Торжествующая Нина Видит: голубя смирней, Сын громов, орёл – мужчина Бьётся в прахе перед ней. Грудь железную смягчила Нега пламенной мечты, И невольно уступила Мужа царственная сила Власти женской красоты.
Не гордись победой, дева! Далеки плоды посева. Дней грядущих берегись! Нина, Нина, – не гордись Этих взоров юной прытью; Не гордись, что ты могла Неги шёлковою нитью Спутать дикого орла! Близки новые минуты, Где сама должна ты снять Эти розовые путы И грозу распеленать! Дерзкий хищник жажду взора, Жажду взора утолит, И грудей роскошных скоро Жаркий пух растеребит; Ты подашь ему, как Геба, Этот нектар, а потом Вдруг неистовым крылом Твой орёл запросит неба; Чем сдержать его? Горе, если пред собою Он узрит одну лишь степь С пересохшую травою! Он от сердца твоего Прянет к тучам, к доле скрытной, Если неба пищей сытной Не прикормишь ты его!
Горячий источник
Струёю жгучей выбегает Из подземелей водный ключ. Не внешний жар его питает, Не жаром солнца он кипуч; — О нет, сокрытое горнило Живую влагу вскипятило; Ядра земного глубинам Огонь завещан самобытной: Оттуда гость горячий к нам Из двери вырвался гранитной.
Так в мрачных сердца глубинах Порою песнь любви родится И, хлынув, в пламенных волнах Пред миром блещет и клубится; Но не прелестной девы взор Её согрел, её лелеет; Нет, часто этот метеор Сверкает ярко, но не греет! Жар сердца сам собой могуч; — Оттуда, пролитый в напевы, И под холодным взором девы Бежит любви горячий ключ.
Услышанная молитва
Под мглою тяжких облаков, В час грозной бури завыванья, С любимой девой сочетанья, Топясь, просил я у богов. Вдруг – лёгким светом даль блеснула, Мрак реже, реже стал, – и вот Сквозь тучи ярко проглянула Эмаль божественных высот; И вот – открылся свод эфирной Туч нет: торжественно и мирно Прошли вестительницы бурь, И полная дневного пыла Весь лик природы осенила Одна чистейшая лазурь.
Мой друг! Услышаны моленья; Вот он – предел соединенья; Один над мною и тобой Навес раскинут голубой! Взгляни, прекрасная, над нами, Как опрокинутый фиал, Он, в землю упершись краями, Нам общий храм образовал. Он прочен, радостен и мирен…
Но жаль, мой друг, моя краса, Что общий храм наш так обширен, Что так огромны небеса! Быть может, здесь, под этим сводом, Стеснён докучливым народом, Я не найду к тебе следа, — И в грустной жизненной тревоге В одном лазуревом чертоге Мы не сойдёмся никогда!
Жизнь и смерть
Через все пути земные С незапамятной поры В мире ходят две родные, Но несходные сестры. Вся одна из них цветами, Как невеста, убрана, И опасными сетями Смертных путает она; На устах любви приманка, Огонь в очах, а в сердце лёд И, как бурная вакханка, Дева пляшет и поёт. Не блестит сестра другая; Черен весь её покров; Взор – недвижимо – суров; Перси – глыба ледяная, Но в груди у ней – любовь! Всем как будто незнакома, Но лишь стукнет у дверей, — И богач затворный – дома Должен сказываться ей; И чредой она приходит К сыну горя и труда, И бессонницу отводит От страдальца навсегда. Та – страстей могучем хмелем Шаткий ум обворожит И, сманив к неверным целям, С злобным смехом убежит. Эта в грозный час недуга Нас, как верная подруга, Посетит, навеет сон, Сникнет к ложу с страданьем И замкнёт своим лобзаньем Тяжкий мученика стон. Та – напевами соблазна Обольщает сжатый дух И для чувственности праздной Стелят неги жаркий пух. Эта – тушит пыл телесный, Прах с души, как, цепи рвёт И из мрака в свет небесный Вдохновенную влечёт. Рухнет грустная темница: Прах во прах! Душа – орлица Снова родину узрит И без шума, без усилья, Вскинув девственные крылья, В мир эфирный воспарит!
Возвращение незабвенной
Ты опять передо мною, Провозвестница всех благ! Вновь под кровлею родною Здесь, на невских берегах, Здесь, на тающих снегах, На нетающих гранитах, — И тебя объемлет круг То друзей полузабытых, То затерянных подруг; И, как перл неоценимой, Гостью кровную любя Сердце матери родимой Отдохнуло близь тебя. И певец, во дни былые Певший голосом любви Очи, тайной повитые, Очи томные твои, Пившей чашею безбрежной Горе страсти безнадежной, Безраздельных сердца грез, — Видя снова образ милой, Снова с песнию унылой В дар слезу тебе принес… Друг мой! прежде то ли было? Реки песен, море слез!
О, когда бы все мученья, Все минувшие волненья Мог отдать мне твой возврат, — Я бы все мои стремленья, Как с утеса водоскат, В чашу прошлого низринул, Я б, не дрогнув, за нее Разом в вечность опрокинул Все грядущее море! Ты все та ж, как в прежни годы, В дни недавней старины, В дни младенческой свободы Золотой твоей весны; Вижу с радостию прежней Тот же образ пред собой: Те ж уста с улыбкой нежной, Очи с влагой голубой… Но рука – с кольцом обета, — И мечты мои во прах! Пыл сердечного привета Замирает на устах… . . . . Пусть блестит кольцо обета, Как судьбы твоей печать! И супругу – стих поэта Властен девой величать. Облекись же сам названьем! Что шум света? Что молва? Твой певец купил страданьем Миру чуждые права. Он страданьем торжествует, Он воспитан для него; Он лелеет, он целует Язвы сердца своего, и чуждается, не просит Воздаянья на земле; Он в груди все бури носит И покорность на челе.
Так; – покорный воле рока, Я смиренно признаю, Чту я свято и высоко Участь брачную твою; И когда перед тобою Появлюсь на краткий миг, Я глубоко чувство скрою, Буду холоден и дик; — Света грустное условье Выполняя как закон, Принесу, полусмущен, Лишь вопрос мой о здоровье Да почтительный поклон.
Но в часы уединенья, Но в полуночной тиши — Невозбранного томленья Буря встанет из души. — И мечтая, торжествуя, Полным вздохом разрешу я В сердце стиснутый огонь; Вольно голову, как ношу, Сердцу тягостную, брошу Я на жаркую ладонь, И, как волны, звуки прянут, Звуки – жемчуг, серебро, Закипят они и канут Со слезами под перо, И в живой реке напева Молвит звонкая струя: Ты моя, мой ангел – дева, Незабвенная моя!
К ней же
Прекрасная! ты покидаешь нас, Вновь улететь ты в край готова дальний, И близок он – неотразимый час, Когда приму я твой завет прощальный, Когда еще в немой груди моей Уснувшее мученье встрепенется И у давно исплаканных очей Еще слеза кипучая найдется! Скажи: зачем от родины святой Ты свой полет к чужбине устремила? Или тебя природы красотой Та пышная страна обворожила? Цветущ тот край: там ясен неба свод, Тяжел и густ на нивах колос чудной Цветы горят, и рдея, сочный плод Колышется на ветке изумрудной; Но жизнь людей и там омрачена: В природе пир, а человек горюет, И, кажется, пред страждущим она Насмешливо, обидно торжествует! О, не гонись за солнцем той страны! Его лучи не возрождают счастья; А здесь тебе средь вечного ненастья Хоть отпрыски его сохранены.
Любовь? – О нет; не страстное желанье Тебя зовет к далеким берегам, Не пыл души, не сердца трепетанье… Что было здесь не обновится там! Здесь ты жила и негой и любовью, Здесь вынесла сердечную грозу, И тайную полночную слезу Девичьему вверяла изголовью; Здесь было все… Напоминать ли мне, Чего забыть душа твоя не может? Нет! не любовь твой ангельский полет С родных брегов направила к чужбине; — Суровый долг – так, он тебя зовет, И ты летишь, покорная судьбине. Тебя не взрыв причудливой мечты Туда влечет, но воля проведенья; Не прихотью блестят твои черты, Но кротостью священного терпения. Ты счастья там не мыслишь отыскать; Надежды нет в твоем унылом взоре, — Нет, спешишь, чтоб снова там обнять Тебе в удел назначенное горе.
Лети! лети! – Страдая и любя, И на земле твоим блистая светом, Я не дерзну, желанная, тебя Удерживать предательским советом. Свят жребия жестокий приговор: Пусть надо мной он громом раздается! прости! – Тебя лишается твой взор, С моей душой твой образ остается! И о тебе прекрасная мечта — Она со мной, – она не отнята, И надо мной горя лучом спасенья, Она мне жизнь, мой ангел вдохновенья; И в миг, когда заслышу горный клир И грудь мою взорвет порыв могучий, Она, гремя, изыдет в божий мир В живом огне серебряных созвучий!