Kitabı oku: «Ропот», sayfa 2

Такие псы, как Хренус или Шишкарь, разумеется, не были в восторге от присутствия Мочегона в стае. В городе подобные индивидуумы лишь создавали трудности собачьим стаям умеренного толка, привлекая ненужное внимание и повышая в людях градус враждебности к псам. От таких неуёмных маньяков всегда старались побыстрее избавиться, но здесь, в лесу, нужда, известная своей эксцентричностью в поступках, формировала стаи по собственному лекалу, в связи с чем стаи могли содержать полярные типажи собачьего мира. На чужой территории необтёсанная жестокость могла понадобиться (Вынужденный союз дыма и воды).

С Хренусом Мочегона роднило то, что его внутреннее состояние полностью отражалось на внешнем. В недрах Мочегона будто бы работал мощный генератор, пускавший электростатические разряды по всему телу пса – сворачивая в баранью кудлатость его грязно-белую шерсть, дёргая тиком разорванную верхнюю губу (След очередного покушения – кусок мяса, начиненный рыболовными крючками), давая тусклое свечение тел накала в тёмном семени его глазных яблок. Довершали его облик уши, сгрызенные до состояния кратеров и обрубок хвоста – следствие драки с мраморным догом, защищавшим свою хозяйку от нападения пса-беспредельщика. Всё его тело, как и у Хренуса, было видимой сводкой о жизни, полной свирепости и отчаянной борьбы в крутящемся водовороте лютого звериного бытия.

Мочегон слегка наклонил голову, некоторое время приглядываясь к пришедшим, а затем, увидев Шишкаря в шляпе, разразился каркающим смехом:

–«Бля, ха-ха-ха-ххха… ну… бля, хаха-ха… ёбте-хаха»-

Тут он обратил внимание на Фигуру и, резко ампутируя смех, принял боевую стойку. Фигура ответил Мочегону своей знаковой улыбкой, напоминавшей хирургический разрез на мертвом теле (Из него медленно вытекает молочная капля гноя).

–«Ты че исполняешь, мразь?»– прорычал Мочегон (Ряды патронов в пулемётной ленте десен).

Хренус несколько замялся – он привык объяснять само собой разумеющиеся вещи, а не что-то из ряда вон выходящее.

–«Э… Короче, успокойся. Тут тема есть»-

Мочегон, не слыша Хренуса, отошел чуть в сторону, чтобы снова увидеть Фигуру:

–«Ты сильный, что ли да? Ты сильный?»– для Белого Пса, если кто-то смотрел прямо в глаза, то это означало брошенный ему, Мочегону, вызов.

Фигура, ухмыляясь, продолжал молчать.

Мочегон шумно харкнул под лапы Фигуре.

–«Ты сильный? Подними!»-

–«Ты, блядь, жрать хочешь?!»– рявкнул Хренус прямо в морду Мочегону.

–«Что?»-

–«Я спросил, ты жрать хочешь?»-

–«Нууу, блядь… допустим»– Мочегон уже выглядел скорее озадаченным, нежели разъяренным.

–«Мочегон, я вот тоже думаю, что с этим пассажиром нам не по пути»– сказал Шишкарь.

Мочегон перевёл на него взгляд и опять разразился шумным вороньим смехом. Шишкарь стоял, поджав губы и терпеливо ждал, когда тот отсмеется.

–«Не, ну если вам по кайфу такая тема, то как бы пусть будет»– Мочегон снова посмотрел на Фигуру -«Полупокера привели, хах»-

–«Заткнись»– приказал Хренус

Фигура повернулся к Серому Псу и непристойно прожурчал:

–«Интересный персонаж. Ничего, он привыкнет, все привыкают»– тут он резко посерьёзнел, никакого прочерка ухмылки -«Ты тоже привыкнешь»-

–«К такому уёбищу, блядь, привыкнешь – охуеешь, скорее»– боковой комментарий Шишкаря.

Хренус снова ощутил прилив злобы и на себя, и на Лиса, и на Мочегона, и на Шишкаря. Он изо всех сил старался удерживать самообладание:

–«Мы уже слышали, что привыкают, сейчас будешь свою тему рассказывать»-

Надо сказать, что на пришельцев уже некоторое время с любопытством смотрели два оставшихся члена стаи – Плевок со Жлобом, – которые только что вернулись со своего задания – разведки ближайшего продуктового магазина.

–«Хренусь, друхохо пса привел ты?»– скрипучий голос Жлоба.

Жлоб – старый Коричневый Пёс с косматой бородой и чёлкой. Большую часть жизни, которую сам Жлоб считал лучшей, он прожил на ферме с хозяином-алкоголиком, который то ласкал, то бил Жлоба. В том время Коричневый Пёс подворовывал и промышлял мелкими махинациями со стаями таких же полубродячих псов в пределах поселения. Когда хозяин умер, разбитому горем Жлобу пришлось перейти на полностью скитальческий образ жизни. Он был патологически жаден и вороват, но хорошо знал округу, имел приличный внешний вид (выглядел, как породистый пёс, а не дворняга), вследствие чего мог появляться при людях и легко налаживать общение с порядочными домашними псами. Но самое главное – Жлоб был очень хозяйственным. Именно поэтому он имел кличку Жлоб и занимал пост заведующего хозяйством стаи.

–«Я – Лис»– два коротких выстрела в переулке слов.

–«Ооо… значисся… Лис, да? Я вот никохда с лисами дел не имел, да, не имел»– почему-то удовлетворенно проговорил Жлоб.

–«А, во дела! Лис! Ничего себе!»– радостно брызгал восторгом Плевок.

Плевок был щенком-подростком доберманового окраса, прибившимся к Жлобу в промежуток времени между Хозяином и Хренусом. Плевок относился к Жлобу по-сыновьи: всегда следовал за ним, исполнял беспрекословно все его указания, слушал все его высказывания с гипертрофированным вниманием. Жлоб же защищал своего протеже и учил жизненным мудростям.

Хренуса раздражало присутствие Плевка – дополнительный рот и неумелые лапы вкупе с веерным максимализмом. Но для Жлоба это было обязательным условием, и Серому Псу в очередной раз приходилось идти на компромисс, что ему уже порядком надоело.

–«Заткнись»– Хренус уже достаточно натерпелся за сегодня и щенячий восторг Плевка ему был совсем невыносим –«Жлоб, что с магазином?»-

–«Я тут, видите ли, ходил, к махазину, там старухи охранницы доколупались… мешають, смотреть»– в подобном ключе было выдержано большинство отчетов Жлоба о выполненных заданиях -«Но чехо, значисся… там есть сосиськи таки… такие… молочные, даааа… колбаса, ну не то, чтобы свежая, но тоже ничехо, а там сзади дверса… такая… вот железная… железная, работяги ящики таскають, можно там, так сказать, подрезать, да, подрезать чего-нибудь по-быстренькому»-

–«Понятно»– Хренус не ожидал ничего большего.

–«Значит, у него»– он кивнул на Лиса -«Есть тема намутить жранья. Говори»-

Морда Фигуры снова приняла серьёзный вид.

–«Псы»– Фигура обвел собравшихся взглядом -«Вам всем хорошо известно, что в лесу сейчас совсем мало еды. Но совсем недавно я волею случая оказался близ крайнего к лесу дома; может, вы его видели – серого цвета, флюгер на крыше. И абсолютно случайно услышал разговор хозяина дома с неким человеком – они договаривались о том, что через неделю на этот участок будут доставлены десять живых кроликов. Хозяин дома сетовал на то, что у него есть только временный, довольно хлипкий загон для них и опасался, что они могут сбежать. Данный разговор произошел шесть дней тому назад. Понимаете, к чему я клоню? Из-за близости данного участка к лесу, вам будет крайне просто уйти с добычей. Предлагаю вам следующий порядок действий: я провожаю вас к указанному месту ночью, вы делаете подкоп под забором, проникаете на участок, набиваете кроликами пакет и уходите»-

–«Какой пакет?»– спросил Хренус.

–«А, пакет – это маленькая хитрость. Сколько в пасти можно унести кроликов? Одного. Ели же вы возьмёте пакет или сумку с ручками, и два пса наденут себе на шеи эту ручки так, чтобы пакет оказался между ними, то третий пёс сможет быстро накидать в пакет добычу, серьёзно увеличив доход от операции»-

–«У нас есть пакет?»– спросил Хренус у Жлоба.

–«Найдесся, я думаю, на помоеськах ближайших»-

–«Всё это хорошо, но есть один вопрос. Какой твой навар? С чего тебе нам помогать?»– снова обратился к Лису Хренус.

–«Хренус, ну ты же видишь, какой я слабый, разве я смогу сам сломать загон, тащить кролика, а тем более постоять за себя, если вмешается охрана. А так вы мне оставите одного кролика, и мне не придётся подвергать свою жизнь опасности»– Фигура снова размазал по морде улыбку.

–«Там ещё и охрана есть?»– спросил Шишкарь.

–«Никто не говорил, что будет просто, нужно учитывать все варианты развития событий»-

Псы напряженно молчали. Для всех общим настроем стала неприязнь к Фигуре и нежелание иметь с ним дело, но голод, голод – терзающий призрак на крыльях жалкой агонии, грозящий кончиной, разложением среди гнилых листьев и кривых веток – он диктовал свои условия и образ действия. Это понимали все.

–«Один кролик?»– напряжённо спросил Хренус.

–«Только один»-

–«Ладно»-

–«Хренус, ты согласен?»-

–«Ты в уши долбишься? Согласен»-

–«Отлично Хренус, ты не пожалеешь»– Фигура усмехнулся как-то похотливо и мерзко -«Я приду завтра, на закате»-

Морды всех псов синхронно сморщились от отвращения.

–«Жлоб с Плевком, завтра ищете пакет. Остальные – ждём вечера. Всё, разбежались»– сказал Хренус и демонстративно отвернулся.

Только сейчас Серый Пёс понял, как измотал его этот краткий день. Он чувствовал иссушающие цепи, ржавые железнодорожные катки, бетонные плиты, циклопические арматурные конструкции изнеможения, давившие на него всем свои весом и грубостью граней. Надо было как можно быстрее лечь спать.

На момент окончания собрания уже опустилась ночь, и уставшие за день псы поплелись в окоп. Хренус завалился среди тёплых, раздувающихся тел и почти провалился в сон, но что-то побудило его в последний раз открыть глаза. Он увидел Фигуру, еще более жуткого, чем днем, стоявшего на краю окопа. Чернобурый Лис улыбнулся Хренусу и неестественно-угловато погрузился в окружавшую пространство смоляную тьму.

Глава 2

КОНЕЦ БЕЗНАКАЗАННОСТИ

ХРЕНУС

Пурпурное, вертящееся небо

Из него гремят слова:

Шанс, удача и судьба

Озорная маска, выглядывает из-за пёстрого занавеса

Её рука в шелковой перчатке, существующая абсолютно отдельно в дымном воздухе, качает маятник

Он идет в одну сторону – удар, хлыст, гниющий труп на обочине

Возвращается – лавовые реки, обсидиановые осколки, изжённое солнце

Он идет в одну сторону – одинокий холод

Возвращается – трескучая жара

Привлеченная гипнотическим движением маятника Луна выкатывается на небосвод как упавшая монета и снимает свою серебряную личину. Но она тут же осекается и бежит, бежит по дуге горизонта, в ужасе: ведь за ней гонится волк. Эти двое вечно бегущих – преследуемый и преследователь – скрываются в выпитом углу неба, а личина, оброненная испуганной луной, падает в тихое озеро над головами псов.

Звук, с которым личина касается поверхности воды, глухой и всепроникающий, он разносится по вселенской тьме, заполняя ее и постепенно нарастая в своей всеобъемлющности и всеобъемности. Озорная маска, довольная проведенной работой, скрывается за занавесом.

Когда звук дошел до уровня, невыносимого для слуховых рецепторов, Хренус смог открыть глаза. Он находился в Холодном доме. Данное название возникло само собой и по возникновению прочно закрепилось за этим местом. Антураж, окружавший Хренуса был прост – стены, сложенные из недобрых серых камней, дощатый пол и тёмное окно – всё освещено неясным источником бледного, хирургического света. Всё, за исключением одного угла, где клубилась дымчатая темнота.

Хренус попытался выглянуть в окно. За ним была непроницаемая для глаз темень. Такая, что казалось, будто бы окно просто заклеено чёрной бумагой. Пёс занервничал – ему не нравилось это место, от него исходил тот же неестественный дух, что и от Фигуры. Неприязнь и ожидание чего-то жуткого в четыре руки играли на ксилофоне его хребта.

«Наверное, дверь из дома скрыта темнотой в углу»– подумал Хренус. Но тут он заметил, что именно из той темноты в углу, где должна находиться дверь, проистекает некий жуткий туман. Он клубился, завивался в спирали, и постепенно всё увеличивался в объеме. Вскоре это уже было жуткое облако, оттенками разнящееся от бледно-желтого до тёмно-коричневого. Хренус был во власти тотального оцепенения, воющие духи ужаса кружились над его головой, проходились корщёткой по его спине. Тумана становилось всё больше и больше. Хренусу уже даже начало казаться, будто в этом облаке постоянно то возникают, то снова растворяются кривляющиеся лица. Внезапно его терроризируемый страхом разум осенила странная мысль – верхняя часть облака своими очертаниями была похожа на собачью голову, в ней даже светились, как глаза, два бледно-зелёных огонька.

–«Жидкие фортификации страха, Хренус»– всеприсутствующий голос появился из всех углов и снизу, и сверху. Жуткий, шелестящий, абсолютно бесполый, гулкий, бесконечно реверберирующий; он явно принадлежал газовому облаку в форме пса. Хренус от ужаса не мог не то, что шевелиться или говорить, но даже и думать (Холодное каменное ложе в неосвещенной комнате). Он весь был сосредоточен в глазах и ушах, воспринимая происходящее. Это был предельный ужас, равного по силе которому, Серый Пёс еще никогда в жизни не испытывал.

–«Виноваты ли они в насильственном исчезновении твоего голоса, Хренус?»– продолжал звучать жуткий голос. Зеленые огни внезапно вспыхнули обжигающе-ярко. Хренус почувствовал чудовищную тошноту, как будто бы невидимая рука вколола ему сильнодействующее рвотное. Сильнейший, болезненный позыв сотряс всё его тело и исторг на пол отдельные звуки, пойдя против обезумевшей от страха сущности пса. Он упал и, как только его тело коснулось пола, все его конечности, да и вообще все мышцы, омертвели. Серый Пёс был полностью парализован, только из открытой пасти продолжала изливаться рвота жутких, несформировавшихся слов:

–«Л’ыб…аю…аауллю…арлк…грлк…аа.ук »– Хренус находился уже по ту сторону сознания из-за внутреннего поединка диаметрально противоположных сущностей. С одной стороны была его природа, естество, которое боролось за сдерживание, страх и естественные реакции, а с другой – жуткие позывы, работающие на волю Газового Пса, рубившие путы, сбивавшие оцепенение. Хренус не то, что ничего не чувствовал, он сам превратился в поле, пустое поле, подобострастно меняющее очертание по желанию любого наблюдателя. Возможно, он был уже мертв, и лишь остаточная борьба стихий внутри создавала какую-то видимость жизненных процессов.

–«Глааркх…ааарууукхххллк»– внутри Хренуса как будто что-то лопнуло, и он вообще перестал всё чувствовать – вокруг была тьма, тишина, лишенная запахов, температур, вообще любых параметров.

И в этом безжизненном пространстве снова зазвучал голос Газового Пса:

–«Хренус, ты всего лишь сын потребности и ничего более, всё в твоем естестве кратко, но не ёмко. Предназначение материала, из которого ты состоишь – разлагаться.

Сейчас ты видишь конец своей судьбы; он открыт и в него можно зайти.

Это финал твоей безнаказанности.

Ты обвинен в непредвиденных встречах.

Целые роды псов беременны поражением. Canis – это жертва разоружения морали. Спектральная серая смерть ожидает. Она скрывается в темной кладке стены, красной от слёз. Вожаки псов – это цари фальши. Несвежие блики оставшейся жизни собак исчезают»-

Газовый Пёс сделал паузу, эхо его последних слов постепенно угасало с многократными отражениями.

–«Хренус, ты окружен скрученным гноем праздности. Но ты летаешь над бьющимися узлами познания. Я приходил написать то, что ты не увидел. Так что теперь состоится подключение истины – Стань образом базового пса.

Твоя стезя – распространение упадка котов.

Псы должны построить пирамиды в честь своего исхода.

Твоей наградой будет полная ремиссия болезни, твоим наказанием будет послеубойная обработка.

Не трепи рассвет по подворотням.

Затем слова с грохотом обвалились, и всё заполнил шипящий шум помех в радиоэфире.

Древний солнечный свет

Не высвечивает маятник.

Это кошачьи черепа на огненной земле.

Это пики, покрытые запекшейся кровью.

Это выход в зал, как бросок игральных костей.

Это позвоночник, изгибающийся в хлыст.

Это пакт мечевидных слов, который сломал маятник, и теперь его обломки погружаются в пучины»-

Шел тяжёлый, кровопролитный бой…

Селиванов осторожно выглянул в окно, превращенное обстрелом в дыру с обрушенными краями. Из-за густого дыма пожарищ он мог наблюдать только ближайшие руины домов, рассекавшие дрожащий воздух стежки трассеров и изредка мечущиеся темные фигуры людей. Селиванов сощурил уставшие покрасневшие глаза, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь конкретное. Где-то вдалеке, на границе видимости, внезапно появился большой коробчатый силуэт – ТАНК!

Селиванов едва успел отскочить от стены, как весь дом сотрясло от попадания танкового снаряда. Мужчину швырнуло на пол и накрыло волной белой пыли. Он кое-как поднялся на ноги и бросился, откашливаясь на ходу, к дверному проёму, который вел к лестнице. Добежав, он перегнулся через перила и крикнул вниз. Его крик медленно спускался по спирали лестницы ниже, ниже, ниже пока не опустился на дно колодца, где среди водорослей, старых кувшинов, монет и человеческого черепа покоились теперь и обломки маятника.

Маска глумливо дёргалась в пламенеющих судорогах за стеной воды

ЖЛОБ

Жлоб всегда просыпался на рассвете – намного раньше, чем все остальные псы. Первым делом он всегда начинал искать воду – его старое горло очень сильно пересыхало за время сна, и ему просто было необходимо его увлажнить. Обычно он находил облегчение в росе, обильно скапливавшейся на широких листьях папоротника. Затем он потягивался, будил Плевка и вместе с ним приступал к своим делам. Сегодняшнее утро не было исключением, разве что настроение у Жлоба было приподнятое – вдали белым парусом мелькало спасение от голодной смерти в виде плотно набитого крольчатиной желудка, что, несомненно, не могло не радовать Старого Пса. Все остальные псы ещё спали, сбившись в плотный, разношерстный ком меха. Жлоб тихо подкрался к кому и выбрал ту его часть, которая по цвету совпадала со шкурой Плевка.

–«Плевок, значиться, вставай у нас дела сеходня, ой, большие какие»– бормотал Жлоб, тормоша лапами своего протеже.

Плевок, нелепо моргая заспанными глазами, кое-как поднялся.

–«Чертила, ёбанный дурак, нахуй»– это на секунду приоткрыл пасть Мочегон перед тем, как снова забыться сном.

–«Вот так, да. За мной!»– энергично сказал Жлоб и потрусил по едва заметной тропке между деревьями, а Плевок последовал за ним.

Немного отойдя от сонной оторопи, Плевок впал в свое обычное состояние ювенильного восторга, любознательности и преклонения перед авторитетом Жлоба.

–«Жлоб, Жлоб, а вот что люди делают, когда у них есть нечего?»– спросил Плевок, заискивающе заглядывая в глаза Коричневого Пса.

Жлоб раскололся довольной ухмылкой:

–«Ну, видишь ли, Щеня мой дорохой, вот я могу на примере своего хозяина, так сказать, только это описать. Ох, какой был золотой человек, золотой был! Он делал так… чехо… а! Он, значисся шел в места, хде такие… такие… людные места, он шел в них и там, значисся, продавал всегда две книхи свои, нахваливал их всячески, дааа. Первая была, видись ли, он так ховорил, про индейсев, а вторая была про еблю»-

Плевок засмеялся. Жлоб, глядя на него, и сам ухмыльнулся.

–«Ладно… походи, походи… Так вот, понимаесь, книхи-то у него, значисся никто-о-о не покупал никохда, но деньхи почему-то инохда, так сказать, просто так давали и он мох себе что-нибудь купить поессь»-

Плевок на секунду задумался, а затем выпалил:

–«А почему бы нам так не сделать?»-

Жлоб озадаченно взглянул на щенка:

–«Щеня, ты вот не понимаесь, что мы, видись ли, собаки, и у нас кних нет на продажу… дааа, милый мой, нету»-

–«Нууу… наверное»– Плевок немного расстроился из-за того, что Жлоб сразу отмел его идею.

–«Вот так, вот так»– Жлоб, заговорившись, не сделал нужного поворота, и они с Плевком вышли на поле, где Хренус вчера проводил разведку.

–«Ну вот, значисся, заховорил ты меня и чего? Теперь обратно идти придесся»-

Жлоб напряженно вгляделся в небо – бледное с редкими метастазами чёрных облачков.

–«Птисы летатють»– отстранённо произнес Старый Пёс

–«А это примета, да? Жлоб?»-

–«Да нет, так… наблюдения проводясся»-

Жлоб некоторое время продолжал всматриваться в небо, двигая губами, будто разговаривая с ним. Затем, встрепенувшись, он c плутовской полуулыбкой взглянул на Плевка:

–«Щеня, так сказать, пора и чессь знать!»-

Бросив последний взгляд на поле, Жлоб заметил странную рябь у крон деревьев, ограничивавших поле с восточной стороны – воздух там дрожал, как вокруг пламени.

Отбросив необычные, недооформившие суждения об увиденном, иррациональные образы и тяжёлые цепи железных ассоциаций (Коричневый Пёс собирал и хранил только материальный мусор), Жлоб двинулся на старую помойку, которая в отличие от той, которую разведывал днём ранее Шишкарь, была хорошо известна псам и давно служила источником полезного скарба и материалов. Именно с этой помойки и была взят полиэтилен для «хранилища» стаи. Единственный минус этой свалки состоял в том, что ничего съестного здесь не было, и ничто не указывало на то, что эта ситуация может измениться.

Помойка представала величественными руинами заброшенного города некогда великой цивилизации. Она спускалась вниз довольно обширного котлована, и любому пришедшему предстоял нелёгкий спуск с ее предместий – крутых обрывов, где только легкими вкраплениями начинался разлив мусорного моря, концентрация которого увеличивалась, по мере спуска в котлован (похоже, что все помойки в этом лесу создавались по этой методике). Плачущая кривая сосна свисала с краев ямы, в иссушенном желании протягивала вниз из земляных стен узловатые корни.

Завершив свое нисхождение, помоечный исследователь оказывался на неровном покрове выцветшего пластика и рваного тряпья, откуда поднимались, как ступенчатые храмы, остовы то старого холодильника, то духовки, а в середине великим святилищем и чудом стоял ржавый корпус микроавтобуса – альфа и омега свалки, её мистический центр, великая пирамида (Хранитель полуразложившейся плоти на пожелтевших костях).

Каждый раз, видя эту свалку, Жлоб испытывал ни с чем не сравнимое чувство внутренней наполненности. Ему казалось, что духи этого места радостно бросаются к нему на встречу, ласкают его острыми запахами, протягивают разные подарки, указывая на те или иные предметы, стоящие внимания. Да, если подобные призраки и существовали, то это были существа подлинно свалочной стихии, её элементали, добрые гении помоек, которые умели сквозь пучины отходов прозреть подземелья, где дремали золото и медь мусорного мира.

Жлоб стоял в тепле этого духовного переживания среди чахлых, редких кустиков черники, покрытых белым налётом извёстки, попавшей сюда из выброшенных мешков со строительным мусором. У сосны, маяка мусорного моря, он чувствовал себя, как великий мореход, готовящийся к длительной экспедиции в неизведанные доселе пространства. Это был миг Магеллана отходов, Конкистадора ненужных вещей. Жлоб чувствовал всеобъемлемость этого момента, элементали помойки закручивали свои танцы, весь котлован сиял, как королевский дворец в день великой церемонии. Всё мироздание ждало нисхождения Жлоба в чертоги свалки.

–«Жлоб, а Жлоб… пошли уже, а?»– раздался несколько мычащий голос Плевка.

Жлоб поморщился и обернулся. Плевок жевал некую игрушку из выцветшего пластика. Приглядевшись, Коричневый Пёс понял, что это фигурка жёлтого крокодила.

–«Брось эту шушеру, Щеня! Инхефции везде!»– раздраженно сказал Жлоб. Бесцеремонность вмешательства Плевка в его общение со стихиями и эфирами не могла не доставить дискомфорта.

Плевок поспешно выбросил крокодила и как-то неуклюже свесил голову (Смущение, болтающееся на одной петле)

–«Ладно, ладно, Щеня…»– смягчился Жлоб -«Ну, что Щеня, не разхадал мои планы еще коварныя?»-

Плевок недоуменно замотал головой.

–«Вот что, значисся, разделимся. Ты иди, золотой мой, вот туда, так сказать, хде мы в прошлый раз эту пленку…полтилен искали, помнишь, хде еще такая плита стара-а-а-я, вот… там, да»-

–«А ты Жлоб, куда?»-

–«А я, Щененька, посмотрю свои закрома кой-какие, с-а-амыя рыбныя, са-а-мыя проверенныя»-

Плевок, с видом полного повиновения, кивнул и, лавируя между мусорными холмами, двинулся к указанному месту.

–«Внимательно смотри тольхо!»– крикнул ему вслед Жлоб. Старый пёс намеренно отправил своего протеже в такое место, где тот бы провёл длительное время в бесплодных поисках. Теперь Плевок, поглощенный выданным ему поручением, не сможет помешать помоечному уединению Коричневого Пса.

Размышляя, Жлоб двинулся к центру свалки – требовалось найти максимально неповреждённый пакет, а ведь сомнительно, что подобный мог бы быть на свалке. Конечно, идеальным решением поставленной задачи для Жлоба было бы найти даже не полиэтиленовый пакет, а хозяйственную сумку, но это было уже совсем фантастическим сценарием.

Жлоб приблизился к микроавтобусу, точнее его корпусу, пустой шкатулке, ширме с драконом разложения, двум всадникам в каменистом ущелье и предчувствию ускользающей возможности. В понимании Жлоба корпус был демиургом помойки. Коричневый Пёс считал, будто бы именно после появления корпуса помойка начала расти. Он был первым семенем, брошенным в почву, магнитом, ориентиром для сбора духов.

Жлоб в благоговении остановился у корпуса.

–«Ну, здравствуй, ржавенькай, самый ты хлавный мой злодей здесь, что покажешь сеходня?»– на крыше бывшего микроавтобуса как будто бы блеснуло солнце, хотя Лес и в этот день не изменил своей солнцебоязни. Жлоб довольно усмехнулся – он расценил это как расположенность окружения к его присутствию здесь.

Еще немного полюбовавшись корпусом, Жлоб отвернулся и сказал самому себе по нос:

–«Ну, конечно, никто ничехо не даст, надо самому все, делать, как всехда, дааа. Как всехда»-

-«Ты ошибаешься, надо лишь попросить правильно»– раздался со стороны корпуса приятный женский голос, похожий на лёгкий летний ветер, колышущий висевшие на деревьях чернильные щупальца плёнки разбитых аудиокассет. Этот голос как бы отражался обратным эхом, которое придавало ещё большую эфемерность его звучанию.

–«АААААА»– истошно завизжал Жлоб (Примитивная, вытянутая в длину деревянная маска) -«АААААААА!»-

Пёс стремглав бросился от корпуса микроавтобуса. Он совершенно не разбирал дороги, цеплялся лапами за торчавший мусор, поскальзывался на сплющенных пластиковых бутылках, постоянно падал, но тут же подпрыгивал, как в эпилептических судорогах, и несся дальше.

–«ЖЛОБ, ЖЛОБ, БЛЯДЬ ЧТО, ЧТО, БЛЯДЬ!?»– раздался слева от потока размытого пространства, нёсшегося перед глазами Жлоба, крик Плевка. Жлоб бежал, как восьминогий конь, казалось, будто страх подпирает его сзади плечом, толкая всё вперёд и вперёд. Барабаны пульса бесновались в пространстве черепа. Из носа сопровождающим элементом бежала тонкая нитка крови, как знамя впереди атакующей кавалерийской лавины.

Жлоб вылетел из котлована и, проскочив на инерционной тяге ужаса ещё несколько метров, рухнул сбитым самолётом в кустики черники. Страх, не заметивший снижения тела Жлоба, проскочил дальше и умчался дальше вглубь леса, а рецепторам Коричневого Пса теперь предстояло осознать во всей полноте всё жутко-возбуждённое состояние организма – сердце бьющее кулаком изнутри по рёбрам, искажение страха сквозь шкуру, пылающий напалмом разум, многочисленные ссадины и разбитый нос выли высокочастотными цифровыми голосами. Отчаянно метались крысами мысли.

Жлоб конечно чувствовал особое настроении на свалке и даже населял её духами, но воспринимал их как образ, некую выдумку и никогда всерьез не рассматривал возможность их фактического существования. Он всё лежал и лежал, пытаясь загнать хоть одну мысль в угол, не видя, как Плевок в отчаянии носится вокруг него, и не слыша его отчаянных стенаний.

–«Как так можеть быть? Это… это что, блять… что… что… это… ХАЛЮЦЫНАЦЫЯ! ДА, ДА, ДА! Голод – не тетька, довели старика, почтенного пса, спесиалиста до такой кондысия, когда, значисся, голоса мистическая мерещасся! Злодеи! Хренус! Катаюсся на фрамвужинах, живут в замках, суки! Разрушители, колдуны, подонки – как их назвать ещё после такова?!»-

Жидкости приемлемых объяснений заполнили все трещины сомнений, и Жлоб мог в той или иной степени вернуться из хаотических пучин сознания в окружающий его мир. Разумеется, сразу перед его взглядом выросла преувеличенно (по мнению Жлоба) взволнованная морда Плевка.

–«Что, Жлоб, что, Жлоб? Ты как? Что такое?»– вопросы сыпались, как зерно из прорезанного мешка.

–«Я… это… Щеня, … это… блять… Так сказать, змею увидел»– каждое произнесённое слово давалось Жлобу с огромным трудом.

–«А, во дела! Жлоб, Жлоб, фигово, нам же возвращаться, Жлоб, а она где там? Я там это… не нашел, но…»– Жлоб уже перестал слушать возбуждённую речь Щенка, ведь его опять поразило копье страха – надо было вернуться на помойку, потому что без пакета идти на дело бессмысленно, а без дела не будет и сытости, а без сытости – смерть.

Жлоб устало прикрыл глаза, ему хотелось плакать.

–«Жлоб, Жлоб»– Плевок затормошил Коричневого Пса лапами.

–«Щеня, Щеня, пойдем сейсяс, пойдем»– проговорил Жлоб, морщась от жуткого дискомфорта -«Сейсяс, только пять минутосек, сейсяс»-

–«Жлоб, не надо никуда идти»– неожиданно спокойно и отчасти торжественно раздался голос Плевка.

–«Щеня, эти псы нас с говном съедять, золотой мой, если мы, так сказать, без сумоськи придём»-

–«Смотри, Жлоб, смотри»-

Жлоб нехотя открыл глаза.

–«Куда смотреть?»-

Плевок, с видом крайней удовлетворённости кивнул в нужном направлении. На той самой сосне-хранительнице, а точнее на сухом, достаточно длинном, обломке сучка, находившегося где-то в полутора метрах от земли, висела новая, хозяйственная сумка синего цвета на молнии. Она была сделана из прочного на вид тканого материала, а ручки, выполненные из кожзаменителя, были приделаны с помощью мощных заклёпок.

Жлоб машинально подтёр лапой стекавшую из носа кровь и сказал всего два слова:

–«Щеня. Пойдем»-

Жлоб шел как будто по минному полю, не сводя при этом взгляда с сумки. Каждый шаг был приближением к смерти, падением в пропасть для Коричневого Пса. Как только они подошли почти вплотную к сухому дереву, откуда-то с востока задул необычно сильный порыв ветра, и сумка, легко соскочив с сучка, аккуратно упала прямо перед псами. Плевок тут же сунулся к ней.

–«БЛЯДЬ, НЕ ТРОГАЙ! ЕБЛАН ТЫ ШОЛИ?»– взревел Жлоб.

Плевок испуганно отскочил в сторону, поджав хвост.

Аккуратнейшим образом Жлоб приблизил нос к сумке и глубоко втянул воздух. От сумки не пахло решительно ничем необычным, кроме запахов материалов, из которых она была сделана. Жлоб осторожно потрогал её лапой – сумка была совершенно пуста. Аналогичный результат был получен, когда Жлоб заглянул внутрь сумки.

–«Ебанусся»– отстраненно проговорил Жлоб и взялся зубами за лямки сумки.

ШИШКАРЬ

Ночью Шишкарь спал плохо – его мучили быстрорастворимые, сбивчивые сны. Они странно вращались, абсурдно завершались внезапными пробуждениями и не менее абсурдно начинались снова со случайных мест. Ничего конкретного Шишкарь не видел, но начало каждого нового цикла сна было мутным и отчасти тошнотворным состоянием, близким к пищевому отравлению. Все эти сновидения объединяло одно – присутствие Фигуры в самом его зловещем и враждебном воплощении. То он был главным персонажем разыгрывавшегося действа, то лишь эпизодическим, едва различимым бликом. Но неизменно создавалось впечатление, что именно он искажает сны Шишаря, делает их такими невыносимыми.