«t» kitabının incelemeleri, sayfa 2

Это моё первое знакомство с автором и оно прелестно. Основную сюжетную линию я бы описала цитатой из самой книги: Я видел сон, где я был героем книги. Меня придумывало сразу несколько человек, изрядных негодяев. И текст, который они сочиняли, становился моим миром и моей жизнью.

И (сюрприз-сюрприз), из этого на тебе и действие, и философские размышления, и спецефические социальные проблемы, и (кто бы догадался) незаурядный остроумный юмор.

Для меня t – это как раз та книга, которой хочется поделиться. Только и успевала отправлять цитаты или пересказывать сюжетные повороты своим друзьям, в надежде на прочтение, конечно.

А если это ещё и не самая лучшая книга Пелевина, то замечательно, меня ждут чудесные литературные открытия.

Мне понравилось. Было весело и увлекательно. Конечно, очень много философских рассуждений, впрочем как и всегда, но это забавная зарядка для ума

Я люблю жанр "биография" и все его разновидности, и мне очень хотелось роман про реальную историческую личность, но не в рамках "исторического романа", а в рамках лихого вымысла. К тому же, я очень люблю творчество Льва Николаевича Толстого и самого графа, как фигуру обросшую слухами, стереотипами и живущую своей отдельной жизнью в головах жителей России и ближнего зарубежья. У каждого есть свой личный граф Толстой, но теперь он есть еще и вот такой, кем-то выдуманный, но заново себя собравший. Этот роман предвосхитил все мои запросы и пожелания, из-за чего и стал самым любимым в творчестве Пелевина. Мне не только дали, то что я хотела, но еще и то, о чем я не подозревала, что хочу.

Роман развивается по принципам матрешки, мы снимаем верхний слой и обнаруживаем нижний, думая, что это последний слой, но под ним оказывается еще один. Мы обманываемся вместе с героями, подчиняемся убедительному дискурсу, принимаем на веру окружающую реальность, даже не подозревая, что никакой реальности не существует. Что существуют только слова и их значения, и мы сами вольны давать им эти значения, и даже не подозреваем какой мощью обладаем, владея словом. Я с восхищением наблюдала за тем, как каждый следующий поворот сюжета, каждое новое прочтение происходящего звучало логично и реально, не смотря на то, что перечеркивало все предыдущее и так раз за разом, раз за разом. В какой-то момент кажется, что все эти реальности реальны и мы сами вольны решать, какая нам больше нравится.

Граф Т. обнаруживает себя в поезде без памяти и цели, и тут же оказывается целью преследования, а преследователи разъясняют графу, куда он держит путь. Оптина Пустынь становится смыслом жизни, источником всех целей и мотивов, в то время как... Все это оказывается лишь сюжетом бульварной книжонки, которая создается с целью легкого дохода или распила бюджета, или мести и наказания. Ариэль, бригадир бригады сочинителей, проводит оккультные обряды для общения с собственным творением - графом Т. И через эти диалоги мы все время теряем землю из под ног, все время пытаемся нащупать настоящее, но оно ускользает и теряется.

Мне очень понравился юмор в этом романе. Пелевин создает целую вселенную, погружает нас в ее правила и обстоятельства, и, когда мы уже владеем контекстом, мы получаем контекстные шутки, которые за счет своего объема и нашего "узнавания" срывают искреннее овации.

Книга вышла в 2009 году, после кризиса 2008. "- Какой кризис? - В том то и дело, что непонятно. В этот раз даже объяснять ничего не стали. Раньше в таких случаях хотя бы мировую войну устраивали из уважения к публике. А теперь вообще никакой подтанцовки. Пришельцы не вторгались, астероид не падал. Просто женщина - теледиктор в синем жакете объявила тихим голосом, что с завтрашнего дня все будет плохо."

Через этот кризис показана схема российского бизнеса, который до сих пор преобладает в большей части страны. Как на коленках создаются тех.задания, заключаются контракты, решают за какое направление в бизнесе взяться, пилятся тендеры, разводят наемных рабочих. Не смотря на то, что Ариэль занимает меньше трети повествования, нам на блюдечке расписывают всю "реальную действительность". Но большую часть романа мы прибываем в поисках истины. В мире, где Чапаев прогуливается с Львом Толстым, а Достоевский выбивает из зомби водку с колбасой. В мире, где лошадь говорит на латыни, а Митенька вам оформляет пастельные сцены. В мире, где не понятно, это граф Т. заметил бабочку, или бабочка заметила графа Т.

В кулуарах жэжэшных окололитературных кругов, в среде тридцатилетних интеллектуальных снобов становится как-то комильфошно и трендово говорить, что Пелевин-де уже не торт. «Старый» Пелевин был торт, а «новый», стало быть, не торт. Да что уж там, раньше и экзистенциализм был экзистенциальней, и трансценденция трансцендентней. Ага.

Сейчас у нас есть возможность сравнивать романы «раннего» и «позднего» Пелевина (ничего, если я буду использовать устоявшуюся терминологию?), мгновенно переключаться между ними, игнорируя более чем десятилетний между ними промежуток. Поздний — это у нас, понятное дело, t, а ранним можно взять хоть «Чапаева», хоть «Поколение П», не суть важно.

За прошедшие годы Виктор Пелевин, несомненно, отточил свое писательское мастерство, и, что называется, «прокачал скилл словесного изящества». Но, что гораздо важнее, он, кажется, привел в порядок свои мысли и «причесал» идеи. В раннем творчестве автор грамотно вбрасывал публике целый ворох всяких разных вещей, в которых каждый высматривал, что хотел, по своему разумению. Фактически, это был запутанный, как клок волос, конструктор из отдельных идей и сентенций, никак не связанных меж собой симулякров, из которых пять разных читателей складывали для себя пять абсолютно разных историй. Кто-то высматривал сюжет и находил там мухоморные трипы Татарского и раздвоение личности у Петра Пустоты, иные пытались постичь суть идеи и научились выходить в астрал, третьи просто вылавливали в книгах всевозможные гэги, вроде американца по имени Watza Phuk или шекспироведа Шитмана — благо таких персонажей у Олегыча всегда было в достатке. Таков он, русский постмодерн, бессмысленный и беспощадный. Никто не знал (да и сейчас вряд ли знает), каков он, этот постмодерн, по причаститься к великому хотелось многим — именно поэтому читали и перечитывали.

В «t» автор значительно строже стал относиться к самому себе, упорядочил свои разрозненные философские дискурсы. Структурные элементы нового романа стыкуются друг к другу очень плотно, как рыбьи чешуйки, отчего и книга читается значительно легче и приятнее: восприятие мягко скользит по этой гладкой, лоснящейся чешуе повествования, собранной из крошечных вставок экшена, иронии и самоиронии, экзистенциальных размышлений и марок ЛСД. Если при чтении «Поколения П» у меня не раз возникало настойчивое желание дунуть того же самого, что и автор, чтобы лучше его понять, то в «t» все обставлено гораздо интеллигентнее и тоньше: вы начинаете читать книгу как нормальный человек и постепенно приходите к мысли, что все-таки незаметно для себя уже что-то дунули, раз читаете это и, более того, все понимаете!

Виктор Пелевин действует здесь как хороший учитель: начинает с легкого, постепенно набирает обороты и подводит читателя к самым сложным вещам. И, как любой хороший учитель, он не навязывает своих идей, а словно бы провоцирует мозг читателя на самостоятельную их выработку. В конечном итоге у меня просто загораются глаза от восторга: мне чудится, будто до таких хитромудрых выводов я дошел сам, собственными силами, хотя часть меня, конечно, понимает, что все это — деятельность грамотного педагога.

Лирическое отступление. Некоторые книги увлекают нас исключительно сюжетом — фантастика, боевики, детективы, триллеры и прочее. Другие милы нам тем, что учат нас думать, рассуждать и философствовать — это проза о любви, о взаимоотношениях с людьми и прочем. Большинство книг балансируют где-то посередине, вплетая в экшен элементы рассуждений о вечном. Но Пелевин — «зверь» совершенно особенный. Сюжет его книг весьма посредственнен, да и думать после них особенно не о чем. В чем же эстетическое удовольствие? А удовольствие здесь исключительно в наблюдении за эквилибристикой собственного ума: писатель так и эдак сворачивает ваш ум, завязывает его в узел и выворачивает наизнанку — а вы наблюдаете за всей этой гимнастикой и удивляетесь сами себе. И я говорю сейчас не о «мозгах» и «понимании» — а именно об уме читателя.

Начинается все совсем не по-пелевински: стилистика России XIX века, приключения, драки и прочие активные действия. Примерно треть книги проходит именно в таком «приключенческом» сопереживании главному герою — возникает ощущение, будто Олегыч решил попотчевать нас исключительно залихватским боевиком в сельско-крестьянском антураже, а легкие веяния размышлений и мудрствований проваливаются с горизонта так же быстро, как и появляются на нем. Постепенно, к счастью, «неадекват» набирает градус — а в случае с Пелевиным это ничто иное, как комплимент:

...я постиг, что эту Вселенную ... я сотворил сам, мистически действуя из абсолютной пустоты. Я есть отец космоса и владыка вечности, но не горжусь этим, поскольку отчетливо понимаю, что эти видимости суть лишь иллюзорные содрогания моего ума.

Вот уже что-то чувствуется, что-то такое узнается, отчетливо Пелевинское, правда? То самое, что, пожалуй, и составляет в современной литературе понятие «русский постмодерн». Да-да, тот самый солипсизм, который автор преотлично раскрыл еще в «Чапаеве»; но теперь все это обрело значительно более удобоваримую форму. То, что у некоторых других писателей является апогеем всей книги и «выжимкой» всего произведения, у Пелевина — просто отправная точка. Дальше идея будет шириться и углубляться, пускать корни, побеги и сюжетные ответвления.

Отличный сюжетный ход книги — это встреча главного героя книги с автором, который эту книгу, собственно, пишет. Это получилось свежо, необычно, самоиронично, а главное, позволяет вплести в эту историю абсолютно любые мысли, которые у Пелевина, чего уж там, всегда одни и те же: несуществование мира и Вселенной, тщета осознания себя, противопоставление «эго» и «ид» и прочая, прочая. Просто подано это теперь под новым соусом. Очень остроумным, надо заметить, соусом. Заменим поиски «внутренней Монголии» на «Абстрактного читателя». Был «глиняный пулемет» — стал портрет Достоевского для спиритических сеансов. Сентенцию о непостижимости существования ума в Боге и Бога в уме превратим в диалектическое противостояние Абсолютного Писателя и Абсолютного Читателя.

Мысли у Виктора Пелевина остались, конечно, ровно те же самые. Те же, что с незначительными модификациями кочуют из «Чапаева» в «Числа», из «Священной книги оборотня» в «Ампир В» — он, как и, извиняюсь за выражение, Коэльо, умудряется раз за разом продавать нам одну и ту же книгу. Но знаете, чем «t» существенно отличается от всего ранее написанного?

Все эти умозрительные абстракции, генерируемые автором на протяжении сотен страниц, очень легко представить, спроецировать на себя. Речь тут идет о «книге в книге», взаимодействии мира писателя с миром героев, взаимопроникновение сущностей читателя в писателя и в героев книги. Любую из прочитываемых мыслей вы в любой момент можете «примерить» на себя, после чего она становится сразу же абсолютно понятна, ясна и структурно-логична. Повторюсь, автор «расчесал» свое повествование, так что сквозь него более не нужно продираться, стиснув зубы: вы с легкостью и удовольствием скользите по сюжетной линии, очень хорошо ассоциируя себя с происходящими событиями, очень легко в них вовлекаясь, а потому и любые акробатические кульбиты ума становятся вам понятны достаточно быстро.

Раньше как было? Вы прочитываете пассаж о вау-импульсах. Тупите. Прочитываете его еще дважды. Тупите. Медленно прочитываете еще раз, подолгу задумываясь над каждым абзацем и пытаясь выстроить в уме все сказанное. Наконец, смысл слов начинает смутно проявляться в плоскости вашего восприятия, и вы, наконец, офигеваете от крутизны собственного ума, раз он оказался в состоянии это понять. В «t» все иначе: вы бегло прочитываете абзац, а ваш ум, изгибаясь так и эдак, с первого раза выполняет сложнейшие кульбиты. При этом удовольствие от его пластичности никуда не девается.

Людям говорят, что они страдают, поскольку грешат. А на деле их учат грешить, чтобы оправдать их страдание. Заставляют жить по-скотски, чтобы и забить их можно было как скот.

То, что есть, никогда не исчезнет. То, чего нет, никогда не начнет быть. Если пылинка есть, это уже значит, что она ничем не отличается от неба. С другой стороны, если кажется, будто пылинка есть, это еще не значит, что она действительно есть. На самом деле есть только то, что ее видит.

Человек считает себя Богом, и он прав, потому что Бог в нем есть. Считает себя свиньей — и опять прав, потому что свинья в нем тоже есть. Но человек очень ошибается, когда принимает свою внутреннюю свинью за Бога.

А еще в книге очень хорошая концовка — последние глав пять преподносят нам кучу новых «скачков ума», сюжетных вывертов, после которых все оказывается совсем не так, как казалось. Вы ни за что не угадаете, чем же все закончится — книга несколько раз перевернет происходящее с ног на голову.

Моя оценка: 8/10, замечательно.

И, возвращаясь к началу статьи: неправильно считать, будто есть «ранний» и «поздний» Пелевин. Виктора Пелевина вообще не существует вне пределов вашего ума — он возникает только тогда, когда вы его думаете.

Бог умер. Ницше. Ницше умер. Бог. Оба вы педарасы. Vassya Pupkin.

Я не могу оценивать Пелевина малым количеством звёздочек, вот уж так вышло. В случае с t по этому поводу даже не пришлось заморачиваться, поскольку Виктор Олегович снова погрузил меня в нирвану, заставляя вместе с графом кагбэ Толстым пересматривать взгляд на автора, читателя и смысл вообще, если он существует, конечно. Психодел с элементами приключений, экшна, трэша с мёртвыми душами, романтики. И как тут написать отзыв, не создав при этом свою особую вселенную, в которой опять отвечать придётся несчастному графу. Да, что изменится от юбукв в итоге, если весь мир - это и есть нагромаждение букв, которыми мы иногда управляем, а чаще они управляют нами. Грандиозно, что и говорить. Если бы я курила, то по окончании чтения, стоило бы сходить покурить. А так пойду в нирвану ненадолго погружусь. Или по привычке поищу Внутреннюю Монголию, штоле.

Как на закате времени Господь выходят Втроём Спеть о судьбе творения, совершившего полный круг. Кладбище музейного кладбища тянется за пустырём И после долгой практики превращается просто в луг. Древний враг человечества выходит качать права, И вдруг с тоской понимает, что можно не начинать. Луг превращается в землю, из которой растёт трава, Затем исчезает всякий, кто может их так назвать. Правое позабудется, а левое пропадёт. Здесь по техническим причинам в песне возможен сбой. Но спето уже достаточно, и то, что за этим ждёт, Не влазит в стих и рифмуется только с самим собой…

Поняв, что стихотворение закончено, Т. сказал: — Неплохо. Особенно для лошади — совсем даже неплохо. — Спасибо, — ответила лошадь

   Философский экшн, слышали о таком? А я вот слушал, и мне понравилось. Сюжет срывается с места в карьер с первых 15 минут прослушивания и "не отпускает" до конца, хоть и сбрасывает темп на особо крутых поворотах. Стилистика 1900-тых передаётся... ну вот я не понял чем. Как бы Акунинскими "изящными словесами" и не пахнет, "божьей милостью его императорского величества гвардии подпоручиков" не наблюдается. Чем нравится Пелевин -- умеет двумя-тремя словами передать обстановку не только гостиничного номера, но и целой вселенной. Реальность (кто бы сомневался в Пелевине) реальна настолько, насколько реальна ложка в "Матрице". Роман получился динамичным не только по сюжету, но и по самой концепции. Лучше, чем автор объяснить этого я не смогу:

   Скоты оплодотворяют друг друга, а затем рождается новое животное, для существования которого уже не требуется, чтобы его, так сказать, зачинали секунда за секундой. Перенеся это наблюдение на высшие сферы, люди древности решили, что и там действует тот же принцип. Есть подобный зачатию момент творения, в котором участвует божество-гермафродит, оплодотворяющее само себя. Они назвали это «сотворением мира». А дальше, после родов, мир существует по инерции — поскольку он уже зачат и порождён. <...> Последователи многобожия считали, что творение происходит до сих пор — непрерывно, миг за мигом. В разное время нас создают разные божества — или, выражаясь менее торжественно, разные сущности. Если сформулировать доктрину многобожия совсем коротко, боги постоянно заняты созданием мира и не отдыхают ни минуты. Ева ежесекундно возникает из ребра Адама, а живут они в Вавилонской башне, которую непрерывно перестраивают божественные руки.

   Что это дает на практике? Читать приходится не готовое литературное произведение, а роман, который только пишется; неожиданные корректуры, вынужденные изменения автором уже прочитанной читателем части книги, введение новых персонажей и выпиливание старых, да при том, что после этого выпиливания остаются ни к чему не привязанные фрагменты и ссылки -- эффект неповторимый и непередаваемый. Это что касается экшна. Касательно же философии..(Не люблю, если честно, этого слова, опошлили его "философиями бизнеса" да "философиями секса".) Так вот, что касается философский составляющей -- то, в принципе, старая песня на новый лад -- буддизм-эгоцентризм, большое в малом, иллюзорность бытия и проч. Ещё чем нравится Пелевин -- умеет одно и то же блюдо подавать под разными соусами -- и [почти] всегда получается вкусно и разнообразно.

   Жизненная позиция и взгляды автора (а так же героя и читателя -- в "Т." они неразделимы) подаются небольшими порциями, дабы раньше времени не сломать мозг читающему, в виде диалогов, монологов и "закавыченных потоков сознания".

   Вообще структурное построение романа чем-то напоминает тарантиновское кино: ровное повествование, развитие сюжета, длинный диалог, эмоциональный накал -- и мгновенная развязка с горой трупов и морем крови. Каждая такая вставка провоцирует что-то вроде "перезагрузки системы с новыми параметрами", прочитанное ранее воспринимается под совершенно другим углом, его приходится заново переосмысливать.

   Наполнение. Наполнена вся эта абстрактная, многомерная конструкция колоритными и типично пелевинскими людьми и явлениями: граф Т. и княжна Тараканова, шпики и медиумы, наркоманские трипы и говорящие лошади, а параллельно с ними

   ...силовая и либеральная башни, Григорий Овнюк и Армен Вагитович Макраудов, старуха Изергиль и кафе «Vogue», печальный хор гарлемских евреев, Петербург Достоевского на огромной льдине, окно в Европу на украинской границе, мировой финансовый кризис и первые робкие ростки надежды, менеджер Сулейман со своей службой охраны, архимандрит Пантелеймон со своим невидимым богом и, конечно же, маркетологи, ежеминутно пекущиеся о том, как им ловче продать всё это этому же всему…

   Понравилось: сюжет вообще и нестандартность подачи, довольно злой черный юмор, все та же неповторимая манера автора: строить сложные системы силлогизмов, довести читателя до момента, когда тот начинает въезжать в позицию писателя и соглашается, и сделать еще один маленький шажок, превращающий всё сказанное в полный абсурд. Понравилось, как Пелевин обходит эротические сценки, понравилось использование нецензурных выражений -- их немного и они, как всегда, к месту, от души посмеялся над "ироническим шутером", недвузначно намекающим на известную компьютерную игру, довольно неожиданный финал. Ну и сатира на женские романы и вообще ширпотребное чтиво.

   А что не понравилось? Не понравилось введение в книгу персонажа другого произведения Пелевина -- во-первых,это уже было и, а во-вторых -- это вульгарное заигрывание с читающим, мол, "вот ты молодец, ты и эту книгу читал, так что понял о чём я, остальные не поймут, мессадж только до тебя дойдёт". Не понравилась и игра с значением слов, их расшифровкой и каббалистической подоплёкой -- запахло Дэном Брауном. Не понравились так же некоторые чересчур уж толстые шутки, местами затянутые фрагменты и одно-два "провисания", последнее, впрочем, нормально вписывается в задумку книги. Ну и жесткая привязка к культуре потребления а-ля "GП" уже начинает набивать оскомину.

   Уверен, что многим не понравится, что для своих абсурдных героев автор выбрал прототипы Великих Русских Писателей™, фразочки типа "...Андрюша Белый -- он умел сливаться с потолком и Саша Блок -- тот не пропускал ни одного удара." и нестандартная трактовка понятий "непротивление злу насилием" и "мертвые души". Многим, опять же, не по вкусу придется критика РПЦ™, политические и финансовые махинации служителей культа и прочее богохульство.

   Итог: роман понравился, не на столько, как "Чапаев и Пустота" с которым он перекликается, но все же. Пелевин, как по мне, находится на творческом пике, скачков-прыжков-ужимок стало меньше, книга получилась очень профессиональной. Всё.

Хитропопое произведение, из которого так и норовят вырасти цепкие ручки Пелевина в мухоморных пятнышках, жаждущие ухватить читателя за нос и затащить внутрь повествования. Но даже если не удаётся почувствовать себя сотворцом литературного произведения и попасть в ловушку автора, то всё равно найдётся какое-нибудь ещё место, где он тебя обдурит — то название на обложке вместо правильного «Т» изменит на «t», а ты так и будешь роман величать, то фамилию литературного редактора в конце изменит на того самого Ариэля Брахмана, который появится в повествовании. В траурной чёрной рамочке, как водится. И таких пасхалок видимо-невидимо, я вот не стала, например, думать над загадочным тиражом, а он наверняка тоже что-нибудь да значит. Проблема в том, что для Пелевина «значить что-то» и «не значить ничего» равноценно. Хотя проблема ли это?

Персонажами романа являются тени на стене пещеры, которые отбрасывают точно такие же темы. Это не симулякр, а некое кривое зеркало чужой литературной реальности, когда всё искажается и перефразируется, в итоге вроде и узнаваемый в графе Т. (Толстом) товарищ, а вроде и ничего общего с Толстым у него и нет. Здесь он становится каким-то едва ли не шаолиньским монахом с дурной на голову философией, железной бородой и бесконечным бессмысленным поиском не знаю чего в не знаю где. Не всё так страшно звучит, как у меня тут описано — на самом деле, это одна из самых внятных и чётко построенных книг Пелевина (из прочитанных мною до сих пор), даже умиляешься сам себе, как это ты ловко всё понял… Вплоть до того самого момента, как автор даёт тебе понять, что он специально заставляет тебя умиляться. В целом получилась претолстая змеища с троллфейсом, пожирающая собственный хвост: постмодернизм как таковой пародируется во все поля, обрастая различными смыслами. И вот уже перед нами Достоевский — герой игры-шутера, и вот уже выдуманный писатель говорит выдуманные мысли про выдуманного автора, а потом говорит про того самого читателя, то бишь тебя, который эту книгу читает. Того и гляди — действительно укусит тебя прямо со страниц. И вместе с тем, всё это старая, как мир, тема того, что читатель вовсе не является праздным наблюдателем за фантазией автора, он тоже творит в своём воображении некую реальность и видит литературный мир произведения совершенно по-своему, являясь едва ли не соавтором настоящего автора. Только у Пелевина это показано буквально и наглядно, как в басне.

Не обошлось, конечно, без фирменных фишек автора: галлюцинаций и наркоты, заморочек с властью и псевдомифологизацией, странноватыми теориями заговоров, но всё это как-то не слишком густо, рассеянно равномерно, поэтому не устаёшь от несмешных каламбуров или весёлых трипов. Классическая формула «с миру по нитке» тоже работает: из обрывков чужих философий, мироощущений, религиозных верований и прочей мыслительной лабуды Пелевин шьёт своё лоскутное одеялко повествования, где каждый может порадоваться, опознав знакомые «заплатки». Ну и что, если они иногда шиты белыми нитками да немного кривовато наслоились, зато в целом пёстро и на общем фоне незаметно. Сам автор тоже это пытается нам показать: щука-дракон с первых страниц поедается нами до самого конца.

Вообще, претит мне идея разложения Пелевина по полочкам. Вижу диссертации и дипломы о нём и недовольно морщусь — ну зачем же? Это же просто игра, сложенная из синих занавесок капустка без жемчужины внутри, всё и создано для того, чтобы с этим играться — так играйтесь, получайте удовольствие от качественной и интересной беллетристики, но только не надо этих серьёзных анализов, дискурсов, симулякров и прочих умно звучащих слов. Надо быть проще. Вот говорят, что Пелевин уже не торт (сама не знаю, из нового ещё ничего не читала, только «Т» и старьё). А вот если по этому роману судить, то очень даже tорт.

Невероятная книга! Невероятный трэш! Невероятный Пелевин!

Сложно представить, что ждет впереди, когда берешься за книгу Пелевина. Это автор для меня является непревзойденным мастером своего дела. Я покорена. В очередной раз.

По сюжету у нас имеется граф Т., ищущий в Оптину Пустынь, потерявший память мастер боевых искусств, железная Борода, беседующий по дороге с создателем мира Ариэлем и с лошадью.

В общем, сюжет описать почти невозможно. Он сложен, многослоен, противоречив и неправдоподобен. Однако, это цепляет. Стоит вникнуть в происходящее, и от книги уже не оторваться. Хочу только посоветовать читать "t" порционно, чтобы уместить в голове все рассуждения и умозаключения автора и героев.

Характерный стиль Пелевина узнается буквально с первых страниц. Его слог и манера повествования делают книгу легкой, при всей ее специфичности. И конечно, Виктор Олегович не забыл пройтись по всей проблемам нашего общества (существовавших на момент издания книги) - от экономического кризиса и закридитованной жизни до "коммерциализации" печати и маркетологических уловок.

Я, наверное, мало тут внятного написала, но о "t" по-другому и не сказать, как и о многих других книгах Пелевина. В общем, это надо читать. Это надо попробовать понять. "t" надо прочувствовать.

Браво, Виктор Олегович! В очередной раз Браво!

Определяя Пелевина как важнейшее звено современного культурного контекста России, всегда старался читать его регулярно и своевременно. Какие-то его книги становятся любимыми, например, «Чапаев и Пустота», «Generation П», «Священная книга оборотня» или "S.N.U.F.F.", а что-то не очень трогает, например, сборники типа «П5» или ранние опусы. В любом случае, я понимаю, что писатель связан контрактом и обязан по осени выдавать по книжке. Качество книжки в контракте трудно предусмотреть, особенно в случае с Пелевиным, который все равно будет раскуплен, как марка премиум класса.

Роман «t» производит неоднозначное впечатление – с одной стороны перед нами философская книга в диалогах, с другой стороны – пародия на современные литературные жанры и сам литературный процесс. В основе вечный пелевинский парадокс о человеке, как о передаче, смотрящей другую передачу. В конкретно данном случае речь идет о писателе, читателе и абсолюте. Кто герой данной книги: граф t - жертва демиурга Ариэля Брахмана; граф Толстой, которому все это снится; или сам создатель данного мира – ситуация меняется достаточно быстро. Так как события происходят в разных пластах мироздания - то в толстовское время, то в шутере «Петербург Достоевского» (FM с боевым топором высасывает души у кавалердавров), то вообще на переправе через р.Стикс, читая роман, оказываешься довольно в сыром и погранично неоформленном пространстве. Роман рыхловат и это тревожит. Однако, в итоге, оказывается, что вся эта рыхлая система построена достаточно четко и логично, особенно удалась концовка.

Как всегда, много намеков и насмешек над сегодняшним днем, шуток и прибауток, иногда от смеха удержаться невозможно. Надолго запомнятся «маздаисты» (религия иранских огнепоклонников) – «а третьи или шестые?» (владельцы автомобилей Mazda 3 и Mazda 6 соответственно); писатель Г.Овнюк = очевидно, Б.Акунин; школа боевого искусства «незнас» графа t - непротивление злу насилием (это когда кричат «поберегись!», прежде, нанести смертельный удар противнику); космическое предназначение российской цивилизации – переработка солнечной энергии в народное горе; научный ламаизм и тд и тп. Кроме прочего, в книге мы встречаем молодого Василия Чапаева, кавалериста и философа и, судя по всему, его будущую говорящую лошадь. А ключевое философское понятие пустоты в космогонии Пелевина определено как дырка в нужнике – единственно чистое место в последнем и одновременно его же сущность.

Вывод: "Пять!". Только "пять". Без вариантов. Автор откровенно издевается над своим целевым потребителем, предлагая ему самостоятельно определить свою роль в мире: читатель, писатель или книга о читателе и писателе. Враги же Виктора Олеговича TM считают, что одни и те же идеи Пелевин помещает в свои книжки раз за разом в формате самоплагиата. Возможно. Но больно идеи эти занимательны.