Kitabı oku: «Размышления о былом. Книга первая», sayfa 3

II. Раннее детство. Переезд семьи из села Мильгуновка на военную базу Порккала-Удд в Финляндии

Рассказав о жизни в Никольском ранее

Зинаиды и Константина Соколовых – пассионариев,

Продолжу повествование в этой книге далее,

Из сегодняшнего дня спустившись в мое детство раннее.

Это были тяжелые послевоенные годы.

(Родители, вспоминая их, вздыхали).

А дети, начхав на все невзгоды,

Жили своей жизнью – их не замечали.

Краюху хлеба взял и – ну вперед!

Летом – бултых в речку, а зимою – бегом на лед!

И еще радость для детей-сельчан,

Когда коробейник в село к нам приезжал.

Останавливал телегу с лошадью

Он на центральной площади.

Рожок его на все село звучал.

Созвав народ, сундук свой открывал.

А там – красивые вещи и игрушки,

Бусы, ленты, леденцы и книжки.

Глаз не отвести от этих побрякушек.

И всё хотели б заиметь сорванцы-мальчишки.

А мне приглянулась дудочка-свисток,

Разукрашенная красками радужными.

Выглядела она как соседский петушок

И издавала при желании звуки разные.

Красива – глаз не отвести!

Завидовать будут соседи-пацаны,

Если смогу свисток приобрести.

Готов был всё отдать, ведь нет ему цены.

Сколько же стоит он – решил узнать,

Спросил, и коробейник дал ответ,

Гроши по карманам стал искать,

Но кроме дырок ничего там не было и нет!

Видя неплатежеспособность малыша,

Коробейник дал совет:

«У тебя, я вижу, в кармане ни гроша,

Неси из дома вещь, если денег нет».

Бегом домой, пятки засверкали.

Мамочка на уроках в школе,

Отец в командировке – мы это знали,

Только два младших брата в доме.

А коли так, сам себе хозяин стал,

И, когда бежал, какую вещь отдать, я знал.

Это – простынь, и из сундука ее достав,

Бегом назад и ее на дудку обменял.

Вернувшись из школы, мама догадалась сразу,

Увидев сына со счастливой рожей,

Дудкой в руках и простыни пропажу.

Вздохнув, промолчала. И я, конечно, тоже.

Памятны мне и летом вечера,

Когда, заслышав гармони звуки,

Со всех сторон сбегалась молодежь и детвора

Попеть и поплясать под деревенские частушки,

А также погоняться друг за другом

Между парами на танцах у села

Или, усевшись у костра с пацанами кругом,

Послушать про разные страшилки, чудеса.

Забористые, разудалые частушки там звучали,

А мы, сопливые, до времени не понимали,

Почему девчата, зардевшись, глаза вниз опускали,

А парни от частушек этих громко хохотали.

В селе не долго время для секрета,

Все на виду и всё открыто,

И вскоре частушек тайна этих

Старшим пацаном была раскрыта,

А были мы совсем еще малые дети.

Однажды в салки с соседской девочкой играя,

Поймав ее, понял в какое-то мгновенье,

Что она с головы до ног – совсем иная!

На меня тогда как бы сошло прозрение!

И нежданно, вдруг я в щеку ее поцеловал,

Она воскликнула: «Ты что, дурак?!»

А я весь красный перед ней стоял,

Бормоча себе под нос: «Да я… Да это просто так…»

Жили мы с мамой в селе Мильгуновка,

От известного вам Никольского недалеко.

Отец был в длительной командировке.

А где? Мы тогда не знали толком.

Видели: у мамы светлее становилось лицо,

Когда в дом заходил почтальон с почтой.

Она очень радовалась, в руках держа письмецо

С обратным адресом: полевой номер – такой-то.

Наша хата – была в деревне с краю

(По истечении многих лет я вспоминаю),

За ней – вишневый сад, сарай и огород.

Через дом – сельмаг, где всегда торчал народ.

На нашей улице, невдалеке от дома,

Находилась и семилетка-школа,

Где преподавала литературу мамочка моя

И куда, достигнув семи лет, пошел и я,

Но не проучился я и пару дней,

Как мама, вдруг вздохнув, сказала мне:

«Сыночек, будешь ты за няньку у детей.

Оставить их одних – и быть беде.

В школе что нового узнаешь? Вряд.

Писать, считать тебя давно успела научить.

А за меньшими братьями необходим пригляд:

Покормить, одеть и на прогулку вовремя сводить».

Но вдруг двойная радость для всех нас,

Отец вернулся из командировки – это раз —

И объявил почти что сразу же, с порога,

Чтоб собирались всей семьей в дорогу.

Для сборов наступил желанный час,

Радовалась отъезду мама, был рад и я,

А пунктом назначения теперь для нас

Была военная база Порккала-Удд, Финляндия.

Но перед отъездом возникла вдруг проблема,

Ведь мы в стране Советов жили, такое было время,

Мама с папой штампом в ЗАГСе не отмечены,

Не расписаны, а по старинному обычаю – повенчаны.

И то, что свой союз они пред Богом закрепили, —

Для них важнее было, чем формальности другие.

Но если в паспорте отметки о браке нет,

Нас не пустили бы на секретный тот объект.

И чтобы законными мужем и женою стать,

В ЗАГС отправились они, надев костюм и платье новые,

Где в их паспортах учинили запись и поставили печать,

И Моисеевыми стали мы, а были с мамой Родионовы.

И началась паковка сумок, чемоданов,

А мама, перекрестившись, со стены сняла

Две старинные иконы – к свадьбе им подарок,

Бережно их упаковала и с собой взяла.

Как только поклажу погрузили, что имели, —

Лошадка нетерпеливо гривой замахала,

Попрощавшись с родными, на телегу сами сели,

Колеса дрогнули – вперед до Графского вокзала,

Но как далеко еще до конечной цели!

Вот и последний дом села.

Оглянулся – девчонка та махала мне вослед.

Навернулись нежданно слезы на глаза,

Вытер их и замахал рукой в ответ.

Но разве печаль у меня надолго?

Ведь все интересное, возможно, впереди.

Не портит настроение в ухабинах дорога,

И хочется быстрее ехать, а не медленно «ползти».

Видимо, до лошадки мысль дошла моя,

Гривою махнув, рысью побежала,

А вокруг перелески и поля, поля, поля…

И так до Графского села – его вокзала.

Боже, а как похожи друг на друга сёла эти.

Убоги, как будто не поменялись времена.

Соломенные крыши, в окнах тускло керосинки светят,

Печально вдоль дороги стоят крестьянские дома.

Наверное, час, как мы в пути,

Закончилась дорога через колхозные поля.

Показался лес в осенних красках впереди,

А внутри него – Усманка, тихая река,

Куда купаться летом прибегал и я.

Остановка у реки. Вокруг дубрава.

Слышен шум деревьев и птичек трескотня.

Обняв меня, присела рядом мама,

Передохнув еще немного и напоив коня,

Поехали мы дальше, а мама прошептала:

«Уезжаем, но помни: это – Родина твоя!»

Но вот выглянул большой поселок впереди:

Знать, закончился отрезок нашего пути.

Старое здание станции, Графская названием она.

Сутолока, галдеж, у касс большая очередь-толпа.

Мама на перроне в бидон набрала кипятка,

А отец, в очереди намяв себе бока,

Купил билеты до станции Москва.

Вдруг слышим издалека гудка протяжный звук,

И, гремя на стыках и напустивши пара,

Скорый поезд подошел на первый путь,

А из динамика бравурная музыка зазвучала.

Вновь захрипел динамик. Объявлена посадка.

Стоянка поезда всего лишь пять минут.

И сразу же у выхода с вокзала – давка.

Времени на посадку мало, и все бегут.

Сломя голову, и я за ними вскачь

И не заметил, как маму с папой потерял.

Гвалт, крики, откуда-то раздался плач,

Остановился я и с испугу тоже громко закричал.

Но вдруг услышал я знакомый голос,

Оглянулся – догоняли папа с братом младшим,

А с другим братом – мама, вытирая слезы.

Моя радость беспредельна – нашлись все наши.

Бегом с родителями – не опоздать бы на посадку.

С вещами по проходу пробираемся с трудом.

Только сели на свои места, колокол пробил отправку.

И сразу же гудок, толчок и тронулся вагон.

Ну а я к окну присел поближе.

Позади – платформа станции и Графское село.

Поезд, набирая скорость, в неизвестное нас движет.

Перед глазами замелькали виды, как кадры интересного кино.

Незаметно и вечер наступил.

На верхних полках для нас постель расстелена.

Туда забрался я, а брата папа подсадил,

С пожеланием хороших снов спать нам было велено.

Лег на полку и впялился в окно.

Слышен стук колес и поездов проходящих гул,

Череда огоньков вдали, становится темно.

Смотрел я в темноту и незаметно для себя уснул.

Проснулся от солнца яркого луча,

Поезд, видимо, стоит. Слышу приглушенные голоса.

Смотрю вниз – на столе в стаканах чай,

Там же сахар, в нарезке хлеб и колбаса.

Рядом с отцом мужик сидит.

Обсуждают тему наболевшую одну.

53-й год. Умер Сталин. Страна скорбит.

Во главе партии Хрущев. Куда он поведет страну?

Это было до отъезда, тот день – перед глазами.

Утро. Мама дома. Мы только что с постели встали.

Вдруг к нам мамина подруга прибежала со слезами.

И с порога: «Умер Сталин».

В трауре вся страна.

Посудачив еще о том о сем, ушла подруга.

А мама вдруг тихо: «Наконец-то помер антихристов сатана!»

А у отца-фронтовика мнение не то, что мамино.

Живым оставшись в страшной той войне,

В День Победы он поднимал бокал за Сталина,

Не зная о 37-м годе и репрессиях в стране.

Мама также роль его в Победе признавала,

Ценила, что образование получали в стране дети,

Но не могла простить, что власть Советов уничтожала

Личные хозяйства, духовность и повсеместно церкви.

Разделившись, кто за красных, кто за белых,

Спорили часто и у нас в родне,

Но спорили всегда мирно, без злобы было.

Вот так бы стало и сейчас у нас в стране.

Учиться у истории постоянно надо,

Ее не изменить, и у народа она одна.

Не враждовать и воевать друг с другом,

А думать наперед, как лучше бы жила страна…

Отвлеклись и не заметили, что остановка.

За окном – платформа, высокие дома,

Музыка в вагоне зазвучала громко.

Казанский вокзал. Столица нашей Родины – Москва.

Все на выход из вагона и туда же вся моя семья,

На платформе круговерть – закружилась голова,

Громко звучат песни, нам знакомые слова:

«Просыпается с рассветом вся Советская страна».

Навстречу носильщик бежит с тележкой,

Приценившись, погрузили сумки, чемодан,

Где бегом, а где походкой спешной

Через площадь трех вокзалов на Ленинградский нам вокзал.

Мама с братом далеко от нас отстали,

Но на вокзале, запыхавшись, догнали.

А из динамика прозвучала справка:

На Хельсинкский поезд объявлена посадка.

И снова бегом к конечной цели.

Отец достал билеты, предъявил проводнику.

Зашли в вагон, на места свои присели,

А я, конечно, ближе сел к окну.

Толчок, и поезд набирает ход.

Улицы, дома, машин на переезде ряд.

Позади Москва. С нетерпением смотрю в окно

И жду, когда же будет остановка – город Ленинград.

Страна всегда гордилась творением Петра,

Увидев город, никто забыть его уже не сможет.

Став студентом, полюбил его и я,

И будет это навсегда, но много позже.

Лежа на полке, сопротивлялся сну, как мог,

Но наступила ночь, и я под стук колес уснул.

Проснулся. Утро. Мы стоим. Слышу шум и топот ног.

И поезда, отходящего с соседнего перрона, гул.

А с нижней полки говорит мне Юра, брат:

«Ну и спишь ты, как сурок.

Еще немного – и проспал бы Ленинград».

А я глаза протер, скорее с полки – скок.

Посмотрел в окно, глянул я и в коридор:

Вдоль платформы строй стоит солдат,

А по вагону – туда-сюда то лейтенант, а то майор,

Кто с семьей, а кто один: свои места занять спешат.

Слышна звучная команда: «По местам!»

И строй – бегом до общего вагона.

Проводник разносит чай. Принес и нам.

Лязг сцепок, и поплыла назад платформа.

По стенам замелькали светотени все быстрее и быстрее.

Громко зазвучала музыка: радио включили.

Мама стол накрыла. Всей семьей покушать сели.

Запахи дразнящие поплыли. Все в вагоне ели, пили.

Мимо шел офицер навеселе.

Посмотрел на нас и остановился вдруг.

«Саша! Неужто это ты, друг?! Пойдем в мое купе!

И ты едешь с семьей в Порккала-Удд?»

Присев за стол, он продолжал:

«С вашим отцом, а моим другом,

Я на Белорусском фронте воевал.

А расстались после ранения меня под Бугом».

Чуть позже – вновь знакомый,

Служит с папой в одной части,

С семьей он едет в этом же вагоне,

В разговоре также принял он участие.

Поезд, набирая ход, летит вперед,

Мелькают полустанки, поля, леса.

За разговорами настал и выпивки черед,

И на столе возникли водка, колбаса.

В соседнем купе весело гармонь запела,

С братом навострили уши. Я – туда, за мной и он.

Там группа офицеров с выпивкой сидела,

Не прошло и часа, как гулял уж весь вагон.

Ну, а где гармонь – туда и тянется народ,