Kitabı oku: «История маленькой революции», sayfa 2

II

В северо-западном регионе Российской Империи летом в поздний час светло. Грязные улицы, по которым безостановочно бегают мыши, полны горожан как почётных, так и не очень. Давно отпущенные рабочие прогуливались до кабаков, а более знатные и богатые, свободные в любое время суток, кроме ночи, – до домов терпимости.

По дороге, состоящей из песка и ям, двигались Тамара с Борисом. Посредине шла Катерина, оглядываясь по сторонам в надежде встретить знакомые лица, которые, как она считала, непременно вступятся за неё, заберут к себе, а всё подполье и их главарей сдадут властям. Но откуда было взяться таким благодетельным знакомым, если Катерина никогда не выезжала дальше своего поместья с прилегающей деревней и некоторыми усадьбами по соседству? Да даже если бы и выезжала, то разве ходят её уровня знакомые по закоулкам, где обитают такие, как Борис и Тамара?..

На тройку с непониманием косились прохожие. Их не удивлял мужчина, очевидно местный, не удивляла и очевидно местная женщина, но девушка?.. Слишком дорогое одеяние вызывало безмолвные вопросы.

Бориса узнавали легкомысленного вида девицы, вызывающе поправлявшие то чулки, то бюст:

– Бориска, давно нас не навещал! – хихикнула изрядно выпившая блондинка в жёлтом платье с открытыми плечами.

– А когда ему? Смотри, какую кралю отхватил! – весело пропищала вторая, в бело-розовом платье, безвкусно облепленном маленькими бантиками по всей пышной юбке.

– Да ведь ни кожи, ни рожи! – третья дама весьма пышных размеров в зелёном подбежала к Катерине и защипала её за бока и бёдра, пугая дворянку. Все три женщины бестактно захохотали, вызывая лучезарную улыбку у Бориса.

– Давайте-давайте, топайте! – Тамара рассерженно отгоняла девиц, как мух, от Катерины. – Потом вдоволь наобщаетесь!

– А ты, Томочка, тоже к нам бы шла. Такая мордашка пропадает! – они снова засмеялись и, не стихая, продолжили путь.

– Отпустите меня, пожалуйста, – бесшумно, опустив голову, произнесла Катерина.

– С ними? – вскинула бровь Тамара. – Как же тебя отпустить? Ты же своим доложишь, а нас повесят. Нет, пока отпустить тебя не получится.

– Зачем же Вы меня ещё тогда не убили? – на светло-голубых глазах блеснули прозрачные слёзы. Глухой голос вздрагивал. – Отпустите, прошу. Никто ни о чём не узнает.

– Дорогуша, у меня на тебя слишком большие планы, чтобы так просто отпустить, – на лице Бориса промелькнула хитрая усмешка. Катерина, запрокинув голову, внимательно всмотрелась.

– Ты… – она побледнела. – Моя мама… – и начала задыхаться. – Чудовище!

Картина воскресного утра застыла перед барышней. Её ровный зуб не попадал на второй. Животная ненависть к Борису охватила её.

– Да… – со вздохом протянул он. – Красивая была женщина.

Девушка, дрожа, кинулась на мужчину и думала вцепиться ему в лицо острыми ногтями, но её руки перехватила Тамара. Со смехом Борис сделал шаг назад от Катерины.

– Отпусти! Отпусти! – истерично кричала Катерина, отпугивая от себя пьяных прохожих. Повторив попытку освободиться ещё несколько раз, она опустилась на колени и разрыдалась. Тамара ослабила хватку. – Господи, за что ты посылаешь эти испытания! За что милуешь сих безбожников! – Тамара надменно посмотрела на русую макушку.

– Ну всё, всё. Вставай, – Борис, закатив глаза, потянул Катерину за руку.

– Не трогай меня, чудище.

– Это ты сейчас так говоришь. Придёт время – просить будешь.

– Довольно, Боря. Перебираешь, – работница грозно взглянула на мужчину. Он замолчал и за всю дорогу больше не произнёс ни слова. – Тебе, Катя, нужно сменить одежду. Слишком выделяешься.

III

В гардеробе Тамары имелась всего одна пара брюк и одна длинная юбка, которую она обычно надевала на встречи с Щербаковым (он не раз предлагал купить ей хорошую одежду, но она всегда отказывалась под предлогом того, что соратники неправильно растолкуют их отношения). Именно эта потрёпанная юбка из самой дешёвой ткани и старая рубашка Бориса были отданы несчастной Катерине. Платье же её Тамара забрала, пообещав возвращать его по мере необходимости (на вопрос когда наступит эта мера ответ Катерина, конечно, не получила).

Поселили Катерину в комнату Тамары на не самое приглядное ложе – пол. Как подушка была дана скомканная простыня, давным-давно поеденная молью. С одеялом дела обстояли лучше – в комнате Бориса их нашлось целых два.

Квартира была относительно хорошо обставлена (в основном украденными из разгромленных квартир вещами). Площадь полностью оплачивал Щербаков. (До облавы она была местом встречи так называемых подпольщиков. Олегу Владимировичу удалось подкупить начальника полиции, и квартиру больше не осматривали. И пусть она стала непригодной для собраний, Щербаков оставил её родственникам Алексеевым.) Дорогая посуда и мебель были приобретены также им.

Уже наступила глубокая ночь, и Катерина, проплакавшая всю дорогу, заснула мёртвым сном. Тамара и её брат сидели на убранной кухне, обсуждая итоги собрания и дня.

– Зря ты так с матерью. Трудно было просто воткнуть нож и уйти? Сколько времени из-за тебя угрохали!

Борис, откинувшись на спинку стула, от скуки поглядывал то в потолок, то на стену.

– Не провоцируй её больше, – с упрёком приказала Тамара и покачала головой. – Дурные сны сегодня будет видеть.

В его голове будто что-то щёлкнуло после этой фразы, и он, без эмоций, повернул голову к сестре.

– Мне, конечно, очень интересно слушать твой бубнёж, – мужчина приподнялся, – но у меня, кажется, появились неотложные дела.

– Ты скоро.

– Не уверен.

– Это был не вопрос, – женщина ухмыльнулась.

***

Борис уверенным шагом направился к комнате Тамары. Подойдя к двери, он дёрнул за ручку. Раз. Второй. Дверь не поддалась. Чертыхнувшись, мужчина вернулся на кухню. Тамара стояла у тумбочек, опираясь о них руками.

– Закончил дела? – после смешка раздался звонкий хруст затёкшей женской шеи.

Борис, отчего-то улыбаясь почти как сытый кот, подошёл к сестре и буквально навис над ней, положив свои руки за её выгнутую спину. Заглядывая в её довольное лицо, он полузашептал:

– Как догадалась?

– И сдалась же она тебе? – Тамара игриво хмыкнула. – Ты же ей в отцы годишься.

– Так и в отцы?

Их лица находились друг к другу близко настолько, что за любым резким и не очень движением неминуемо последовало бы соприкосновение распалённой кожи, но Тамара намеренно избегала этого движения, кокетливо покачивая головой.

– В два раза старее.

– Всё в старики меня записываешь?

Взгляды были прикованы друг к другу. Мельком Борис опустил глаза на полураскрытые сухие губы и снова поднял их на плутовато блестящие зрачки.

– А кто же ты? Молодишься, как старик: ни с того ни с сего бороду сбрил, волосы зализал… – расслабленно Тамара прошлась кистью по подбородку брата. – Небось под Горького подделываешься?

– Может и подделываюсь, – он ловко перехватил скользящую ладошку. – Тебе же он нравится?

– Может и нравится.

Тамара озорно отвернула голову так, что лёгкий поцелуй пришёлся не в губы, а в нижнюю часть скулы.

– Я спрашивал, как ты догадалась, что я пойду к ней, – второе влажное касание было к шее.

Женщина, лукаво улыбаясь, выскользнула из полуобъятий Бориса и заняла прежнее место за столом. Борис поступил так же.

– Что же, не знаю я тебя? Планы он большие построил, – работница передразнила заявление брата на улице.

– Тебе настолько жаль её? Дочь угнетателей?

– Во-первых, я уже говорила, что мы не с молодыми девками боремся, – взрослых же, закоренелых помещиц, она считала ненужными для революции существами. Из них, по её мнению, ничего полезного выжать было нельзя. – Во-вторых, у меня тоже на неё планы.

– Какие же?

– О, однозначно великодушней твоих.

IV

– Сохранила я ей жизнь в первую очередь из-за нецелесообразности её смерти. Позже мне пришла в голову идея. Что, если нам её использовать… хватит улыбаться, Боря. Так вот, что, если нам её использовать в качестве информатора?

– Информатора? – Борис изобразил удивление. – Зачем и каким образом?

– Это очень рискованно, но её нужно свести с царскими. Или с кем-нибудь из подполья, кто мог бы донести…

– Намекаешь на хвостик Щербакова?

– Да. Заодно проверим его. Завтра за обедом отправлю Олегу телеграмму, чтобы после нашей смены они зашли в гости.

– И что ты хочешь передать?

– Пока ничего. Сейчас нужно протоптать почву. Дима и Катя должны сблизиться, но так, чтобы они оба ничего не заподозрили.

– Расскажешь Щербакову?

– Что за глупый вопрос? Он возится с мальчишкой, как с родным сыном.

***

Наступил долгожданный обеденный час. Рабочие собрались в столовой: мужчины сидели отдельно от женщин (того требовали правила фабриканта Сафронова, однако устраивали они мало кого). На входе Тамара спешно передала письмо верному соратнику Губанову, – лохматому и очень крупному угольщику.

– Щербаков должен получить его в кратчайшие сроки.

– Устрою.

Вторая часть.

I

После смены Тамара нарядилась в лучшую одежду: в единственную юбку, которую забрала у Катерины, и белую рубашку, одалживаемую у подпольщицы Зои. Дворянке, как и было обещано, на время возвратили выходное платье (она думала, что его уже продали).

Стол был накрыт чистой жёлтой скатертью, сотканной женой Тихона, и подаренной им на тридцать первый день рождения Тамары. Вода уже закипела, ваза с конфетами ждала своего часа.

– Их нужно будет оставить наедине. Я с Щербаковым буду в своей комнате, они – на кухне, – Тамара бегала туда-сюда, поправляя то стулья, то цветы на подоконнике.

– А мне что прикажешь делать? – Борис стоял с недовольным лицом, опёршись о дверной косяк.

– А ты будешь подслушивать и следить, чтобы она не взболтнула ничего лишнего.

Когда со стороны входной двери послышался первый стук, Тамара поцеловала брата в щёку и выбежала со словами: «Зови Катю».

***

– Здравствуй, Томочка.

Первым зашёл хорошо сложенный, хотя и с проглядывавшим животом под серым костюмом, мужчина пятидесяти лет с полуседой бородой. Он сразу протянул Тамаре коробку, перевязанную синей ленточкой. Женщина широко улыбнулась, принимая подарок:

– Олег Владимирович, я просила ничего не брать для меня, – ласково произнесла она.

– Я предвидел, что ты снова наденешь эту ужасную юбку, поэтому решил прикупить менее ужасное платье.

Щербаков не был ни дворянином, ни купцом, ни даже разночинцем. Как упоминалось, происходил он из бедной крестьянской семьи, разбогатевшей на спекуляции водкой в самые первые годы после издания главного манифеста эпохи Александра Освободителя. Поначалу было непросто. Приходилось ездить из города в город в поисках приемлемых цен на алкоголь, а после – искать деревни, где на этот же алкоголь цены завышали. Но дело оказалось прибыльным. Щербаковы преждевременно выплатили оброк и уехали подальше от своей волости.

Когда Щербаков стал полностью дееспособным, отец начал посвящать его в дело. К тому времени они уже обзавелись несколькими винокуренными заводами (к месту упомянуть, что после реформы о государственной монополии заводы стали сыроваренными), продукция которого быстро расходилась по имениям благороднейших фамилий.

С одной из таких фамилий двадцать с лишним лет назад Олег Владимирович установил крепкие отношения и даже закрутил роман с женой хозяина дома. Отношения их продлились недолго, так как супругами было принято решение перебраться на постоянное жительство в Швейцарию. Приглядывать за поместьем уговорили Щербакова. Дело непростое, поэтому с позволения хозяев Олег Владимирович перебрался в их имение близ …й губернии. Ежемесячно он отправлял супругам выручку с их хозяйства, а свою долю, тридцать пять процентов, получал обратно.

Полгода назад, то есть через двадцать один год после заключения сделки, к Олегу Владимировичу был отправлен сын хозяев, Дмитрий, с письмом от его матери, содержание которого Олег Владимирович и по сей день никому не раскрыл. С первых дней знакомства с Дмитрием Щербаков высоко оценил способности юноши и начал брать его с собой на все сделки, чтобы тот набирался опыта.

– Здравствуй, Борис, – обрадованный встречей мужчина крепко пожал руку молчащему рабочему.

– Олег Владимирович, что же твой ученик не заходит? – приветливо спросила Тамара, чертыхаясь про себя.

– И правда! Дима, что ты у порога топчешься?

Из кухни робко выглянула Катерина в тот момент, когда Дмитрий закрывал входную дверь. Увидев девушку, он, улыбаясь, кивнул. Она поступила так же. Тамара это заметила и почти скороговоркой сказала:

– А ты, Олег Владимирович, давненько не заходил. Пойдём в мою комнату, я новый цветок купила. Пойдём, пойдём. Они нас на кухне подождут.

Тамара подхватила мужчину под руку и повела в свою комнату. От неожиданности Щербаков успел только открыть рот и вопросительно глянуть на сдерживающего смех Бориса.

Между Борисом и Дмитрием, оставшимся наедине в коридоре, возникло немое напряжение. На самом деле, история их взаимной неприязни началась отнюдь не вчера и не из-за переглядок юноши с пленной дворянкой.

Отца и беременную мачеху Алексеевых вместе с двумя их мальчиками пяти и семи лет задавила на Ходынском поле обезумевшая толпа в день воцарения царствующего поныне Императора. В тот год Тамара и Борис уже работали на заводе и получили в наследство от отца, среднеквалифицированного рабочего, малюсенькую, но свою квартиру (её пришлось оставить после первого конфликта с властями).

Уже тогда Борис и Тамара состояли в объединении местных рабочих. Авторитет Тамары был невелик, и многие мужчины позволяли себе нелицеприятные шутки в её адрес. Борис никогда не заступался за сестру, боясь получить по затылку. Чтобы улучшить репутацию, женщина пошла на рискованный шаг. Однажды, вместе с Борисом и самодельной бомбой, она отправилась к дому городского главы. Покушение прошло успешно. С этого времени условный карьерный рост Тамары и её брата, всё покушение бесцельно пробегавшего из стороны в сторону, пошёл в гору.

В середине седьмого года нового века Тамара возглавила манифестацию местных рабочих, где её и заметил Щербаков, прибывший для переговоров с крупным фабрикантом и работодателем Тамары. Разумеется, демонстрация не обошлась без жертв, но немалой суммой Олег Владимирович, ценивший борьбу за свободу и отметивший потенциал Алексеевых, освободил Тамару и Бориса из-под ареста и от грядущего повешения.

Через месяц, когда страсти улеглись, Тамара огласила своё желание создать новую организацию борющихся рабочих под её и Бориса предводительством. Щербаков видел немало: и как фабрикант выгонял «папиросниц» (то есть женщин на табачном заводе) зарабатывать на улице, если им не хватает денег, и как от голода рабочий упал на горячие угли, и, оставшись инвалидом, был с позором уволен. Он, наслышанный о смерти родного дяди от ста ударов плетью и не желавший повторения сего в остальных семьях, поддержал инициативу.

Ещё через полтора года заседания организации на конспиративной квартире были раскрыты. Щербаков вновь дал взятку, но уже с условием, что прибывший Дмитрий, господский сын, будет участвовать в заседаниях.

После первого же собрания Дмитрий отправился на прогулку с миловидной барышней, которую через полчаса у него отбил Борис. Дмитрий был оскорблён, но «не стал марать свою честь дуэлью с безродным». Однако удовлетворить внутреннюю обиду он считал необходимым. Уже через неделю другая дама, примеченная Борисом, провела ночь в квартире Дмитрия. С того дня между мужчинами объявлена негласная война.

Как только Дмитрий переступил порог кухни, Борис неохотно произнёс:

– У меня ещё остались дела.

Катерина облегчённо вздохнула, когда мужчина покинул столовую, и расслабленно села на стул, молча приглашая юношу присоединиться.

***

Олег Владимирович неуверенно занял место на кровати.

– Томочка, что это было? – Щербаков ошарашенно следил за каждым движением ходящей из угла в угол женщины. Она остановилась и обернулась.

– Подумала, что молодым хорошо познакомиться, – твёрдо, но с улыбкой отчеканила Тамара. Ей было необходимо перевести тему и, пока Щербаков не опомнился, сказала: – Насчёт платья…

– Нет, нет. Ничего не хочу слышать. Твоя юбка, – он поджал губы, – никуда не годится.

– Это навредит моей репутации революционера, Олег Владимирович, – Тамара присела на краешек стола напротив Щербакова. – Платья обычно дарят любовницам, а не подпольным лидерам.

Щербаков покраснел, как маленький ребёнок, и начал, заикаясь, оправдываться, провоцируя задорный смех Тамары, покачивающей свисающей со стола ногой.

– Ты мне лучше скажи, откуда такая особа? – почти без тени смущения спросил мужчина.

– Не слышал про бунт крестьян Головина?

– Не без вашей, конечно, помощи?

– А то, – довольно ответила женщина, весело качая головой.

– Н-да, Головин скверным был помещиком. Виделись с ним много лет назад, с тех пор лично дел не имели. Противно.

– Как раз перед нашим приходом конюха со всей семьёй выпороли. Жена его на сносях была.

– Слышал, слышал… – задумчиво протянул он, глядя в пол. – А девчонку зачем забрали?

– Понравилась, – хмыкнула Тамара.

– Борису?

– И ему тоже. Лежала под кроватью, как брат рассказывал, пряталась, плакала.

– Стало быть, просто пожалела?

– Не успела расправиться. А теперь… по хозяйству пригодится.

Олег Владимирович и Тамара молчали, иногда застенчиво переглядываясь. Им редко приходилось оставаться наедине, но именно эти минуты они оба ценили больше других, не признаваясь в этом никому. Особенно друг другу.

– Неизвестно, где ей было бы лучше: там, – Щербаков многозначительно посмотрел в потолок, – или у вас.

Тамара согласно кивнула. «Да, – думала она, – смерть для неё удобней, – в ней зародилось не осознание, но беспокойство: – Так ли она мне нужна? – давно забытое чувство вины тихонько прокрадывалось в открывшееся для него сердце. – Для революции. Всё для победы, – но оно оказалось уже заполненным холодным расчётом».

II

Нервно выдохнув, Катерина скрепила руки замком и положила их на дрожащие коленки. Дмитрий, казалось, не замечал её волнения и продолжал улыбаться. Вдруг Катерина заговорила на языке Марата и Робеспьера:

– Вы говорите по-французски?

– Да, – уже не по-русски произнёс Дмитрий.

«Чёрт», – Борис злобно нахмурился и сжал кулак, но продолжил подслушивать в надежде на то, что собеседники вскоре перейдут на родную речь.

– Вы не заводская, – Дмитрий с интересом ожидал реакции девушки.

– Я дочь Головина, – колени задрожали сильнее. Катерина опустила побледневшее лицо, скрывая проступившие слёзы. – Их… убили… вчера, – дворянка поставила острые локти на стол и быстро спрятала глаза. Она издала жалобный всхлип и заплакала.

«Я знал, что они идут в деревню. Знал и то, что они кого-нибудь убьют, но брать человека в плен и издеваться… Думал, они завербовали её, такую же повёрнутую на революции дворянку, но то, что это – Головина… Мог догадаться. Ну Олег Владимирович, ну уговорил сидеть с ними! Познакомился с трудящимся классом! Нужно вести себя осторожнее на собраниях этих бешеных. Вовсе туда ходить не стоит. Не пойду. Бориса не боюсь, а вот Тамару… Да и её бояться не следует – за мной Щербаков. Это, конечно, хорошо, что я ему приглянулся как экономист».

Дмитрий больше не улыбался. Он помрачнел, вспомнив утреннюю статью о скандальной расправе крестьян с бывшими хозяевами.

В газете писали, как в воскресенье в девять часов утра в усадьбу Головиных ворвалась толпа грязных слуг. Про Тамару с Борисом упоминания не было по всей вероятности потому, что их не успела поймать полиция. Крестьяне же не сдали их по той причине, что видевших рабочих не осталось. Далее рассказывалось, как «челядь принялась громить господский дом, пряча по карманам всё, что попадёт под руку. Несчастному Головину, всегда относившемуся с уважением к людям любого состояния, нанесли сорок колющих ударов по всему телу. Головина Лариса Александровна перед смертью, по словам полиции, была замучена тремя или четырьмя батраками, после чего ей нанесли пять ударов ножом прямиком в сердце. Судьба их дочери, Катерины Матвеевны, неизвестна. Вероятно, ей удалось бежать».

– Катерина Матвеевна, – робко начал Дмитрий, – не найти таких слов, которыми я бы мог выразить Вам своё сочувствие. Мне, право, нечего сказать. То, что произошло… Милая Катерина Матвеевна, могу ли я чем-нибудь Вам помочь?

– Заберите меня отсюда! – Катерина в надежде раскрыла красные и опухшие глаза и подскочила со стула. Выглядела она ужасно: её щёки вздулись, всё лицо покрылось кровяными сосудами. – Я прошу Вас, заберите! Я боюсь, мне страшно, я… я! – она кричала и плакала, плакала и кричала. На её крики сбежались все находящиеся в квартире. Дмитрий встал и попытался её успокоить, по-товарищески дотронувшись до плеча девушки.

У Катерины началась истерика. Она сползла на пол и безудержно замолилась. Щербаков и Дмитрий поднимали трясущуюся и непроизвольно стучащую зубами Катерину, пока Тамара что-то насыпала в чайник вместе с заваркой. Борис, стоя у порога на кухню, надменно смотрел на дворянку. Задыхающуюся Катерину с трудом посадили на стул.

– Подержите её! Олег Владимирович, Дима, вы – за руки. Боря, держи голову! – когда Борис крепко ухватил Катерину за подбородок, Тамара смогла влить в неё успокоительный отвар, приготовленный по рецепту жены одного из подпольщиков и подаренный Тамаре для борьбы с бессонницей.

Чай подействовал не сразу. Отбивавшуюся девушку, впавшую в полный бред, еле донесли до постели Тамары.

– Олег Владимирович, я через пару дней приду. Идите сейчас, пусть отоспится! Боря, проводи.

Борис бросил высокомерный взгляд на замешкавшегося Дмитрия и срочно выполнил поручение сестры.

В коридоре Дмитрий не проронил ни слова. Щербаков, торопясь, вместо прощания сказал рабочему:

– Борис, попроси Томочку в следующий раз надеть платье.