отцу вряд ли это понравится.
Я его всё-таки убью… Вывалил на меня ворох новостей, и ещё издевается!
– Я не сказал? Благородный Кассий Агриппа признал тебя дочерью. Архивы резервации подтвердили отцовство. Дорогая мамочка, родившая тебя, сейчас выполняет очередной контракт, и её не стали беспокоить. Так что ты, кариссима, теперь "благородная Агриппина".
– Издеваешься, благородный Вителлий?
– Твой отец сейчас у Императора, кариссима. – Судя по голосу, шутки кончились. – Умойся и переоденься во что-нибудь более приличествующее твоему статусу.
– Статусу конкубины Императора? – вежливо улыбаюсь.
– Статусу дочери начальника Академии. И матери моего сына. Не тяни время, кариссима.
– Почему ты не называешь меня "благородная Агриппина"?
– Потому что ты не умеешь себя вести как благородная Агриппина.
Рявкает, как медведь! Убежала в умывальную комнату. Умылась, приняла душ, набросила халат с изображением сатх, отправилась делать патрицианскую одежду. Туника, стола, палла. Туника цвета слоновой кости, стола цвета чайной розы, и палла цвета ивовых листьев. Сандалии мягкой кожи без каблука. На пятисантиметровой танкетке. Вышитый узкий пояс для туники, и немного пошире – для столы. Оделась, обулась, посмотрела в зеркало. Непохожа я на патрицианку. Похожа на ребёнка, играющего в патрицианку. Как и в любой одежде, которую я делаю для себя. Мысленно махнула рукой, и вышла в свою гостиную. Благородный Вителлий встал с кресла, обошёл вокруг меня, осмотрев со всех сторон. Вздохнул…
– Кариссима, надень украшения.
– Я не знаю, какие.
Легат-прим прошёл без спроса в мой будуар, взял со столика шкатулку Флавиев, раскрыл, и вытащил резной нефритовый комплект. Подошёл ко мне, и, видимо, вспомнив, как долго я пыталась справиться с застёжкой жемчужного колье, быстро надел на меня все эти побрякушки. За вычетом серёг. Уши я так и не проколола… Ещё раз обошёл вокруг меня, опять тяжело вздохнул.
– Всё так плохо? Может быть мне надеть сари?
– Не надо. Я этого не перенесу! Я обещал твоему отцу не давить на тебя. Но если ты будешь демонстрировать мне обнажённые бока, я не выдержу. Увезу тебя в своё поместье, и пусть благородный Агриппа штурмует его силами курсантов и преподавателей Академии.
– Твоё поместье, Люк, я не взялся бы штурмовать даже силами спецподразделений. Благородная Агриппина, ты прекрасна.
– Мой Император…
Низко кланяюсь. И? Что дальше? А дальше мне протягивают руку, и выводят в большую гостиную, полную офицеров, и передают в руки начальника Академии. Благородный Кассий Агриппа берёт меня за руку, и говорит:
– Я передаю свою дочь тебе, мой Император. В присутствии десяти свободных граждан Империи.
Глава десятая:
О том, как Воробышек добилась хорошего настроения своего отца, а также о дуэли Вителлия Севера и барона Алека, о попытке легата-прим добиться "брачного вечера" и очередной ссоре с ним Воробышка.
Хлопаю глазками… Мыслей никаких… Учуяв запах крови, поворачиваюсь: притащили в каюту Императора походный жертвенник, и режут на нём несчастное животное. А Император берёт меня за руку и отводит от… отца? – вероятно, всё-таки, да. Так мы что теперь? Женаты? Да… папуля в авторитете. Ой! Это значит, мои детёныши – внуки начальника Академии? Бедные дети! Интересный обряд: передали из рук в руки, свидетели свитетельствуют, жертва истекает кровью. Что характерно: о желании меня никто не спрашивает. Не хочу быть патрицианкой!
Император, держа меня за руку, принимает поздравления офицеров. Благородный Кассий Агриппа беседует с консулом Вителлием Севером. Замечаю Мария, стоящего у входной двери. Беспомощно улыбаюсь сыну…
– Воробышек, увидимся вечером.
Легко пожав мои пальцы, Император уходит. За ним каюту покидают офицеры, отдав мне военный поклон с прищёлкиванием каблуками. И нас осталось четверо: мой отец, консул Вителлий, мой первенец и я. Благородный Кассий Агриппа, взглянув на меня без одобрения, сказал консулу:
– Позаботься обучить её носить церемониальную одежду, Вителлий Север. Проводит Императора, закроешь в поместье. Пока не вытравишь из неё дорогую мамочку, к людям не выпускай.
Начинаю злиться. Жила спокойно без родителей двадцать семь лет, и ещё десять раз по столько проживу! Легат-прим посмотрел на меня, и спросил:
– Мой легат, может быть твоей дочери просто не надевать церемониальную одежду?
– Ну… или так. Но на свадьбе, и принимая поздравления с рождением детей, она должна быть одета как патрицианка. Допустим, брак можно заключить "по факту давности". Но это не освободит её от поздравлений с рождением детей. Повторяю, Вителлий Север: займись её воспитанием.
