Kitabı oku: «Сокровище Беаты», sayfa 15
Над друзьями вновь нависла мрачная туча очередной затяжной ссоры, вот-вот грозившая исторгнуть громы и молнии. Николас, как ни старался, не мог утихомирить в себе необъяснимую неприязнь к этому пришлому незнакомцу, который взялся из ниоткуда и ни с того-ни с сего принялся щедро раздаривать милости. Дальше друзья шли молча. Беата понемногу начала отставать, что означало лишь одно – обида её не отпускала. Обдумав свои слова, Николас решил, что, возможно, и впрямь хватил лишку и потому первым отважился на перемирие. Для этого он всегда применял один и тот же проверенный способ: непринуждённо, как бы не замечая причины раздора, хитрец поворачивал разговор в иное русло, при этом нисколько не обременяя себя терзаниями совести.
– Интересно, а твоему новому приятелю доводилось бывать на рыцарских турнирах? – обернувшись, спросил он у Беаты, которая нехотя брела позади с потускневшим взглядом.
– Вот ты сам его об этом и спроси, – обиженно отозвалась она.
– Я же не просто так спрашиваю. Меня навели на мысль твои слова: если этот портной и правда так хорош в своём ремесле, может, он сконстралит мне накидку для моих боевых доспехов.
Беата ничего не ответила.
– Ну, хватит дуться. Я же серьёзно. Может, нам пригласить его на прогулку. Ты, я, Питер и… Мартин. По-моему, выйдет неплохая компания. Правда, ума не приложу, о чём эти двое будут трепаться. Питер о том, как отдирал ботву с морковки на тёткином огороде, а потом под её подзатыльники пересыпал клубнику сахарным песком. А портной – из чего лучше ткать ночные сорочки?
Беатой овладел внезапный приступ смеха и вопреки всем стараниям не поддаваться этому заразительному влечению, она всё-таки не устояла и, отвернув голову, прыснула сдержанным хохотком.
– Ты же сам когда-то хотел стать кондитером? – обратилась она к Николасу, в миг забыв про ссору. – Ох, смотри, как бы ночные сорочки не стали твоим новым увлечением.
– Хотел… Затмение у меня в голове случилось что ли? Зато, когда расхотел, тут же перестал этим заниматься. А он не хочет, но продолжает пахать на свою тётушку, потому что боится её пуще нежити в мёртвом лесу. И постоянно достаёт меня своим нытьём о том, как ему всё надоело.
– Зато Питер всегда угощает меня своими вкусными пирожными и ароматными булочками.
– Вообще-то, меня он тоже частенько угощает конфетами, – почёсывая облезлый нос, признался Николас. – Но я ни разу не видел, чтобы Питер ел их сам. Наверное, он терпеть не может все эти сласти, потому что каждый день батрачит, как каторжный, чтобы их приготовить. С другой стороны, его стараниями мои карманы никогда не пустуют.
Николас запустил руку в глубокий карман своих штанин, выудил оттуда сложенную конвертиком тряпицу и бережно развернул её на ладони. Внутри оказалась липкая овальная карамель тёмно-синего цвета.
– Моя любимая, вишневая, – сладострастно проговорил он, протягивая последнюю конфету подруге.
– Благодарю, не сейчас, – вежливо отказала Беата, глядя на подтаявшую карамельку. В её воображении сразу возникла изящная бомбоньерка на тесьме, доверху набитая мармеладом и леденцами, которую Питер всегда приносил с собой на базар с тем, чтобы угостить свою подружку и её соседок по торговому ряду. Она обожала тот момент, когда можно было запустить пальцы в разноцветные сладости и с удовольствием в них покопошиться, выбирая ту самую.
– Ну как хочешь, – брякнул в ответ Николас и, подкинув конфету вверх, словил её при падении широко раскрытым ртом, из чего становилось ясно, что в этом деле он не новичок. – Знаешь, что я тебе скажу, – коверкая слова болтающейся во рту карамелькой, выговорил заядлый сладкоежка. – Всё-таки здорово, что Питер наш друг и у него такая тётка. А то держала б какую-нибудь молочную лавку, торговала бы творогом и простоквашей. Меня от этого кислого запаха с младенчества воротит.
– Иметь такого друга, как Питер, здорово, потому что он добрый и не жадный, – разъяснила Беата.
– А я разве что говорю? – согласился Николас. – Кто ещё может спереть у такой скряги, как мадам Буланже, столько вишнёвой карамели.
За беззаботной болтовнёй они не заметили, как добрели до пекарни. Перед тем, как войти, Николас застрял у самого порога. Видя его нерешительность, Беата поинтересовалась:
– Ну и чего же ты медлишь? Хочешь, чтобы я вошла первой?
– Знаешь, лучше ты зайди одна, а я обожду здесь, – ни с того-ни с сего выдал он.
– С чего бы это вдруг? Ты же сам обещал Питеру зайти за ним. Или я чего-то не знаю? -Я тебе так и не дорассказал. Понимаешь, Питер тут немного провинился перед своей тёткой.
– Ну-у, договаривай.
– Я и говорю. В общем, он протирал пыль на кухне, забрался наверх, не удержался и рухнул вместе со всей посудой на мешки с мукой.
Беата испуганно прикрыла рот ладонью. Зная суровый характер миссис Досон, она могла только догадываться о тех последствиях, которые ожидали бедного Питера. Пожизненное заключение в застенках тётушкиной пекарни – самое малое из того, что ему грозило.
– Не хотелось бы угодить под её горячую руку, – признался Николас. – Миссис Досон и без того меня недолюбливает. Считает, что я дурно влияю на её племянника. А тут, сама понимаешь, такая прекрасная возможность спустить на меня всех собак.
– Каких собак?
– Это я так, для сравнения. Ну а к тебе она всегда хорошо относилась… В общем, у тебя больше шансов его вызволить.
– И как же ты собираешься участвовать в рыцарских турнирах? Рыцарю негоже заслоняться дамой, как щитом? – шутливо поддела его Беата.
– В бою надо уметь выстраивать тактику, а лезть на рожон глупо, – выкрутился Николас.
И это было резонно, ибо, зная горячность тётки своего приятеля, подставлять свой лоб под её медный, звенящий половник совсем не хотелось, тем более в преддверие предстоящего праздника. Этот печальный опыт он усвоил для себя раз и навсегда, когда впервые, без спроса осмелился пересечь границы священного кухонного алтаря миссис Досон. Но, с другой стороны, Беата была тоже права: прятаться за её спиной выглядело, прямо скажем, недостойно гордого звания гвардейца её величества.
– Ладно, – промямлил нерешительно Николас, – пойдём вместе.
Отворив дверь, он переступил порог заведения. Внутри, как всегда, было сухо и тепло. Воздух, напитанный приторной помесью из ароматов корицы, яблок, ванили и прочих ингредиентов для приготовления вкусностей, мгновенно пробуждал зверский аппетит. Невысокий прилавок, сплошь заставленный плетёнными корзиночками со всевозможным лакомствами, притягивал детский взор, будто магнит. Чего тут только не было: пышными боками румянились сдобные булочки со сладким изюмом и щедро политые белоснежной глазурью., золотые крендельки с джемом внутри., хрустящие завитушки, посыпанные тёртым орехом., нежные пирожные со взбитыми сливками и с торчащей на верхушке вишенкой. При виде такого изобилия у обоих сладкоежек потекли слюньки и заурчало в животах. Вдохнув сладостный аромат шкворчащего на кухне земляничного джема, Беата расплылась в блаженной улыбке, а Николас с наслаждением закатил глаза – этот запах он, как опытный охотничий пёс, различил бы даже в пахучей аптеке Одри Бейли среди сотен других острых запахов. Из кухни вышла дама позднего среднего возраста, объёмной комплекции, с лицом таким же румяным, как и свежая сдоба мадам Буланже. Николас знал, что это было лучшая подруга и завсегдатай заведения Макбет Досон по имени Дороти Льюис. Неожиданно из-под прилавка показалась голова Питера и снова исчезла.
– Эти уложи сверху, – строго указывала ему дама. – А то ещё ненароком помну по дороге.
Закончив обслуживать покупательницу, Питер ухватил её корзину, накрытую крышкой, и осторожно понёс к выходу.
– Миссис Льюис, когда придёте домой, не накрывайте выпечку слишком плотно до тех пор, пока она не остынет, иначе товар отсыреет, – посоветовал Питер.
– Скажите, пожалуйста, – с умилением взирая на радеющего племянника своей давней подружки, кокетливо проговорила дама.
Она достала из сумочки кошелёк, выложила из него несколько монет на прилавок и, обращаясь к хозяйке заведения так, чтобы та наверняка расслышала, пилящим ухо голосом прокричала:
– Спасибо, дорогая! Завтра непременно загляну снова. А сегодня… – не докончив фразу, она загадочно блыснула своими влажными глазками на Питера, у которого от этого взгляда почему-то густо покраснели уши.
– Милости просим. Всегда рады видеть вас в нашем заведении, – раздался из кухни знакомый голос и вслед за ним в клубах сизого пара в торговый зал выплыла Макбет Досон. – Питер, проводи миссис Льюис. – Распорядилась она.
Питер, не замечая друзей, с корзиной в руках проскочил мимо и скрылся за дверью. Следом пронесла свой колыхающийся стан бочкообразная Дороти Льюис. Как только за ней захлопнулась входная дверь, хозяйка пекарни, очевидно, пребывающая в радушном настроении, обратилась к приятелям своего драгоценного племянника:
– А вы чего застыли в дверях, голубчики? Признаться, я ожидала вас к вечеру. Но раз уж зашли, усаживайтесь за стол. Пирог уже на подходе. Николас, не заставляй даму ждать. Поухаживай за ней.
Услыхав заветный пароль «пирог», у Николаса напряглись глаза, как у ворона при виде добычи. Не выясняя лишних подробностей, он выдвинул два тяжёлых стула из-под массивного дубового стола.
– Что с ней сегодня? – прошептал он подружке, усаживаясь рядом.
Тут звякнул колокольчик и вошёл Питер.
– Вы даже не представляете, как вовремя занырнули, – выдал он прямо с порога. – Это спасение!
– От чего? – полюбопытствовала Беата.
– От этой несносной Дороти Льюис. Похоже, вы её спугнули.
– Она, что, тоже собиралась тебя схрумкать? – с усмешкой спросил Николас.
– Уж лучше бы схрумкала. Они с тётушкой пытаются меня кое-кому сосватать.
– Кому же это? – спросила Беата с оживлённым интересом.
– Её дочери Элизабет.
– Толстушке Льюис? – изумился Николас. – Вот умора! Представляю, как бы вы смотрелись вместе.
– Тебе смешно, а они уже поговаривают о будущей свадьбе, – сконфуженно пробормотал Питер. – Ладно, вы пока располагайтесь, а я принесу чашки и тарелки. Спустя пару минут он вернулся с ворохом посуды в руках и принялся расставлять приборы напротив гостей. Среди них почему-то оказались и белоснежные чашки, которые миссис Досон разрешала доставать только по праздникам – Беата знала об этом со слов самого Питера. Вскоре появилась и сама хозяйка с вишнёвой кростатой на подносе. Расставив чашки и тарелки, племянник принял поднос из рук тётки и торжественно водрузил его на середину стола.
– Неси конфеты, именинник, а я пока спущусь в подвал за клубничным морсом, – сказала миссис Досон, доставая из-под прилавка круглую вазу, с горкой наполненную сладостями.
Питер перенёс вазу на стол, и Николас, созерцая этот волшебный ассортимент, почувствовал, как у него язык прилип к мёбу. Лицо Беаты вспыхнуло алым пожаром обжигающего стыда. Как она могла забыть? Ведь сегодня у Питера именины. «Какая же я эгоистка! – корила она себя в мыслях. – И платье переодела… И что самое ужасное, не приготовила подарок. Это всё Николас со своим турниром – заморочил мне голову. Да Клотильдины чада… Я бы непременно вспомнила… Нет! Не ищи себе оправданий. Ты сама во всём виновата». Никогда прежде с Беатой подобного не случалось. Напротив, она помнила наизусть все дни рождения своих близких и друзей и всегда спешила первой поздравить их. «Самое обидное в такой день знать, что о тебе забыли. Ведь главное не подарок, а внимание… Ладно, ещё не вечер!» – успокаивала она себя. Питер откинулся на спинку стула и уставился на блюдо с кростатой. С тех пор, как преставилась его матушка, он не любил этот день и всегда хандрил, даже несмотря на все тётушкины старания и роскошное пиршество, которое та устраивала по такому значимому поводу. Беата поднялась из-за стола и с волнением произнесла:
– С тех пор, как мы познакомились с Питером, прошло три года. И все это время он был добр ко мне. Когда я грустила, он всегда поднимал мне настроение тем, что угощал сладостями.
– Надеюсь, эта традиция сохранится, – шутейно вставил Николас.
– Которые, правда, не всегда доходили по адресу, – добавила Беата, намекая на недобросовестного курьера.
– Было дело, – потупив взор, признался Николас. – Каюсь, грешен.
– Пусть мой подарок тебе пока останется в тайне. Ведь у каждой тайны есть свой срок. Но мне кажется, что самым главным подарком является наша дружба. Я рада, что у меня есть такие друзья, как вы. Как ты, Питер.
Беата нагнулась и чмокнула именинника в щёку. Уши Питера снова зарделись, выдавая его смущение. Макбет Досон, наблюдая за этой трогательной сценой в проходе под аркой, украдкой смахнула слезинку и поставила на прилавок большой кувшин с ягодным морсом. Затёртые ежедневной тяжёлой работой трепетные чувства к единственному племяннику, похоже, снова обрели прежнюю силу, и в порыве горячей любви к сыну своей давно почившей кузины она подошла к имениннику и крепко его расцеловала в обе щеки. Бедный Питер, ненавидевший до дрожи все эти «телячьи нежности», от смущения и мальчишеского стыда перед своим закадычным другом сморщился, как сушёный инжир – мол, это не я, они сами лезут со своими мокрыми лобызаниями.
– Кажется, наступила моя очередь целовать именинника, – подтрунивая над приятелем, объявил Николас, на что Беата отозвалась весёлым смехом.
По правде сказать, миссис Досон уже давно была одинока. Всех своих близких она потеряла много лет тому назад, когда повсюду лютовала «чёрная смерть». Сама же чудом уцелела. Питер оставался единственной живой «кровиночкой» в её судьбе. Поэтому, как бы суровая тётушка ни старалась держать себя в строгости по отношению к племяннику, дороже его для Макбет Досон не было никого на всём белом свете. Было ещё одно важное обстоятельство, о котором сам Питер знал, но никому не рассказывал. А узнал он об этом совершенно случайно, когда в бессонную ночь стал невольным свидетелем тёткиного разговора с её давней подругой, Дороти Льюис. В то тяжёлое время, когда скончалась его матушка, миссис Досон была замужем. Узнав об её решении взять племянника на воспитание, муж воспротивился появлению в их доме чужого ребёнка. И тогда смелая и волевая Макбет указала на дверь своему несговорчивому супругу, о чём потом, конечно, втайне горевала. Но поступить иначе она не могла. Характер у этой стойкой женщины был прямолинейный и вспыльчивый – если уж чего не легло на душу, она выкладывала всё как есть и больше никогда этого в свою жизнь не допускала. С тех самых пор так они и жили вдвоём. Жили – не бедствовали, занимались огородом, разводили гусей-уток, заново обустроили заброшенную пекарню, и вскоре свежий хлеб и ароматные сладости «мадам Буланже» прославились на весь Валенсбург и далеко за его пределами. В повседневной круговерти хозяйка знаменитой пекарни валилась с ног от усталости, да и у Питера хлопот хватало. И хотя это беспокойное хозяйство изрядно поднадоело томящейся мальчишеской душе, всё же огорчать тётушку было не в его правилах. По этой причине Питер безропотно исполнял все наказы своей неутомимой попечительницы. И делал он это вовсе не из боязни быть наказанным за ослушание, как ошибочно считал Николас. Просто Питер любил и жалел свою родную тётку не меньше, чем она свою «кровиночку». К тому же чувство вины не давало ему покоя: ведь это из-за него Макбет Досон осталась одна, без хозяина в доме.
– Питер! – обратилась тётка к племяннику, скрадывая свой ранимый темперамент за резким командным тоном. – По такому торжественному случаю ты мог бы сегодня надеть свою праздничную сорочку с жабо, которую тебе подарила…
– Тётушка, – тут же перебил её Питер, – я никогда в жизни не напялю на себя это мерзкое жабо. Хотите, чтобы вашего племянника арлекином прозвали? Я прекрасно себя чувствую и в этой рубашке.
– Ну хорошо-хорошо, угомонись, – попыталась она успокоить вспыхнувшего именинника. – Прими-ка кувшин, а я присмотрю за коржами.
Хозяйка подала племяннику кувшин с ягодным морсом и удалилась на кухню. Питер, разливая по чашкам прохладный бордовый напиток, вполголоса сообщил:
– Тётушка по случаю надумала праздничный торт испечь. Так что к вечеру будет настоящее угощение.
– Здорово! – возликовал Николас, потирая ладони. – Я тоже приготовил для тебя сюрприз. Только покажу его чуть позже.
– Вы не обидитесь, если я скажу, что лучший подарок для меня – долгожданный выходной, – произнёс Питер, усаживаясь за стол на своё почётное место именинника. -Как славно получилось, – обрадованно молвила Беата. – Я ведь тоже сегодня свободна.
– А я всегда свободен, – беззаботно откинувшись на спинку стула, самодовольно заявил Николас.
– Итак, какой на сегодня план действий? – поинтересовался у друзей Питер.
– Николас зовёт нас городскую площадь, посмотреть на подготовку к рыцарскому турниру, – ответила Беата.
– А может, мы отправимся на наше место? – предложил виновник торжества. – Мы уже давно там не собирались.
– Слово именинника – закон! – охотно разделила его идею Беата.
– Да нет же! Вы не поняли, – настаивал на своём Николас. – Я хочу вам кое-что показать. Это и есть мой сюрприз.
– Извини, Николас, есть одна небольшая сложность во всём этом, – вдруг призналась Беата.
– Какая ещё сложность?
– Дело в том, что вчера я договорилась о встрече с Мартином… ну сыном нового портного, о котором я тебе рассказывала. Он попросил показать ему наши места, и я пообещала.
– М-м-м… – задумчиво промычал Николас. – А что, если мы захватим с собой твоего приятеля, и он доставит нас на своём тарантасе прямо на площадь. Всё лучше, чем пешкодралом туда плестись с набитым животом. Отличный повод познакомиться. Ты ведь хотела этого. Правда, придётся потом его тортом угощать…
– Не переживай, – успокоил приятеля Питер, – торта хватит на всех. – И он руками описал в воздухе окружность, намекая на размеры праздничного угощения.
– Ого! – удивился Николас. – Вот это тортище!
– А откуда к нам приехал этот портной? – спросил у Беаты Питер.
– Мартин рассказывал, что до того, как приехать в Валенсбург, их семья вела кочевую жизнь, часто переезжала с места на место. Думаю, у него в запасе очень много интересных историй. А ещё у него меткий глаз и золотые руки.
– Подумаешь, сшил какую-то тряпку, – снова дал волю своей необоснованной неприязни Николас. – Видели бы вы меч, который я выстрогал из дерева.
Судя по всему, он воспринял слова подружки, как давешний упрёк в свой адрес, ведь Беата уже не единожды высказывала Флетчеру младшему, что пора бы перестать фантазировать и выбрать себе, наконец, занятие по душе.
– Смотрите! – вдруг воскликнул Питер, указывая пальцем под стол.
– Что там? – спросил Николас и нырнул головой под скатерть.
Беата настороженно посмотрела на приятеля.
– Тут никого нет, – прозвучал из-под стола недоумевающий голос Николаса.
– Между вами снова чёрная кошка пробежала, – пошутил Питер, перекладывая кусок ягодного пирога на тарелку Беаты. – Не хватало ещё, чтобы вы в мой день рождения поссорились. Между прочим, пирог остывает.
– Пожалуй, ты прав, – откликнулся Николас, вылезая из-под стола. – Когда мой рот набит вкуснятиной, всяким ерундам из него уже не выбраться.
– Значит, набивай свой рот поскорее, – посоветовала ему Беата, – только не подавись. -И поосторожнее с зубами, – предостерёг Питер. – А то получится, как в прошлый раз. Случайной вишнёвой косточкой отломить половину зуба – это ж надо умудриться.
– Это потому, что у меня челюсти, как охотничий капкан. Что в них попадает, уже никому не вырвать, – с гордостью подметил Николас, оттянув пальцем свою нижнюю губу: справа, в нестройном зубном ряду торчал острый осколок сломанного коренного резца.
– Похож на змеиный, – морщась, сравнила Беата.
– Не на змеиный, а на драконий, – поправил подружку Николас.
– Какая разница. Главное, чтоб не болел, – подытожил Питер и с аппетитом откусил кусок пирога.
Друзья с наслаждением налегли на угощение. Расправившись с пирогом и запив его прохладным морсом, они живо опустошили вазочку с пирожными и конфетами. Всё это время за столом не смолкали хруст и смачное чавканье. Наевшись досыта, они решили взять передышку. Мало-помалу между приятелями затеялся оживлённый разговор. Питер и Николас дотошно расспрашивали Беату обо всех подробностях пребывания Королевы в замке. Питера интересовало всё до мелочей – сказывался хронический недостаток событий в его пресной и однообразной жизни. Да и сама хозяйка, миссис Досон, привыкшая узнавать о жизни в городе со слов покупателей, не выходя из-за прилавка, незаметно пристроилась на табурете под аркой и с любопытством вслушивалась в несмолкаемую ребячью трескотню. Вскоре количество съеденного сладкого дало свои плоды и шумный разговор сменила вялая зевота.
– Что-то меня в сон потянуло, – тяжело дыша, выдавил из себя Николас.
Его надутый живот, обтянутый серой льняной рубахой, выпирал из-под стола, словно огромный, перезрелый гриб-дождевик, который, если по нему ударить ладошами, лопнет дымным хлопком, испуская облачко зеленоватого праха. Беата сладко зевнула, подперев щёку сжатым кулачком. Непроизвольно подхватив эту заразительную повадку, широко растянули свои рты в затяжном зевке Николас и Питер.
– Что-то уже идти никуда не хочется, – лениво пробормотал Николас.
– А как же твой сюрприз? – напомнила Беата.
– А… да… сюрприз… – нехотя отозвался он. – Приподнимите меня со стула. Мне кажется, я к нему прирос.
– Нет уж, – возразила Беата, – поднимайся сам. На тебя надави ненароком, ты возьмёшь да и лопнешь. Не вешай на нас с Питером вину за своё обжорство.
Друзья выбрались из-за стола и медленно, вперевалку направились к выходу. На штанах Николаса топорщились карманы, доверху набитые конфетами.
– Всё равно ведь это было для нас, – ответил он на придирчивый взгляд Беаты. – День впереди длинный, пригодятся.
– И как в тебя всё это влезает, ума не приложу. – Пожала она плечами.
– Для меня самого это загадка, – сказал Николас и громко икнул.
Из кухни показалась миссис Досон.
– Спасибо за угощение, – поблагодарила её Беата. – Всё было очень вкусно.
– Так вкусно, что мы, кажется, опустошили все ваши запасы, – прибавил Николас.
– Чтобы опустошить мои запасы, тут потребуется дюжина таких, как вы, – добродушно отозвалась хозяйка.
– Или трое таких, как Николас, – подчеркнула Беата, шутливо погладив приятеля по надутому, круглому животику.
– Тётушка, я прогуляюсь с друзьями? – спросил разрешения Питер.
– Только не задерживайся допоздна. Не забывай про праздничный торт и нашу гостью, – напомнила племяннику миссис Досон.
– Какую гостью? – насторожился Питер.
– Элизабет Льюис вспомнила, что у тебя сегодня именины и решила зайти поздравить. -Я вас умоляю, тётушка, скажите ей, что я слёг с лихорадкой или уехал в мёртвый лес на чёртову ярмарку, – взмолился «новорожденный».
– Значит, у тебя сегодня ко всему вдобавок ещё и смотрины, – кольнул ранимого приятеля Николас.
– Ну вот, уже началось, – с досадой произнёс Питер, глядя на улыбавшуюся тётушку, и от этой замысловатой улыбки ему сделалось совсем тошно.
Николас хорошо знал, о ком идёт речь, потому и подтрунивал от души над приятелем. Все в городе знали эту неразлучную парочку по фамилии Льюис: мать и походившую на неё, как две капли воды, дочь. Младшую Льюис звали Элизабет. Уже в столь ранние годы талия девочки заметно округлилась, за что она получила среди уличной детворы обидное прозвище «Перина». Жили они на те средства, что достались им от главы семейства, ныне покойного мистера Льюиса, когда-то державшего кожевенную мануфактуру. Сама миссис Льюис деловой хваткой не обладала, потому очень скоро была вынуждена продать дело своего мужа. Жить вдова привыкла с размахом и несмотря на то, что средства стремительно таяли, она продолжала баловать свою деточку бесконечными нарядами и покупкой сладостей, от которых талия малолетней барышни, понятно, не становилась уже. Случалось, что во время пеших прогулок дворовая ребятня наперебой дразнила Элизабет, поэтому она была нелюдима, никуда не выходила и ни с кем не дружила. А если куда и отправлялась, то непременно в сопровождении своей матушки. Питер знал об этом и втайне жалел её. Когда парочка заглядывала в заведение миссис Досон, он старался быть обходительным и вежливым в разговоре с Элизабет. Пожалуй, он один в городе. С тех самых пор Дороти Льюис начала воспринимать внимание Питера к своей дочери как-то иначе и их визиты в пекарню заметно участились. Кроме того, от родной тётушки посыпались полупрозрачные намёки, всякий раз сопровождаемые лукавым подмигиванием и загадочной улыбкой. Видя такой напор со стороны женского лагеря, Питер начал откровенно стыдиться этого знакомства и избегать назойливых встреч с Элизабет.
– Тётушка, вы как-то спросили меня, что бы я хотел получить в подарок на свои именины. Не рассказывайте ей обо мне ничего! Хотя бы в этот день. Это и будет ваш самый дорогой подарок, – раздражённо высказался Питер.
Возможно, это прозвучало слишком резко, потому что улыбку с лица Макбет Досон, как сквозным ветром, сдуло. Даже Николас уловил, что его закадычный приятель сильно не в духе от всей этой истории и решил, что на сегодня, пожалуй, достаточно. Нарастающий с каждой новой фразой конфликт предотвратил дверной колокольчик, который возвестил о новом посетителе. В заведение вошёл высокий, широкоплечий мужчина в длинном, полинявшем плаще, что было довольно странно, учитывая жаркую июльскую погоду. Левой рукой он опирался на тонкую сучковатую жердь. Впечатление незнакомец производил диковатое. Худой овал его лица зарос густой, неровной щетиной, а на впалых щеках отпечатались болезненные серые тени. Постриженные на морской манер бакенбарды спускались до самого края остро очерченных скул. Из-под старой, затасканной шляпы с широкими полями наружу выбивались тёмные с проседью, длинные волосы, собранные сзади в хвост. Высокие сапоги его напоминали капитанские ботфорты с отвёрнутым голенищем чуть ниже колен и сильно стоптанными каблуками. Глядя на измождённый вид этого человека, миссис Досон с уверенностью про себя заключила, что он бродяга и что путь его лежит издалека. Мужчина приветливо снял с головы шляпу и улыбнулся во весь рот, обнажив закопчённые зубы.
– Бог в помощь тому, кто трудится в этом славном заведении, – проговорил он прокуренным, сиплым басом.
– Благодарю, вас, – ни с того-ни с сего раскрасневшись, застенчиво произнесла хозяйка. – Чем могу быть вам полезна?
– Я впервые в этом городе. Хотелось бы узнать, где усталому путнику можно утолить жажду с дороги.
– Простите, не знаю, как к вам обращаться, мистер… – сказала Макбет, в смущении оглаживая свой фартук.
– Зовите меня сеньор Кортес, – ответил странник с алчущим блеском в глазах.
Он держался уверенно и немного отстранённо.
– Сеньор Кортес, я могла бы предложить вам прохладный ягодный морс, но, чаю, вас мучит иная жажда. Мой племянник Питер и его друзья сейчас отправляются на городскую площадь. Если вам будет угодно, они могут проводить вас. По пути вам встретится таверна. Там вы и найдёте то, что ищете.
– Это было бы великолепно. Благодарю вас, очаровательная хозяйка.
Пышные щёки миссис Досон снова заалели, охваченные жаром кокетливого смущения.
– А я благодарю вас за комплимент. Примите от меня в подарок это. – И миссис Досон кинула посетителю румяную булочку. – За счёт заведения.
Кортес, закрыв глаза, жадно втянул ноздрями аромат сдобы и так же хрипло пробасил:
– Что может быть прекраснее запаха свежеиспечённого хлеба? Так может пахнуть только в одном месте – у домашнего очага.
– Красиво, сказано, сеньор, – ответила Макбет.
Она явно заискивала перед незнакомцем. Питер, конечно же, сразу подметил эдакую странность в поведении тётки, давно позабывшей о мужском внимании.
– Ну что, господа матросы. – Посетитель повернулся ко всей честной компании, не сводившей с него глаз. – Вам штурвал в руки. Ведите старое судно в пристань затонувших кораблей.
На выходе из пекарни приметливый Николас успел разглядеть на руке странника татуировку в виде корабельного якоря, который опутывала то ли морская гидра, то ли русалка. На его ременной железной пряхе красовался потемневший компас с указанием четырех сторон света. Эти знаки указывали на то, что их загадочный попутчик принадлежал к племени мореходов. Так же он обратил внимание, что рослый господин слегка прихрамывает на левую ногу – по-видимому, для этого ему и понадобилась самодельная трость. «Интересно, кто он, – размышлял про себя Николас. – На рыбака точно не похож. На рядового матроса тоже. Может, он служил боцманом на королевском флоте? Или…» Его догадки прервал хриплый голос незнакомца:
– Скажи-ка мне, сынок, что за суета царит в вашем городишке? Я повидал много провинциальных захолустий и везде жизнь течёт одинаково скучно.
– Как, разве вы не знаете? – изобразил удивление Николас. – Наш Валенсбург почтила своим визитом сама Королева. Она сейчас гостит в замке Каймангрот. По приказу её величества на главной площади вовсю трудятся плотники и лесорубы.
– И что же они готовят – эшафот? Не успела прикатить и уже раздаёт королевские милости? – сказав это, сеньор Кортес криво усмехнулся.
– Нет. Они строят арену. Завтра состоится рыцарский турнир в честь её прибытия, – пояснил Питер.
– Сеньор Кортес, позвольте задать вам один вопрос? – снова заговорил с попутчиком любопытный Николас. – Вы пришли к нам издалека?
– Нет, – угрюмо ответил незнакомец. – Это место ещё дальше.
– Вы служили на флоте?
– С чего ты взял?
– У вас якорь на руке и пряха на ремне морская.
– У тебя зоркий глаз, малец, как у заправского юнги. Я когда-то тоже был таким. Теперь уж зрение не то.
– А в каком чине вы служили?
– Начинал я с самого младшего чина на судне – юнги. Потом был старшим матросом, боцманом, старпомом. Так с годами дорос до капитана.
– Капитана?! – с неподдельным восхищением произнёс Питер.
– Что, не похож? – спросил попутчик.
– И что вас привело в наш город? – продолжал допытываться дотошный Николас.
– У тебя слишком много вопросов в голове, – грубо оборвал почти завязавшийся разговор Кортес.
– Простите, сеньор, – извинился хитрец Николас, решив поменять тактику. – Просто не могу понять, чем так привлекает наш город путешественников. Вот и Королева заглянула. А уж она-то точно не заблудилась.
– Ваше захолустье ничем не хуже тех мест, где мне довелось побывать, – ответил капитан. – Если в самом захудалом, провонявшем рыбой портовом городишке есть заведение, где продают настоящий карибский ром, он заслуживает право на существование. На кой чёрт нужен город, где нет приличной выпивки!
Они подошли к одноэтажному, каменному строению, у входа в которое висела потрескавшаяся деревянная вывеска с изображением двух рачков, скрестивших клешни, а под ними пенилась пузатая кружка. Снизу, под забавной картинкой едва просматривалась полинявшая с годами надпись «Таверна Дно». В своё время завсегдатаями этого заведения были рыбаки, которые после удачного улова частенько захаживали в полутёмный, тесный полуподвал, где вечерами с круглой сцены звучала задорная музыка и подавалось к столу свежесваренное пиво с глазастыми раками, выловленными со дна Седого озера. Потому-то хозяин применил эдакую коммерческую хитрость и назвал свою таверну «Дно», на которое промысловый люд погружался охотно и до полного порой утонутия. Из полуоткрытой двери наружу доносился басовитый, хмельной гул, вперемежку с надрывными напевами.
