Kitabı oku: «Хочу, чтобы меня слышали! Книга 2. Золото Разрушителей», sayfa 4

Глава 4. Планета Фаэтон

Членов экипажа «Ласточки» вывел из оцепенения шум внезапно заработавшего мотора.

Как в сказке, в которой принц расколдовал поцелуем уснувшую вместе со всем своим двором принцессу, обездвиженные неведомой силой люди начали двигаться и приступили к своей работе, напрочь забыв о только что произошедших событиях.

Будто и не было ничего, а движение их судна с самого начала происходило буднично, как надо.

Только Петр, пораженный увиденным, продолжал стоять на месте, изумленно рассматривая невозмутимого монаха.

Монах же молча зашагал в сторону своей каюты и, обернувшись, поманил Петра за собой.

В своей каюте Авель присел на кровать и движением руки повелел Петру занять место рядом с собой.

Посидели несколько минут, собираясь с мыслями, после чего монах прервал затянувшееся молчание:

– Вы, конечно, догадались, Петр Михайлович, что совсем даже не случайно оказались единственным сохранившим память об этом странном для вашего понимания событии.

– …?

– Настала пора рассказать вам о чудесах, связанных в том числе и с этой вещицей. – Авель указал на нож, положенный им при входе в каюту на миниатюрный столик, приделанный прямо к кровати. – Тем более что времени у нас будет для этого предостаточно.

Странно, но Петру, пристально смотрящему на нож, показалось, что тот по-прежнему слегка продолжает вибрировать, издавая чуть слышно затухающее попискивание.

– Петр Михайлович, прежде чем я начну свой рассказ, пообещайте мне ничему не удивляться и исполнять все, о чем я вас попрошу. Поверьте мне, так вам будет проще принять для себя все необычное и где-то даже сказочное в рамках ваших представлений о жизни и мироздании. – Голос монаха зазвучал будто из колодца – раскатисто и торжественно.

– Обещаю, ваше преподобие, – немного пафосно произнес Петр. – Слово офицера!

– Очень хорошо, а теперь возьмите со стола нож, закройте глаза и прикоснитесь лезвием к груди в области сердца.

Петр с некоторой опаской прикоснулся к рукоятке ножа и тотчас же почувствовал, как нож начал пульсировать в его руках с частотой, сравнимой с частотой сокращения его сердца.

Рука сама непроизвольно прижала лезвие к груди, и вот уже не одно, а два сердца застучали в такт.

Вначале – быстро, но затем все медленнее, медленнее, медленнее…

Нож выпал из его рук, а тело Петра медленно сползло на кровать.

Петр просто летал в своем уже втором за недолгое время необычном и красочном сне, перемещаясь произвольно через розовую полосу зарождающегося рассвета, но некая неведомая сила задала направление и ввергла в безграничный и темный Хаос.

Это название нашептывали невидимые женские голоса: «Ты видишь и ощущаешь Хаос – источник жизни, все возникло из бесконечного Хаоса, все, и даже бессмертные боги, запомни это», – перебивали друг друга голоса с разных сторон.

Впрочем, сторон как таковых не было, поскольку взгляду не за что было зацепиться – все покрывал тяжелый, тягучий мрак.

Жуткий страх охватил Петра.

Страх и полнейшая безнадежность.

Человек хоть и стремится к вечности, но только к вечности светлой и приятной. Вечность мрака не для людей.

Но тут, повинуясь неведомой силе, густота мрака начала вращаться, как речной поток в водовороте, а после – то водопадом проваливаться вниз, то смерчем устремляться в высоту.

И началось создание из Ничего – Нечто.

Петр вращался вместе с Хаосом, оказавшимся сырьем для производства этого Нечто и отчетливо видел, как Хаос породил то, что поставило первые границы, отделившие часть его самого от бесконечности.

– Сколько же времени длится мое путешествие? – вопрошал Петр и сразу же понял, как называется то, что породил Хаос.

– Время – вот какая граница отделила меня от бесконечности, вот она – первая граница! – возрадовался он.

– Молодец! – зазвенели женские голоса, – конечно же, Время, но оно зовется у нас Хронос.

Вращение продолжилось, но теперь оно происходило уже под зорким контролем Времени, а Пространство только еще начинало зарождаться.

Сам возникший только что Хронос породил сразу три стихии – Огонь, Воздух и Воду, которые окончательно вырвали и оградили от Бесконечности огромный кусок Хаоса, превратив его в Пространство.

Хаос не хотел исчезать бесследно и породил еще две стихии: Эрос – Любовь и Антерос – Отрицание Любви.

Последним усилием из Хаоса возникли Эреба – воплощение мрака, дитя, подобное самому Хаосу, Никта – темная беззвездная ночь и Тартар – Непостижимая Бездна, Пустота, Черная Дыра.

Тартар стал самым ужасным местом в зародившейся Вселенной, а от Мрака и Ночи родились Вечный Свет – Эфир и Сияющий Свет – Гемера.

Остатки первобытного Хаоса вместе с Петром вращались уже просто с невероятной скоростью и превратились в Яйцо, ставшее зародышем Земли.

Верхняя часть скорлупы откололась и стала Звездным Небом – Ураном, а нижняя – Матерью Землей – Геей.

Вода, залившая тело Геи, стала Бескрайним Морем – Понтом.

Он и стал первым мужем Геи-Земли, а вторым стал Уран-Небо.

– Вот ты уже и на своей Земле, – вновь зажурчали девичьи голоса. – А сейчас мы проводим тебя на Олимп и там кое с кем познакомим.

И вот они уже у подножия огромной лестницы, устремленной в небо.

– Поднимайся, поднимайся скорее, – защебетали невидимые девчушки. – Тебе сегодня это разрешено, тебя уже там ждут.

Стоило только Петру вступить на первую ступень, как сработали неслышные и невидимые механизмы, перенесшие Петра на самый верх, где его действительно встретили двое юношей.

Один из них был красив как бог – впрочем, может, он и был одним из них?

Второй был некрасив и одет беднее красавца. Он первым подошел к Петру и представился:

– Эпаф, сын Зевса и Ио.

– Очень приятно, – пожал протянутую ему руку Петр. – А я Петр, сын Михаила и Варвары.

– Фаэтон, сын бога солнца Гелиоса и Океаниды Климены, – процедил сквозь зубы заносчивый и, по всей видимости, не очень умный красавец. – Я сын главного бога Олимпа, а сын бога солнца всегда будет первым!

Не обращая внимания на Петра, юноши ввязались в нешуточный спор.

– Многие прекрасные богини мечтали о любви Гелиоса и получали ее, а многие придумали эту любовь, – как бы между прочим произнес Эпаф. И тихо так, но чтобы услышали Фаэтон, а главное, Петр и собравшиеся вокруг зрители, добавил: – Ходят слухи, что ты, гордец, совсем даже не божественного происхождения, а так – плебей.

– Сам ты плебей, ни красоты в тебе нет, ни силы, а слухи всегда распускают слабые и неудачливые, – улыбаясь и жестко глядя в глаза своему обидчику, произнес Фаэтон и с достоинством удалился.

– К маме побежал искать правду и защиту, – торжествовал Эпаф.

А зачем еще все мы бежим к маме? Именно за защитой, какими бы сильными и могущественными мы себя ни ощущали перед окружающими.

Петр решил всюду незаметно следовать за Фаэтоном, и это ему почему-то удавалось.

К маме тот прибежал в слезах и с порога потребовал:

– Люди сомневаются, что я сын лучезарного Гелиоса. Докажи, что он мой отец.

Тяжело вздохнула бедная брошенная своим возлюбленным женщина и, обратив свой взор на медленно погружающийся в море солнечный закатный диск, простонала:

– Пусть эти последние всезнающие лучи укажут тебе, что ты – сын Гелиоса. Если я лгу, пусть глаза мои видят в последний раз эти знаки любимого! Если моя клятва для тебя мала – ступай к нему! Тебе можно, в отличие от меня, – заплакала несчастная богиня.

Увы, и боги тоже плачут!

…Дорога ко дворцу бога солнца заняла совсем немного времени.

Дорога к богу всегда коротка!

И вот уже перед ними дворец, окруженный высокими колоннами, сияющий неугасимым пламенем, украшенный золотом и самоцветными камнями, с крышей из слоновой кости, с колоннами из благородного мрамора!

Под впечатлением такого великолепия Фаэтон нерешительно остановился перед воротами из чистого серебра, украшенными тончайшей резьбой с изображением земли, моря и неба в исполнении искуснейшего мастера Гефеста¹⁴,

Море на воротах было изображено так, что в нем видны были боги морские, на реках – нимфы, на земле – люди, города и леса, населенные зверями. А на небе сияли во всей своей красоте блестящие звезды.

Гелиос сразу вышел из ворот встретить сына – он уже знал и о разговоре Фаэтона с матерью, и о происшествии на состязаниях.

Петра он не увидел – даже для местных богов тому удавалось оставаться невидимым.

Гелиос обнял сына, и, тщательно намазав его лицо душистым маслом от яркого пламени, надел ему на голову лучезарный венец.

– Знаю я о ваших бедах, – остановил он речи Фаэтона. – Увы, жена моя Гера до сих пор ревнует меня к твоей красавице матери, никак не успокоится.

– О, свет всего мира! О, отец Гелиос! Это все пустое, скажи одно только слово – смею ли я называть тебя отцом? – воскликнул Фаэтон. – Развей прах моих сомнений, молю тебя! Да или нет? – замер юноша в ожидании ответа. Да что там ответа – приговора!

Гелиос утвердительно кивнул и ответил просто:

– Да, ты мой сын, и клянусь водами священной реки Стикса¹⁵, что в подтверждение этого я исполню любую твою просьбу. – И улыбнулся снисходительно: исполнение любого желания для главного над богами – пустяк!

Но просьба сыночка-мажора повергла Лучезарного в шок…

– Позволь мне поехать вместо тебя в твоей золотой колеснице, – испросил глупец единственное, что было невозможно для Властелина.

– О ужас! – возопил Блистательный. – Кто вложил в твою голову такую ужасную мысль? Ведь это тебе не по силам. О, если бы я мог нарушить мою клятву, священную клятву водами священной реки Стикса, – застонал главный бог Олимпа. – О, если бы мог ты взглядом своим проникнуть мне в сердце и увидеть, как я боюсь за тебя! Я не хочу быть причиной твоей гибели! Ведь ты же просишь не награду, а страшное наказание. Сам великий Зевс-громовержец не решился править моей колесницей! Признаюсь тебе, что даже мной временами овладевает страх, когда дорога стремительно опускается к священным берегам Океана. – Гелиос последний раз взглянул в глаза своего сына, надеясь увидеть там хоть малую тень сомнения.

– Тебе не встретить по пути ничего доброго – среди опасностей и ужасов проложен небесный путь, – продолжал он отговаривать сына. – Взгляни на мир вокруг себя – как много в нем прекрасного!

Но тщетно!

Во все времена существовали, существуют и будут существовать мальчики-мажоры – эти ничтожества, купающиеся в чужой славе и могуществе.

Эти бестолковые, избалованные, непригодные ни для какого дела, напрочь закомплексованные, но наглые и жестокие существа, которые ради своего каприза не остановятся, даже если их родителям будет угрожать при этом потеря состояния, власти и даже смерть.

А боги, хоть они и всемогущие, принимают твердые жесткие решения только в отношении чужих людей, не смея часто отказать ни в чем дитяткам своим неразумным.

– Проси все, что хочешь, только не проси ты этого! – умолял Гелиос.

Но Фаэтон стоял молча и ковырял носком сандалии песок.

– Хорошо, – вздохнул Гелиос, – ты получишь, что просишь. Жаль, я думал, что ты умнее.

Привели крылатых коней, накормленных амброзией¹⁶ и нектаром, и начали запрягать их в колесницу.

Гелиос снова натер лицо Фаэтону священной мазью и, печально вздохнув, дал своему неразумному отпрыску последние наставления:

– Не гони лошадей, держи как можно тверже вожжи, кони дорогу знают, сами побегут. Не подымайся слишком высоко, чтобы не сжечь небо, и низко не опускайся, чтобы не спалить землю. Все остальное я поручаю судьбе, на нее одну я и надеюсь. Тебе пора – богиня ночи Нюкта уже покинула небо, и на смену ей приходит богиня зари Эос. Может, все же изменишь еще свое решение? Не губи ты себя и меня!

Никогда в истории не было и не будет того, чтобы дети слушали родителей! Все хотят совершать свои ошибки, а на опыт предыдущих поколений плюют.

Даже если на карту поставлена жизнь и смерть!

Вот и Фаэтон, даже не попрощавшись с отцом, которого совсем недавно даже видеть опасался, быстро вскочил на колесницу и схватил вожжи.

…Радость, восторг и ликование – вот настоящие чувства молодости!

А дальше – будь что будет!

Молодость эгоистична и не боится смерти – смерть предназначена старикам.

…Тишину разрывает резкий щелчок кнута, и кони, в нетерпении роющие копытами золотой песок, легко подхватывают колесницу и сквозь пелену утреннего тумана устремляются по крутой дороге все выше и выше – на самое небо.

И тут юноша растерялся – он не знает дороги и не в силах управлять мощнейшей силой, влекущей его в неизвестность.

Он жалеет о совершенной им глупости, но уже поздно – сказочная сила несет его к тому месту на небесах, где уже ждет его чудовище – огромный налитый смертельным ядом Скорпион.

Короткий бросок – и мерзкое острейшее жало поражает юношу.

Ослабли вожжи, и кони, почуяв свободу, то взвиваются к самым звездам, то, опустившись, несутся над самой землей. Всепожирающее, не щадящее никого великое пламя охватило землю. Закипели воды озер, рек и морей, нимфы рыдали и тщетно в ужасе пытались укрыться в глубоких гротах океана. От жары потрескалась земля, и лучи пожара осветили даже темное царство Аида.

В гневе и ужасе поднялась великая богиня Гея-Земля и громко воскликнула:

– О величайший из богов, Зевс-громовержец! Гибну я, гибнет царство твоего брата Посейдона! Атлас¹⁷ едва уже выдерживает тяжесть неба! Небо вот-вот рухнет и уничтожит дворец богов! Останови безумца! Прояви свою божественную волю!

…От сверкающей молнии, посланной карающей рукой громовержца, рассыпалась на куски прекрасная колесница, и ее осколки разлетелись по небу.

Вместе с осколками падал вниз и Петр, пораженный произошедшей трагедией.

Но страха от падения не было, тем более что вскоре падение перешло в спокойный полет, завершившийся благополучным пробуждением от грез.

– Очнулись, Петр Михайлович? – Голос монаха вырвал Петра из плена сказочных грез окончательно. – Какое у вас ощущение? Не устрашились от увиденных картин трагедии?

Петр уже не удивлялся ничему, даже тому, что монаху известно содержание его сна. Он жаждал продолжения повествования, а то, что его путешествие в мир богов Олимпа есть не что иное, как начало рассказа, он не сомневался.

– Кто вы на самом деле, ваше преподобие, какое отношение имеете ко всему этому, к церковным артефактам, которые нам поручено сохранить для потомков, откуда знаете Колчака?..

– Терпение, мой друг, терпение. – Монах положил свою руку на руку лежащего Петра. – Вы сейчас узнаете все, что вам позволительно было донести.

– Позволительно кем? – с дрожью в голосе вопросил Петр.

– Вам об этом лучше не знать, и больше пока никаких вопросов, вначале послушайте меня, – категорично, словно учитель в школе, остановил его монах и продолжил рассказ.

Повествовал, как будто учил детей, сидящих в классе.

Совет Великой священной коллегии Межвселенской организации Сознательного Разума проходил так же, как и во все последние тагары, по которым сверялось одно из важных измерений – время.

С этим измерением, самым беспокойным и непредсказуемым, всегда возникали мелкие сложности, которые в итоге не давали возможности принять многие важные решения.

Часто из-за этого почти готовый к реализации законопроект отклонялся одним из членов совета.

Их в совете всего-то было трое, но проект тогда и становился уже не проектом, а законом, когда голосование было единогласным.

Такая структура совета называлась синархия, то есть совместное правление, объединение трех функций – пророческой, жреческой и царской.

Структура образовалась уже очень и очень давно и в процессе деятельности стала сакральным, духовным, традиционным, религиозным и политическим идеалом, с помощью которого реализовывалась абсолютная Воля Провидения, не зависящая от исторической конкретики.

Первый уровень коллегии – пророческий, чисто метафизический и трансцендентальный¹⁸.

Этот уровень непосредственной Божественности возглавлял Законник.

Второй уровень, жреческий, солнечный, мужской, отвечал за сферы Бытия и Света и служил восприемником невидимых влияний пророческого плана и их адаптации к низшим планам проявленного мира. Он относился ко второй ипостаси Троицы, к Сыну. Ответственность за этот уровень лежала на Мыслителе.

И наконец, третий уровень коллегии – царский – сфера Луны. Все цари вселенных и отдельных планет служили восприемниками Света и устроителями общественного порядка. Уровень соответствовал третьей Троической ипостаси – Святому Духу и возглавлялся самым молодым из Троицы – Романтиком.

Принцип Троицы соблюдался не только советом, но и всеми членами Межвселенской организации Сознательного Разума неукоснительно, независимо от того, где и какие планетарные события происходили. Будь то хоть проблема отдельной планеты, встраиваемой в систему Разума, или же вопрос выделения дополнительного лимита парена¹⁹ для создания очередной галактики.

Вот и сейчас уважаемый Законник – один из членов совета – намеревался отвергнуть проект, предлагаемый самим Провидением. Творцом! Но опять со временем беда, а нужно срочно рассмотреть запрос о возможности внедрения в систему Солнц небольшой планеты, имя которой дал он Сам.

Странное такое имя – Фаэтон.

Совет рассматривал этот вопрос в связи с обращением населения трех планет, совсем недавно вступивших в организацию. Отказывать им, малоразумным, было как-то неудобно, как всегда неудобно и тяжело говорить «нет» детям в целях воспитания.

С одной стороны, надо бы, но не хватает времени, чтобы просчитать ситуацию, учесть все возможные последствия в связи с изменениями, которые могут повлиять не только на систему Солнц, но и затронуть интересы других многочисленных членов организации.

С другой стороны – угроза проникновения в систему Солнц со стороны темной материи очень реальна, и необходимо срочно начать возведение дополнительных пограничных объектов, тем более что подряд на их строительство достался именно поселенцам Фаэтона.

Развеял сомнения, как часто в последнее время случалось на совете, Романтик, который показал изображение движущегося в сторону системы Солнц огромного даже по меркам Вселенной объекта Антимира.

Откуда он брал эту информацию – для Законника и второго члена совета, Мыслителя, оставалось загадкой.

Но факт есть факт! И это уже опасность высшей степени – опасность категории альфа.

В этом случае решения принимаются без учета возможных негативных последствий, поскольку речь идет о гибели высокоорганизованной материи, наделенной сознанием.

Решение было принято: Фаэтону дали разрешение встраиваться в систему двух светил и начать работы по возведению пограничных объектов и систем защиты от проникновения сил темной материи.

Картину заседания совета Петр Грузинов увидел явственно сразу же после того, как монах прикрыл его глаза своей ладонью.

Просто провел теплой ладонью по лицу – и Петр все увидел.

Ясно, что фантастическая картинка вызвала еще больше вопросов, в голове вообще все перепуталось: совет, Творец, кинжал, монах – как все это связано?

– Ну что же, Петр Михайлович, видно, одними визуальными изъяснениями мне не обойтись. Я сейчас расскажу вам вкратце историю, которая происходила в течение многих и многих тысячелетий. Да-да, тысячелетий! Это будет достаточно сложно – попробовали бы вы сами рассказать о событиях тысячелетий за пять-десять минут. Есть еще одна сложность – люди привыкли причины непонятных им явлений объяснять только на основе собственных ощущений и скудных знаний. И никогда не верят легендам и очевидцам прошедших уже событий. А зря! – С досады монах ударил ладонью по столу. – Может, вы слышали выражение одного китайского мудреца: «Трудно найти в темной комнате черную кошку, особенно если ее там нет²⁰».

Петр отрицательно покачал головой, не понимая, к чему ведет этот странный и загадочный человек.

– А ведь именно в этом высказывании мудреца гениально говорится о принципиальной непознаваемости людьми многих вопросов, ответа на которые для них просто не существует, поскольку необходимые для этого знания людям пока недоступны, как недоступны всякие опасные предметы малым и неразумным детишкам.

– Неужели две тысячи лет сознательной жизни недостаточно людям, чтобы повзрослеть? – поразился Петр.

– Ах, Петр Михайлович, дорогой! Это вы все так думаете, что две тысячи, а на самом деле возраст только последней земной цивилизации в несколько раз больше! И главное, что существует еще высший – вселенский разум, недоступный вашим представлениям. Только он, этот разум, по своему хотению может явить простому смертному истину, которую ученые будут уже после пытаться объяснять и толковать веками. Давайте-ка лучше перейдем к моему рассказу. Слушайте и просто верьте, что так это и было.