Kitabı oku: «Неизвестная солдатская война», sayfa 13
«К вечеру я уехал в полк. Встретил ребят с хорошым настроением Шытикова Шуралева Роговского и других росказали кто убит кто ранен Я им розказал кто из наших друзей ушол в розпоряжение "Исуса Христа" За все это хорошо выпили.
28 января За ноч подошли в плотную к немецкой границы Я сейчас вижу пог-столб Стреляем за границу. Немного сопротивляется Здесь маленькая речушка протекает он мосты взорвал ну и держытся как утопающый за волосинку».
– Граница как раз и проходила по этой речушке. Мы ликовали: «Братва, ура! Дня через три будем у Гитлера! Наконец-то мы добрались до его берлоги».
Из оперативной сводки Совинформбюро за 29 января 1945 года:
«Войска 1-го Белорусского фронта, развивая успешное наступление, пересекли границу Германии западнее и северо-западнее Познани, вторглись в пределы немецкой Померании… Северо-западнее города Познань противник пытался остановить наши войска у польско-германской границы на рубеже реки Нетце. Опираясь на долговременную полосу обороны, немцы оказывали упорное сопротивление и часто переходили в контратаки. Советские танки и пехота при поддержке артиллерии одновременно во многих местах форсировали реку Нетце и прорвали вражескую оборону… Широко применяя обходные манёвры, советские части громят подходящие резервы противника. За день боёв истреблено более 4.000 немецких солдат и офицеров. Нашими войсками захвачены трофеи, в числе которых 12 танков, 70 орудий, 300 автомашин, 60 паровозов и 50 железнодорожных эшелонов. Взято в плен 1.100 немцев». (т. 8, с. 49-50)
Бои в Германии
«29 января Прорвали границу и заняли какой то город названия не знаю потому что из жытелей ни одного человека!!!»
– Гражданское население Германии строго выполняло инструкции военного командования: если успевали, все до единого уходили из городов и посёлков. Но немцы не предвидели такой темп нашего наступления, и чаще всего жители не успевали.
Большинство гражданских немцев вели себя высокомерно. К примеру, спросишь на немецком языке название города, он, хотя и поймёт, но молча поворачивается и уходит.
Из оперативной сводки Совинформбюро за 31 января 1945 года:
«Войска 1-го Белорусского фронта, продолжая успешное наступление к западу и юго-западу от Познани, пересекли германскую границу, вторглись в пределы Бранденбургской провинции и с боем овладели городами Ландсберг, Мезеритц, Швибус и Цюллихау – крупными узлами коммуникаций и мощными опорными пунктами обороны немцев, прикрывающими подступы к Франкфурту-на-Одере…». (т. 8, с. 53)
«Нас под этим городом прыжали к земле "мистера" Бронетранспортер сгорел два человека убиты Я легко ранен в голову. Не знаю случайно остался жить. Сейчас в голове шум…».
– На этот раз меня спасла каска. Осколок пробил-таки каску, но не до конца – застрял в ней. Рассёк только мне затылок, а череп остался цел.
«Своего любимца бросили взяли трофейною машыну четырехмесную легковую "Опель капитан" установили два пулемета и газуем догоняем своих Отстали».
– Потеряли мы своих потому, что догоняли их по следам танков, а потом решили срезать угол, и следов уже не нашли. Ехали просто по направлению на Запад, пока не попали под налёт «мессершмиттов». А этого «оппель-капитана» мы нашли оставленным в чьём-то личном гараже. Раньше на такой машине кататься не приходилось – для нас были вдиковинку и обогрев лобового стекла, и установленные на крыльях сигналы поворота с откидывающимися в сторону флажками – красным-левым и зелёным-правым…
Пулемёты установили так: «Дегтярёв» впереди, в опущенное стекло правой двери, а «Максим» – на сиденье сзади, стволом в заднее стекло. Двое сели впереди, а мы с Зеленским устроились на заднем сиденье. Ехали наизготовку, чтобы в любой момент открыть огонь.
«30 января Искаем своих Хуй знае где делись в одну деревню ночю залетели где были еще немцы Ели выбрались с нее один ранен Я хуярил с пулемета по улицы без конца пока деревня не скрылась в темноте и лента кончилась а вода в кожухе закипела хоч чай пей».
– Пуля попала пулемётчику, который сидел с «Дегтярёвым» впереди, в руку. Раздробила ему кость. Кричал бедолага от боли очень сильно. Мы быстро его перевязали и – дальше. Гнали здорово. Машина хорошая и дороги – лучше не надо. Или асфальт, или брусчатка, но без единой ямочки. Открытых мест почти не встречалось, всё время слева и справа тянулась лесопосадка.
В одном месте у нас кончился бензин. Наш транспорт мимо идёт, но бензина ни у кого не допросишься. В наступлении всегда тылы отстают, и с горючим проблема…
Остановился около нас один капитан-пехотинец, заглянул в машину и говорит: «Зачем вам столько оружия?». Мы его уже хотели послать куда подальше, когда поняли, что он имеет в виду старый немецкий меч, который мы взяли в том же гараже, где и «Оппеля». Смекнули: «Меч – твой, если достанешь канистру бензина». Через пять минут капитан принёс нам канистру бензина. Ну и пройдоха попался. Такие обычно в пехоте не задерживались. Очень быстро выбивались в адъютанты или интенданты.
«Колеса нас заебали вдоску через каждые 5-ть кл. качаем резина ни к хую. А днем "мистера" жызни не дают, та ещо шофер трус ебаный а не человек Может машыну разбить в месте снами пры налете "мистеров" Он тогда ни хуя не видит от страха хоч глаз ему коли. От нам наказания. Я один раз не выдержал показал пистолет. Что если говорю разобеш машыну то капут тогда!!!».
– Шофёра этого майор Королёв взял из тех заключённых, которых мы освободили в концлагере. Украинец. Помню, говорил, что родом из Херсона. Встречались такие шофера, которые панически боялись налёта авиации. Случалось, при налёте бросали машину, даже если в ней были люди, и прямо на ходу выпрыгивали из-за руля. Наш тоже, как услышит вой самолёта, прямо какой-то шальной делался. Машина у него начинала вихлять по всей дороге, в ямы влетала, на обочину выскакивала. Ну а чтобы он чего похлеще не отколол, я вытащил пистолет и предупредил: «Прыгнешь, пулю в затылок получишь». Можно ведь остановиться, укрыться где-нибудь в кювете, или под деревья загнать машину.
Конечно, никому не хотелось погибать, особенно сейчас, когда Берлин уже рядом, и войне финиш виден. Раньше я думал, что где-то на этой войне и мне конец найдётся – остаться живым и не надеялся. А в Германии уже гнал от себя такие мысли. Очень хотелось дойти до Берлина и дожить до того дня, когда в тебя уже не будут стрелять. Но ведь служба есть служба, и свою солдатскую работу надо выполнять – за тебя её никто не сделает.
Сколько таких случаев было в сорок пятом… Засечём где-нибудь укрывшуюся группу немцев. Казалось, ну и чёрт с ними, пусть второму эшелону достаются. Чтоб лишний раз голову под пули не подставлять. Но нет, ребята сами говорят: «А ну давайте крикнем танкистов и выкурим гансов…». Это уже было в крови – свою солдатскую работу выполнять добросовестно и доделывать её до конца.
«31 января Сегодня часов у 12-ть ночи нашли своих в лесу Стоять на исходной в 12-ти кл. от Франквурта Горючего ни капли Пробовали заправлять спиртом мотор сильно греется и бессильный Будем ожыдать подвоза».
– Трофейного спирта тогда добыли столько, что можно было даже в бензобаки заливать. Мотор «Оппеля» на спирту заводился, но работал плохо. Только и того, что мы наслаждались газами из выхлопной трубы – сильно пахло домашним печёным хлебом.
«1 февраля Сегодня ребята здесь начудили А в основном гуляем без конца Немок девушек хватае так что больше нечего и не надо Я лутше установил пулеметы на машыне назвали мы ее "ух прокачу" Ходил к другу Ляху я у него и уснул не мог ходить ноги не носят.
2 февраля Сегодня собрались все вместе кутить наварили кур и засели».
– Входим в немецкую деревню – нет ни одного жителя. Бродят по улицам и мычат не доенные коровы, кричат не кормленные свиньи, под ногами куры бегают. Так мы не только кур варили и пили парное молоко, но поросят успевали поджарить. Опытный солдат умел всё делать быстро.
«Пели разные песни вспоминали за свою родину где нам Москва все время салютуе Сегодня мне как то не по себе я тоже кое чего прыпомнил за свою Грывенскую где у меня остались родные близкие друзя Мне наверно не прыйдется быть на родине. Я правда удивляюсь как я до сих пор жыв. Сколько я своих друзей похоронил. И хорошые друзя Эх!».
– Иногда вот такая хандра нападала. Опасное это состояние. Вдруг, неожиданно начинаешь словно бы смерть свою предчувствовать. Вот тогда всего боишься, превращаешься в форменного труса. Но длится это недолго. Хотя часто случалось и так. Захандрит какой-нибудь солдат, даже заплачет, не стесняясь товарищей. «Меня, – говорит, – скоро убьют…» И действительно, вскорости погибает. Некоторые в таком состоянии как будто сами искали смерти – лезли под пули, от осколков не прятались. Человек не мог долго ходить с мыслью, что его убьют. Лучше уж скорее…
«3 февраля Двинулись в перед На опушке леса какая то деревня нас в нее обстреляли Мы залегли на улице нельзя и голову поднять Кроют "станкачи" немецкие. Ожыдать будем подхода танок. К ночи фрицев вытряхнули з деревни и остались здесь до утра продвинулись мы на на 15 кл. все, город Франквурт справа!!!
4 февраля Утром двинулись дальше без сопротивления но через 13 кл. на станции завязался бой Мы забрались на крышу вокзала с пулеметом "де-ше-ка" и начали полоскать фрицам ворту Через пол часа фрицы зогнали нас с крыши Мы укрылись между вагонами где мы обнаружыли два пульманских вагона с часами Нагрузили машыну ими для ребят».
– С часами вышла такая история. Кто-то из наших лихих ребят, оказавшись между двумя составами, решил посмотреть, что может быть в немецком вагоне. Но поскольку лезть на него, чтобы открыть, было опасно – пули вокруг так и свистели, швырнул гранату прямо в двери. Двери, понятно, в щепки, а из вагона вывалились и разбились ящики с ручными часами.
Ручные часы тогда в России были редкостью. Да и не только ручные. У нас в Гривенской в хате никогда не было даже ходиков – время по солнцу определяли. И тут мы перед такими трофеями не устояли. Потом в полку одаривали всех часами. А их набрали столько, что многие, и я в том числе, отправляли посылками домой.
За всю войну я отправил домой две посылки. Первую – не помню с чем. А вторая была с часами. Но бог наказал за чужое добро. Дома у меня решили часы не продавать, а выменивать на продукты, задабривать ими, когда это будет нужно, врача или учителя. И спрятали узелок с часами на время в печи – боялись, что кто-нибудь случайно увидит и донесёт. Вскорости печь затопили, забыв про узелок. В общем, как эти часы пришли, так они и ушли. Никто о них не жалел и после войны не вспоминал. Мама, когда я уже вернулся с фронта, только раз по этому поводу и сказала мне: «На чужой каравай, сынок, роток не разевай».
«К вечеру пошли в атаку фрицы не выдержали штыкового удара и драпанули. Очистив станцию и деревню мы окопались на окраине Я со своим "де-ше-ка" лежу на железной дороге.
5 февраля Нас послали искать свои тылы потому что горючего нет. А фрицы это поняли и все время лезут в атаку. И вот мы на своем "ух прокачу!" носимся по всем тыловым дорогам до вечера искали но нечего не нашли вернулись с пустыми руками мне стыдно было докладывать что не нашли».
– Тут я, конечно, вспомнил случай на дороге, когда какой-то пехотный капитан смог достать бензин за пять минут, а разведчик за весь день не смог… Да, с горючим в наступлении просто беда была. А ведь в некоторых случаях горючее становилось важнее, чем боеприпасы. В конце концов, если кончились боеприпасы, можно как-то сманеврировать – сменить позиции или отойти – и тем самым сберечь людей и технику. А танк, бронетранспортёр или машина без горючего – это просто недвижимая мишень, которую бросить нельзя.
Продовольствие тоже не успевали подвозить. Но бог с ними, с продуктами, из положения всегда можно выйти. Кстати, на территории Германии, вот только не помню, с какого числа, нам отменили паёк НКО. Фактически – сняли с довольствия. Видимо, высшее командование посчитало, что доставка продуктов в Германию – это лишнее разбазаривание их, потому что в то время мы часто захватывали немецкие продовольственные склады, которые на территории Германии встречались довольно часто.
Мы много раз убеждались в том, что такое голод. Как жили немецкие или польские крестьяне, нам и не снилось. Геббельс знал, чем можно до смерти запугать и настроить против нас тех же поляков, – советскими колхозами, в которых люди пашут от зари и до зари, но ни гроша не получают и пухнут от голода…
А решение об отмене пайка НКО (продукты, из которых на фронте готовили горячую пищу) в той ситуации, наверное, было правильным. Страна голодала, а мы на германских дорогах гусеницами танков давили валяющиеся никому не нужные куски сала. Хотя не все из нас находились в одинаковом положении. Кто-то ходил по салу и колбасе, а кому-то и ничего не доставалось – если в полосе наступления, к примеру, не попадались продсклады. А те склады, которые попадались, просто грабили. Растаскивали кто куда и сколько может. Никакой учёт не вёлся, централизованного снабжения с этих складов не было. Значит, кто опоздал, тот опять голодный.
«6 февраля Ночю прышла одна заправочная машына заправила нас и мы двинулись обратно вперед. По дороге встречается много немцев с красными флагами идут к нам в тыл говорят больше не хотим воевать вот когда поняли тупые ваши головы».
– Если шли сдаваться в плен, то почему с красными флагами, а не с белыми?
– О, немцы хорошо знали, какую силу имела в нашей стране коммунистическая идеология. Среди пленных всегда находилось много таких, кто объявлял себя коммунистом. И красные флаги, и крики: «Рот фронт!» – всё это, чтобы нам потрафить. Куда и подевалась хвалёная германская спесь.
Когда они ощущали свою силу, то пленные плевали нам в лицо, отказывались отвечать на вопросы и зачастую легко шли на смерть с криками: «Хайль Гитлер!». Сейчас они сами с нами заговаривали – хотя и подло, но многие умели говорить по-русски, потому как не один год ходили по нашей земле. Говорили о том, что Гитлер силой заставил их воевать, что они – только солдаты и должны были выполнять приказ. Но это и были в основном солдаты. Офицеры среди таких пленных почти не встречались.
Конечно, мы им не верили. Но никто их не трогал. Многие из нас не прочь были и позубоскалить с ними. К тому же их практически не охраняли. Очень часто они спрашивали у нас, где находятся пункты приёма военнопленных, и сами направлялись туда. Пленных тогда шло к нам в тыл столько, что если приставлять к ним конвоиров, то у нас и воевать было бы некому.
«7 февраля Остановились в лесу в заводе недостроеном не успели фрицы достроять заправляем машыны наконец дождались горючего а то все время на соплях ехали.
8 февраля Стоим на перегрупировке Гуляем на все сто Возможностей здесь молоденьких немок и югославок много вот мы ими занимаемось Гуляйте браткы пока есть Возможность до Берлина осталось недалеко».
– Гуляли на всю железку в основном молодые солдаты. Хотя и те, кто постарше, как Роговский, Шишлаков, у которых уже было помногу детей, тоже от нас не отставали. Потому что жили одним днём. Роговский, к примеру, у нас отличался тем, что в конце каждого дня перекрестится и домой напишет самое короткое письмо: «Я, слава богу, живой».
«9 февраля Сегодня утром поехали мы с м-м (майором Косульниковым.-Г.Л.) на Одер Через Ланзбер который мы брали Тогда в нем и людей было не выдать а сейчас много Большинство иностранцы Здесь нас мистера погоняли трохи».
– Это мы ездили на рекогносцировку для организации переправы. С хорошим настроением ездили. Потому что на пути к Берлину оставалась последняя переправа. Мог ли я об этом думать, когда Днепр форсировал?..
«10 февраля Мне предложыли послать домой посылку Я поручил своему другу чтобы он отослал а то мне некогда Я пошол в разведку Може меня до вечера ещо ебнуть».
– Речь идёт о той злополучной посылке с часами. А предложил мне отправить часы домой Роговский и подсказал, чтобы я в письме написал, зачем они дома нужны: на продукты менять, врачей и учителей задабривать…
«11 февраля Выехалы на другой участок фронта Целую ноч ехали а утром залегли спать
12 февраля Двинулись на исходною через город Кинзберг и заняли оборону в какой то деревне. Сейчас мы дело имеем с немецкими моряками попробуем как у них зубы».
– Раньше я уже рассказывал о том, как наши штрафники разделались с моряками немецкой одерской флотилии. Это когда прямо во время боя они успели раздеть убитых моряков. А одёжка на них была не то что на пехоте – потеплее, поудобнее и из лучшего сукна.
«13 февраля "Эх ма" наша таверна работае без перебоя. Кто останется жыв тот после войны спомнит за нее. Кругом гремят разрывы снарядов в нижний этаж уже штук 5-ть попало а у нас только одна болванка прошыла крышу не смотря на это все мы п'ем песни поем на акордионе играе радист а мы танцуем Нач-таверны назначен Я. А как только фрицы подымутся наш де-ше-ка их укладывает Он у нас такой серезный водку не п'ет девок не ебеть нас остерегает Хотя он стальной но мне подчиняется без капрызов за что я люблю тех людей которые его зделали на заводе Ну браткы Вып'ем за плохих артилеристов что не могут до сих пор попасть по нашей таверне она им жызни не дает А именно мой Любимец ДЕ-ШЕ-КА.
14 февраля Сегодня я водил своих разведчиков на церкву на колокольню Я думал оттуда лутше будет лупить фрицев. Но только мы залезли на колокольню так он как дал беглый по ней Так мы кубарем с летели в низ Одного тяжело ранило в жывот не выжывет бедный но я его успокоял что хирурги все зделають только не беспокойся не трать на то психики».
Из оперативной сводки Совинформбюро за 14 февраля 1945 года:
«Войска 1-го Белорусского фронта, сломив сопротивление окружённой группировки противника, 14 февраля штурмом овладели городом Шнайдемюль – важным узлом коммуникаций и мощным опорным пунктом обороны немцев в восточной части Померании. По предварительным данным, в боях при ликвидации окружённой группировки противника и овладении городом Шнайдемюль войска фронта взяли в плен более 5.000 немецких солдат и офицеров… Противник потерял только убитыми более 7.000 солдат и офицеров». (т. 8, с. 75)
«15 февраля Моего хозяина переводят Выше а взамен за него прыехал другой. Вот как раз мне момент выйти в отставку Мне хочется перейти к своему другу в 2-й дивизион».
– Хотя майора Чернуху назначили в штаб нашего 8-го механизированного корпуса где-то ещё с месяц назад, он по какой-то неизвестной мне причине продолжал служить в полку. Но в этот день Чернуха, наконец, сдал свою должность заместителя командира полка по строевой части майору Королёву. Королёв был человек степенный, серьёзный. Хотя наш солдатский юмор понимал, ценил и выпить с нами мог. Иногда посылал зампотылу капитану Шибаеву записку, чтобы тот отпустил нам спирта. А что ещё солдату от командира надо.
Майор Королёв не был профессиональным военным. О нём мы знали только, что до войны работал в Прибалтике главным инженером какого-то большого завода.
«16 февраля Сегодня везу своего хозяина на новое место Он меня прыглашае но я не хочу мне скучно будет в тылу. Ехали через Кинзбер под Ланзберг Он там остался, а мы вернулись, и заночевали в одной деревне где девок было видимо не видимо Ноч провели ай я-я как тебе не стыдно писать!!!».
– Компания девушек тогда была интернациональной. Преобладали полячки, которые здесь работали у бауэров. Кроме них мы прихватили и немок. Первые к нам со всей душой, а вторые смотрели на нас, как мне показалось, с омерзением. Но мы к этому относились спокойно, ведь находимся на вражеской земле. Так, наверное, и должно быть…
«17 февраля Вечером прыехал в свою часть где таверна по старому работает. Сразу же меня вызвал командир полка, и прыказал быть на крыше со своими хлопцами и установить одного Максима в помощ для де-ше-ка.
18 февраля Мы выехали на н.п. с новым хозяином На место прыехали утром и взялись за свое дело Отсюда прекрасно выдать все как на ладони но вечером нас по рации срочно вызвали назад».
Из оперативной сводки Совинформбюро за 18 февраля 1945 года:
«Командир 3-го дивизиона 91-го немецкого артиллерийского полка капитан Вилли Нафцигер, взятый в плен на 1-м Белорусском фронте, рассказал: «Мой дивизион был придан 6-му артиллерийскому полку 6-й пехотной дивизии. На совещании офицеров командир полка майор Брунг хвастливо говорил: «Наша оборона укреплена и насыщена таким количеством техники, что русские не смогут её прорвать». Подобные иллюзии разделяли и другие офицеры. Через несколько дней всех нас постигло горькое разочарование. Русские войска быстро преодолели казавшиеся неприступными позиции. Наши разбитые части в беспорядке отступали. Теперь всё потеряно. Нет никаких надежд на благоприятный для Германии исход войны. Страна истощена, её резервы иссякают». (т. 8, с. 83)
«19 февраля Утром рано вернулись к своим и таверна заработала с новой силой А вечером выехали на другой участок фронта
20 февраля Прыехали на Новое место Ехали всю ноч через Ланзберг и много других городов Я лично устроился Хорошо.
21 февраля Гуляем п'ем веселимся как можно лутше выжымаем из жызни все что можно девушек здесь хоч отбавляй Бельгийкы хорошые нечего плохого не скажеш правда по руски не понимают Но они тоже Молодые и знают без розговора чего нам нужно.
22 февраля все в том же духе только я отобрал 12-ть девушек дал им продуктов и обяснил что завтра у нас празник и надо к нему прыготовить в виде пира будет Они с радостю взялись за это дело.
23 февраля Сегодня День Красной армии наш кровный празник После построения было кино "Серенады солнечных долин". А после кино командир розрешил гулять от пуза и поминать деда Кутуза. Когда мы прышли в зал то все было готово и девушкы на фуфыреные Нас прышло 10 а два спились и легли спать девушкы мне сейчас же заметили что пан не справедлив что мол девушек прыгласил 12 а ребят только 10 Но я им сказал что руские могут управится и з двумя. Гуляли хорошо до вечера а вечером каждый за свою мамашу и понеслас После каждого "танца" за стол Я уже под утро уснул с "Гели" Хорошая девченка только трудно ублаготворить одному».
Из оперативной сводки Совинформбюро за 23 февраля 1945 года:
«Войска 1-го Белорусского фронта после месячной осады и упорных боёв завершили разгром окружённой группировки противника и 23 февраля полностью овладели городом и крепостью Познань – стратегически важным узлом обороны немцев на Берлинском направлении. В ходе боёв в Познани войска фронта взяли в плен 23.000 немецких солдат и офицеров во главе с комендантом крепости генерал-майором Маттерн и его штабом… Противник потерял только убитыми свыше 25.000 солдат и офицеров». (т. 8, с. 90)
«24 февраля Похмеляемся и разбераем кто какой был и сколько "кто кого" Моя "Гели" не прышла Говорить голова болит Но нечево у нас в запасе есть и я пошол спать с "Ненси"».
Из оперативной сводки Совинформбюро за 24 февраля 1945 года:
«С огромным подъёмом встретили советские бойцы, сержанты, офицеры и генералы приказ Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина о 27-й годовщине Красной Армии. На фронте, в прифронтовых и тыловых гарнизонах во многих частях и подразделениях состоялись массовые митинги и собрания. Речи выступавших на митингах проникнуты горячей любовью и безграничной преданностью к товарищу Сталину, к нашей могучей Родине». (т. 8, с. 93)
«25 февраля Сегодня мы с м-м выехали на машыне смотреть на новое место куда мы должны переехать Но когда вернулись ночю то все уехали остались одни тылы Я пошол ночевать до Ненси она с радостю прыняла
26 февраля Утром выехали на фронт дорогой машына на которой мы ехали перевернулась и мне помяло бокы Прыехали в лес Сыро снег идет спал возле костра это не Ненси».
Из оперативной сводки Совинформбюро за 26 февраля 1945 года:
«Как уже ранее сообщалось, наши войска при ликвидации окружённой группировки противника в городе Шнайдемюль (14 февраля, в Померании, войска 1-го Белорусского фронта-В.М.) взяли в плен более 5 тысяч вражеских солдат и офицеров. Кроме того, в лесах севернее Шнайдемюля советские части ликвидировали две группировки немцев и взяли большое число пленных. В числе пленных комендант города Шнайдемюль полковник Генрих Ремлингер…, начальник инженерной службы шнайдемюльского гарнизона полковник Альфред Курхауп… Пленный полковник Генрих Ремлингер рассказал: «27-го января я прибыл в город Дойч-Кроне в штаб Гиммлера, командующего группой немецких армий «Висла». Гиммлер объявил мне, что я назначен комендантом Шнайдемюля, и добавил: «Вам предоставляются неограниченные права, и вы должны удержать крепость любой ценой». Вскоре после этого русские окружили город. За несколько дней боёв мы потеряли убитыми и ранеными свыше 4 тысяч солдат и офицеров. В городе царили паника и хаос. Многие офицеры пришли к заключению, что гарнизон обречён на гибель, и высказывались за капитуляцию. Я по радио связался со штабом и доложил, что положение гарнизона критическое. В ответ была получена радиограмма за подписью Гиммлера: «Ваше положение нам известно. Держитесь. К вам идёт помощь». Не дождавшись никакой помощи, я на свой риск и страх решил прорваться из Шнайдемюля на север. Однако мы натолкнулись на русских, понесли чрезвычайно тяжёлые потери и были рассеяны. Меня и моего начальника штаба взяли в плен».
Пленный полковник Альфред Курхауп сообщил: «Шнайдемюльский «котёл» стал могилой для многих тысяч немецких солдат. Ни одному даже мелкому подразделению не удалось пробиться из окружения. Вырвавшиеся из города группы были настигнуты русскими в лесах и по частям уничтожены. На лесных и просёлочных дорогах я видел тысячи трупов немецких солдат, брошенные танки, самоходные орудия и разбитые автомашины. В плену я встретил многих офицеров шнайдемюльского гарнизона, которые вместе с разрозненными группами солдат сложили оружие и капитулировали». (т. 8, с. 95-96)
«27 февраля выехали в город Реец здесь будем ломать фрицам ребра он здесь тоже подготовил к сопротивлению все время обстреливает квартал в котором наши танкы замаскированы
28 февраля Сегодня шпроты иньдюшка на прованском масле и выпивка Сидим целый день в подвалах Ходить по воле фрицы не розрешают все время обстреливают».
– Шпроты, индюшка – это редкие консервы, которые достались нам с немецких продовольственных складов, раньше пробовать не приходилось. Их магазины мы никогда не трогали. А зачем? Нам нужна была только еда, которой пока хватало. Поэтому я даже не знаю, что в то время было в немецких магазинах.
«1 марта Сегодня сижу со своей братвой на четырех этажном доме на чердаке отсюда все выдать Засекли две огневых точкы Батарею противника Вечером отдали артилеристам пускай проучать
2 марта Сегодня нашего одного розведчика убило Хоронили вечером всем отделением С автоматов салютовали. Какие то грусные дни наступили Водку надоело пить Женщин и не показывай Та ещо "фрау" Ну их в Хуеву деревню.
3 марта Лежу в подвале на перинах меня что то знобит Боюсь что бы не заболеть А ребята в очко режут».
Из оперативной сводки Совинформбюро за 3 марта 1945 года:
«Взятый в плен командир 304-й немецкой пехотной дивизии генерал-майор Ульрих Лисс длительное время работал в 3-м отделе немецкого генерального штаба (отдел западных армий). В январе 1945 года Лисс был назначен командиром дивизии и направлен на советско-германский фронт. Пленный рассказал: «Германское командование со дня на день ожидало зимнего наступления русских. В высших военных кругах господствовала уверенность, что немецкой армии удастся удержаться на оборонительных рубежах на Висле. Через несколько дней после начала русского наступления от этой уверенности и следа не осталось. Прежде чем генеральный штаб успел принять какие-либо меры, русские на обширном фронте смяли и сокрушили немецкую оборону. Немецкое командование приказало приостановить все наступательные операции на западном фронте и перейти там к обороне. Началась спешная переброска войск с западного фронта на восточный. Однако было уже поздно».
Пленный командир 433-й немецкой пехотной дивизии генерал-лейтенант Люббе сообщил: «За четыре дня моя дивизия была разбита и перестала существовать как боевая единица. Ещё задолго до январского наступления русских я весьма пессимистически оценивал положение немецкой армии. Доводы разума говорили о том, что у Германии уже нет никаких шансов на победу. И всё же чрезвычайно быстрый разгром немецкой обороны явился для меня полной неожиданностью. Я не допускал мысли, что продвижение русских будет таким стремительным и глубоким». (т. 8, с. 102)
«4 марта Сегодня ездил связываться с соседями Кто справа Кто слева вернулся в город позно вечером Как раз под арт налет подоспел пролежал с пол часа в канаве головы поднять нельзя Вот чистил ебаный нос но обожды доберемся до вас фрыцакы яйца поадрываем».
Из оперативной сводки Совинформбюро за 4 марта 1945 года:
«Войска 1-го Белорусского фронта перешли в наступление на участке восточнее города Штаргард. Немцы сосредоточили в этом районе крупные силы и в феврале неоднократно пытались отбросить наши части на юг. Войска фронта в ходе боёв измотали противника и утром 1-го марта сами перешли в решительное наступление… Наши подвижные соединения, прорвавшись в тылы врага, опрокинули и рассеяли подходившие резервы немцев. Овладев важными узлами коммуникаций…, наши войска вышли на побережье Балтийского моря в районе города Кольберг. В ходе наступления нанесено тяжёлое поражение двум моторизованным и трём пехотным дивизиям СС и другим соединениям противника. Многие немецкие части были разбиты в первых же боях. Их остатки, потеряв управление, бродят в лесах и вылавливаются советскими бойцами». (т. 8, с. 103-104)
«5 марта Сегодня гулял целый день а к вечеру ходили в розведку за языком Но хуй… Языка не достали нас обстреляли два раза и мы с тремя ранеными вернулись в свой подвал не удачно Неудобно и докладывать о таком плачевном номере».
– Мы докладывать должны были своему непосредственному начальнику майору Королёву, а тот – выше. Выходит, мы подвели Королёва. Конечно, за это ни нас, ни его никто не накажет. Взять языка – задача очень непростая, и далеко не каждый раз удаётся её выполнить. Но как бы там ни было, даже если неудача оплачена кровью, всё равно стыдно… И не столько перед начальством, сколько друг перед другом, перед ребятами из дивизионов.
На этот раз Королёву учинили хороший разнос. Язык был крайне нужен. Королёв сообщил нам об этом без обиды. Ведь он сам ставил нам задачу, указал конкретное место, где надо работать. Мы точно выполнили все его указания.
