– Забавно наблюдать за вами со стороны. И часто ты приводишь мужчин в смятение, Ви?
Улыбаясь шире, Ник откидывает прядь волос со лба, но она тут же возвращается обратно.
– Можешь быть спокоен, по крайней мере, в отношении себя, – огрызаюсь я в ответ, скрестив на груди руки. – Такой, как ты, вряд ли заинтересует хоть одну приличную девушку.
Кажется, невозможно родиться более язвительным, противным и склочным типом. Я с трудом могу представить, что найдется девушка, способная его хотя бы терпеть, не то, что любить или спать с ним в одной постели. От этой мысли невольно передергивает.
– Огорчу тебя, но рыжие – не мой типаж.
Я не могу не рассмеяться.
– Слышишь этот звук? – наклоняюсь ближе. – Это коллективный вздох облегчения, который издали все рыжие девушки хором, что судьба их уберегла!
– Ого, какие мы серьезные. И долго этот образец сарказма ждал своего часа? – смеется Ник, пощипывая переносицу, как будто у него болит голова. – Ты, наверное, ночь не спала, готовилась? Потеря памяти определенно сделала тебя креативнее!
– Что? – выдыхаю я.
– Что? – поднимая бровь, передразнивает он.
Какого..?
Но Ник тут же переводит тему.
– Я устал от тебя. Раз стоишь рядом, просто помолчи.
И пока я пытаюсь понять, был ли в его словах скрытый смысл, перед нами беззвучно, словно ниндзя, появляется Арт с зажатым в руке собственным паспортом.
– Хочу поискать в интернете о нас информацию. Может, страницы в социальных сетях, адреса, родственников, – произносит он с энтузиазмом. – Если дадите свои документы, могу и ваши глянуть.
– Только будь осторожен.
Мы с Ником отдаем паспорта, Арт уходит, а я останавливаю взгляд на Шоне. Он все еще возле кассы, помогает пожилой паре, забирает их сумки и провожает сначала к выходу, а потом и к машине. Он помогает им сесть, ставит пакеты с продуктами в багажник и поворачивается в нашу сторону. Увидев его улыбку сквозь прозрачное стекло магазина, я отворачиваюсь, потому что становится ясно, Виола не такая.
Я видела эту пару еще в торговом зале, но мне даже мысль не пришла, что нужно им помочь. А Шон заметил. Я не сострадательная. Не отзывчивая, потому что думаю лишь о себе. И не заботливая, как Шон. Часть меня чувствует вину, часть – гордость. За то, что такой, как он рядом. Наверное, за это я и полюбила его.
– Эгоистка…
К гадалке не ходи, ясно, кому принадлежит произнесенное слово. Я крепче стискиваю зубы.
– Что ты опять несешь?
Как бы ни было неприятно, но Нику действительно удается бить словом точно в цель.
– Это то, что ты подумала в эту секунду, глядя на Рида, – поясняет Ник. – Ты не одинока. Посмотри на них, – он указывает рукой на толпящихся у выхода и спешащих из магазина людей. – Таких, как Шон, не больше процента, у него это врожденное. Большинство же просто не замечают никого вокруг себя. У них на глазах шоры.
Я не хочу говорить на эту тему. Меня бесит, что Ник так обо мне думает, но еще больше раздражает то, что он прав.
– Ты достал телефоны? – спрашиваю я, желая сменить тему.
Не поворачиваясь в мою сторону, он протягивает пакет с четырьмя коробками внутри. Самые простые кнопочные, такими пользовались люди, наверное, лет пятнадцать назад.
– Господи, где ты их откопал? Да в них даже камеры нет, не то, что интернета.
– Чем проще устройство, тем сложнее его вычислить, тем более нам они нужны только чтобы друг с другом связываться, – раздается голос Шона сбоку.
Он встает рядом со мной. Его волосы припорошены снегом, а щеки раскраснелись.
– Прекрасно, значит, надежда, что я смогу хоть как-то поддерживать связь с внешним миром, похоронена окончательно.
– Однозначно, – легкая улыбка появляется на губах моего парня.
Наш милый спор прерывает голос вернувшегося Артура:
– Кажется, у меня паршивые новости, – произносит он с нечитаемым выражением на лице. Тяжело сглатывает и, встречаясь со мной взглядом, протягивает листок бумаги. Я опускаю взгляд и замираю.
Рядом с фамилиями ребят в столбик написаны три даты смерти. Несколько лет назад.
– Чувак, давай ты поведешь.
Арт перекидывает ключи Нику и садится, хотя вернее сказать, падает рядом со мной на заднее сиденье.
– Скверно себя чувствую.
– И выглядишь так же, – заводя машину, отвечает Ник.
Я глубоко вдыхаю, изо всех сил стараясь подавить позыв тошноты. Может, я подхватила инфекцию? Только этого не хватает. Голова кружится, от запахов тошнит, но ни насморка, ни кашля нет, что кажется совсем странным.
– Ты в порядке? – спрашивает Арт. Хотя по виду сам далеко не здоров.
– Кажется, меня вот-вот вырвет.
– Может, у тебя токсикоз? – осторожно интересуется он, наблюдая, как я судорожно обмахиваю лицо подобранным в магазине журналом.
Шон поворачивается с переднего сиденья. В глазах его плещется ужас.
– Нет, точно не токсикоз, – отвечаю уверенно, даже не зная, кого больше успокаиваю – себя или своего парня. – Наверное, что-то не то съела, – поворачиваю я голову, но от одного лишь взгляда на позеленевшего Арта становится еще хуже.
– Не стоило покупать те жареные крылышки, я сразу понял, что-то с ними не так, – стонет Артур, когда машина, набирая скорость, оказывается в стройном потоке автобана.
Шон открывает окно, жадно вдыхает холодный воздух. Кажется, ему становится так же плохо, как и нам. Ник же с совершенно невозмутимым видом бросает взгляд через плечо и тут же возвращается обратно к дороге.
– Почему опять ты один чувствуешь себя хорошо? – начинаю стонать я, изнемогая от несправедливости, ведь Ник ел то же самое, что и все мы.
Возможно, я параноик, но никак не могу отделаться от ощущения, что это неспроста.
– Шон, – цепляюсь я за локоть парня. – Он нас отравил! Надо что-то срочно принять, чтобы замедлить распространение яда!
Ник на месте водителя едва сдерживает смех.
– Ты серьезно? По-твоему, я так непроходимо туп, чтобы отравить всех и сесть в ту же машину? Ты меня в очередной раз удивила, Ви!
– Прекратите! – раздражается Шон, явно устав от постоянных препирательств.
Но Ник его игнорирует:
– Просто мой организм не настолько изнежен, как твой, принцесса, а желудок, уверен, способен переварить даже железные крючья.
– Видимо, поэтому ты решил нацепить пару себе на лицо?
Он перестраивается и, не сбавляя скорость, резко входит в поворот, отчего мое сознание начинает терять равновесие с еще большей силой, а к горлу подступает комок, просящийся наружу.
– Прекрати! Ты можешь вести машину аккуратнее?
Мне так душно и плохо, что хочется уткнуться головой в чье-нибудь плечо и разрыдаться.
– Я не расслышал извинений.
– Да пошел ты!
– Останови, – тихо просит Шон, и когда Ник прижимается к обочине, быстро выскакивает за дверь, согнувшись пополам.
– Мне тоже надо подышать!
Я открываю дверь и глубоко вдыхаю аромат поля, мимо которого мы держим путь. Снег, внезапно начавшийся после обеда, крупными хлопьями опускается на лицо, застревая в ресницах и превращаясь в холодные капли на коже, приносит некоторое облегчение.
Артур разваливается на заднем сидении подобно медузе, раскинувшей щупальца в разные стороны.
– Чувак, надеюсь, Ви ошибается, – говорит он.
Ник, громко цокнув, отворачивается. Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони, делаю глубокий вдох и заставляю себя промолчать. Пока. Откинув ногу Арта, занимаю свое место. Шон возвращается изрядно потрепанный и бледный и, опустив стекло, кладет лицо на руку.
Остаток пути похож на мутный туман из злости и тошноты, которые я одновременно испытываю. В опущенные окна дико врывается ветер, немного успокаивая пульсирующую боль в висках и головокружение. Мы все дальше удаляемся от города – высокие дома сначала сменяются одноэтажными уютным райончиками, а потом и вовсе полями. Чем дальше мы движемся на юг, тем скучнее становится вид за окном. Когда мы наконец добираемся до места назначения, снег переходит в буран.
Дом встречает нас занесенными дорожками, темными занавешенными окнами и увядшими цветами в горшках перед дверью. Он словно спит под белым одеялом, оставленный хозяевами зимовать в одиночестве.
Я делаю шаг вперед, но Шон хватает за локоть, указывая на черный вход. «Не оставлять следов на снегу! Точно!» Он распахивает дверь, и я шагаю внутрь, изучая дом, не по собственной воле согласившийся приютить нас на время. Просторная гостиная, совмещенная с кухней, вполне способна вместить всех за одним столом. В центре комнаты камин, но сейчас он не затоплен и вряд ли будет, чтобы не привлекать внимание.
Арт присвистывает:
– Вот это хоромы.
– Не мешало бы включить отопление, – поеживаюсь я, обнимая себя за плечи и рассматривая стены с висящими на них трофеями.
Слой пыли на мебели наводит на мысль, что домик используется только летом. В голове наконец проясняется, и даже дышать и жить становится легче. Ребята тоже оклемались, а может, просто держатся лучше, чем я.
Ник остается парковать машину, Шон сразу же удаляется в подвал, чтобы разобраться с тем, как в доме устроено отопление, а нам с Арти велено перетащить вещи и покупки внутрь. Заполнив полки крупами и консервными банками, разложив портящиеся продукты в холодильник, я поднимаюсь наверх, попеременно заглядывая во все комнаты, пока не останавливаю выбор на самой дальней. Внутри холодно и пахнет сыростью, но это лучше, чем ночевать на улице или в дешевом отеле. Краска на дверях по краям облезла, а обои в мелкий цветочек были наклеены, по-видимому, много лет назад, так как стыки начали расходиться.
– Вы видели? Тут целый мешок картошки! – доносится снизу радостный возглас Арта. – Иди сюда!
И я спускаюсь обратно. В кухне уютно, хоть и пусто. На полу плитка цвета сурьмы, кое-где уже растрескавшаяся от времени; деревянные шкафы раскрашены терракотовыми узорами, похожими на кельтский орнамент. На полках рядами стоят пустые банки. В углу – аккуратной башней бумажные коробки, оставшиеся от хозяев. Возможно, их забыли, когда уезжали. Если включить воображение, можно представить, что мы недавно въехали и просто не успели разложить вещи.
Артур выныривает из кладовки с полной миской картофеля в руках. Ставит на стол и достает из ящика ножи. Ник входит в комнату, стягивая шапку и отряхивая от снега.
– Присоединяйся, – Артур толкает ногой в его сторону табурет.
– Если мы сможем поскорее поесть, то даже с удовольствием.
Ник потирает ладони, выдыхая на них теплый воздух, бросает куртку на свободный стул и садится рядом с другом. Парни хватают по картофелине. Артур чистит широкими короткими стружками, Ник снимает кожуру по кругу, закручивая ее в спираль, словно каждый раз соревнуется сам с собой, насколько длинной она может получиться.
– Тебе необходимо особое приглашение? – подбросив вверх и поймав за лезвие нож, протягивает его мне.
Я медленно опускаюсь на стул, беру продолговатый клубень, пару секунд кручу его в руках… и понимаю, что не знаю, что делать. Я не умею чистить картошку. Великолепно! Со вздохом разочарования опускаю руки.
– Все нормально? – Ник облокачивается на прихрамывающий от старости дубовый стол, который тут же кренится влево. – Ох, дерьмо! – он ныряет вниз. – Надо или подложить что-то, или остальные ножки подпилить.
Я скребу по картофелине, пытаясь снять кусочек кожуры. Получается откровенно паршивенько, но я продолжаю, стараясь не обращать внимания на удивленные взгляды парней, и изображаю из себя если не профессионала, то хотя бы не криворукую растяпу. Ник меряет меня взглядом, в котором издевка читается так явно, что даже можно ничего и не говорить. Я сглатываю:
– Кажется, нож затупился, – мямлю еле слышно, опустив глаза.
– Давай поменяемся, – Ник протягивает мне свой, лукаво усмехаясь, а мне ничего не остается, кроме как поджать губы и согласиться.
Артур замирает, как сурикат, наблюдая с любопытством. Ник тоже ждет, когда я возьмусь за дело.
– Ну ладно, не умею я, – развожу руками и со злостью бросаю нож на стол. – Понятия не имею, почему. И не обязательно на меня так пялиться.
– Ви, тебя никто не осуждает, – ободряюще улыбнувшись, говорит Артур. – Давай я научу.
И подсаживается рядом, показывая.
– Гляди! Большой палец упри вот так. Да, правильно. А теперь надавливай.
Кусочки кожуры летят в ведро перед моими ногами.
– Видишь, не сложно, – похлопав меня по плечу, Арт встает и скрывается в кладовке. – Поищу кастрюлю побольше.
Старательно снимая шершавую кожуру, которая все время рвется, я наблюдаю, как длинные тонкие ленты, закручиваясь серпантином, опускаются к ботинкам Ника.
– Как у тебя так получается?
– Что именно? – уточняет он.
– Аккуратно срезать, не порвав ни разу?
Он пожимает плечами.
– Моя стихия.
– Что, картошка – твоя стихия? – посмеиваясь, я отправляю еще пару очистков в ведро.
– Ножи, – уточняет Ник.
Я смотрю на него, ожидая объяснений. Он указывает на куртку, лежащую рядом. Внутри закреплен кожаный карман, в который вложены серебристые лезвия.
– Ого, – вырывается неосознанно. – Где ты их достал?
– Там же, где и запасные патроны. У парня своего можешь спросить, он тебе расскажет.
– Да уж, расскажет он мне, – хмыкаю я. Нож впивается в картофелину сильнее. – Вероятность, что Шон выложит, чем вы два дня занимались, пропорционально равна тому, что он поделится впечатлениями о наших прошлых совместных выходных.
– Он просто хочет тебя защитить.
Я фыркаю:
– Иногда у меня такое чувство, будто я разговариваю со стеной. Он такой строгий и серьезный. Причем постоянно, не расслабляется ни на минуту.
И зачем я это Нику рассказываю? При первом удобном случае он обернет эту информацию против меня.
– А вообще, это не твое дело, – добавляю, посылая ему взглядом забудь-все-что-я-сказала.
Вместо того, чтобы ответить, он смотрит на что-то позади меня. Или кого-то…
– Если из меня постоянно не бьет фонтан эмоций, это не означает, что их нет.
Я оборачиваюсь. Нож падает из рук.
Шон стоит в паре ярдов5 от нас. Слегка нахмурив брови, смотрит внимательно, как будто пытается найти ответ на свой невысказанный вопрос. И страшнее всего, находит.
Кажется, я краснею до кончиков пальцев.
– Генератор работает на последнем издыхании, но я запустил систему газового отопления, – он бросает грязную тряпку на столешницу.
Арт с кастрюлей в руках скачет мимо. Поджигает конфорку. Его нож принимается стучать о доску. Тук. Тук. Тук.
– Черт, я так голоден!
«Черт! Просто Черт!» – проносится в голове. Взгляд Шона скользит по мне, опаляя стыдом. Я хочу вымолвить хоть что-то в свое оправдание, но не успеваю даже рта раскрыть, Шон уходит быстрее.
Ник берет со стола яблоко, подкидывает в воздух и, поймав с легким хлопком, откусывает кусок.
– Как неловко, – произносит он, но в голосе слышна усмешка.
Я стискиваю зубы. Начинаю медленно считать. И чтобы снова не сорваться, решаю на время исчезнуть. Надо же было так напортачить!
Поднимаюсь наверх и закрываюсь в спальне, прикидывая в уме извинения.
«Послушай, Шон, я совершенно не это имела ввиду», – проговариваю, копаясь в шкафах хозяев. Знаю, чужое брать нельзя, но мне надо постирать свою одежду, было бы здорово подобрать хотя бы пару подходящих по размеру вещей на смену.
В глубине гардеробной нахожу пару пригодных джинсов и несколько свитеров. Спустя полчаса мне удается привести себя в порядок, наспех помывшись ледяной водой и закрутив в пучок волосы.Судя по запаху, наполнившему весь дом, Арт приготовил картофель с консервированной говядиной. Едим мы в тишине. И хотя выглядит стряпня ужасно неаппетитно, на самом деле оказывается довольно съедобной. Как только последние остатки жаркого исчезают с тарелок, Ник с Шоном встают и уходят.
Я тяжело вздыхаю. Все-таки обидела. Поднимаюсь и собираю посуду в уже полную раковину. Так как готовил Артур, за мной остается уборка. Сначала я с воодушевлением соглашаюсь, пока не обнаруживаю, что он, словно специально, использовал почти все чашки и кастрюли в доме.
Шон так и не возвращается. Закончив с уборкой, я ставлю последнюю тарелку в сушку, и на мой старенький телефон приходит сообщение от Арта: «Он на заднем дворе. Просто будь помягче, Ви». Легко сказать…Я бесшумно спускаюсь на веранду. Здесь даже полы не скрипят. Накинув на плечи пальто, ступаю на расчищенную кем-то из ребят дорожку. В углу двора что-то вроде пристройки – склада. Рядом площадка для барбекю, но сейчас она занесена снегом. Ник и Шон сидят на поваленном стволе, оборудованном в скамью, что-то тихо обсуждая. Если я правильно понимаю, чистят оружие.
– Что-то случилось? – спрашивает Шон. Голос спокойный. Словно ничего не случилось.
Ненавижу, что не могу даже изобразить спокойствие, в то время, как Шона оно окутывает, словно аура. Хочется сказать:
– Какая же я дура. – Много чего хочется сказать, но выходит: – Нет, просто решила посмотреть, чем вы заняты.
Шон смотрит на меня и молчит. Я ищу в его лице хоть какой-нибудь признак обиды, но не нахожу. Может, я опять все придумала? Или он хорошо прячет эмоции.
Словно почувствовав себя лишним, Ник встает и, заткнув пистолет за пояс, уходит в дом. Я подхожу к Шону и, присаживаюсь рядом:
– Прости, я не хотела тебя обидеть. – Украдкой бросаю на него взгляд. – Пойми и меня тоже. Ты единственный близкий мне человек, который сейчас рядом, но не разделяешь со мной проблемы.
Шон поднимает голову и тяжело смотрит в ответ.
– Просто для меня есть вещи, которые я не могу игнорировать. Например, твоя безопасность. А ты считаешь меня занудой.
– Нет, это не так. Я считаю, что мне с тобой очень повезло, – выдыхаю я, все еще ощущая вину.
Впервые задумываюсь о том, что мало о Шоне знаю. Все, что я за эти дни разглядела в нем – лишь строгость, сдержанность и крепкие кулаки, но что он за человек? Опустив свою ладонь на его, в которой зажат пистолет, провожу пальцем по металлу.
– Это тот, что ты забрал у напавших на нас?
Шон кивает.
– Беретта, девятый калибр, – и протягивает мне, предусмотрительно извлекая магазин.
– Круто, – я выпрямляю руку, ощущая тяжесть оружия, делая вид, что целюсь в забор.
Шон отвечает короткой усмешкой:
– Так ты даже с расстояния в пару метров в цель не попадешь. – Он кладет голову на ладонь, локтем упираясь в собственное колено. – Никогда в руках не держала?
– Не уверена, но, скорее всего, нет.
На его лице впервые с момента нашего знакомства появляется что-то похожее на заинтересованность.
– Хочешь научиться?
– А можно?
– Думаю, это вполне здравая идея, вдруг никого из нас не окажется рядом, так ты хоть сможешь себя защитить. – Шон поднимается на ноги и, подобрав с земли жестяную банку, устанавливает ее на дальней стенке забора. Позади только пустырь и пролесок, плавно переходящий в густой ельник, так что вряд ли я смогу кого-то нечаянно застрелить.
– Вставай! – возвращаясь, командует он и наконец улыбается так, словно попал с родную стихию.
Снимает куртку, бросая на лавку. Черный свитер обжимает его плечи как вторая кожа, и я останавливаю взгляд сначала на его груди, потом руках.
– Постараюсь обучить тебя основам. Так как у тебя совсем нет навыка, то думаю, лучше держать двумя руками. Вот так. – Он показывает, как правильно выполнить стойку.
Я послушно повторяю.
– В магазин входит пятнадцать патронов, – словно лекцию читает, поправляя широкими ладонями мои плечи. – Дальность выстрела примерно двадцать пять ярдов. Вставляешь до упора, пока не раздастся щелчок. Дальше снимаешь с предохранителя и тянешь затвор на себя.
Он подходит ближе и встает сзади, разворачивая мой корпус левым боком вперед. Я вдыхаю тонкий аромат лосьона после бритья. И этот запах затягивает, словно в трясину.
– Одна рука обхватывает другую снизу. Локти полусогнуты, плечи опущены, – он слегка наклоняется, обдавая мое ухо жарким дыханием, – указательный палец на спусковой крючок. От правильности хвата зависит результат выстрела.
Мы соприкасаемся телами. Шон накрывает мою руку своей. Через несколько секунд отпускает, перемещаясь на талию, и я сглатываю, изо всех сил стараясь дышать тише. Собравшись с духом, поворачиваю голову, потянувшись вверх. Шон, заметив, в ответ наклоняется.
– Так правильно? – спрашиваю, широко распахнув глаза.
Его лицо так близко, что хочется дотронуться кончиками пальцев.
– А теперь смести оружие чуть влево и слегка наклони голову, чтобы мушка ровно встала в прорези. – Он осторожно сгибает мой корпус вперед, не убирая рук с талии и надавливая на спину большими пальцами.
– Задержи дыхание.
Я и так уже минимум пару минут не дышу. Шон наклоняется еще, щекотнув мою щеку своей.
– Между ударами сердца выдохни и стреляй!
Я поворачиваюсь к нему. Наши лица разделяют считанные сантиметры. Кажется, мы оба наконец думаем об одном и том же, потому что Шон облизывает губы. Мое сердце бьется быстрее… Он все ближе…
Три, два, один… и в момент, когда сердце пропускает удар, раздается выстрел, металлическая банка слетает с забора, а я вздрагиваю. Только я не спускала курок.
– Это могла быть твоя голова!
Твою же…! Ник! Клянусь, я когда-нибудь его убью!
– Девчонка делает тебя слабым, Рид. Рядом с ней ты теряешь бдительность.
Я глубоко вдыхаю, стараясь успокоиться, хотя внутри буквально пылаю от бушующих эмоций.
– Надеюсь, вас не раздражает правда?
«Ты меня раздражаешь», – думаю я.
Ник, облокотившись плечом на заднюю дверь, убирает пистолет за пояс и произносит:
– Я дико извиняюсь, что помешал столь «важному» процессу обучения, но Арт нашел кое-что интересное. Если вам, вообще, до этого есть дело, конечно.
Шон молчит, все еще наклонившись ко мне.
– Идея высадить его по дороге уже не кажется глупой, – не отдаляя лица от моей щеки, тихо произносит он, впервые по-настоящему разозлившись.
– А я предупреждала.
Мы неловко отходим друг от друга.
– Ник, на пару слов, – останавливает его Шон, не давая зайти внутрь, и я намеренно замедляю шаг, желая послушать. – Виола, иди, – показывает он мне рукой двигаться дальше.
Как обычно. Снова оберегает. Я вхожу в гостиную, оставляя дверь слегка приоткрытой. Со стороны веранды долетают обрывки брани.
«… Какого ты лезешь?..»
Ну и конечно же, Ник не тот, кто в ответ промолчит:
«… Вместо того, чтобы сосредоточиться на том, что за дерьмо здесь творится…»
Я решаю дальше не слушать.
– Что-то нашел? – Артура я нахожу в гостиной с пультом в руках.
– Сейчас покажут! – Он переворачивает стул спинкой вперед и садится ближе к телевизору. – В анонсе объявили о взрыве на вокзале.
Хлопая дверью, Ник входит в комнату. Шон следом. Оба выглядят так, будто готовы подраться. Старый экран пару раз рябит, появляется изображение ведущей со словами: «Вечерние новости». «Продолжается разбор завалов на вокзале Эмблсайд. Стало известно, что причиной взрыва послужил незаконно используемый в одном из магазинов газовый баллон. Владелец лавки погиб на месте». Все ошеломленно замирают, чтобы осознать услышанное. Кто-то намерено уничтожает следы.
***
Шон умывается, пока я расстилаю постель. Так как комнат на втором этаже всего две, то нам пришлось занять хозяйскую. Мы, не раздеваясь, забираемся в кровать, впервые оказываясь так близко друг к другу.
– Как считаешь, я плохой человек? – спрашиваю тихо.
– С чего ты взяла?
– Они нас найдут и убьют, – шепчу, прижавшись щекой к подушке. – Или в тюрьму посадят. А может, мы убили кого? Или украли что-то? Совершили международное преступление?
Шон приподнимается на локте, подпирая ладонью голову.
– Я так не думаю. Иначе наши портреты были бы уже повсюду. Что-то тут не сходится.
И я выдыхаю:
– Мне страшно.
– Мы со всем разберемся, обещаю, – говорит он, впервые обнимая. И я закрываю глаза, чувствуя себя в безопасности. И не имеет значения, что происходит за стенами этой комнаты. Хотя бы на вечер я хочу забыть.
– Знаешь, мне кажется, нам стоит начать все с начала, – тихо произносит Шон. – Шон Рид. Безработный, скорее всего бездомный, определенно мертвый, возможно, в розыске, но… судя по тому, что в возрасте двадцати двух лет обручен, имею исключительно серьезные намерения.
Я смеюсь:
– У меня есть парень. – Поднимаю ладонь, показывая кольцо, сверкающее на безымянном пальце. – И он очень ревнивый. Говорят, если кто-то посягнет на его девушку, он становится настоящим монстром.
– Серьезно? – удивляется Шон. – И кто же это сказал?
– Артур.
– Тогда все ясно. – Он мягко улыбается, и остатки моего наигранного сопротивления тают. – Но попытаться ведь, определенно, стоило?
Я привлекаю его ближе, касаясь руками широкой линии плеч. Шон ласково поглаживает меня по щеке, и его взгляд пробирает до самого живота. В карих глазах густой туман, а сбитое дыхание только подкрепляет мысли, что он не сможет больше оттягивать поцелуй. И вдруг я понимаю, что сама на это отчаянно надеюсь.
Я прикрываю глаза, но Шон касается не губ, а мочки уха, и каждый нерв до самых кончиков пальцев зажигается, словно сто тысяч солнц. Все тело повинуется странному голоду, который можно утолить лишь одним способом, и я снова целую его сама. В этот раз он не отскакивает от меня. Наоборот, притягивает к себе и углубляет поцелуй.
Губы у него теплые. Он тихонько прихватывает ими мои, и я обнимаю его за шею. Я ожидаю быстроты и страсти, но Шон не торопится. Мои пальцы путаются в его волосах, его язык проскальзывает между моими губами, и я позволяю изучать меня, пока внизу не раздается хлопок двери.
– Чье сейчас дежурство? – отрываясь от мягких губ, спрашиваю я.
Шон поднимает руку, смотрит на часы.
– Через пять минут мое, – между нами снова скользит неловкость. – Я, наверное, пойду.
– Конечно.
Я одариваю его на прощание целомудренным поцелуем в щеку и, отворачиваясь на другой бок, засыпаю.
– Осторожно, еще одна. – Я поднимаюсь по деревянной лестнице, а парень поддерживает меня за талию.
– Что ты задумал?
– Увидишь. Пригнись, а то головой ударишься.
Я послушно наклоняюсь, делая шаг в темноте, и оказываюсь на чердаке. Слева натянут шпагат, на котором сохнут какие-то травы, справа – металлические стойки со сложенными стопкой коробками.
– Когда ты говорил о свидании на крыше, я немного не так это представляла, – говорю я.
– Куда ты вечно торопишься? Мы еще не пришли даже, – хмыкает он. – Стой.
Одной рукой собрав мои волосы в хвост, вытаскивает из них что-то.
– Паутина, – произносит тихо, а потом наклоняется и ставит на открывшемся плече росчерк поцелуем.
Я блаженно прикрываю глаза.
– Кстати, почему я до сих пор не услышал ответ на свой вопрос?
– Задай еще раз, – дразню я, с придыханием проговаривая каждое слово.
– Просто признайся уже, тебя ужасно ко мне тянет. Всегда тянуло.
Он целует меня в шею, у корней волос, намеренно медленно, дразня и растягивая каждое мгновение. Тело тут же откликается мелкой дрожью на прикосновения.
– Неправда.
– Что же ты тогда книжки про меня писала?
– Я писала не про тебя, лейтенант. Про гипотетический образ, всего лишь придавая ему некоторые твои черты. Не самые лучшие, между прочим.
– Что за лингвистический бред, – смеется он, руками обнимая со спины и сцепляя пальцы в замок на моем животе
Я закрываю глаза, откидыввю голову на его плечо, точно зная, что люблю его. Так же, как и он меня. А потом он тянется к люку в крыше, открывая дверцу шире и впуская внутрь прохладный ночной воздух. Вдалеке горит маяк, а на темном небе блестят звезды. Сотни и тысячи.
И парень шепчет на ухо:
– Столько же, сколько и веснушек.