Kitabı oku: «Самбор», sayfa 4
***
Мне слегка не хватало воздуха. После долгого и насыщенного вечера было необходимо побыть в одиночестве. Я сорвалась и очень долго винила себя в этом. Кажется, всем стало очевидно, что привычная Каэлин немного иная, и таит в себе что-то незнакомое. Это очередная трещина, сквозь которую на меня с осуждением смотрели правящие боги. Просто потрясающе.
Я до последнего игнорировала все, что слышала и видела. Чем больше провожу времени в кругу тех, кто говорит о У-Тангах, тем больше становлюсь равнодушной по отношению к собственному брату. Я была этому рада. Наши пути расходятся, мы отрываемся друг от друга. Наконец-то сам брат начал казаться мне разочарованием. Он впервые за долгое время почувствовал себя частью чего-то особенного, но выглядит это жалко. Ведь он даже не попытался найти свое собственное мнение. Он стремительно уничтожал в себе значимость, предавал законы, по которым, такие как мы, имеем право жить.
Выйдя на улицу, я махнула рукой Деяну и Волибору, а затем покинула двор. Они весело что-то обсуждали на крыльце дома и потеряли ко мне интерес, как только закрылась калитка. Глупая была встреча, которая прошла просто так, потратив мое драгоценное время. Я хотела уйти домой еще в самом начале, где могла побыть снова одна, но в очередной раз хвостом повелась за братом.
Хочу спать. Ночь была холодной, беззвучной и темной. Луна прикрыта облаками, как и звезды, совсем не хочет показываться, словно тоже устала. Все кажется бесконечно знакомым и одинаковым. Будто огромное количество столетий я наблюдаю за всем этим. Чем глубже отдаляюсь от брата, тем спокойней и уверенней становлюсь. Мне открываются все новые воспоминания и чувства, тех кто был до меня. Понемногу погружают в истины и глубины прошлого, которые доступны немногим, к кому боги преисполнены доверием. Я оказалась в их числе.
Воронвэ с недавних пор стал намекать на очень непонятную для меня вещь. Воспоминания, которые мне доступны благодаря камню памяти и матери, вовсе не чужие. Они принадлежат мне точно так же, как и все остальные. Могло ли это значить, что это не первая прожитая мною жизнь? Сложно сказать. Другого значения не могу найти. Но и опасения Верховного бога понятны. Я могла зазнаться, впасть в преувеличенную важность и просто-напросто обезуметь.
Когда я шла по городу, плывя в раздумьях, неожиданно на голову кто-то накинул темный мешок и затянул шнурок. Он обжог кожу и цепко впился в шею. Ткань тонкая, но темная. Мне закрывают рот и в нос бьет едкий запах лекарств. Я теряю сознание. Ноги подкашиваются, колени больно бьются о землю, и острая боль пронзает спину.
Очнувшись, вижу перед глазами все тот же мешок. Пахнет прелыми тряпками. Мои руки связанны и подвешены к потолку, а сама я сижу на коленях обнаженная. Слышу запах крови. Меня били. Тело ноет и призывает лишний раз не шевелиться, но мне приятно ощущать эту боль. Это закаляет. Мы с ней как старые товарищи, которые давно не виделись и очень рады встрече. Все это глупая печать и жажда рабства. Как иронично.
– Кажется ты слегка забыла, – произносит Господин и снимает с моей головы мешок. – Что есть воля мощнее твоей.
Мне не нужно видеть, чтобы знать, как он выглядит. За столько лет я выучила его внешность наизусть. И из раза в раз господин все больше напоминает мне куклу, действия которой я начала предугадывать уже давно. Может быть однажды это сыграет мне на руку. Но сейчас я снова в рабстве и вынуждена подчиняться.
– Я больше не хочу, – отплевываюсь от пыли с мешка. Мои руки онемели, кровь оттекла от пальцев уже давно. – Ты слышишь меня? Я говорю серьезно!
Человек смеется.
Это совсем другая комната, скорее даже подвал без окон, без мебели. Вокруг много оружия и бочек. Я пытаюсь привстать, но неожиданно очень тяжелый металл обрушился на мое лицо, выбив пару зубов. Боль пронзила до самых пяток. Это была злость, ярость Господина, связанная с моим отсутствием. Наказание за непослушание. И я знала, что буду иметь с этим дело, но неожиданно для себя удивилась такому напору. Мне было смешно. Господин настолько предсказуем, что начинает выглядеть глупо и раздражающе. Однако, сейчас мне искренне не хотелось участвовать в пытках и это заставляло зло поджимать пальцы на ногах.
Я кашляю. Хлыщет кровь. Закрыть рот не получается. Мышцы челюсти словно больше не способны выполнять свои функции. Открываю слегка глаза и вижу в руках у Господина кувалду. Как же ничтожно он выглядел, особенно в обществе такого грубого оружия. Просто смешно. От первого удара кувалда не успела окраситься в красный и блестела в свете вялых свечей.
Хотела бы я улыбнуться, но не могу. Челюсть больше не слушается.
– Не хочешь? – господин хватает меня за волосы и заставляет смотреть в лицо. – Что ты вообще говоришь? Возомнила, будто имеешь на подобное право? Ты раб и сама в этом нуждаешься. Не держи меня за дурака.
Моя челюсть болтается, словно сейчас отвалится. Кровь течет по шатающемуся подбородку и капает на ноги. Теплая, приятная. Я мычу, пытаясь ответить «Не хочу» за что снова получаю кувалдой по голове, но теперь уже выше виска. Не могу упасть. Руки прикованы к потолку веревкой, которая режет кожу. Отключаюсь, роняя голову.
Еще несколько раз я просыпалась и засыпала. Меня били. Ломали ребра. Кувалда нещадно крошила мои кости, чуть ли не превращая их в пыль. Уже не больно. И, кажется, сам Господин это понимает, из-за чего его удары становятся еще более яростными, озлобленными на свою собственную беспомощность.
– Думала ли ты, что твой талант – твое проклятье? – не перестает что-то говорить старик. – Твоя мама была очень сильной, но ежедневно валялась в ногах, избитая мужчиной, которого любила. На твоих глазах. На глазах брата. Вы ведь похожи. Только ты терпишь, как камень, не плачешь, не просишь прекратить, это даже слегка досадно. Как бы я ни старался тебя уродовать – через время ты опять превращаешься в цветок, полный сил и надежд. Как прекрасно постоянно рушить их и осушать.
Я ухмыляюсь, роняя слюни из открытого и неживого рта.
Он до сих пор считает, что я просто терплю, потому что не могу иначе. Этот человек считает, что у меня нет выбора. Стоп. У меня правда есть выбор. Как и говорил Воронвэ. Вот о чем шла речь.
Так тяжело смеяться, но ничего не могу поделать. Меня разрывает на части, тело дрожит. Изуродованный смех скачет по комнате как сумасшедший мужик. Его я запомню на всю свою жизнь, ведь именно с него начался отсчет. Я так устала ждать и в какой-то момент даже отчаялась, но стоит быть благодарной Господину. Именно он своей глупостью и самонадеянностью возродил во мне тлеющую волю.
Я родилась для того, чтобы прислуживать, глупец. Мамина любовь к насилию – это слабость, от которой лично я хочу избавиться. Я хочу перебороть себя, как в свое время сделали это верховные боги. Я хочу перестать прислуживать и это не имеет ничего общего с таким как ты. Твои пытки, это лишь крошки, которыми можешь накормить часть меня. Другая же часть копит ненависть и однажды уничтожит тебя. Ты взрастил монстра, который тебя же и сожрет. Я богоподобна и иду по их же стопам. Никому из вас это не под силу, только мне. Разве не видишь, Господин?
Считаешь мне страшно, чертов ты идиот? Если бы только знал, что происходит в мире, который живет параллельно. Уверяю тебя, ты был бы в ужасе. Моя нужда в насилии не больше, чем данность. Я – оружие, и только так больная память нашептывает мне о прошлом и будущем, о должном и судьбоносном. Только так я остаюсь собой. Только через твои пытки я живу и шаг за шагом приближаюсь к моменту службы. Я благодарна тебе. Правда.
Меня выбросили прямо на улицу. С трудом удалось отползти в темный угол улицы, чтобы никто не увидел мое такое состояние. Ненавижу. Мало того, что я позволяю ему пользоваться своим телом, так он еще и решил унизить меня пред всеми. Господин пригрозил мне, что, если перестану посещать его – он навестит мою семью и сообщит о задолженности еще в восемь лет. Я не могла этого допустить. Он присвоил себе печать, которая сдерживает меня. Он стал владеть ей лишь поверхностно и ничего не сможет сделать для того, чтобы она не сломалась. Сама Берриана не может. И в таком шатком положении он позволяет себе угрожать. Однако, если Господин решится и озвучит мой приговор, боги навсегда меня забудут. Всеобщее презрение и жалость сожрут мою волю и даже не выплюнут костей.
В тот же день ранним утром, я наблюдала за тем, как Журри ни с того ни с сего занялась уборкой сада. Только мне приходилось заниматься садом и никогда не было нужды в помощи. Она изучала инструменты и задумчиво смотрела по сторонам. Как будто боялась попасться на глаза и продемонстрировать неловкость, которая связанна с банальным незнанием. Девушка меня не видела и это радовало. Ведь еще больше я боялась, что она увидит слабость в моих глазах или боль, нежели враждебность. Это рождало в мыслях ледяной ужас. Журри полна сюрпризов и все они смертельны. Я стремилась умереть в бою за идеи, а не от стыда и жалости к себе.
Тихо прохожу в калитку и медленно иду к девушке.
Помню это платье. Оно одно из тех, что я покупала ей два года назад. До сих пор как раз. Тонкая ткань развивается на утреннем ветру, мягко касается босых ног девушки и словно нашептывает ей что-то, пока та внимательно изучает инвентарь. Волосы аккуратно собраны и заколоты, лицо слегка заспанное и опухшее. Скорее всего малыш Самбор опять не давал им спать и уснул под утро.
От всех этих мыслей неприятная духота наполнила легкие. Только так я оправдываю мимолетную, возникшую невозможность нормально дышать.
– Что ты делаешь? – стараюсь говорить уверенно, но боль слегка сводила с трудом заживающую челюсть.
Девушка заулыбалась и поднялась с земли, заботливо смахивая с чистого платья листья.
Так странно видеть ее зрячей. Я перестала прятать свое презрение и холод, что не отталкивает девушку. Она как будто знает, что таким взглядом я сопровождала ее всегда. Журри не злится, не обижается, не донимает вопросами и просто всегда вот так улыбается. Легко, понимающе, назойливо, но молча пробираясь в душу. Ее не смущают стены, замки, очевидная неприязнь. Она как вода просачивается в каждую крошечную цель, в каждый уголок моего сознания, где я отчаянно ее не жду.
– Доброе утро, – говорит тихо, искоса посматривая на спящий дом. – Почему ты внезапно исчезла? Деян очень переживал. Места себе не находил всю ночь. Уснул совсем недавно на кухне. Я как видишь тоже не сомкнула глаз.
Они… Они ждали меня.
Хотелось сжать челюсть, но боль могла вылезти наружу и вопросов было бы еще больше. Это только все испортит.
– Пришлось выйти на работу, – незаметно вздыхаю и наклоняю голову. – Завтра день рождения у одной из придворных дам. Она очень хотела научиться хоть каким-то движениям. У них свои причуды.
Девушка подходит почти в плотную и неожиданно обнимает. Меня обдает холодом. Все тело пронизывает адская боль. Я была однозначно не готова к подобному и сил отреагировать не было.
Неприятно. Она теплая, пахнет цветами и ветром, который обычно гуляет выше гор и птиц. Мне больно. Сломанные кости не до конца срослись. Понимаю, что девушка смотрит мне за спину и водит рукой по лопаткам.
Больно, как же больно. Ты делаешь мне больно. Настолько, что в глазах все плывет и двоится. Никогда ранее не приходилось терпеть что-то подобное и не иметь возможности освободиться. Пытки Господина по сравнению с этим лишь безобидные игры.
– Ты слишком себя нагружаешь, – говорит Журри тихо, отстраняясь. – Почему бы тебе…
В ушах звенит и оглушающий писк иглой протыкает уши. Произошло то, чего я боялась до смерти.
Я уже не слышу ничего и смотрю на то, как ее лента на поясе платья запачкана кровью. Моей кровью. Той самой, которая вынуждена покинуть тело и оголить очевидное, но не для всех, вранье. Рука сама по себе быстро кидается на ленту, как змея и срывает ее с хрустом с корсета. Сжимаю испуганно в ноющей руке кусок ткани и пытаюсь контролировать паникующие мысли.
Девушка испуганно отступает, прижимая задрожавшие ладони к груди.
– Почему ты… – хрипит Журри и хлопает глазами, как испуганный олененок.
Мне не хотелось ее обижать или пугать. Но понимаю, что еще тогда девушка поняла – я не питаю к ней добрых чувств. Тогда, когда сбежала. Может быть, и хочу что-то сказать, но не могу. Прошло слишком много лет. Да и я избавила себя от сожалений. Сейчас любое свершение работает против меня и словно испытывает на прочность. Все катится к обрыву и скоро просто-напросто рухнет, а затем встретится со дном и разобьется в пыль. Ужасно. Просто ужасно. У меня не хватает мудрости, чтобы спокойно прожить еще хоть мгновение. Кажется я и сама начала сеять вокруг сплошной хаос. Может быть это и есть плата за оборванные узы, но кажется она слишком высокая. Неизмеримо.
– Хотя, – грустно улыбается девушка, смотря на дрожащие ладони, – понимаю почему. Я причинила боль Деяну, и, тем самым, тебе. Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь меня простить. Я правда хочу лишь добра. – Злостно и сильно сжимаю в руках ленту.
Что ты вообще знаешь? Озвучиваешь свои глупые мысли, которые не имеют права быть правдой только потому, что так хочешь. За это я тебя и ненавижу. Ты всегда делаешь выводы за других, ведь ты умнее, добрее. А я всегда остаюсь ни с чем, несмотря на все те свершения, которые вьются вокруг.
Прекрати считать себя особенной, Журри. Иначе я действительно сделаю особенной тебя и твою смерть. В каком мире ты живешь? Так отчаянно пытаешься всем казаться правильной и хорошей, но при этом обрекаешь их опекать тебя. Как ты можешь желать кому-то добра, когда способна лишь подчиняться? Ты никогда не знала другой жизни, и твоя безмозглая мать не научила тебя тому, что нужно стойко стоять на земле, а не шатаясь бродить и постоянно падать. Ты отвратительна, Журри. Ты и твоя семья.
***
Они ушли рано утром. Взяли с собой лишь немного еды и сменные вещи. А я тихо наблюдала. Оба не заметили, что я шла за ними по пятам, хотя пришлось, отстать из-за неожиданного разговора с Журри и проконтролировать, что она не пойдет следом. Впервые я сделала то, что посчитала нужным без позволения богов.
– Ты никому не скажешь, – шептала я ей на ухо вечером перед походом, наматывая на палец белоснежный локон.
Она вдруг решила, что стала хозяйкой в доме. Вечно что-то готовит, убирает, суетливо наводит свои порядки. Приятно осознавать, что еще чуть-чуть и все перестанут меня замечать. Осталось совсем немного, и кто-то перейдет черту дозволенного. Тогда я смогу уйти, не причинив никому боль, принеся лишь облегчение. Ведь всем, очевидно, с какими мыслями смотрит на меня брат теперь, после возвращения Журри. Он боится и перестает мне доверять. Больше оружие в шкафу не лежит просто так, а спущено в подвал и пылится под замком.
Журри слегка дрожит. Судорожно сжимает руками столешницу стола. Мы обе смотрим в сторону окна, где играли и веселились дети с Деяном. Вечер был светлым, солнце еще немного дарило свет небу, окрашивая его в темно-оранжевый цвет. Брат, Лия и маленький Самбор так беззаботно носились по двору, что совсем ничего не замечали вокруг.
– Никто не узнает о том, что я пошла за ними следом и ты не станешь им мешать. Если кто-то придет в наше отсутствие – ты должна избавиться от этого человека. Я знаю, что ты можешь. Поняла? Он наш враг. Тебе ведь нравится видеть их такими? – улыбаюсь, поглаживая ее по розовой щеке. Кожа под моими пальцами мгновенно бледнеет и становится ледяной. – Мне тоже. Живые они должны быть приятней мертвых? Деян, Лия и Самбор…
– Каэлин, послушай, – почти шепчет Журри, не отводя взгляда от окна. – Я не знаю, что у тебя на уме, но…
– Шшш, – хватаю ее за острый подбородок и заставляю посмотреть на себя. – Даже не думай рыться во мне и в сказанных мною словах. Тебе нужно заботиться лишь о своей семье или о том, что ты ей называешь. Поняла меня?
В глазах Журри блестело сплошное беспокойство, а также яркая мольба, которая просила меня о большем. Девушка не хотела заканчивать разговор и, кажется, что я единственная кто хоть немного кормил ее информацией. И пускай она тоже одна сплошная загадка. Когда ты адски голоден, тебе все равно что есть, даже если это голая кость.
Я пошла за братом на Болотную гору и постаралась быть как можно незаметней. Сон покинул меня на несколько дней и голод лишь изредка ковырял живот. Я внимательно слушала все то, о чем говорят Деян и Волибор, оставаясь равнодушной, ведь была готова к откровениям. Мне не привыкать следить за кем-то. Это когда-то давно спасло мне жизнь.
Бесконечное количество раз мне хотелось выйти из своего укрытия и дать по морде этому дураку Волибору, который трепался лишь об изменниках и нес всякую чушь про свободу. Он заставлял брата верить ему, настраивал его в нужную сторону и постоянно подталкивал к решениям, связанным с войной против богов из Правь. Волибор У-Танг с самого начала показался мне лживым и ищущим выгоду. Многое из того, что он говорил и делал было нацеленном лишь на нужный ему исход. Он обманывал брата, но не меня. А я лишь молчала, ведь в том, что Деян дурак виноват только он сам.
Когда нас поглотил туман и я увидела огромный замок, все резко обрело темный, пугающий оттенок. Жители города были не люди, а монстры. Большие, клыкастые, такие приятные моему взгляду. Не знаю почему, но я всегда относилась с жалостью к ущемленным, уродливым и несчастным, к тем, у кого на лице написано «изгой». Это никак не было связанно с желанием помочь, но кажется к ним я относилась немного снисходительней, особенно к тем, кто не выпрашивал жалости.
На территории города всех поглотила темная магия, наполненная гневом и помешательством, тем что источает любая комель, впадая в безумие. Здесь правило изгнанное божество. Это было очевидно. Оно уродовало пространство вокруг себя, калечило народ болотного бога и оставалось безнаказанным. Полнейшее безумие.
Мне приходилось опять прятаться и пробираться рысцой между домов, не привлекая внимание. Возле длинной, каменной лестницы росли большие высокие деревья, кусты, отделяя город от территории замка. В них то я и спряталась, левее ступеней. Здесь красиво и спокойно, в пугающей атмосфере я чувствую себя как дома. Город тонул в тумане, темноте, и лишь блестящий огонь освещал дома и извилистые дороги. Каждый дом и здания напоминали бугры, обросшие камнями, любая тропинка вела в место, где кучками у костров сидели жители и хмуро смотрели себе под ноги. Мало кто разговаривал и в основном везде царила тишина. Эхом разносило по округе треск полена и звон бьющихся друг об друга бусин на столбах, которые стояли вдоль улиц. Даже тряпичные флаги, устало повиснув телами вниз, не развивались на них.
Вижу брата и Волибора. Они точно так же, как и я смотрят по сторонам, и все рассматривают с нескрываемым любопытством. Я ничего не ждала и не надеялась ни на что, это всего лишь нездоровый интерес. Больше всего было интересно наблюдать за младшим У-Тангом, который очевидно боролся со своими эмоциями и как будто сам не понимал, что чувствует. Перед ними возник темный силуэт, который сразу же обрел плоть.
Это он. Самбор У-Танг.
Конечно, теперь я знала кто они все. Три ребенка. Три разных судьбы и одна общая беда, которой могло бы и не быть. Журри, Самбор и Волибор. Все трое такие разные и никак не находящие общий язык. Они ведь и правда были врагами или по крайней мере не близки. Мне еще далеко до самых глубин истин, но эта семейка однозначно еще доставит огромных проблем.
Волнение, которое я испытала, не передать словами. Он был без плаща, в светлых одеждах. Волосы собраны и, как ветви ивы, колышутся на ветру. В последний раз мы виделись в Лореульском лесу и расстались достаточно скверно, как, впрочем, и всегда. Но сейчас все было немного иначе. Я была наблюдателем. Тайным. И это придавало особый шарм всему происходящему. Сегодня Самбор У-Танг предстал передо мной в новом свете и будет ли он сильно отличаться от того, что знаю я, до конца не понятно.
Трое долго разговаривали и в последствии перешли на крик. Началась драка. Но я не двинулась с места. Не хочу. Не хочу менять мнение о себе, не хочу другую жизнь. Интриги, тайны и притворство – это то, в чем мне комфортно существовать. Именно так я добываю большинство нужных и важных вещей. Не быть мне героем. Настанет время, когда я позволю себе перестать так делать, но до того момента еще долго. Даже слишком.
Я потираю шею и лоб. Все это слишком волнительно. Руки и ноги крутит от нервоза и желания вмешаться. Меня пугает поворот событий. Брат рискует собой ради какого-то дурака, который слепо верит в несуществующие вещи. Знаю, что оборвала узы. Знаю, что должна оставаться равнодушной, ведь за мной постоянно наблюдают, но… Что же это за чувство? Непреодолимое желание поступить, как хочется несмотря на приказы? Или банальная привязанность к этому дураку Деяну? Что именно так сильно заставляет меня сейчас переживать?
Слышу хруст хрящей своих пальцев. Я отворачиваюсь от каменных ступеней и судорожно смотрю по сторонам. Что мне делать? Как поступить?
– Черт, – шепчу в кулак. – Думай, Каэлин. Думай, черт тебя подери…
Тело начинает наполняться огнем, к горлу подступает горечь. Мне ничего больше не оставалось, как оголить косу и поспешить на помощь этим двум идиотам, но… Я бы не успела. Кончик косы лишь немного показался из раскаленной руки. Все произошло быстро и неожиданно. Тело бросило в еще больший жар, который обволакивал и пожирал. Слышу дикий, нечеловеческий рык и медленно поворачиваюсь к месту событий.
Он прекрасен. Большой, сильный, объят чарующей магией совершенно нового и неизвестного для меня чуда. Самбор явился в обличии темного и холодного преследователя, способного только прятаться, молчать. Но сейчас все мои чувства оправдались. Ему, как и всем нет дела до меня, и я знаю об этом. Но он был тем, до кого хочу дотянуться и успокоиться. Сложно описать эти чувства. Самбор ведь считает меня монстром, мерзкой тварью, которой нет места среди живых. В то время, когда я правда считаю его удивительным существом и полным противоречий, смыслом жизни для многих.
Я плохо помню, что происходило дальше. Мои глаза были прикованы лишь к разъяренному и дикому облику Самбора У-Танга. Когда брат и Волибор ушли, он еще долго смотрел им вслед. Я наблюдала за эмоциями, за тем стремительным потоком, который бежал по его лицу. Затем мужчина тяжело опустился на землю и закашлял. Его некогда большое и сильное тело усыхало и дымилось, создавая вокруг себя занавес. Самбор принимал привычное для меня обличие.
Я нахмурилась.
Что с тобой происходит?
Резко все озаряется светом и рядом с мужчиной появляется женщина в белоснежных одеяниях, с длинными белыми волосами. Она высокая, стройная, красивая. Лицо равнодушно и холодно, а глаза блуждают по спине согнутого мужчины. Он вернулся к прежнему облику и сейчас сонно ковырял землю взглядом, приходя в себя.
Опять какая-то женщина. Почему в этой жизни так много женщин, которые норовят умереть от моей руки? Кто она такая и почему так нежно заботливо берет Самбора под руки и уводит? Кажется, что она комель. Я чувствую это всей кожей.
Края ее одежды сами по себе накрывают тело мужчины, бережно окутывая дымящуюся спину и голову. Складывается впечатление, что ему стоит огромных усилий перевоплощение. Если так, то он очень слаб и со мной не сравнится. Он отчаянно пытается доказать всем вокруг, что силен и неудержим, но кажется это не так. Это заставляет меня улыбнуться.
Теперь я чувствую равновесие, которое так долго было недоступно. С самого первого дня Самбор был для меня угрозой, нависшим тяжелым металлом, который вот-вот рухнет и раздавит меня. Но на самом деле, мужчина тоже бывает слаб, опустошен, беспомощен. Это многое объясняет.
***
До войны оставалось всего несколько лет. Я не ждала ее начала. Я ждала нечто намного большее. Чувствую, что на Бронду надвигается туча, в виде орды безжалостных и отчаявшихся орков. Кажется, что у них действительно есть на это причины, но в любом случае война это хаос. Ежедневно я наблюдала за людьми и размышляла о том, что было бы если они узнали о надвигающейся угрозе. Могло ли это что-то решить или повлекло бы за собой еще большее количество жертв? В то время пока в городе кипела жизнь и не умолкали голоса, я продолжала думать, окружая себя тишиной и мраком. Это тяжелая ноша. Быть единственной, кто знает жизненно важную правду.
Неожиданно мое отношение к Журри и ее детям изменилось. Лия оказалась искренне доброй и замученной. Прошлое оставило на ней глубокий след. Поэтому наши отношения во многом отличались от всех других. Девочка никогда не жаловалась, а наоборот улыбалась, смеялась несмотря ни на что. Лия попросту не задерживала в себе плохое и делала вид, будто это не так важно. Я завидовала.
– А еще там большие высокие колонны, которые держат на себе длинный балкон. Обычно там пусто, – девочка весело болтала ногами, сидя на качелях и рассказывала о их совместной с Журри жизни в Серийи. – Мама говорила, что это очень дорогие места и обычно там сидят лишь по приглашению важных людей. Хотя я до сих пор не понимаю, что значит важных. Важных кому?
Лия смотрит вопросительно, но я лишь пожимаю плечами в ответ. Лежу на животе, на слегка вялой траве и наблюдаю за ней, положив голову на сложенные руки. Узкие глаза девочки всегда смотрят задорно и любопытно, словно ждут необъяснимого чуда. В ней нет магии, совсем. Она скорее всего просто человек, которого втянули в эту семью, не подумав о последствиях.
Божества не могут вот так просто существовать среди людей, показывая ежедневно свое превосходство. Только дураки не заметили, насколько магия Деяна и Волибора отличается от той, что доступна другим. Они прямые потомки богов, а ведут себя настолько неблагодарно, что становится тошно. Почему никто не задумывается о настолько очевидном?
Солнце греет мягко, но не тепло. Пришла осень. Кажется, все немного наладилось.
Почему? Потому что я привыкла и боязнь неизвестности исчезла. Когда равнодушие к близким людям наполнило мое сознание, жить стало намного проще. Теперь в голове нет бесконечных переживаний и задумок, нет злости, хаоса.
Не могу сказать, что я вернулась туда, где существует семья и любовь, надоедливые родственные узы. Кажется, это как обретение новых привычек. Я очень быстро привыкаю к чему-то незначительному и спокойному, к тому, что не заставляет жизнь петлять и колыхаться. По этой причине, сейчас наша совместная жизнь стала скучной, размеренной и ничем не выделяющейся, как это было раньше. И кажется, к сожалению, всего этого не будет в будущем.
Вздор. Прекрати об этом думать. Все это плохие мысли, слабости и очередные гнилые зерна.
Сейчас все эти незнакомые ранее люди кажутся обычными, существующими всегда. Волибор интересуется моим здоровьем, хотя я никогда и не отвечаю. А Деяна приглашает в гости почти каждый день и не всегда вместе с Журри. Мы сидим вместе на кухне и пьем чай. Рядом мечется Говен, таская спокойную Санну на руках как плюшевую игрушку. Почему все кажется обычным и привычным? Я смотрю на всех этих людей и ужасаюсь, ведь совсем недавно желала каждому смерти. Но вместо сожалений и изменений, мне остается только равнодушно слушать Дону, которая так часто изливает мне душу и делится обычными новостями. Все это похоже на шутку, но желания разбираться и отпираться, нет.
Лиа единственная, с кем я рада проводить все свое свободное время. Очень часто она гуляет со мной во дворе, специально просыпается раньше всех, чтобы помочь в саду или упражняться с Деяном в стрельбе. Наблюдая за ними, каждый раз думаю о том, что у него, скорее всего, хватит сил и желания сделать их жизнь лучше. Только грустно осознавать сложность этого, ведь то, что грядет – ему неподвластно.
– Мама всегда была рядом, – продолжала девочка, качаясь интенсивней на качелях. – Все плохое происходило с нами только по вине других. Даже когда мы почти уехали из Серийи, то нас напугал маленький человек.
Я проигнорировала ее глупые слова, которые прозвучали для снятия ответственности с Журри и нахмурилась.
– Маленький человек? – прокашлялась я, приподнявшись на локтях. – Что значит маленький?
Девочка слегка задумалась и показала его рост на уровне своего плеча. Глупо улыбается.
– Такого роста. Я не помню, как его зовут, но он был странно одет и хромал. У него была трость. И он был с пиратами. Ты когда-нибудь видела пиратов? Я видела. В книжке с картинками, которую купила мама.
Я не ответила, задумчиво рассматривая лицо Лии. Она была слабо заинтересована моим ответом и сразу переключилась на очередные рассказы. Я уронила голову на траву и положила руки вдоль тела. Хотелось скрыть задумчивое и полное мыслей лицо.
Маленький человек с тростью, в компании пиратов? Это мог быть он и не он, но слишком высока вероятность. Кажется мне пришлось очень много думать, прежде чем я вспомнила о том, что Самбор упомянул нашего дядю на горе орков. Он знал его имя и очень четко быстро его произнес. Гувер Рогнед. Это имя мне не пришлось долго учить. Оно врезалось в детскую память так резко и остро, что сложно забыть до сих пор.
– Можно тебе помочь? – обращается ко мне Журри, когда я готовлю морковный суп к ужину.
Я киваю и протягиваю ей нож. Девушка боится, но все же осторожно касается ручки. Лезвие выскальзывает из моих влажных рук, оставляя холод ухода и разочарование, которое мне сложно сдержать в присутствии Журри У-Танг.
Странно. После всех моих действий она продолжает пытаться поговорить, наладить общение. Она все это время молчала, никому и ничего не говорила. Я была этому одновременно рада и нет.
Журри не должна подчиняться. Такая как она имеет право подчинять себе, быть выше других, но банально не умеет. На ее месте я бы сказала Деяну о моем походе вместе с ними на гору, но это все лишь слова в моей голове. В действительности у меня, возможно, тоже не хватило бы сил. Мне нравится быть лучше Журри во всем, но, когда дело касается морали, иногда кажется, что она у нас с ней одна. Как прискорбно.
– Я долго не спрашивала, – говорит тихо и срезает тонкую стружку с толстого корня. – Что ты видела на горе? Можешь мне рассказать?
Собираю нарезанную морковь в кастрюлю и заливаю водой. Несколько капель попадает на потрескивающие дрова в печи и огонь зло цокает, обходя мокрые пятна.
– Могу, – незаметно вздыхаю. – Но зачем?
Ее глаза слегка блестят. Они красивые. Излучают надежду, яркие и легкие лучи первобытной доброты и доверчивости.
Что мне ей сказать? Да и где взять желание – это сделать? Все эти глупые разговоры никогда не приводили к чему-то хорошему и нужному. Мне до сих по кажется, что никто из них не понимает, что говорит и чего просит. Все эти детские хотелки делают хуже всем вокруг.
