Kitabı oku: «Чего ТЫ хочешь», sayfa 11
Апрель
Даже если ничего не выйдет, нужно хотя бы попытаться.
6 месяцев до письма.
Глубокая ночь просовывает свои щупальца всепоглощающей темноты в самые дальние щелки. Заставляет дрожать от каждого шороха зазевавшихся прохожих. Тени и силуэты оживают в воображении, рассказывают никому не известные истории, исчезая вмиг, стоит лишь перестать обращать на них внимание.
Где-то наверху, слишком далеко, звезды. Где-то наверху, уже намного ближе, кот вылизывает лапу, сидя на крыше. Где-то наверху, совсем рядом, кто-то смотрит фильм, лежа на диване и похрустывая яблоком.
Говорят, что сильно ниже поверхности земли клокочет лава и жаждет вырваться на свободу. Выше лавы, выше уровня земли, начинается асфальт и город. Начинаются здания из камня, бетона, кирпича и железа. По железному козырьку подоконника ползет муравей, не страшась ни ночи, ни силуэтов, ни смерти. И одному лишь богу известно, зачем он забрался на третий этаж, так далеко от земли.
Где-то «между» существует слабый свет из окна. Где-то между звезд и лавы. Где-то между хрустом яблока и спешащим муравьем. Свет исходит из маленькой лампы. Еще вчера она висела на стене в другой комнате, а сейчас стоит на кухне, и освещает строчки, написанные в дневнике. И слезы, капающие с подбородка, разбирающиеся вдребезги о поверхность стола.
Чем больше Анита пишет слов, тем меньше видит написанное. Кусает губы, и пытается дышать глубоко, чтобы прогнать подступающий ком в горле. Не получается.
«… Я пыталась, пыталась. Я так хотела. …»
Она горбится и закрывает тыльной стороной ладони рот, вытирая рукавами лицо. За стенкой, за тонкой дверью спит Рут. Искреннее нежелание его будить расходится по телу новыми волнами отчаяния и непонимания себя.
Этот дневник, эти слова, попытка что-то понять, разобраться, успокоиться и найти причину тому, что происходит.
Дни шли, безграничное счастье сменялось постепенно. Сначала спокойствием, потом раздражением, дальше уныние приблизилось к отчаянию, и вот она здесь. Она не может понять себя, но чувствует, что теряется, и не может найтись. Стены стали клеткой, скребущей по душе ржавыми прутьями, и оставляющей шрамы. Это не случилось внезапно, или неожиданно, нет. Каждый день, капля за каплей, едко и противно под кожу проникало ощущение, что что-то не так. А теперь, оно вылилось слезами и болью в груди.
«..я не хотела, чтобы было так. Я люблю его. Я хочу… А чего ты хочешь, Анита? …»
Хотела бы она знать, и правда, знать. Все же вроде бы так хорошо, но почему у нее такое ощущение, будто каждый день теряет часть себя. Будто здесь она не она, и не может быть собой.
«… Что изменилось, Анита Дэвиер? …»
На этой строчке девушка замерла. Уставилась взглядом на последнее слово, смотрела долго. Настолько, насколько позволяли слезы смотреть. Она поняла. Это осознание ударило молнией под дых и перекрыло дыхание. Она опустилась на пол, облокотилась о стену и сильнее зажала рот рукой.
Эта мысль была больнее всего, что она могла сейчас представить, но как назло оказалась правдой. Она – Дэвиер. И все, что ее окружало, противоречило этому факту. Противоречило ей. Она поняла, почему так злилась, возвращаясь с приемов. Удивлялась своей злости и прятала ее под струями душа. Она поняла, что вся та жизнь, в которой она жила с рождения, не была ей ненавистна. Поняла, что чувствует себя своей среди высоких потолков, ярких люстр и множества людей, с которыми знакомила ее мама.
И дело было ни в потолках, ни в людях, ни в огромных кроватях, и личном поваре, нет. Дело было не в вещах, а в жизни. В том, кем она чувствовала себя там, и кем она чувствует себя здесь. Она не может назвать это место своим домом и своим миром.
И все, о чем она сейчас думает, лишь подтверждает пропасть между ней, и этим парнем. Пропасть, которую они так старательно замазывали все это время. Они действительно разные, но что теперь делать?
Страх потери подобрался так близко, и сковал все тело. Давно мокрые рукава впитывали снова и снова. И делали бы это дальше, если бы дверь ни открылась, и из нее ни шагнул Рут.
Он быстрым взглядом пробежался по стенам, столу, Аните. Махнул головой, будто стряхивая сон, и резко проснулся, поняв, что происходит. Подорвалась с места, упал на колени, и прижал к себе девушку, с губ которой начали срываться всхлипы.
– Тише, тише. Что такое, что случилось?
Анни уткнулась носом в грудь, сжала в кулаке майку и разрыдалась так сильно, как никогда раньше. Она чувствовала, как ее гладят по волосам, как обнимают, как целуют в макушку. И не могла сказать ни слова. Как она может сказать, почему плачет, если ее так сильно любят. Пытаясь произнести хоть что-то, она лишь еще сильнее заливалась слезами. Точнее, заливала слезами Рут.
В конце концов, все-таки немного успокоившись, она начала говорить, не смея поднять глаз.
– Мне.. Мне плохо. Все больше, здесь… Я …
Она говорила долго и много. Много потому, что было что сказать. А долго еще и потому, что периодически замолкала, чтобы подобрать слова. А иногда потому, что снова начинала плакать. Парень просто слушал, молчал, обнимал так крепко и нежно, как может, и старался понять. Когда же Анита сказала все, что хотела, когда сил плакать уже не осталось, Рут ей ответил.
– Мы знали, правда? Мы с самого начала знали. Ты, и я. Мы с тобой не похожи совершенно ничем. Ну, практически ничем. Когда-то должно было произойти то, что происходит сейчас. И я тебя понимаю. Правда, понимаю. Мне самому очень неуютно сталкиваться с твоим миром. Я не хочу жить так, мне нравится моя жизнь. Такой, какая она есть.
– Ты.. Ты хочешь…
– Нет, не хочу. Не смотря на все это, мы зашли уже так далеко. Почему бы не попытаться снова. Не хочешь жить тут, не надо, но я не хочу быть твоим партнером по сексу пару раз в месяц. И однажды, мы все равно столкнемся с тем, с чем столкнулись сейчас, так смысл тянуть. Давай придумаем, что мы можем сделать.
– Что ты имеешь в виду?
– Будем жить ты там, а я здесь, во что это превратится через год? И справимся ли мы с этим, если не можем справиться сейчас. Я говорю, что… Хочу попробовать. Пригласи меня в свой мир, и я попробую жить в нем с тобой.
– Ты же все твердил, что не хочешь оставаться надолго у меня.
– Но так же, я не хочу находить тебя в слезах по ночам. Давай.. Попробуем. От твоей квартиры, конечно, дальше до работы, но это я как-нибудь переживу.
Анита кивнула и прижалась так близко, как только смогла. Рут взял ее на руки, отнес в ванную, подождал, пока умоется, снял с обоих влажную одежду и оставил на полу. Снова подхватил, дошел до кровати, аккуратно положил девушку и лег рядом, обнимая.
– Поспи еще немного, еще есть время поспать.
– Я люблю тебя… Я не хочу тебя потерять.
– А я не хочу потерять тебя. Все будет хорошо.
Май
И почему всякий раз, как страдает душа, мы вымещаем свою злость на теле?
5 месяцев до письма.
Громкая музыка разбивается в ушах звоном, тело чувствует басы гулко, рука ставит стакан на поверхность небрежно, разливая напиток. Шум, шум, шум… Ватное, вялое существо внутри рвется наружу, запутываясь в паутине спирта, едва шевелится. Смазанные картинки перед глазами раздражают мельканием силуэтов и огоньков. Хочется, чтобы все замолчали, схлопнулись, рассыпались. Губы повторяют и повторяют только одну фразу.
«Еще одну.»
Фраза стала молитвой, несуществующему богу за несуществующий мир. Фраза стала спасением и наказанием. Щеки горят, ладони оставляют влажные следы на брюках, глаза смотрят, как человек с противоположной стороны стойки качает головой, что-то говорит. Смысл доходит медленно, по кусочкам, разбросанным во времени и пространстве, и наконец, складываются в общую фразу.
– Хватит тебе уже.
Медленное осознание перерастает в жгучее желание, и молниеносное действие, совершенно не свойственное заплетающимся мышцам.
Пустой стакан звонко разбирается вдребезги о стену, осыпая пол осколками.
– Я мало заплатил? Я сказал еще!
С надрывом и почти что ревом на последнем слове прокричал парень, привлекая на себя внимание всех посетителей бара.
– Не веди себя так, Винсент не обрадуется.
– Мне плевать на Винсента, ясно? Мне плевать на каждого из вас! – Он обвел мутным взглядом помещение, переводя указательный палец на каждого из присутствующих, остановился на бармене. – Мне плевать на тебя. Мне плевать на этот гребаный мир, на то, что мы все когда-то сдохнем. Мне плевать на судьбу. Должно быть, эта мерзкая старуха насмехается, смотря на нас с высока, играется нами как куклами. Почему именно ОНА.. Почему именно она… Почему я…
Рут уронил голову на руки, плечи затряслись, как будто он плачет, но спустя пару секунд послышался громкий смех с надрывом. Он снова поднял голову, поправил челку, упавшую на глаза и резко перестал смеяться. Кривая улыбка сменилась злым оскалом, во взгляде проступала ярость. Громкий стук ладонью по столешнице закончился звоном приборов.
– Я сказал, еще.
Бармен вздохнул, открыл очередную бутылку, и наполнил новый стакан, бросив в него пару кубиков льда. Он знал, что так просто все это не закончится, и нужно что-то делать. И сделал единственную правильную вещь, набрав номер.
***
– Отпустите, отпустите, тупицы!
Дан с Климом крепко держат за плечи вырывающееся тело. Тело пиналось, ругалось, вырывалось и жутко царапалось. Откуда в нем было столько сил, после залитых литров алкоголя, оставалось загадкой.
Друзья решили, что ни один водитель такси не будет рад видеть пассажира в таком состоянии, поэтому тащили пассажира на себе. Благо, квартира Даяны была совсем недалеко.
Они шли и слушали, как Рут проклинает их, себя, весь мир и несправедливость. Почему досталось именно последней, были догадки, но спросить сейчас прямо никто бы не рискнул. На полпути к дому парень вдруг уселся на тротуар, из глаз покатились беззвучные слезы, а рука с силой ударила об асфальт, оцарапав костяшки до крови.
– Там нет ничего моего. Ни одного кусочка, придя в который я смог бы выдохнуть. Где я смог бы спрятаться. У меня всегда было хоть что-то мое, хотя бы кровать. Но там.. Ничего, ничего… Не мое. И она не моя.
Клим слушал, сочувствуя, и пытаясь хоть что-то понять. Дан закатила глаза, хлопнула себя по лбу, вздохнула и потянула друга вверх.
– Блеск, напиваться до состояния свиньи, прекрасное решение, Рут.
Парень резко встал, размахнулся и врезал ей кулаком по лицу, с силой, рожающей хруст пальцев. Не удержался на ногах, и свалился снова, ободрав себе подбородок о тротуар.
– Я устал все время что-то решать! – Прокричал он, пытаясь снова подняться на ноги. Дан отвернулась, потирая место удара. Кажется, завтра будет фингал, но ее это не заботило. Единственное, о чем она думала, так это о том, заслуженный он будет, или нет. И никак не могла это решить.
– Так, все. Хватит. Вы оба, прекратить!
– Но я все-таки хочу ему врезать, будешь меня останавливать?
– Буду.
– Почему?
– Сейчас это бессмысленно. Вот с утра я тебе даже помогу.
– Помогать не надо, но хорошо, я подожду до завтра. – Девушка еще раз потрогала скулу и зашипела. Да, не сказать, что это было не заслуженно, но не настолько же. Так что, она твердо решила ответить.
– Умница.
Ребята снова подхватили Рут с двух сторон, и зашагали к дому. Теперь он уже не сопротивлялся, и продвигались они быстрее.
***
Где-то за гранью сознания лилась приятная музыка из колонок, бродили люди, рассаживались по столикам и уходили, уступая места новым. Где-то за чертой, в другом мире существовало меню, десерты и напитки, при упоминании которых у Рут все еще подступала тошнота. А где-то здесь, совсем рядом, на него смотрели грустные глаза. Человека, которого он любит, не желает ранить, и не знает, как этого не сделать.
Он помнил, как писал сообщение, что его не будет. Помнил ответ, «хорошо». Знал, что нужно поговорить, но не хотел делать этого дома, и вот они здесь. Почему именно здесь, просто сложилось, получилось, просто рядом с работой.
Весь день прошел как в тумане, в ожидании этой встречи, со множеством слов в голове, а теперь сказать нечего.
Анита провела пальцами по щеке, по подбородку, глянула на замотанную руку.
– Где ты так?
Рут отвел взгляд, и понял, что не хочет рассказывать о событиях прошлой ночи. Да и о чем рассказывать. Как он вливал в себя стакан за стаканом? Или о том, как шлифовал тротуар? Или может быть о том, как врезал Дан, практически просто так? Правда, она все-таки, вернула долг утром, хорошенько приложив кулак к его скуле. И тихо сказав после этого всего слово, «квиты». Он не злился на нее за это, и знал, что она не злится тоже. Просто, бывает. Как и раньше, бывало.
– Так вышло. Ничего, скоро заживет. И совсем не больно.
– Ты всегда очень неаккуратный со своим телом, будь осторожнее.
– Я стараюсь.
Они снова надолго замолчали. Рут пытался собраться с мыслями, а Анн, кажется, знала, о чем тот хочет сказать, и просто ждала.
– Знаешь, я… – Прервал молчание парень, нервно теребя бинты на руке. – Я и правда не знаю с чего начать.
– Ты не можешь так, да?
– Да.
– И я тебя понимаю.
– Я с самого начала, как только тебя увидел, мечтал быть с тобой. Но в то же время, я все думал.. А мы сможем справиться с тем, что нас разделяет? Кажется..
– Кажется, нет. Я чувствую, что мы все дальше друг от друга. Я все спрашивала себя, как все будет через пять, через десять, двадцать лет.
– И как, как оно будет?
– Не очень радужно, правда?
– Хотелось бы мне, чтобы все это было похоже на красивую сказку. Принцесса повстречала воина, и жили они долго и счастливо. Но так уж вышло, что принцессе нужно заботиться о своем королевстве, и жить в своем замке. А воин не может… Никогда не станет королем. Это не его замок, и не его принцесса. И каждую минуту с ней, он чувствует, насколько он далек от того, чтобы считать этот замок своим. И считать ее своей.
– Значит, в нашей сказке принцесса останется в замке одна? И..
– Нет не одна. Однажды она встретит своего короля, а воин уйдет туда, где его место.
Они смотрели друг на друга глазами, полными слез. И Анита беззвучно, одними губами сказала:
– Я люблю тебя. Прощай.
Она встала, посмотрела еще немного, развернулась и вышла из кафе.
Июль
В одно и то же время происходит столько событий, что мы никогда не одиноки. Ни в своей радости, ни в печали.
3 месяца до письма.
– Ох уж эти дети..
– Они уже не дети, ты ведь в курсе.
– Конечно, но… Ты знаешь, для меня все равно.
– Знаю.
– Когда они были младше, все было как-то проще, намного проще. А я думал, что будет наоборот. Вырастут, и станет легче.
Широкоплечий мужчина вздохнул, поджег сигару, и предложил другу вторую. Тот в ответ кивнул и похлопал по плечу.
– И как оно, почему не легче?
– Раньше я мог чем-то помочь, понимаешь. Да и проблемы-то какие? Подрался во дворе с пацанами, намазал зеленкой, поговорил с ними по душам, замяли. У него, ты ведь знаешь, всегда был вспыльчивый характер.
– А сейчас, что?
– А что сейчас, я вижу, что происходит, я же не слепой. Но, думаешь, я хоть что-то могу сделать? Нет, не могу. Могу только смотреть и ждать. И это намного труднее. Слушать он меня не станет, да и что я могу сказать.
Он еще раз вздохнул, откинулся на спинку стула и сильнее обычного затянулся дымом.
– Что я могу сказать, брат. Возраст. Ты вспомни нас лет двадцать назад. Ничерта ни о чем не думали, никого не слушали, каждая проблема взвешивалась на весах «жизнь или смерть». Помнишь ту историю, как ее звали…
– Честно, я уже не помню ее имени. Но то, как ты свалил меня в канаву, помню.
– А я помню, что у меня ребра потом еще месяц болели. Рука у тебя тяжелая.
Они рассмеялись, подняли стаканы и, под тихий «звеньк» стекла, одновременно произнесли: «За возраст!»
– Не переживай ты так. Пройдет время, рассосется. Ты сам знаешь.
– Да, знаю. Но я тут недавно услышал, что у него отпуск скоро. Понимаешь, даже не от него. Мы бы… Мы бы съездили куда-нибудь вместе. Хотя бы на пару дней. Но он даже не сказал ничего. Ребята из бара мне сказали. Говорят, он иногда забегает, когда меня нет. Вот же, засранец.
– И что, домой так и не приходил?
– Нет. Даже не звонил. Только Дан приходит иногда, приносит что-нибудь от него для Эстер. На этом и все.
– А она, кстати, как? Не лучше?
– Нет… Из комнаты почти не выходит, последние несколько дней вообще почти все время просто лежит. Я как-то пытался ее расшевелить, объяснить, но она меня просто не слышит. Этот засранец ведь ей тоже не звонит. Только вот когда Даяна заходит, может и поесть нормально, но куда это годится? Врач разводит руками, говорит, и так высокая доза, дальше только если в больницу. Но разве я могу? Я просто надеюсь, что скоро все придет в норму. И что она как-то справится со всем этим. Мы ведь не сможем быть с ней рядом всю жизнь. Эх… Хоть бы позвонил ей, придурок.
– А ты чего ему не позвонишь, хрен ты старый! Ты же вроде как старше, мудрее, а?
– Я как-то пробовал, трубку не берет. Да и придет он, когда захочет. Просто..
– Ладно, давай еще раз. За возраст.
– За возраст.
«Звеньк.»
***
Даяна стучится в дверь комнаты и слышит в ответ только тишину. Винсент попросил зайти сегодня и оставил ключ на случай, если дверь не откроют. Хорошо, что оставил потому, что даже дверь комнаты не открывают. Конечно, у этой нет замка, и можно просто войти, но она надеялась, что хозяйка комнаты хотя бы ей что-то ответит.
Девушка вошла, включила ночник на стене. Обнаружила Эстер в углу кровати, собравшуюся в комок у стены. На кровати, уже хорошо. Как-то раз пришлось вытаскивать упирающуюся девчонку из-под стола, это было очень трудно. И откуда в ней было столько сил?
Дан ставит на стол коробку с тортом, садится рядом и аккуратно гладит по плечу.
– Привет, чего ты не отвечаешь? Я принесла твой любимый торт, его тебе Рут передал.
– Врешь ты все. Ты сама его купила, он обо мне даже не думает. – Впервые за день девушка заговорила.
– Нет, я не вру. Он беспокоится за тебя.
– Тогда почему он пропал? Даже не звонит… Только пишет. Я не верю, что это он пишет. Он про меня просто забыл.
– Кто же тогда сообщения отправляет?
– Ты. Ты про меня еще помнишь. Но скоро и ты забудешь. Не приходи ко мне больше, лучше сразу забудь.
– Не говори глупости, мы все про тебя помним, и Рут тоже. Просто, ему сейчас очень тяжело, поэтому он к тебе и не приходит. Знаешь, всем бывает тяжело. Но будь уверена, я его за это уже побила.
– Сильно побила?
– Сильно.
Дан вздохнула, сняла ботинки, легла рядом и обняла. Она успела так сильно привязаться к этой девчонке, и теперь ей больно смотреть, в каком она состоянии. Хотелось бы хоть немного подбодрить ее, или как-то помочь. Но у той в голове существует только один человек, способный сделать это. И почему так несправедливо? Но все будет хорошо, пройдет время и все будет хорошо.
После долгого молчания первой заговорила Эстер.
– Это правда, что Сис передал торт?
– Да, правда. Но есть кое-что и от меня тоже.
– Что?
Дан хотела встать, чтобы достать из рюкзака и показать, но в нее вцепились и не отпускали.
– Я только до рюкзака дойду, он здесь.
– Не уходи, расскажи так.
– Ладно. – Девушка снова обняла. – Это билеты. Недавно открылась выставка роботов будущего и я подумала, что тебе будет интересно на нее сходить. Сходим вместе?
Эстер подскочила, случайно ударив Даяну локтем в лоб. Та чуть зашипела и улыбнулась.
– Ой, прости, прости, я не хотела. Правда сходим? Та самая выставка, которую отложили в прошлом году?
– Ничего, не больно. Да, та самая выставка. И у меня есть два билета, еле достала! Они в рюкзаке лежат, хочешь посмотреть?
– Хочу!
От грустной Эстер не осталось и следа. Дан знала, что наравне с братом той нравится только копаться в железе, а потому, чуть не разбилась, но достала эти билеты, чтобы хоть как-то ее подбодрить. И была рада, что уже получилось.
Достала бумажки, отдала. И искренне наслаждалась восторгом и интересом в глазах подруги. Наконец-то. Давно она так не выглядела.
– Ну что, ты счастлива?
– Да! Спасибо, ты лучшая!
Эстер накинулась с объятьями, и они чуть не свалились с кровати. Все-таки, откуда столько силы в этом худом теле? Они впервые рассмеялись и у Даяны отлегло. Кажется, все будет хорошо.
– А торт, будем есть торт?
– Хорошо, давай съедим. Так и быть, я попробую не злиться на Сис за то, что он такой козел, пока буду есть.
– Вот и хорошо. Но можешь злиться сколько угодно, я тебе разрешаю.
Они спустились на кухню, поставили чайник, достали самые красивые тарелки. Но вдруг Эстер замерла и неожиданно спросила.
– Ты когда-нибудь падала лицом в торт?
– Неа. А ты?
– Нет. Но хочу попробовать.
– Сейчас?
– Да. Ты не против?
– Валяй, сколько угодно. А потом доедим то, что останется ложками.
Дан убрала тарелки обратно и пододвинула коробку с тортом поближе к краю, чтобы было удобно в него падать. Эстер села, долго настраивалась, и на счет три резко опустилась в крем. Потом поднялась с белым лицом и рассмеялась.
– И как оно, как ощущения?
– Это просто забавно и немного липко. А ты, хочешь попробовать?
– А ты хочешь?
– Ну, не одной же мне сидеть с таким лицом. Давай, попробуй.
Они поменялись местами, и Даяна подумала, что еще никогда в жизни не делала что-то настолько нелепое и странное. Но поддалась порыву сумасшествия и со всей силы вмазалась лицом в остатки торта. Хорошо, что он был очень кремовый и мягкий. Но теперь от него остались довольно странные приплюснутые куски. Эстер еще раз рассмеялась и предложила сделать фотку. И они сделали, почему бы и нет.
Так и не умываясь, сидели на кухне в масках из крема, доедали остатки ложками, и Дан слушала рассказы о том, что крутого будет на выставке, куда они собираются сходить.
В таком виде их и застал Винсент, вернувшийся домой. Он застыл, хмыкнул и улыбнулся радуясь, что некоторые веселятся вместо того, чтобы не вылазить из комнаты.
– Что делаете, девочки?
– Торт едим, хотите с нами? Тут еще немного осталось. – Девушка указала на выстроенную пирамидку, собранную из небольших кусочков.
– Нет, спасибо. Я совершенно не голоден, и к тому же очень устал. Так что, пойду к себе, а вы развлекайтесь дальше.
Он ушел все так же улыбаясь и думая о том, что Даяна – удивительная девушка. И то том, как хорошо, что она приходит.
Какое-то время они еще посидели, доели, что можно было доесть, и убрали со стола. Эстер встала у окна, посмотрела в черноту ночи и резко погрустнела.
– Что такое?
– Ты ведь сейчас уйдешь, да?
– А ты хочешь, чтобы я осталась?
– Останься сегодня со мной. Ты можешь это сделать?
– Хорошо, я останусь. Но у меня есть одно условие.
– Какое?
– Постарайся не думать о том, что тебя бросили, если человека нет рядом. Завтра утром я уйду, но это не значит, что я тебя брошу. Рут, конечно, свин, но это тоже не значит, что он тебя бросил. Он скоро вернется, я обещаю. У тебя есть много людей, на которых ты можешь положиться. Но у всех есть и своя жизнь тоже. Свои эмоции, свои чувства, постарайся их понять. Договорились?
– Я постараюсь.
Они сходили в душ, и улеглись рядом. В комнате все так же пахло чем-то машинным и железным, но для всех, кто бывал в этой комнате, это уже было привычным и почти не замечалось. Прежде, чем уснуть, они говорили еще долго. Иногда с длинными паузами, а иногда быстро и много тараторя. Как и обычно бывало раньше. Хорошо, что постепенно все возвращается.
***
Рут лежал на кровати и смотрел в потолок. Белый, с маленькой трещинкой у стены, которую он успел изучить уже многократно. Дни тянулись медленно, ночи казались еще длиннее. Иногда ему удавалось поспать, иногда нет. И когда не удавалось, он просто сидел у окна и ждал рассвета, чтобы выйти на работу и включить автопилот.
Сегодня был один из тех разов, когда уснуть не получилось. И он искренне ненавидел свое тело за подобное предательство. За то, что ему придется еще на несколько часов остаться со своими чувствами и мыслями наедине.
Парень думал, что однажды станет легче. В один прекрасный день он проснется и поймет, что сделал все правильно, но легче не становилось. Душа продолжала порастать едким и колючим мхом. Колко от этого было ему самому. О том, что возможно еще и окружающим, он не задумывался.
С потолка свисало недавнее приобретение – боксерская груша. Рут подумал, что если будет колотить ее изо всех сил, то вымотается и уснет. Ожидания оправдались наполовину. Он действительно вымотался, но не уснул. Эксперимент продолжался до тех пор, пока на руках не образовались мозоли, и пока он не понял, что это не поможет. Но привычка бить перед сном осталась.
Еще одно неожиданное приобретение, переросшее в привычку, лежало на подоконнике в виде коробки с сигарами. В этот раз он сам не знал, зачем купил первую. Это произошло в порыве отчаяния. Мельком замеченный на улице силуэт показался знакомым, больно ударил в грудь всплывшим в голове образом, и растворился лицом незнакомки, прошедшей мимо.
Рут забежал в первый попавшийся ларек, ничего не видя и не осознавая. Вышел, поджег трясущимися руками, закашлялся, вдохнул сильнее. Из глаз брызнули слезы, а он пришел в себя.
Теперь же, квартира пропахла едким дымом, а сам он был похож то ли на приведение, то ли на побитую псину, с глазами панды. И не желал в таком виде появляться дома.
И сегодня его ужасно пугала только одна вещь. Через день начнется отпуск. А это значит, на две недели оказаться наедине с собой. Он хотел отказаться, остаться, но его буквально выперли с работы со словами, что ему нужно отдохнуть.
– А, к черту!
Рут обмотал побитые костяшки бинтами, положил тлеющую сигару на подставку и начал танцевать, нанося резкие и гулкие удары.
***
– Анита, дорогая, все хорошо? Я думала, что эта поездка тебя хоть немного развеселит.
– Я в порядке, мам.
Они медленно прогуливались по песку, утопая в нем босыми ногами. Слушали мягкий шелест волн, стрекот цикад и рассматривали бесконечные звезды. Одна смотрела потому, что желала насладиться спокойствием и красотой, а вторая для того, чтобы скрыть надвигающийся ураган.
– Не похоже, что ты в порядке.
– Не надо, не начинай, пожалуйста.
– Я просто волнуюсь за тебя. Мы можем с тобой просто поговорить.
– Не надо, мама!
Анита прокричала, не сумев сдержать внутри нарастающую бурю и дождь. Такой же соленый, как волны у ее ног. Она опустилась на песок, почти упала, и обхватила руками колени. Женщина села рядом, и обняла ее за плечи.
– Все будет хорошо. – Немного помолчала, и добавила. – Однажды.
– Но не сегодня. И не завтра. Я не в порядке. – Ответила девушка шепотом.
– Я знаю.
– Мама, иди в дом. Я хочу поплавать одна.
– Хорошо. Только сильно не задерживайся, ладно?
Анн кивнула, встала и медленно зашла в воду, черную как нефть. Она плавала неспеша, иногда ныряя ко дну, и возвращаясь на поверхность, когда легкие начинало щемить от нехватки воздуха. Губы соединились в тонкую ниточку, движения знакомые, отпечатавшиеся на уровне подсознания. Вот бы ненадолго потеряться в пустоте.
