Kitabı oku: «Монолог», sayfa 3

Не сомневаюсь, ты бы стал отличным родителем и для второго ребенка. А я? Вопрос риторический.

18:16

В личной жизни тоже не сложилось. Пыталась отношения построить с тем несостоявшимся отцом, жил он с нами. Макс еще подростком был, а мальчики в этом возрасте особенно сложные, сам понимаешь. Да и нервный он, вспыльчивый. Смотрел на нас волком, грубил, меня посылал частенько подальше, того козла вообще выгонял – собирал его манатки и выбрасывал из квартиры. Я спрашиваю у него, почему ты такой эгоист, почему мама не может быть счастливой? А он тогда сказал, что нормальные родители должны жить ради него, ребенка, а в нашем случае мать любит только себя. Обо мне, говорит, ты должна думать, о моем счастье! А не приводить в дом кого попало!

Когда меня наконец бросили, я обвинила во всем Макса. А потом вспомнила своего отца: первое сентября, бой посуды, шум и «ты, паскуда, мне жизнь испортила». Почему мы повторяем ошибки своих родителей, а не учимся на плохом примере? Можно ли вообще самому стать человечным, добрым, мудрым родителем и семьянином, не видя в детстве ничего хорошего?

В день нашей последней ссоры с Максимом я, конечно, все это ему припомнила. Он же мне отплатил ответным огнем. Когда же перемирие?

Даже если сын когда-нибудь меня и поймет, то я уже сама себе этого не прощу.

5 ноября

11:48

Хэллоу! Башка раскалывается – много выпито, как бы снова не пристраститься, как тогда… Мне и сейчас кажется, что имею право иногда забыться. Но только сейчас мне действительно больно.

Макс ни звонит, ни пишет. Наверное, возможности никакой. Две недели уже… Мне кажется, я постарела лет на десять. Боже, мне всего тридцать восемь. Как я смогу потом так долго жить, если вдруг… Нет, плохие мысли, прочь из головы. Но ведь и хорошие не лезут.

Давай День рождения Макса вспомним, тот самый, 15 сентября 2004 года.

Еще тепло, бабье лето, я звоню тебе – началось. Поехали в роддом, там осмотрели, сделали УЗИ: воды мало. Врачи с укоризной: мамочка, вы рожать-то собираетесь? Конечно, плод уже сам тарабанил во внешний мир, но все никак… Почти сутки меня таскают по кабинетам. «А не лучше кесарево сделать?» – спрашиваешь ты у акушера. От боли я не могу выразить мысли, может, это было и к лучшему: вместо околоплодных вод из меня полилась обсценная лексика. Схватки… Выругавшись на славу, отчасти от обиды и некомпетентности выбранного акушера, я сама попросила операцию, но сказали, что нечего выдумывать – молодая, и так родишь! Но мне все хуже, Макс бьется головой, ломает мне кости. Не знаю, сколько времени мы так мучились, лишь помню, как ты залетаешь с главврачом: готовимся к операции, сказал он. Слава Богу, мать вашу… Помню ужас на лице врачей, когда достали Макса с короткой пуповиной, которая не дала бы родиться ребенку на свет естественным путем. Его положили тебе на грудь, будто ты его и рожал. Меня же в это время зашивали. А как ты на них орал потом на весь роддом, помнишь? И что было бы, если бы не ты? Я всегда об этом помнила, но это не помешало разлучить вас.

15:45

Через три дня мы приехали домой уже втроем. Мое заштопанное пузо не позволяло носить ребенка на руках, и он всегда был с тобой. Вы были одним целым. Воспаление после операции не дало возможности выкормить младенца. Может поэтому он не привязался ко мне так, как должен был? Или не в этом дело? Ладно, постараюсь не заниматься самобичеванием.

Помнишь первое слово? «Папа». А второе? «Дать». А мать – ни дать ни взять. Шучу, я не обижаюсь, если что.

Меня не научили быть ласковой, нежной, говорить с родными о самом главном – чувствах. Зато критиковать, унижать и терять – да, в этом у меня все были профессионалами. От самой себя противно. Как всё вернуть?

6 ноября

8:25

Доброе! Еще не надоела? А ты умеешь слушать! Помнишь, Максу было восемь, когда он с осложнениями после удаления аппендикса попал в больницу? Ему стало только хуже. Никто не понимал, что происходит. Ты нашел врача, привёз осмотреть малого и выяснилось, что у него сепсис. Доктор сказал, еще бы пару дней и все… Ты словно его Ангел Хранитель, а я разорвала вашу связь. И мне кажется, именно потому, что тебя нет рядом, с ним теперь и приключаются несчастья.

Мама завтра уезжает, говорит, таблетки помогают, а мне кажется – помогаешь ты. Абсурд, скажешь? Нет, с кем бы я еще так откровенно говорила, как не с тобой?

Где же Макс? Я бы сказала, что люблю его. Но боюсь, он даже слышать этого не захочет.

9:35

Я решила завести блокнот, в котором буду делиться мыслями, наблюдениями, даже снами. Надеюсь, что Макс когда-нибудь его прочтет. А пока, мой единственный читатель – это ты. Опять неудачно пошутила. Могу заодно подкидывать и тебе свои записи.

Ты помнишь, как начались бои под самым городом? Как Макс прибежал к нам ночью, залез под одеяло, прижался, взял нас за руки и стал вслух молиться? От себя, по-детски, как мог, но так искренне! Как он боялся, помнишь? Не меньше нас. Время до отъезда казалось вечностью, ведь каждая минута была на счету. А вдруг до завтра не доживем? Так и жили одним днем. А потом что?

Не забуду переполненный ЖД вокзал: людей немерено, никогда столько не видела; мы три часа стояли в очереди в кассу и взяли билеты на последний поезд. Как говорится, запрыгнули в последний вагон. Но шансом укрепить отношения и сохранить семью не воспользовались. После всего пережитого – взять и всё испортить. Мне кажется, после авиаудара по центру города мы не сделали выводы и не заметили намеков судьбы. Нас отвело, но зачем? Чтобы мы дальше ломали собственные судьбы? Нет-нет, не в упрек, я это себе…

17:58

Решила написать письмо Максу, отнести в военкомат или каким-нибудь волонтерам, вдруг дойдет. Как-то так:

«Сынок, прости, мы так мало говорили, еще и поругались перед твоим отъездом. Если бы ты знал, как мне стыдно перед тобой за то, что пыталась сделать из тебя совсем другого человека, лишь бы ты не напоминал отца, не был самим собой. Но ты все равно лучше нас, лучше меня. Прости, я мало тебя в детстве целовала и редко говорила, что люблю. Вообще этого никому не говорила. Наверное, поэтому я одна. Как бы мне хотелось, чтобы ты простил меня».

19:28

Тяжело, так много хочется сказать сыну, но не выходит. Чувство вины и проснувшаяся совесть подсказывают, что мне никто не поверит. Может, я себя накручиваю?