Kitabı oku: «Цена свободы», sayfa 3
На былой экстремизм молодого человека повлияли и те годы, которые он провёл в российском флоте. Ведь очень многое из того, о чём говорили наставники о России и русских оказалось грязной ложью. Напротив, родной город после присоединения к Империи хоть и потерял столичный статус, но расцвёл как неофициальная столица. За немногие годы были построены новые прекрасные каменные здания королевской академии и обсерватории. Сейм продолжил существование, как и старые законы. Не лучше ли жить в великой Империи на привилегированных правах, чем стать вассалом далёкой страны, всегда готовой продать своего верного союзника, если сиюминутная выгода покажется очередному премьеру важнее.
Так и не придя к окончательному решению, Юган решил послать Бенкендорфу доклад, в котором сообщал, что успешно вышел на руководство повстанцев, которыми и впрямь руководят англичане, а теперь отправляется на землю туманного Альбиона, чтобы привезти оттуда оружие и боеприпасы повстанцам. Таким докладом он убивал двух зайцев: обеспечивал себе безопасность со стороны российских властей, и надеялся подставить глубоко противных ему англичан. О грузе «Наяды» молодой человек решил умолчать, поскольку тот был по-настоящему нужен повстанцам, да и капитана Ольссена ему совсем не хотелось подставлять под удар. Лейтенанту Куприянову и адмиралу Гейдену тоже нужно было написать письмо с кратким изложением событий и обоснованием поездки в Англию.
Но как отправить донесение? Надежда тут, похоже, только на вестового Ивана, но сможет ли тот с полувзгляда понять хозяина, подыграть ему и передать донесение так, чтобы обмануть сопровождающих. Тут ведь вот ещё в чём дело – являются ли эти громилы простыми матросами, или шпиками. Выяснить это надо немедленно.
– А что, Джек, не будет ваш начальник возражать, если мы промочим глотку на дорожку перед отплытием? – Спросил он старшего из сопровождающих на грубом кокни, усвоенном им во время детских плаваний.
– Да какой он мне начальник?! – откликнулся тот с готовностью; Мой начальник капитан Белью с «Пенелопы», а этот хлыщ надутый какая-то шишка из лордов, на которую мы должны тратить наше законное время в увольнительной. До отлива ещё семь часов, приятель, так что если ты не собираешься сбежать, то самое время опрокинуть по стаканчику грога.
– Тогда я считаю своим долгом угостить вас, ребята. Ведь вам ещё тащить мой багаж – носильщиков в такое время в этой дыре не сыскать. Идёмте же быстрее. Я остановился в портовой гостинице, на первом этаже которой есть хороший трактир для правильных моряков, а не тот мерзкий приют педерастов и наркоманов, который мы с вами покинули.
– А ты, похоже, нормальный мужик. Как звать-то тебя? – вступил в беседу второй сопровождающий.
– Конечно, я в море с 12 лет ребята, да не в офицериках. Начинал с юнги и сам поднялся до старшего помощника капитана. Теперь вот буду штурманом королевского флота.
– Ну и дурак ты, честное слово! Оставался бы в торговом флоте, имел бы барышей не в пример больше. – сказал Джек.
– Сам ты умом не блещешь! Да штурмана флота с радостью возьмут на любого «индийца», а вот даже и капитана финского флота – никогда. – Вступился за Югана Стивен; – Так что правильное решение. Перекантуешься пару лет во флоте, браток, а потом тебе все дороги открыты.
А повезло мне всё же с сопровождающими – подумал Юган – похоже это именно матросы, а не полицейские ищейки. Главное отвлечь их хоть на пять минут, чтобы оставить донесение. Что ж, будем играть своего парня штурмана по полной. Тем более уже показалась гостиница.
– Эй, хозяйка! – крикнул он входя в общий зал постоялого двора. Стоял уже поздний вечер, не перешедший, однако в ночь, потому хозяйка появилась мигом. – Каре ягнёнка с трюфелями, поросёнка с тушёной капустой, солёных груздей, варёной картошки и, для начала, бутылку шнапса, солёной сельди, рижского ржаного хлеба, соли и по три кварты пива мне и моим друзьям. Да, вели запечь гуся пожирнее, и собери четыре фунта копчёного окорока, два фунта провесного балыка, кольцо колбасы, два каравая сегодняшнего хлеба, три десятка свежих яиц и пол фунта кяхтинского чая. Всё это вели отнести ко мне в номер, и позови моего слугу. – Хозяйка мигом умчалась выполнять приказы постояльца и буквально через минуту перед ними оказались примерно литровая бутылка водки, каравай ржаного хлеба, мелко нарезанная селёдка пряного посола и по две больших кружки ароматного местного пива. Компания расположилась за уютным круглым столом в углу общего зала трактира, наполненного в этот поздний час по большей части такими же моряками всех стран, прогуливающими свои потом и кровью заработанные гроши, чтобы с утренним отливом вновь уйти в море.
– Ну вот, ребята. С делами, можно сказать, покончено. Вещи соберёт и доставит на бриг мой слуга, а мы с вами можем прилично поесть и выпить в предвидении неизбежной судовой солонины с тухлой водой. – продолжил барон, отпив из кружки большой глоток пива, а затем долив её водкой; – очень рекомендую, национальный русский напиток «Оерш». Уверен, что вам понравится. – Началась чисто моряцкая гулянка, в которой, несмотря на привычку к постоянным возлияниям, оба сопровождающих новоиспечённого штурмана моряка уже через два часа потеряли всякое представление о том, где и почему они так весело гуляют. Спустя ещё час, подвыпивший, но твёрдо держащийся на ногах барон оставил своих спутников спать в общем зале, поднялся к себе в номер и сел за письменный стол. Все его вещи, включая закупленную в дорогу провизию, были к этому моменту аккуратно упакованы в два больших сундука, на одном из которых сидел в ожидании приказов вестовой Иван. Запечатав конверт, Юган обернулся к вестовому:
– Иван Матвеич, придётся тебе сегодня ночью ещё поработать. Вот это письмо нужно обязательно незаметно отнести на почту. Лучше всего, чтобы это сделали не я и не ты, а совершенно посторонний, но достаточно надёжный человек. Есть у тебя такой на примете?
– Есть, как не быть, только не такой, а такая – я, как вы и советовали, за эти две недели перезнакомился тут со всеми вокруг. Так вот, фрекен Лотта, местная молочница, прелестная девушка добрейшей души и единственный её «недостаток», это излишняя склонность к нам, матросам. Так ежели я её попрошу письмишко отнести, чтоб время на него самому не терять, а лучше вместе его провести, то и вопросов не возникнет, тем более она как раз мимо почты и ходит. Сей же минут пойду к Лоттхен через две улицы, чтоб ночку последнюю весело провести. Только с багажом да с лимонниками что прикажете делать? Жидковаты матроски оказались у «нагличан».
– А вот то и прикажу. И вещи и матросов надо доставить в порт не позднее пяти по полуночи. Одному тебе не справиться, потому вот тебе марка, найми за пару пфеннигов двух амбалов с тачкой, пусть доставят до пристани. А пока разрешаю навестить твою Лоттхен – у тебя есть ещё полтора часа. Но потом быть тут как штык! Я пока вздремну пару часиков в человеческих условиях, а то на военном бриге негде яблоку упасть, а своей каютой капитан со мной явно делиться не собирается. Разбудишь меня, как вернёшься и погрузишь припасы и господ матросов в тачку.
Утром английский военный бриг «Пенелопа» покидал Абосскую гавань, где провёл эту зиму. На борту не хватало половины положенных по штату матросов, разбежавшихся за долгие зимние месяцы, и потому, вопреки опасениям нашего мичмана, было относительно просторно. За два часа до отплытия к борту причалила шлюпка с двумя ушедшими в увольнительную матросами первого класса и молодым человеком со слугой, в которых капитан Белью моментально распознал опытных моряков. Матросов пришлось поднимать талями, поскольку самостоятельно передвигаться они не могли, в то время как пассажиры ловко перепрыгнули с гички на низкий борт брига.
Отдав честь шканцам, молодой человек представился капитану бароном фон Шанцдорфом и сообщил, что имеет для него пакет. Удалившись в каюту и вскрыв увесистый свёрток из просмолённой парусины, накрепко перевязанной шпагатом, капитан обнаружил письмо местного резидента секретной службы с благодарностью за предоставленных в его распоряжение матросов и категоричной просьбой сняться с якоря при первой возможности и безотлагательно доставить этого молодого человека в Портсмут. Особо порадовало уже пожилого и далеко не богатого капитана Белью то, что вместо обычной дроби к письму прилагалось два десятка увесистых золотых гиней. Ведь ему нужно было кормить многочисленную семью, а почти все деньги, включая жалованье за пол года вперёд ушли на то, чтобы получить назначение и подготовить «Пенелопу» к плаванью. Сегодняшний «гонорар» позволял ему не только расплатиться по прибытии в Англию с долгами, в которые неизбежно влезла его жена Сюзи, но и приобрести новый мундир с приличными эполетами. А в новом мундире его будут совсем по другому воспринимать в адмиралтействе, и появится больше шансов остаться в плавсоставе и в будущем году. Ведь в мирное время получить под командование даже крошечный бриг, капитаном которого вообще говоря должен был стать какой-нибудь лейтенант, было огромным везением и даже спасением для офицера, живущего на половинном жалованье.
Не колеблясь более ни секунды, капитан вызвал своего старшего, а по правде сказать, и единственного помощника лейтенанта Доусона и отдал приказ о немедленном снятии с якоря, чтобы не упустить отлив. На последовавшие было возражения, что половина экипажа осталась в городе, капитан рявкнул с такой силой, что старпом предпочёл молча и очень быстро отправиться выполнять приказание. Буквально через несколько секунд раздался громкий свист боцманской дудки, сопровождаемый звучными командами:
– Свистать всех на верх!
– По местам стоять, с якоря сниматься!
Сонный минуту назад корабль наполнился топотом матросских ног и криками подгонявших своих подопечных унтер-офицеров. «Пенелопа» была типичным 14 пушечным бригом постройки военных лет. Построенная в 1813 году из сырой шведской ели, особой прочностью она не отличалась и в лучшие свои годы, сейчас же 250-тонное судёнышко отчаянно текло, а неуверенный в прочности бимсов капитан Белью сменил в прошлом году штатную артиллерию на 10 самых лёгких на флоте четырёхфунтовок. Якоря и канаты перед отплытием на Балтику тоже сменили на облегчённые, и теперь снятие с якоря не заняло у команды много времени. Как только якорь оторвался от грунта, раздалась новая пронзительная трель дудки, и часть команды побежала к мачтам.
Бриг плавно покачивался едва заметным в этом месте течением Аурайоки. Остальные суда оказались по правой раковине, а залитый лучами встающего солнца город остался по корме. Набирающий силу утренний бриз, дувший с правого траверза, подталкивал бриг в корму.
– Всем наверх! – Рявкнул поднявшийся на палубу капитан Белью. Команду повторили, и тотчас ванты почернели от множества матросов, взбегавших по ним зачастую без рук, что показывало профессионализм экипажа.
– По реям! Ставь паруса! Снова раздалась рулада боцманской дудки и марсовые побежали по реям. Сняв чехлы и развязав лини, туго приматывавшие паруса к реям, они взяли тяжёлую просолённую ткань под мышки и застыли в ожидании.
– Выбрать шкоты… Поднять паруса!… Эй, наверху, не мешкать!… Взять паруса на гитовы!… Навались на шкоты, ребята!…Отставить!
Порыв ветра, наполнивший верхние паруса, слегка накренил судно, затем ещё и ещё, всё настойчивее, и за бортом заструилась вода. Капитан с помощником переглянулись. Всё прошло неплохо, лишь на грот марселе вышла задержка, оттого что перебравший матрос оступился и едва не упал с двадцатиметровой высоты в море. Учитывая состояние экипажа, никак не ожидавшего внезапного отплытия, результат был просто отличный.
«Пенелопа» расправила крылья и, всё быстрее набирая ход, направилась к выходу из залива. Дождь за ночь утих, но северный ветер пронизывал всех находившихся на верхней палубе до костей. Укутавшись в плащ, Юган Эбергард фон Шанцдорф внимательно оглядывал с детства знакомую гавань, как будто что-то ища. От цепкого взгляда юноши не укрылась картина нескольких стоящих у причала под погрузкой кораблей, среди которых как лебедь среди уток выделялся стройный силуэт «Наяды». Старина Ольссен явно закончил разгрузку селитры и теперь спешил найти фрахт куда-нибудь на другой конец света, чтобы оказаться подальше от надвигающихся событий. В голове юноши витали невесёлые мысли: восстание, похоже, будет подавлено, но какой ценой? Англия, Франция и Австрия получат благодатный повод кричать о кровавом тиране на российском престоле, а его милая Финляндия захлебнётся в крови и потеряет те особые и немалые преференции, которые получила, войдя в состав Империи. Ведь такой степени свободы, как сейчас, страна не имела никогда! Действует свой независимый сейм, свои законы, шведский признан государственным языком, даже валюта у страны своя – крона! Да ещё многочисленные налоговые льготы. Нет, такое положение несомненно намного лучше, чем быть крошечной псевдонезависимой страной с голодным нищим населением под фактическим внешним управлением той же России или, что гораздо хуже, Англии. И страшно даже представить, что может случиться, если здесь повторится латиноамериканский, или даже греческий сценарий.
Греки ведут войну за независимость под предводительством Англии вот уже шестой год, некогда цветущая страна превращена в руины, население голодает, а наживается только лорд Кокрейн со своими пиратами, которые, кстати, нападают без разбора даже на «своих» греков под предлогом их, якобы, предательства. В результате восстанию, похоже, вот-вот придёт конец: греки воюют между собой сильнее, чем с турками, которые уже заняли Кандию, Псару, Наварин, оккупировали Морею, а недавно пришла весть о падении Миссолунги, сопровождавшемся буквально реками крови, в которой турецкие власти скоро утопят последние очаги восстания. Нет уж, спасибо, такой судьбы не пожелаешь даже чужой стране. За эту ночь он выбрал свою сторону баррикад. Вот сейчас скроется за горизонтом последний виднеющийся клочок суши, и мы ещё посмотрим кто кого, заморские друзья свободы и независимости Финляндии.
Из записок Югана фон Шанцдорфа
У меня наконец появилось достаточно времени, потому возобновляю свои записки. Жизнь моя, кажется, сделала очередной крутой поворот. До беседы с Гроу я ещё полагал, что мне удастся ускользнуть из лап Бенкендорфа и присоединиться к соотечественникам в священном деле освобождения родины. Но к утру того памятного дня, когда я оказался на отплывающем в Англию военном бриге, ко мне пришло прозрение: и меня, и всех нас, глупых и наивных патриотов просто напросто использовали. Каждому предлагалась очень похожая на правду сказочка, в которую он верил и ради которой был готов пойти на немыслимые в нормальной жизни преступления. Я знал многих из тех, кто вышел 14 декабря на Сенатскую площадь Петербурга. Это, по большей части, тоже были патриоты, только уже своей родины, страдающей от глупого монарха. Их обманули, также как обманули и меня! Наивным юношам внушили, что республика спасёт Россию, что нет зла большего, чем самодержавие! И они поверили, ведь зло самодержавия было очевидным, экономика страны разваливалась на их глазах и при прямом попустительстве «царя батюшки». Но не было у этих прекраснодушных юношей достаточно опыта и цинизма, чтобы понять, что они лишь часть страшной провокации, а жертвой должно стать то самое Отечество, во благо которого они собрались разрушить главный его оплот. Возможно, мысли мои сумбурны, но чувства переполняют меня и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не проявить их среди этих чванливых самодовольных англичан, готовых весь мир погрузить в кровавый хаос для достижения собственного могущества и барыша.
Я твёрдо решил, что помешаю осуществить восстание в моём Отечестве, и единственное, что меня смущает, так это прочнейшая завеса тайны над точным местонахождением главных складов оружия мятежников и лагерей, в которые, по слухам, должны прибыть некие «союзные» войска – скорее всего английский оккупационный корпус «добровольцев». Я помню – так уже происходило во времена моего детства по всей южной Америке, куда и мы с капитаном Ольссеном продали немало оружия. Тогда Англия активно помогала южноамериканским колониям Испании сбросить с себя «иго рабства», находясь с той самой Испанией в самых дружеских отношениях, что не мешало оккупационным войскам быть основной ударной силой «революционных масс», как не мешало это и английскому флоту обеспечивать фактическую блокаду колоний. Тогда, в охваченном не утихавшей уже 5 лет гражданской войной Перу, я воочию увидел плоды гражданской войны. Английские купцы, да, что уж греха таить, и мы делали колоссальные деньги буквально на крови простых людей. Богатства вывозились из полыхавшей войной Америки в таких количествах, что английских кораблей под них не хватало и кое что оставалось на нашу долю. Бразилия оставалась островком относительной стабильности на охваченном огнём революций континенте, и мы перевезли туда немало людей, потерявших всё и готовых отдать последнее за право взойти на борт. От этих несчастных я узнал истинную правду о поведении англичан на захваченной территории.… До сих пор при воспоминании о тех событиях кровь стынет в моих жилах. И вот теперь они хотят организовать то же самое на моей Родине!
Одна надежда на нового Императора! То, как он быстро и относительно бескровно подавил восстание в столице, обнадёживает. Но мы должны сделать всё от нас зависящее, чтобы предотвратить гражданскую войну, которая уже фактически началась. И с моей стороны, пожалуй, не будет слишком самоуверенным хотя бы самому себе признаться, что и от меня сейчас зависит многое. Даст Бог, я смогу получить так необходимые сведения в логове врага и передать их Александру Христофоровичу Бенкендорфу, а уж он сумеет предотвратить, по крайней мере, высадку английских войск, без участия которых восстание даже если и начнётся, то будет быстро подавлено. Каким же я был дураком тем зимним вечером, и как мудр был граф в своей последней фразе, когда он сказал, что я обязательно стану его верным и искренним помощником. Тогда я мысленно посмеялся над старым дураком и сказал себе «никогда», но как же мало времени прошло, и вот нет у Александра Христофоровича Бенкендорфа более искреннего союзника, пусть он об этом ещё и не догадывается.
Плавание наше проходит на удивление спокойно даже для этого времени года. Капитан Белью чудесный моряк, явно не по своей воле ввязавшийся в опасные авантюры секретной службы. Он обременён большой семьёй и не имеет других средств к существованию, кроме жалованья. После окончания войны, возвысившей его из сыновей мелкого клерка до капитана первого ранга, моряк, не имевший покровителей, был уволен на половинное жалованье и уже почти попал в долговую тюрьму, кода о нём вспомнили в секретной службе, как о талантливом организаторе целого ряда десантов на вражеское побережье. Кандидатура Белью подходила им тем более, что моряку некуда было деваться и он был готов на любое дело. Шлюп Белью доставлял оружие повстанцам в Чили и Перу, перехватил немало испанских транспортов, но во время одной деликатной операции в окрестностях Лимы был опознан. Разгорелся скандал и капитана снова списали на берег. К его счастью скоро началось греческое восстание и лорду Кокрейну, возглавившему флот самопровозглашённой республики, понадобились отважные и опытные моряки. До прошлого года Белью командовал пиратской баркалоной в архипелаге (сам он естественно называл себя капером), что, однако, не слишком его обогатило. Баркалона была мала и не могла рассчитывать на захват серьёзного приза, так что когда капитану предложили вернуться во флот Его величества и принять бриг, он был счастлив. На Балтику он отправился уже в прямое подчинение местному резиденту господину Гроу с грузом в три тысячи французских ружей времён последней войны.
Всё это поведал сам капитан, проникнувшись ко мне доверием к концу второй бутылки портвейна, щедро лившегося под низкими сводами капитанской каюты всё время нашего пути. Узнав, что я тоже бывал в южной Америке в одни с ним годы, капитан рассказал мне о своих там похождениях, а услышав, что я принадлежу к финским сепаратистам, рассказал и о последней своей миссии. Команда брига великолепно вышколена и прекрасно справляется с управлением, несмотря на крайнюю малочисленность. По некоторым словам матросов я понял, что все они старые военные моряки, влачившие жалкое существование на суше и с радостью ухватившиеся за возможность вернуться на службу. До самых проливов мы не зашли ни в один из портов, и сделали лишь небольшую остановку в Зунде, поскольку у нас потекла главная цистерна, и было необходимо пополнить запас пресной воды.
Наш бриг бросил якорь на рейде Копенгагена и пусть я мог полюбоваться на город только в подзорную трубу, его вид доставил мне истинное наслаждение. Какие перемены всего за 10 лет! Я помню этот город мальчишкой, когда в 1815 году мы пришли сюда на «Наяде». Город и порт были почти пусты. Нельсон нанёс датскому флоту, верфям и вообще всему городу такие разрушения, что небольшая страна не успела ещё залечить ран после тех страшных событий. О былом величии столицы тогда говорили лишь несколько больших церквей и сохранившихся каменных зданий. Теперь Копенгаген вновь представал перед путником во всей своей красе, и даже не верилось, что совсем недавно он был фактически стёрт с лица земли.
Сейчас мы стоим на внешнем рейде Портсмута, очевидно ожидая решения о том, что со мной делать со стороны неких заинтересованных лиц. На рейд мы вышли под вечер, затратив на весь путь 11 дней. Неплохой результат, учитывая поломку главной цистерны питьевой воды.
Утром я имел удовольствие наблюдать пробуждающийся великолепный Портсмутский порт. Эта главная база величайшего, кто бы что ни говорил, военно-морского флота в мире не устаёт поражать меня при каждом посещении. Именно здесь, как в зеркале отражаются всё величие и ничтожество, все достоинства и пороки этой нации. Здесь увидишь солдат, которые садятся на суда и уплывают порой на другой конец света, чтобы в Индии расширить владения Ост-Индской компании, или в Южной Америке помочь очередному вождю в его кровавой борьбе с Испанской короной во благо английской торговли. Здесь увидишь и кадры полков, возвратившихся на Родину, чтобы пополнить свои сильно поредевшие в непрекращающихся войнах ряды. Увидишь тут и тысячи прекрасных матросов, сошедших на берег отдохнуть и развлечься, в течение нескольких дней потратив на пьянство и гулящих девиц жалование за несколько лет. Иные ищут службы, иные по принуждению поднимаются на борт военных кораблей, чтобы, возможно, уже никогда не увидеть родных берегов. Корабли самых разных форм и размеров прибыли со всего света и стоят в одной части порта, другая часть полна судами, готовящимися выйти в море, третьи стоят у верфей, ожидая своей очереди на ремонт и вооружение. В глубине порта находятся перестроенные суда и брошенные на гниение старые каркасы. Все верфи полны рабочими и огромным количеством строительных материалов. Чуть в отдалении дымят трубами мастерские и мануфактуры, производящие всё необходимое для содержания огромного флота. Эти предприятия полны самыми хитроумными машинами и механизмами, ускоряющими и облегчающими работу. Арсеналы заполнены тысячами пушек самых различных типов и калибров, тут же складированы тонны пороха, ядер, пыжей и всех необходимых приспособлений. И всё это живёт в слаженном ритме. Город и порт функционируют как лучшие Швейцарские часы.
Ну вот, к нашему бригу направляется гичка с капитаном, уплывшим сегодня на рассвете. Заканчиваю мои записи и молю Бога, чтобы письмо дошло Александру Христофоровичу как можно быстрее.
Прошла всего неделя с тех пор, как мы пришли в Англию, а как много успело всего произойти.
Как только любезный капитан Белью вернулся на борт, он пригласил меня распить бутылочку прекрасного кларета в свою каюту. Прощальная вечеринка, однако, не затянулась, и буквально после второго тоста капитан передал мне пакет с приглашением на приём к мистеру Боулнойзу в адмиралтейство. Бутылку мы, само собой, допили, ведь так велит традиция, не соблюсти которую для капитана кощунство, а буквально пятнадцать минут спустя любезно предоставленная нам гичка весело рассекала отблёскивавшие на ярком весеннем солнышке мелкие волны.
Разместились в не самом престижном, но очень уютном отеле «Блю Пост», где мы ещё в 1816 году останавливались с капитаном Ольссеном. В отеле меня, конечно, не вспомнили, я же прекрасно ориентировался на прилегающих улочках. Письмо никак не ограничивало меня в сроках, но слишком оттягивать визит к мистер Боулнойзу было не в моих интересах. Прогулявшись до биржи дилижансов я с удивлением обнаружил, что мест ни на сегодня, ни на завтра нет ни в первом ни даже во втором классе. Разговорчивый кассир посоветовал мне, если я так уж спешу, нанять частный экипаж, либо взять билет на пароход до Кардифа, добраться на лошадях до Глостера, а там воспользоваться конным паромом, идущим по Темзе и Севернскому каналу.
Как моряк я само собой выбрал такой вариант, о чём ни разу впоследствии не пожалел: при равной с дилижансом скорости трясло значительно меньше, да и стоило всего пенни за милю в первом классе.
Тем же вечером грязный запущенный пароходишко, курсирующий между Кардифом и Портсмутом, принял нас на борт. Основным назначением судна является буксировка барж с углём из Кардифа, и теперь за нами тянулся караван пустых барж, что никак не способствовало ни скорости, ни комфорту плавания. Для пассажиров первого класса был отведён крохотный салон на носу, где, тем не менее, я отлично выспался в ту ночь.
Рано утром мы с моим вестовым Иваном Матвеичем Никитиным были уже на Глостерской пристани и выискивали судно, которое должно было доставить нас в Лондон. Им оказалась небольшая барка, весьма напоминающая тип, массово строимый на Охтинских верфях Петербурга для перевозок грузов по каналам, только ещё уже и длиннее: футов около семидесяти в длину, пяти в миделе, чтобы пройти по узкому каналу, и всего около фута осадкой. Но если в России такие баржи имеют вёсла, то здесь весьма остроумно, хотя, на мой взгляд и с совершенно излишними затратами, приспособили к движению конную упряжку. Я слышал о бурлаках, тащащих баржи по великой реке Волге, видел подобное и в Петербурге, но там люди медленно тащат огромные баржи на длинных канатах, передвигаясь сами по берегу, тут же упряжка с грумом едет почти весь путь галопом по специальной дорожке вдоль ухоженного канала и тащит на коротком буксире небольшую плоскодонную баржу. Ещё одно отличие: тут имеется два буксирных конца, закреплённых на переднем и заднем шпангоутах баржи. Скорость доходит до восьми, а порой и девяти миль в час, а это поразительно быстро. Для пассажиров первого класса в носу «конного парома» имеется тесная каютка с низким подволоком, однако куда интереснее наблюдать за окрестными пейзажами с плоской палубы. Экипаж парома состоит всего из трёх человек: рулевого, грума и мальчишки помощника на все руки. Утомлённых лошадей меняют каждые пол часа и, чтобы сохранить огромную скорость, рулевой искусно направляет нос баржи на самый гребень волны и удерживает его в таком положении. На канале довольно много мостов и под всеми ними проложены для лошадей специальные бечёвники, по которым упряжка пробегает не сбавляя хода. Канал весьма извилист и то, с каким искусством рулевой управляется с судном на такой скорости, заслуживает восхищения. В своё время система этих каналов наравне с паровой машиной преобразила экономику Англии. Особо интересно было посмотреть на Саппертонский туннель и шлюзы.
В портовых городах я видел много доков со шлюзами, но там совсем другое: в Кронштадтском доке, к примеру, воду откачивает огромная паровая машина, процесс занимает много времени и сил обслуги. Теперь мне было интересно сравнить их с английскими шлюзами на каналах. Когда впереди показалось серое здание первого шлюза, я весь пришёл во внимание: смотритель, грум и капитан знали своё дело и с потрясающей быстротой ошвартовали паром в шлюзе. В то время как возница ходил за новыми лошадьми, жена смотрителя пустила воду, и барка начала свой подъём к верхним воротам. Весь подъём занял не более времени, чем смотритель поднимался наверх по лестнице и отвязывал швартовые, пока его жена открывала верхние ворота, а в буксир впрягали новую упряжку. Все операции, да и само по себе сооружение не такое уж сложное, но насколько оно эффективно и насколько быстро и слаженно работают обслуживающие его люди! Именно в этой работе, а отнюдь не в каких-то особых достижениях техники и есть, по моему, главный секрет экономических успехов англичан.
Шлюзы пошли один за другим, и на каждом повторялась та же картина быстрой и слаженной работы служителей. Ни в одном месте не возникло заминки даже на пять минут. Берега канала тем временем всё сужались, врез также становился всё глубже, и, наконец, мы оказались у устья Саппертонского туннеля. Ширина туннеля лишь немногим больше ширины барки, высота – не встать, бечёвника внутри, понятно, нет и лошадей мы оставляем у входа. Капитан и форейтор приделывают к бортам платформы, ложатся на них и проталкивают баржу по тоннелю, упираясь ногами в обе его стены. Освещения внутри нет, стоят отвратительные запахи плесени и гнили, с низкого подволока капает, а иногда и просто льёт вода. И так почти две мили подземелья. Двухмильный, облицованный кирпичом тоннель, прорытый в скалах Котсуорда! Грязная вонючая дыра, дающая стране колоссальную экономию по транспортировке грузов на этом важнейшем направлении. Есть чему поучиться.
На выходе из тоннеля сделали первую большую остановку: тут сходило много пассажиров, да и паромщик с форейтором утомились не на шутку, проталкивая две мили тяжело гружёную баржу по узкому тоннелю, лёжа на животе. После прохождения тоннеля всё пошло в обратном порядке: теперь наша баржа спускалась по череде шлюзов, а берега канала постепенно становились ниже и шире. Ближе к вечеру вошли в долину Темзы и довольно долго двигались в виду этой реки, пока постепенно не стали с ней сближаться. Перед переходом в Темзу паром сделал ещё одну продолжительную остановку в Инглешоме, откуда уже была видна колокольня Лечлейдской церкви.
За Лечлейдским мостом нас ждало ещё одно развлечение: в этом месте обычно до крайности рациональные англичане почему-то не стали устраивать шлюзов, а паром перепрыгивал через пороги на запрудах с высоты около пяти футов. Занятие это достаточно рискованное, учитывая, что внизу ждёт водоворот и малейшая оплошность рулевого или форейтора грозят судну катастрофой, а пассажирам холодной ванной и потерянным имуществом. Мы с Никитиным удобно расположились на корме и с интересом ждали обещанного паромщиком развлечения. Сразу за мостом лошади перешли на крупный галоп, движение баржи ускорилось, и вскоре мы увидели перегораживающую устье канала запруду с отверстием по левой стороне, куда с рёвом устремлялась вода и скапливающийся у запруды сор. Туда же устремились и мы, нос баржи пошёл резко вниз, в какой то момент мы оказались в воздухе, но почти сразу последовал удар о воду и нас начал затягивать весьма мощный водоворот. Тут-то я и понял, зачем возница не щадил коней, набирая перед порогом скорость – теперь рулевой, сделав несколько уверенных энергичных движений, сумел удержать баржу на курсе и её не размолотило о приблизившуюся было стену канала. Такая процедура повторялась ещё дважды, пока уже в темноте мы не достигли Оксфорда, где стояли почти час. В Оксфорде на барже поменяли не только лошадей, но и измученный, ничего не евший целый день экипаж, после чего баржа отправилась в дальнейший путь к Лондону, а мы с Никитиным в каюту, которую делили, что удивительно, вдвоём, поскольку других пассажиров первого класса не было. В то же время во втором классе ехало человек до пятидесяти по виду крестьян, рабочих и мелких чиновников.
