Kitabı oku: «Обречённые», sayfa 4

Мина мяла в руках кусочек фартука. Пальцы перебирали ткань всё быстрей и быстрей, пока она не содрогнулась всем телом и, развернувшись вдруг к нему, не ткнулась лбом в плечо.

Сердце вдруг сорвалось и заколотило о рёбра часто-часто. А пробудившаяся от глубокой спячки душа моргала недоуменно и словно шептала ему: сделай же что-нибудь!

И он сделал единственное, что пришло в голову: поднял вторую руку и пригладил волосы на голове незамысловатой лаской. Оказалось, когда ты кого-то успокаиваешь, внутри рождается какое-то странное тепло. Чисин даже нахмурился – настолько это было чудно и незнакомо. Но успокаивать самому оказалось гораздо приятней, чем когда успокаивали его. Эмоции мягче, не били столь сильно по нервам.

В какой-то момент он так увлёкся, что неосознанно прижал девушку к себе ближе, крепче обхватывая за плечи и голову. Мысли таяли в голове, уступая место чувству тёплого уюта и покоя. Чисин закрыл глаза – не хотел видеть холодные мрачные стены камеры. Тепло разрасталось, а в голове рисовалась картинка: они с Миной сидят обнявшись у камина. В доме тепло, язычки огня красиво трепещут. На стенах висят пучки трав, Мина рассказывает, как прошёл день, а он держит в ладонях её руки… Он больше не вор, а честный торговец, и они живут душа в душу, и нет никого на всём белом свете, кто дорожил бы им сильнее и кем он бы дорожил…

– Чисин… – тихо зовёт она, и что-то лопает в груди и растекается горячим и терпким.

– Что?..

Глаза его всё ещё закрыты, а он погружён в свои фантазии так, что не различает, где вымысел, а где реальность.

– Чисин, вы… – вздох. – Спасибо вам.

– Это тебе спасибо.

Он боится, что она отстранится. Он не хочет, чтобы она уходила. Она мягкая и тёплая, и в душе тоже мягко и тепло. Но Мина лишь неуверенно двигается ближе и обхватывает его руками в ответ.

– Вы первый, кто обнимает меня.

– Ты первая, кого я обнимаю.

– Расскажите мне о себе, Чисин.

– Мой рассказ больше будет похож на исповедь.

– Исповедуйтесь мне. Я отпущу ваши грехи.

– Разве это в твоих силах? – он улыбается, но не зло и не ехидно, а просто… улыбается.

– В моих.

Одно короткое слово, произнесённое с упрямой непоколебимостью. Он мешкается всего мгновение. А после отметает сомнения. Вверяет в её руки всё самое сокровенное, самое тайное, самое постыдное. Всё, из чего состояла его жизнь.

Он говорит. Обо всём, с самого начала. О детстве в школе для мальчиков, где строгость граничила с жестокостью. О похищении, страхе, голоде и холоде. О том, как богатые родители отказались платить за него выкуп… и как похитившие его разбойники просто выбросили его на улицу. Как он, не зная, куда идти и что делать, прибился к табору, спал на голой земле и ел выброшенные остатки пищи. Как, дойдя до отчаяния, пытался отвоевать себе место под солнцем и увязывался за разбойниками, когда те шли на «дело». Как те быстро поняли преимущества иметь в банде мелкого мальчишку, что без мыла в любую щель пролезет да своим болезненным и ободранным видом вызывает сочувствие у проезжающих по лесу торговцев. Как десять лет он занимался разбоем вместе с теми, кто его же и похитил, как он по-своему любил их и считал семьёй, ведь другой не было… Как они предали его, как схватила Инквизиция и пытала четыре дня и три ночи… Как смог сбежать, как затаил злобу. Как в порыве ярости наведался сначала к своей настоящей семье, что отказалась от него, и под покровом ночи обчистил их до нитки. А после, наняв на вырученные деньги людей, стал отвоёвывать одну зону влияния за другой у табора, что посмел предать его верность. Как купался в золоте и утопал во грехе долгие семь лет, самодовольный до отвращения.

И как пробудился в один из дней, испытав ужас от того, в кого превратился.

Его банда начала убивать людей. И это оказалось той чертой, за которую он не смог шагнуть.

– Что же было дальше?

– Я ничего уже не мог исправить. Единственное, что было в моих силах – не участвовать в этом. Я ушёл.

– Но, получается… Вы бросили это дело? Почему же тогда вы здесь?

– Я сам пришёл.

Мина оторвалась от его груди, чтобы поднять на него глаза, в которых ярко читалось непонимание.

– Настолько сильно корили себя?

– Не совсем.

Он привлёк её обратно, поближе к сердцу. Так оно болело не столь сильно.

– Последние шесть лет я провёл в скитаниях. Шёл проводником в торговые караваны, чтобы они могли добраться до конца своего пути без происшествий. Но в последний раз… Просчитался. Банда, что некогда была моей, напала на караван, который я вёл, и убила всех до единого.

Мина сжалась, стиснув в ладонях ткань его рубахи. У Чисина сдавило горло, воспоминания ярко вспыхнули перед глазами. Он продолжил говорить, но речь его стала монотонной и отстранённой.

– Я смог спастись, но… Оставить это как есть уже не смог. Я понимал, что за действия этих людей именно я несу ответственность. Это я научил их, это я собрал их вместе. Это я трусливо бежал вместо того, чтобы разобраться с ними сразу. Поэтому я разведал, где они сейчас базируются, пришёл в Храм и сдал, назвавшись их главарём. Очень надеюсь, что солдаты Инквизиции их всех перебьют. Они этого заслужили. Как и я.

Наступила тишина. Чисин отсчитывал секунды до того, как Мина оттолкнёт его. Назовёт отвратительным и жестоким слюнтяем, питающим глупые надежды на то, что его смерть сможет искупить его грехи.