Kitabı oku: «В поисках Шамбалы», sayfa 4

Ницца, 1991 год. Воспомнинания о событиях 1979 года

Карнавал гудел, свистел, аукался, переливался красками солнечного заката и бури одновременно… Но Артём и Соня видели только глаза друг друга. Взявшись за руки, они свернули в какой-то относительно тихий переулок, устроились в скверике на лавочке. И говорили, говорили, говорили… Суматошно, сбивчиво, перескакивая с воспоминаний о Кисловодске на впечатления от Ниццы.

Пообедали в ближайшем кафе, продолжая разговорный марафон.

– Знаешь, 79-ый год для меня был переломным, – вспоминал Артём. Познакомился тогда с Высоцким, с его другом Тумановым, который оказался знаменитым золотодобытчиком. И он пригласил меня поработать поваром в его артели. Долго я сомневался, почти год. Заработки хорошие, но неизвестность страшила. Тайга, в артели много бывших заключённых.

Поехал я как-то в Ессентуки, там Николай Павлович Лобжанидзе в то время управлял трестом ресторанов и столовых. Замечательный был руководитель: отличные рестораны создал, первоклассные диетические столовые для курортников, рабочие столовые на зависть соседям. Из Сочи, из Ростова, из Краснодара приезжали перенимать опыт. В конкурсах Главкурортторга побеждали повара и официанты его треста. Предлагали ему в Москве возглавить трест, отказался. Позже его перевели в Кисловодск, повторилась та же история.

– Ну, я-то это знаю. Общепит в городе преобразился. А зачем ты поехал в Ессентуки? Что-нибудь новенькое? – Соня перебралась в рядом стоящее кресло.

– Он снова удивил: в ресторане при гостинице организовал обслуживание по системе «шведский стол». О таком на Северном Кавказе тогда даже не слыхали. Конечно, и я захотел посмотреть, как это организовано, поговорить с шеф-поваром, узнать, не боится ли он прогореть. Ведь поесть нахаляву наш народ умеет. Всё было отлично. Я уже собрался уходить. Но тут в зал вышел Николай Павлович, увидел меня, подозвал. Что, думаю, ему понадобилось?

– Артём, понравилось здесь? – Я расплылся в улыбке: сам Лобжанидзе моё мнение спрашивает. Сказал в ответ что-то восторженное. Он улыбнулся и просит: – Сделай одолжение, спой для моих гостей. Я в «Замке» недавно тебя слушал. Очень мне понравилось, надеюсь, им тоже доставишь удовольствие. А мне с журналистами нужно дружить.

– А причём тут журналисты? – не поняла Соня.

– Они же пришли, чтобы написать репортажи. Стол был накрыт в отдельном кабинете на четверых, а гостей было двое. Одного я видел перед той встречей года за два в «Заре», он был тогда заведующим отделом газеты «Кавказская здравница». Приходил к нам вместе с инспектором Каневским. Рейд проводили, акт составили. Попотел тогда наш шеф Отари.

Второго я не знал. Крупный, вальяжный, с весёлыми глазами, усы и бородка придавали лицу его степенность. Как выяснилось вскоре, кажущуюся. Он сыпал шутками, прибаутками. Сосед называл его Максом, сам отзывался на Вениамина.

– Это не тот ли Макс Росс, что ухитрился написать о кремлёвских воротилах?

– Он. Но фамилию я услышал позже. А что он эмигрировал в Канаду, узнал, когда прочитал его книгу.

– Так ты с ним виделся!

– Не только виделся. Слушай дальше… Усадили меня рядышком, потчевали, расспрашивали. Тут я впервые понял, что из журналистов вопросы сыпятся, как крупа из полного мешка, не останавливаясь. Пришлось разговориться. Потом попросили спеть. Благодарили. Удивились, что хорошо знаю английский.

Неожиданно заговорили о социологическом опросе, который совместно проводили на трикотажной фабрике. О директрисе, очень симпатичной, она понравилась Максу. И я вспомнил, что двоюродная сестра моя, которая работает там, рассказывала об этом опросе, говорила, что Макс сотрудничает с «Комсомольской правдой».

От обсуждения результатов социологического опроса, который меня не очень интересовал, плавно перешли к обстановке в стране. Тут я наслушался такого, чего тогда в газетах не писали.

– Например!

– Начали обсуждать политические новости. Оказывается, еще в 1978 году в иностранной печати обсуждали возможный уход Брежнева в отставку. Югославская газета «Борьба» опубликовала статью о секретаре ЦК КПСС Кулакове под названием «Будущий Генеральный секретарь ЦК КПСС». И вскоре, в июле, он неожиданно умер. Странная смерть. Были слухи, что его просто застрелили…

– Ты меня пригласил в кафе, чтобы рассказать об этих слухах? Так я подобного уже наслышалась…

– Извини, просто вспоминаю этот вечер. Передаю логику моих впечатлений. А сконцентрировались они на золоте! И тут без воспоминаний о Вадиме Туманове, его артелях, не обойтись. Макс рассказывал, что в 70-80-е годы страна выживала за счёт продажи огромного количества золота, которым латали дыры в экономике нашего так называемого развитого социализма. Золотом оплачивалась импортируемая техника, потребности медицины и отечественной фармацевтической промышленности. Даже закупки зерна, которого мы не могли собрать достаточно для удовлетворения потребностей промышленности, людей и животных.

Золотишко помогало выжить и предприятиям военно-промышленного комплекса, которые получали из Госфонда золото по стоимости 1 рубль за 1 грамм металла. Представляешь? А для других предприятий-изготовителей золото обходилось в 12 раз дороже….

– А сейчас разве не так? – спросил я журналиста.

– Примерно так же. Только добывать золотишка стали больше, – ответил Макс. Помолчал и добавил: – Разрешили мыть золото вольным артелям. Они работают успешнее, чем государственные предприятия. – Меня так и подмывало сказать, что я познакомился с Тумановым. Но сдержался. Оказалось, что не зря. После небольшой паузы Макс достал из своего кейса фотографию, показал нам. Как ты думаешь, что я увидел?

– Неужели этого Туманова?

– И не одного. Группа золотодобытчиков на фоне бульдозера, а в центре Туманов в обнимку с Максом!

– Репортёра ноги кормят! – Отреагировала Соня.

– Не совсем так. Он тогда просто работал в артели Туманова. Сначала бульдозеристом, потом бригадиром… А знаешь, чем кончилась наша встреча?

– Не томи…

– На следующий день мы сидели с Максом в «Заре», он познакомился с моим дядей и уговорил его отпустить меня вместе с ним поехать к Туманову. Макс ехал писать репортаж для газеты о новой артели Туманова. Через неделю мы были в посёлке золотодобытчиков… Ну, об этом долго рассказывать. Как-нибудь в другой раз. Расскажи-ка ты о себе.

Соня похвалилась школьной золотой медалью, успехами на выставках одежды. Оказывается, этот дагестанский костюм ей подарили после того, как признали лучшей моделью на Ставрополье.

Вечерело. Артём, так нежданно влюбившийся, растерянно прокручивал в своём обычно безотказном компьютере варианты: пригласить в гостиницу, договориться о встрече на завтра или сначала спросить о её планах?

Соня тоже просчитала ситуацию, улыбнулась и, словно извиняясь, тихонько сказала: – Мне пора. Я ведь ночью уезжаю… Артём попытался что-то сказать, но девичья рука погладила его по щеке, в глазах девушки застыло сожаление. – Меня ждут жених, приключения и дальние страны, – громко, раскатисто рассмеялась. – Может быть, увидимся когда-то, – провещала, вскочила, и исчезла так же неожиданно, как появилась.

(Мне, рассказчику этой истории, очень хотелось вмешаться, остановить этот нежелательный для двоих побег, но тогда тропинка жизненных странствий увела бы моих героев, которым судьба подкинула пробный шар, в совсем иные приключения. И едва ли Артём вернулся бы в 1992 году в Кисловодск, где снова встретился с Тумановым. И снова на опасную вершину)…

1980 год

ОТ АВТОРА

Я легко путешествую в своей книге из года в год. И чтобы помочь читателям не запутаться, иногда приходится кое что подсказывать. Если вы не читали мою предыдущую книгу («Отложенная партия»), в которой много страниц посвящено журналисту Максу Росс, по прозвищу «Везунчик», то давайте последуем за ним сейчас. Он договорился с Вадимом Ивановичем об интервью. Тема была беспроигрышной. Артель Туманова («Печора») начала осваивать базовые принципы предприятия нового типа: многопрофильного, полностью хозрасчётного, самоуправляющегося, социально ориентированного. Это был экзотический уголок свободного предпринимательства в мире жёсткого централизованного планирования. Одновременно с традиционно разрешённой добычей золота артель начала на хозрасчётных условиях осуществлять геологоразведочные, общестроительные, дорожно-строительные работы, причём рекордными темпами и с отличным качеством.

Артель «Печора»

Без приключений Макс и Артём добрались в Инту, где была одна из баз «Печоры». Удивило и обрадовало общежитие: с бассейном и зимним садом. Увы, везунчику, впервые не подфартило, интервью с Тумановым пока не сложилось, Вадим Иванович неожиданно улетел в Москву. Но простаивать пишущий «волк», которого кормят ноги, не умел. Оставил Артёма обустраиваться в комнате, которую им выделили на двоих, и побежал искать знакомых. Не было в мире места, где таковых не находилось.

Так и случилось. Первым же встречным оказался Леонид Мончинский, Макс общался с ним в московском Доме журналистов, и в Иркутске, где тот жил.

– Старик, привет! – раскинул руки Макс.

– Везунчик! Какими судьбами?

– Да вот, хорошего повара сюда привёз, – отшутился Макс.

– Ну, тогда сразу пошли в столовую! Где протеже?

Они захватили Артёма и пошли обедать. Столовая порадовала чистотой, порядком. Познакомились с шеф-поваром.

– Зовут Виталием, – представился тот, – учился, трудился, мучился в Москве, сюда приехал на отдых, – пошутил дородный, молодой еще хозяин кухни. Обрадовался приезду Артёма.

– Говорил Вадим Иванович, что ты прилетишь, хвалил твои киевские котлеты. Рад такому помощнику. Но сегодня ты – гость. Отведайте моих разносолов. Правда, вы опоздали, но голодными не уйдёте. – И на столе появились паштет из фасоли, икра грибная, рыбная солянка. Артёму очень понравился хлеб.

– Бородинский? – спросил он у коллеги, помогая тому убрать со стола использованную посуду.

– Нет, Витальевским ребята зовут, – рассмеялся повар. – Сам пеку, по своему рецепту. А у тебя есть свой рецепт хлеба?

– Нет, – смутился Артём. – Зато я читал о хлебе много. Знаю, например, сведения «отца истории» Геродота о том, что в Египте считалось позором употреблять в пищу пшеницу и ячмень. Хлеб там выпекали из полбы, которую некоторые называют зеей. Хотя, в принципе, это просто полудикая пшеница.

А предпочитали её, наверное, потому что хлеб из полбы лучше бродит, – разговорился Артём. – В Двуречье пекли хлеб из сезама, а у нас на Руси до царствования Петра 1 предпочитали хлеб из аморанта. Пётр почему – то запретил использовать этот злак для хлеба. Я пока не нашёл этому объяснения. Ведь очень полезный злак. Щирица, бархатник, аксамитник, петушиные гребешки, кошачий хвост, лисий хвост – названий у этого красавца предостаточно. Привычный для глаза любого дачника-огородника цветок амарант хранит величайшую тайну!

– Да, – вступил Мончинский, услышавший разгвор поворов. – Мара – богиня смерти у древних славян. Амарант в буквальном переводе означает «отрицающий смерть», начальная буква «а» и имя страшной богини формируют волшебное слово, намекающее на бессмертие…

– Виталий развёл руками. – К сожалению, я и этого не знаю.

Артём вернулся за стол. Старшие говорили, не умолкая. Артём невольно впитывал новые знания.

– Ты тоже приехал к Вадиму за интервью? – спросил Макс Мончинского. Собеседник рассмеялся: —Я уже давно не журналист. Работаю с Тумановым несколько лет.

– Вот те на. Сменил хлеб журналистский на хлеб старательский. Впрочем, неизвестно что тяжелее. У меня всё наоборот, зарабатывал на хлеб, как говорят, топором (с Тумановым просеки прорубал), а теперь – пером. Что случилось-то, журналистику разлюбил?

– Заставили! Я после окончания университета работал в агентстве новостей, писал и для некоторых американских газет. В одной из них стал лауреатом. Редакция пригласила меня приехать в США. Не выпустили.

– Посчитали, что слишком длинный язык? Нет, скорее всего, за то, что была у меня судимость. В армии подрался, попал в дисциплинарный батальон.

– И ты обиделся. Ушёл из журналистики. Прости, брат, это поспешно…

– Не обиделся, просто посчитал, что трудно будет работать дальше. И не совсем ушёл. Писал я в «Огонёк», Сафронов не побоялся сотрудничать с провинившимся перед властью… А сейчас я доволен. С Вадимом хорошо ладим. Есть много общего: я был кандидатом в мастера в боксе, а он – даже чемпионом флота… Да и мыслим с ним в одну сторону… Заработки здесь отменные. Но я и перо-то не бросил. Пишу книгу.

– О чём, не секрет? – Леонид немного помялся. Макс вопросительно поднял от тарелки голову. – Не хочешь – не говори!

– Не один пишу, а друга не спросишь о согласии, он сейчас далеко. Впрочем, он компанейский человек и ничего не скрывает.

– Я его знаю?

– Наверняка! Слышал часто, и уверен, что один раз видел. Мы с тобой на следующий день познакомились!

– Постой, постой! – вскочил Макс. – Это же 1976 год. Иркутск. И с твоего балкона поёт Высоцкий! Я проходил мимо. И на следующий день разыскал тебя, чтобы познакомиться с ним. А он уже улетел, к сожалению…

– Да. Тогда мы с ним поработали над книгой две недели. А позже была переписка и регулярные встречи для вычитки, правки, обработки уже написанного… Мы работали, когда он приезжал в Бодайбо и когда я прилетал в Москву. Должен сказать, что основным его вкладом в общую работу, как поэта, была образность. Этим можно было любоваться. А вот в прозе он был несколько тороплив.

– О чём же книга? Хотя, постой. Попробую угадать. О судьбах заключённых! Ведь бывших зеков в артели не пересчитать. Как назвали?

– Чёрная свеча! – О-0-0! Сразу заставляет задуматься..

Обед подходил к концу. Артём уже подчистил свою тарелку, собрал посуду и отправился на кухню…

Да, подумать есть о чём

Следующий день начался с обычных для него забот: почистить овощи, помыть и порезать мясо, приготовить салаты… Всё это он делал автоматически, а мозг перерабатывал уже накопленную информацию. Вечерние разговоры с Виталием, полуночные – с Максом. Шеф-повар понравился Артёму: основательный, спокойный, очень умелый и знающий, в знаменитой московской «Праге» поработал. Приезду Тёмки действительно обрадовался, за последний месяц двое его помощников уехали. Жёны настояли: денег накопили, домики в Краснодарском крае купили, решили, что детишек лучше растить в тёплых краях.

А Макс дожидается возвращения Туманова, и пока думает попытаться провести маленькое социологическое исследование. Почему народ уезжает из этих богатейших краёв? Ведь заработки хорошие. Макс, лёжа на соседней кровати, размышлял вслух.

– Прочитал я перед отъездом лекцию одного профессора. Убийственные данные. Наши северные территории, Камчатка и Магаданская область – это почти две трети всей страны. А знаешь, сколько там проживает народу? Лишь 7% населения всей России. В начале двадцатых годов здесь было только коренное население. Пустовали богатейшие земли! Ведь тут добывается чуть не 99% золота и алмазов, 97% газа, три четверти всей нефти, наконец, половина всей рыбы!

– Но ведь после того, как ввели Северные льготы и Северные надбавки народ сюда поехал. Это случилось в 1961 году, – проявил свои знания Артём.

– Да. Мера была вынужденная. После смерти Сталина, точнее после реабилитации многих осуждённых, начался массовый отток населения со всего Севера и Дальнего Востока. Правда, за последние годы наметился рост. Но он мизерный. И заработав на квартиру, домик или машину, люди уезжают. Хотя зарабатывают здесь втрое больше. Я не про артель говорю, это отдельный разговор…

День пролетел незаметно. Вечером по пути к общежитию встретился с Леонидом Мончинским. Обменялись ничего не значащими фразами. Но потом Артём переборол своё стеснение перед старшим и спросил. – Извините, можно вопрос? – Тот, улыбнувшись, кивнул головой. – Конечно!

– Правда ли, что большинство живущих в этих краях, только и мечтают заработать и уехать в Москву да в Сочи?

– Ой, парень, это очень долгий разговор. Выделится свободная минутка – обсудим. А сейчас я отвечу тебе так: действительно, такой сценарий, я бы назвал его сценарием отложенной жизни, преобладает. К сожалению, у многих он длится до конца этой жизни! Есть хорошая притча на эту тему.

Далай-Ламу однажды спросили, что больше всего его изумляет. Он ответил: – Человек. Вначале он жертвует своим здоровьем для того, чтобы заработать деньги. Потом он тратит деньги на восстановление здоровья. При этом он настолько беспокоится о своём будущем, что никогда не наслаждается настоящим. В результате он не живёт ни в настоящем ни в будущем. Он живёт так, как-будто никогда не умрёт, а умирая, сожалеет о том, что не жил.

Вот пока эту отложенную жизнь не сделаем настоящей, а это ой как трудно, в первую очередь молодежь будет стремиться в какие-то дальние края. Подумай над этим! И – до завтра.

Новые знакомые

…Одному в комнате вскоре стало скучно, Макс где-то бегал по своим делам. Артём вспомнил, что можно сходить в баню. Собрался, пошёл. В раздевалке увидел атлета лет двадцати пяти, ростом под метр девяносто, явно кавказской внешности. Нет, ни бороды ни усов у него не было. Но глаз Артёма привычно отсканировал осетинский профиль. И угадал. Улыбнулся, хотел поприветствовать по-осетински, парень первым представился по-русски: – Джанаев. Лучше просто Сергей. Ты, кажется, тоже из наших краёв?

– Артёмом кличут, из Кисловодска я.

– Так это ты новый повар? Рад земляку. Я вырос в Пятигорске, знавал в ресторане на вокзале замечательного повара. Ребята говорили, что он кисловодчанин. Пожилой уже был. Как же его звали? Вспомнил: Михал Михалыч Саркисов! И в столовой возле крытого рынка один кисловодчанин работал, кажется, Володей Лобжанидзе звали. Почему знаю? В газете писали. Он был депутатом на 16-ом съезде комсомола…

– У нас много хороших поваров. Так уж получилось, что во время революции богатые аристократы отдыхали у нас вместе со своими поварами. А когда пришлось князьям да графиням уезжать за границу, челядь их осталась в наших краях. Дети перенимали опыт родителей. И теперь во многих наших ресторанах – в «Чайке», в «Замке», в «Театральном», в «Храме воздуха» – могут похвастаться мастерами-поварами. Такими званиями награждают сейчас самых умелых. Я с малолетства на кухне, помогаю своему дяде, но в последние полгода набирался ума у Эдуарда Георгиевича Петросяна из «Дружбы», одного из лучших. О нём могу рассказывать часами.

– С удовольствием послушаю. Бывал я в «Дружбе», конечно, только в зале. Вкусно кушал.

Артёму хотелось спросить нового знакомого о многом, но тот цепко держал нить разговора в своих руках. Помылись, потёрли друг другу спины. Наконец, Тёмка выбрал удобный момент и спросил: – А ты-то чем занимался в наших краях и что сейчас делаешь здесь?.-Сергей положил мочалку на полку. Улыбнулся. Что-то хотел сказать, но внезапно между ними возник тощий маленький человечек, ткнул пальцем в грудь Сергея и то ли проблеял то ли проворковал: «Страна должна знать своих героев!».

– Уймись, Винтик! – Сергей положил ему на затылок ладонь-почти лопату и легонько, словно боясь сломать ему шею, подвинул нежданного оратора.

– Ладно, пойдём оденемся, расскажу о себе немного. – Начал говорить по пути. – После школы устроился я электриком в санаторий «Ласточка». Мама упросила главного врача, Она там работала библиотекарем. Золотой человек Степан Гайкович Айрапетов взял мальчишку на работу, а ведь мне ещё не было восемнадцати лет. Как-то он уладил это дело. Да-а. Электрику я знал хорошо: отец покойный натаскал. Проблем на работе не было. Зато они буквально давили нашу семью. Мама и сестра болели постоянно… Моих деньжат не хватало. Правда, иногда, когда проходили какие-нибудь соревнования, я получал талоны на питание и потом их отоваривал у знакомых официанток.

– А что за соревнования?

– Да, ты же не знаешь, почему Винтик сегодня выступил. Я был чемпионом краевого «Спартака» по борьбе, выступал и в российских первенствах. Силушку некуда было девать, в деда пошел, он был сибирским охотником. Рассказывают, на медведя с ножом ходил… Такие дела. – Сергей замолчал. Артём переваривал услышанное. «Дед, осетин, в Сибири. Почему? Сослан, конечно». Но уточнять не стал. Сергей долго молчал, а Артём не знал, о чем раньше спрашивать: то ли о дальнейшей судьбе, то ли о нынешней работе.

Первым прервал молчание старший: – Что-то мне не до воспоминаний. Тоскливо. Я бы выпил сейчас чарку-другую, да Туманов узнает, неловко мне будет. Правда, абсолютного сухого закона здесь нет. Но лучше воздерживаться. А ты еще мал, чтобы составить мне компанию, проницательно помял он немаленькую руку Артёма. – Ещё увидимся.