умрет, но здравее будет…» Алешенька к сечениям приобвыкся: с лавки соскочив, он розгу материнскую с чувством лобызал: Розга ум вострит, память возбуждает… Целуйте розгу, бич и жезл лобзайте!
. «Строительство, – писала тогда Екатерина, – вещь заколдованная: оно пожирает деньги, и чем больше строишь, тем более хочется. Это болезнь вроде пьянства…»
Во субботу, день ненастный, маменька родненькая мужиков секла. Заодно уж, пока розги свежие, учила уму-разуму и первенца своего – Алешеньку. При посеканциях над чадом изрекались вслух афоризмы благотворящие: «Казни сына своего от юности его, и покоит тя на старость твою»; «Не ослабляй, бия младенца: аще бо жезлом биеши его,
Я не гений, – возразила Екатерина. – Управляться с делами мне помогает мой несносный женский характер. Мы, женщины, от природы одарены умом более практичным, нежели вы, мужчины. Как мать обширного семейства, я озабочена только своим маленьким (!) хозяйством. И пусть это не кухня, а флот, пусть не кладовки, а финансы, – я всюду сую
«А вот в этом вопросе, – отвечала Екатерина, зардевшись, – я никакого равноправия не потерплю! Как можно равнять мужчину с женщиной, если женщина была, есть и всегда останется существом высшего порядка. Приравнять женщину к положению мужчины – это значит оскорбить и унизить ее!»
Линь сказал, что гений никогда не достигает таких совершенств в творениях, каких способны достичь деспоты в злодеяниях.
А вот в этом вопросе, – отвечала Екатерина, зардевшись, – я никакого равноправия не потерплю! Как можно равнять мужчину с женщиной, если женщина была, есть и всегда останется существом высшего порядка. Приравнять женщину к положению мужчины – это значит оскорбить и унизить ее!
Душа моя, – нежно отвечал Потемкин, – да разве я, раб твой ничтожнейший, отказал ли тебе в чем? Пожелай – и не только курицу, но и гнездо воронье на голове таскать будешь… Верь – для тебя все исполню!
Зрелище двух эскадр черноморских было великолепно.
- Флот большой, но зачем он нужен здесь России?
На это ворчание Фицгерберта Потемкин ответил:
- А затем, чтобы никто об этом больше не спрашивал...
Прощайте, люди! Что я мог, то и сделал. А чего не мог сделать, за то и не брался. Пусть делают за меня другие.