Kitabı oku: «Драма на трех страницах», sayfa 13

Марат Валеев. БОРОДА

– Ну, ладно, Серега я пошел, а то жена уже, наверное, по…потеряла меня.

Андрей Потапов с трудом встал с продавленного кресла.

– Да посиди еще, Андрюха, водка еще есть! Ты чего?

В гараж этот Андрей попал не за тем, чтобы напиться – Серега Шелудько уже давно сулил ему принести с работы пару флаконов уайт-спирита. Андрей пообещал их тестю, жившему в деревне. Тестю же эта химия нужна была как растворитель – он собирался что-то красить или, наоборот, смывать краску.

Гаражный массив был всего в паре сотен метров от хрущёвки, в которой проживал Андрей, и он решил сегодня сходить и забрать у Сереги уайт-спирит. А когда собрался наконец домой и включил отрубленный мобильник, он тут же задилинькал.

– Ну? – буркнул Андрей.

– Ты где шляешься? – закричала Вера. – Тут такое случилось, а он телефон отключил.

– Да что там у вас стряслось?

– Придешь, расскажу, – сердито сказала жена.

На улице уже стояла морозная ночь. Андрей быстро дошел до своей панельной пятиэтажки. Скрипнула дверь без домофона – жильцам всё ещё никак не удалось прийти к соглашению, надо ли скинуться на это современное средство защиты от несанкционированного проникновения. И подъезды их дома облюбовали бомжи.

Многие жильцы философски относились к их присутствию – мало ли с кем эта беда может случиться. Но Андрей бомжей ненавидел. Позавчера буквально на пинках вынес бродягу по кличке Борода. Тот еще не так давно был нормальным человеком, но почему-то пустился во все тяжкие и оказался на улице. Стал грязным, вонючим, пегая бородища вымахала с лопату, отсюда и кличка.

Как только Андрей вошел в подъезд, в нос с мороза сразу шибануло кислым и едким запахом. Борода вновь сидел под лестницей на картонке.

– Я тебе говорил не ходить сюда? – зло спросил Андрей.

– Я щас уйду, – лепетал Борода, трудно вставая на карачки.

– Конечно, уйдешь, – процедил Андрей, соображая, как бы окончательно отвадить бомжа от их подъезда. Он задел рукой оттопыренный карман куртки. И его внезапно осенило: вот чем он отпугнет Бороду. Андрей извлек бутылку, отвернул пробку и стал поливать уайт-спиритом спину, обтянутую рваной и лоснящейся от грязи ветровкой.

– Ты что делаешь? Зачем? – испуганно забормотал Борода. – Я щас встану и уйду. Не надо!

Но охваченный мстительным чувством, Андрей чиркнул спичкой и швырнул ее на пропитанную уайт-спиритом куртку бомжа. Она тут же занялась пламенем, и языки его быстро расползлись по всей спине, по рукавам, загорелась даже борода.

– А-а-а! – хрипло закричал бомж. – Горю!

И, покрытый скачущими языками пламени, пополз к выходу.

Хлопнула дверь, и вопли горящего Бороды стали слышаться тише. Андрей неожиданно испугался того, что сотворил, и торопливо пошагал вверх.

В дверях квартиры столкнулся с женой. Вера держала в руках старенький плед.

– Куда это ты собралась? – с подозрением спросил Андрей.

– О, явился, не запылился, – неприязненно сказала жена. – Хочу… как его… Бороде плед отдать. Холодно же.

– За какие такие заслуги? – затрясся от злости Андрей.

– А за такие. Пока ты где-то водку лакал, он доченьку нашу спас. Если не от смерти, то от насилия! – с расстановкой произнесла Вера.

– Как это? – всполошился Андрей. – А ну давай, рассказывай.

И Вера рассказала. Всего пару часов назад Тайка, как обычно, возвращалась из музыкалки. За ней увязался какой-то взрослый дядька. Тайка прибавила шагу, но он настиг её на третьем этаже. Зажал рот ладонью и потащил наверх.

Её спас Борода. Он увидел, как за девчонкой на цыпочках пробежал какой-то парень, и пошаркал своими рваными дутышами за ним. И просто негромко сказал:

– Слышь, оставь её, а то сейчас начну во все двери стучать…

И насильник испугался и побежал вниз. Борода помог девочке прийти в себя, довел её до квартиры и спустился обратно, к батарее.

– Вот за это я его и покормила, и плед хотела отнести, – всхлипывая, закончила Вера.

– А нет его там, – буркнул Андрей. Это что же получается? Этот бомж вонючий спас его кровинушку, а он его – уайт-спиритом полил, и спичкой!?

Надо бы выйти во двор, посмотреть, что там с Бородой. Но было уже поздно: еще во время рассказа жены он слышал, как во дворе прозвучали сирены спецмашин.

Когда им в дверь позвонили, Андрей сам пошел открывать её и безропотно протянул руки для наручников.

Сергей Мельников. МЕЧТА О ТЕПЛЕ

Я хочу, чтобы сейчас было лето. Чтобы было тепло-тепло. А ещё пусть будет солнце, и пусть не идёт снег. В подвале тоже тепло. Там нет солнца. Откуда под Землёй солнце? Там есть такая толстая труба, вся в тряпках, и она тёплая. Дядя Боря говорит, что по ней идёт горячая вода. Люди над нами набирают её в ванну и лежат в ней.

Я знаю, что такое ванна, видел на помойке. Люди над нами делали ремонт и выбросили. Я спросил у дяди Бори: «Можно мне в ней полежать?». Он сказал: «Лежи на здоровье». Я лёг и в ней было так же холодно, как везде. Я хочу придумать, как это: лежать в горячей воде, и не придумывается.

Я жду, что когда-нибудь людей над нами ре-ви-та-ли-зируют. Тогда они станут послушными, и я приду к ним и скажу: «Налейте мне полную ванну горячей воды. И принесите хлеб, и жареную куриную ногу, и пирожное картошку». Я буду лежать в горячей воде и всё это есть, а они будут стоять рядом и ждать. Но их никак не ре-ви-та-ли-зируют. Наверное, они хорошо себя ведут.

Мне сейчас очень холодно. У нас всегда холодно. Тёплая только труба в подвале. Дядя Боря не даёт мне всё время возле неё сидеть. Он говорит, что я бездельник и что из-за меня он всё время голодный. А ещё он говорит, что он меня подобрал, и без него я бы уже сдох. Я не хочу быть дохлым. Мёртвым не нужно тепло. Если бы я сдох, я бы не знал, какое пирожное картошка.

Если бы люди над нами забрали меня к себе, я бы каждый день ел пирожные. Я бы слушался, и воровал для них еду, и выносил бы мусор на помойку. Но они не заберут. Женщина сказала, что я воняю, а мужчина отодвинул меня концом своей палки, а потом протирал её снегом. И они морщились, и говорили: «Фу!», а ещё то слово, которое часто говорит дядя Боря, когда пьяный ударяется обо что-нибудь. Мне нельзя его говорить, дядя Боря за это бьётся по губам. Я думаю, мне надо где-то найти много-много горячей воды и помыться в ней. Тогда я не буду вонять, и меня заберут люди над нами. Женщина один раз сказала: «Бедный ребёнок». А мужчина один раз сказал: «Симпатичный бомжик». Может, тогда я им понравлюсь?

Сегодня сильный ветер, а моё пальто в подвале. Дядя Боря сказал, что он ставит икс-пи-ри-мент. Он вообще хороший, и всегда оставляет мне немного еды, и разрешает греться возле трубы.

Но он каждый день отправляет меня воровать, а мне это не нравится. Я медленно бегаю и быстро устаю. Меня ловят и больно бьют. А в подвал идти с пустыми руками нельзя, и я опять иду воровать.

Сегодня к дяде Боре пришёл его друг Проф. Дядя Боря говорит, что при прошлом пре-зи-денте дядя Проф учил студентов, а потом не захотел ре-ви-та-ли-зироваться, и теперь живёт в соседнем подвале. Дядя Проф принёс бутылку, и они начали пить, а потом дядя Боря сказал, чтобы я пошёл и украл им ещё еды. А я очень замёрз и ещё не согрелся. Я сказал, что мне надо согреться, и тогда дядя Проф сказал, что я непослушный. А дядя Боря сказал, что давно хочет меня ре-ви-та-ли-зировать, чтобы я стал послушным, но руки не доходят.

И тогда дядя Проф сказал: «Поставим икс-пи-ри-мент».

Он сказал, что надо выгнать меня на мороз. И когда я замёрзну, я ре-ви-та-ли-зируюсь. Дядя Боря сказал, что это делают не так, а дядя Проф сказал, что никто просто не пробовал. Тогда они сняли с меня пальто и ботинки и вывели на улицу. Дядя Боря привязал меня к столбу, чтобы я не убежал. Они ушли в подвал пить бутылку и ждать, пока я стану послушный.

Стоять на снегу босиком очень холодно. Я вижу, как светится окошко в подвале. Через него видна тёплая труба. Она далеко, но в голове я думаю, что рядом с ней, и обнимаю её руками. И мне становится тепло. Тогда я ещё сильнее думаю про неё, и больше не дрожу, мне очень тепло и уютно.

Это не труба. Это женщина, которая живёт над нами. Она меня обнимает и прижимает к себе, и совсем не морщится. Она шепчет: «Бедный ребёнок», и целует меня в макушку. Мне тепло… Боженька, пусть они меня заберут туда, где тепло…

***

– Вадик, подойди, пожалуйста! – Алёна стояла у кухонного окна, стирая муку с рук.

Муж нежно обнял её и положил подбородок на плечо.

– Что, любимая? – спросил он, касаясь губами её щеки.

– Посмотри на столб. Мне кажется, к нему кто-то привязан.

Вадим напряг зрение. Ветер нёс мимо тучи снега. Временами в прорехах серой завесы мелькало тёмное пятно, но что это было – отсюда не разобрать.

– Ерунда какая-то. Кто будет привязывать человека к столбу в такую погоду?

– А в хорошую будет? – съязвила Алёна. – Вадь, спустись посмотри. Ну пожалуйста!

Он со вздохом натянул зимнее пальто и взял свою палку. Сломанная на работе нога всё ещё требовала дополнительной опоры. Вадим перебежал подъездную дорожку и, только подойдя почти вплотную, увидел раздетого ребёнка, притянутого к фонарному столбу верёвкой.

– Твою мать! – выругался он.

Глаза пацана были закрыты, волосы и ресницы припорошило снегом. На чумазом лице подрагивали синие губы. Мальчик что-то шептал, но что – разобрать за воем ветра было невозможно. Враз заледеневшими пальцами, Вадим потянул завязки. Узел задубел и не поддавался.

– Господи, господи! – повторял он, хоть был неверующим. Вадим стащил пальто и натянул на мальчика, заткнув края ему за спину. Ковыляя, бросился к дому.

– Нож! – заорал, открыв дверь в квартиру. – Быстрее!

Перепуганная Алёна выскочила из кухни и протянула ему хлебный нож с крупными зазубринами. Вадим посмотрел на него и махнул рукой. С ножом, оскальзываясь на льду, он выскочил на улицу. Перед привязанным ребёнком стояли два бомжа. Один стаскивал с него пальто Вадима. Второй кричал: «Ну что он там? Очухался?»

Вадим, не раздумывая огрел палкой по голове того, кто пытался стянуть его пальто.

– Отошли оба! – закричал он.

Бомжи опасливо оглянулись. Один, болезненно морщась, потирал ушибленную макушку. Больная нога подвела, и удар вышел слабым. Он выставил палку, как шпагу, и её подрагивающий конец вызвал у бомжей ехидные улыбки.

– Я вызвал полицию, они уже едут. На рудники пойдёте, оба, с тройной ревитализацией! – крикнул он, срывающимся голосом.

Из подъезда выскочила Алёна со скалкой в руке. Другой она прижимала к уху телефон и торопливо проговаривала их адрес.

***

Я думаю, я сдох. Мне сейчас очень тепло. Наверное, Боженька забрал меня к себе. Я не знаю, кто это. Дядя Боря часто его вспоминает. Говорит, что Боженька его защищает. Может быть, он теперь будет защищать и меня?

Здесь странно пахнет – совсем не так, как в подвале. И тепло тут другое. Оно мягкое и везде, а не как возле трубы: отойдёшь и опять холодно. И лежу я на чём-то очень мягком.

Я слышу, что тут кто-то есть. Только мне страшно открывать глаза. Вдруг это кто-то страшный. Он всхлипывает. Он плачет? Страшные не плачут. Они рычат или бьются, или кусаются. Надо посмотреть, кто это плачет. Это не он… Она говорит: «Бедный ребёнок». Я знаю, кто это! Я открываю глаза.

Виктория Павлова. ШИЛО

Людмила пила коктейль и зорко следила за дверью мужского туалета, куда пять минут назад зашел Пашка. Сегодня они планировали отметить годовщину, но Пашка в последнее время странно себя вел: отвечал на звонки через раз, забывал важные вещи, например, день рождения ее кота, и ни разу не надел рубашку – подарок Людмилы. Модную, между прочим, в полоску. Даже сегодня не надел.

Пашка вышел из туалета и направился к бару. По дороге он вертел головой, не пропуская ни одной девчонки.

«Вот же гад! – поморщилась Людмила. – Неужели меня ему мало? Хотя, что я удивляюсь, он всегда таким был».

Пашка разговорился с барменом. Рядом с ним стояла девчонка с длинными бесцветными патлами. Она повернула голову к Пашке, и тот заржал. Людмила бухнула коктейль на стол. Ну это уже никуда не годится! Кадрит баб прямо у нее под носом!

Оттолкнув какого-то растяпу с дороги, она ринулась к бару.

– Бочковое когда привезут? – спрашивал Пашка у бармена, а патлатая смотрела на Пашку, не отводя глаз.

Людмила схватила ее за волосёнки и со всей силы дернула в сторону. Та заорала, а Пашка отскочил.

– Я тебе, сучка, покажу, как зенки таращить на чужого мужика! – Людмила трепала патлатую, как простыню в тазу и, слушая её крики, ощущала себя справедливой карающей дланью.

Вдруг Людмилу отнесло в сторону, она больно ударилась локтем о стойку бара и чуть не упала.

– Ты чего творишь, психичка?! – Пашка зыркнул на неё и бросился поднимать патлатую с пола.

– Пашечка, ты не виноват, это она тебя соблазнила, я понимаю, – бормотала Людмила, но в шуме и гаме ее вряд ли кто-нибудь услышал. Музыка в баре отошла на второй план, толпа раздвинулась, словно по мановению волшебной палочки. Людмила видела только, как Пашка помогает патлатой встать, и жутко возненавидела всех вокруг. Грудь болела, даже мелькнула мысль, что начинается сердечный приступ. Но это была всего лишь боль от его предательства.

– Ну-ка, пошли отсюда! – Пашка больно схватил ее за локоть и потащил из бара вверх по лестнице.

Людмила пыталась притормозить Пашку, но он тащил ее вдоль дороги, не выпуская локоть, пока они не добежали до машины.

– Ты меня замучила, Люда! И уже в который раз такое! Но сегодня ты вообще!.. Прямо в ударе! Ты больно человеку сделала!

– Человеку?! Да она тварь подзаборная, а не человек!

– Тебе лечиться надо, дура! – заревел Пашка, распахнул дверь машины и запихнул Людмилу внутрь, больно толкнув ее в бок. – И от людей изолировать.

Людмила всю дорогу пыталась объяснить ему, как ей больно, но он словно и не слушал, не хотел ее понять. Молча довез до дома, молча высадил у подъезда и уехал.

Она рыдала всю ночь, пытаясь понять, чем патлатая лучше неё.

***

– Может, померяешь? – Катя выхватила у Людмилы из рук кофточку, которую та рассматривала уже минут пять, и толкнула к примерочным. – Давай, мы же развеяться пришли, шмоток прикупить.

Люда механически двинулась к примерочным. Пашка не брал трубку уже неделю, с того самого злополучного вечера в баре. Она раз пять ездила к нему домой, но ни разу не застала. Хотела поговорить около работы, в сквере напротив бизнес-центра, но завидев ее, Пашка быстро парковался и проходил через КПП по пропуску, которого у нее не было, или садился в машину и уезжал.

Наверное, обижался, что раньше она не уделяла ему внимания. Нужно приготовить вкусный ужин и нарядиться во что-нибудь соблазнительное. Тут она увидела себя в зеркале примерочной и поморщилась. Оранжевая кофта, фу! Какая безвкусица! Катька совсем не соображает?

Она переоделась обратно и решительно дернула занавеску. Надо поискать что-нибудь такое, чтобы Пашке понравилось.

– Как у вас с Пашей? Разобрались? Ты толком не рассказала.

Осторожный Катин вопрос отвлек Людмилу от разглядывания вышивки на лифчике. Странно, что она интересуется. Какое ей дело до Пашки? Наверняка сама положила на него глаз. Он парень ладный, высокий, симпатичный.

– Он собирается сделать мне предложение! – Людмила стянула с витрины несколько пар лифчиков и двинулась к примерочным.

– Он мой!

– Люська, подожди! – Катька поймала ее за рукав. – Ты с ним говорила? С чего ты это взяла?

Людмила резко остановилась. Ей совсем разонравились Катькины вопросы. Складывалось впечатление, что она знает что-то такое, чего не знает Людмила.

– Почему ты лезешь не в свое дело? – Людмила вглядывалась ей в лицо, пытаясь понять, что та скрывает. – Ты ничего о Павлике не знаешь.

– Я просто хочу помочь.

Катька выглядела растерянно, но, скорее всего, притворялась. Наверняка они с Пашкой разговаривали.

– Что ты ему наплела, стерва, а? – Люда шагнула, прижав Катьку к стеллажу с футболками.

Та растерянно открыла рот. Какая отличная актерская игра!

– Думаешь, он тебя выберет? Такую бесцветную толстую моль, как ты, не выберет никто!

Катька оторопела, распахнув глаза, а Люда швырнула лифчики на пол и ринулась на выход. Не до лифчиков, когда все бабы мира хотят отнять у нее самое дорогое и любимое. Надо просто объяснить Пашке, как сильно она его любит. Он поймёт.

***

Со спущенными колесами машины не ездят. Людмила спрятала шило в карман и отошла в тень недалеко от парковки бизнес-центра. Пашка не сможет уехать, и тогда они поговорят.

Вскоре он вышел и неспешно направился к машине, играя ключами.

– Пашечка, – Людмила шагнула вперед, улыбнулась и протянула к нему руки, – любимый.

Он резко застыл. Вид у него был недовольный и даже немного злой. Конечно, ведь накопилось столько невысказанного.

– Хватит меня караулить! Ничего не выходит, неужели не видишь?

– Пашечка, любимый, позволь загладить вину. – Людмила не хотела ругаться, она хотела, чтобы Паша был с ней. – Давай я приготовлю ужин. Приходи сегодня ко мне. Родители на даче, никто не помешает.

– Ты в своем уме? После всего, что ты устраивала – истерики, драки в барах, ругань перед друзьями – думаешь, я приду к тебе ужинать? Когда ты уже поймешь, что у нас с тобой всё кончено!

– Возможно, я погорячилась. – Людмила не понимала, почему ей надо извиняться за то, что она охраняла их с Пашей отношения, но раз ему нужны извинения, она готова. – Немного переборщила, но…

– Немного? – Паша ухмыльнулся. Ей не нравилась его улыбка. Слишком злая. Почему он злится? – Немного перебарщивают, когда съедают две порции вместо одной, а ты совсем рехнулась. Да иди ты к черту!

– Но она, та девка… – Людмила растерялась. Какая-то бессмыслица. – Она хотела все разрушить.

Пашка сморщился, склонил голову, закрыл глаза. Словно на похоронах родственника, мелькнуло в голове у Людмилы. Да чем патлатая его так зацепила?

– Я её даже не знаю. И ты не знаешь. Но какого-то хрена ты ей навредила.

Он произнес это так печально, что у Людмилы екнуло сердце. Она даже не стала уличать его во лжи. Пусть врет, что не знает патлатую. Людмила понимала, в чем дело. Ему грустно, потому что она уделяла ему слишком мало внимания. Работа, друзья. Ещё Катька оказалась мерзкой завистницей. И вообще, всегда можно уволиться, чтобы уделять Паше больше внимания. Решено! Она уволится.

– Я приготовлю оливье, твой любимый. И всегда-всегда буду с тобой. Видишь, я вся твоя?!

Паша ринулся к машине. Людмила бежала за ним и перечисляла все его любимые блюда, которые вспомнила. Когда он забрался в салон и завел мотор, Людмила остановилась в двух шагах от машины и перешла к десерту, вину и сексу. Раньше такие уговоры всегда срабатывали.

Пашка проехал пару метров и остановился. Выключил мотор, выскочил из машины и уставился на колесо. Людмила расписывала достоинства минета, когда Паша перевел на нее такой злобный взгляд, что она поперхнулась и замолчала.

– Как ты меня достала! Ты больная, тебе лечиться надо.

Пашка двинулся к дороге, Людмила схватила его за руку. Он просто не понимал, потому что занят, устал, думает о той патлатой. Но Людмила же красивее!

– Я лучше, чем она! – закричала Люда, цепляясь за Пашку.

– Я не крашеная, я натуральная блондинка. У меня длинные ноги. Почему ты считаешь, что она красивее?

Он до боли сжал ее запястье, и оттолкнул так сильно, что она рухнула на асфальт.

– А как же оливье? – Людмила с недоумением смотрела, как Пашка ловит такси и уезжает. – Как же все остальное?

***

Найти адрес патлатой оказалось непросто. Сначала пришлось выследить бармена и пригрозить ему разоблачением «левого» бизнеса – он разбавлял алкоголь. На самом деле Людмила не знала, просто предположила, а бармен испугался и сказал, как зовут патлатую. Та оказалась частым посетителем и даже расплачивалась карточкой. Ну что же, никто не без греха, а алкоголизм и вовсе сплошь и рядом, думала Людмила.

Женщин с именем Попова Ольга Владимировна в городе насчитывалось тридцать восемь. Людмила заплатила тысячу рублей маркетинговому агентству, чтобы они продали ей кусочек своей базы с возрастом и адресом клиентов. Патлатая выглядела лет на двадцать пять, а значит, ей могло быть и восемнадцать. Размалевалась, разоделась и пошла чужих мужиков кадрить. Но существовал вариант еще хуже. Она могла быть старухой за сорок! Косметика сейчас чудеса делает, а в сумраке бара Лариса даже не успела приглядеться. Зато Пашка успел!

Отметя всех младше четырнадцати и старше пятидесяти, Люда запаслась бутербродами и отправилась на охоту.

***

Ей повезло на пятнадцатый раз. Сидя на лавочке у подъезда девятиэтажки спального района, она увидела, как патлатая идет по улице. В руках она несла сумки с продуктами и шла медленно, будто мечтала. Людмила насторожилась. Наверное, ужин для Пашки планирует. Наверняка у неё в сумке огурцы, курица и горошек для оливье. Стерва!

Патлатая разрушила их отношения. Конечно, и раньше они с Пашкой ругались, но потом мирились, и все было хорошо, но с появлением этой курвы всё пошло не так.

Людмила нащупала в кармане шило. Вернуть Пашку можно одним способом: убрав патлатую с дороги.

Та как раз дошла до двери и набрала код, кое-как справившись с тяжелыми сумками. Дверь пискнула.

– Позвольте, я помогу? – Людмила распахнула перед ней дверь.

– О, спасибо большое, – улыбнулась патлатая и подняла взгляд.

Недоумение и испуг на лице стервы бальзамом пролились на душу. Патлатая виновата во всем и знает об этом.

Людмила затолкала её в подъезд и закрыла дверь. На Катьке она уже потренировалась, во второй раз будет проще.