Kitabı oku: «Волчицы», sayfa 21
– Почему же умирали животные? – спросил Тихий.
– Непреодолимая генетическая несовместимость, – просто пояснил Куприянов. – В случае с хромосомами человека дело обстоит несколько проще, ведь такое скрещивание уже произошло в ходе эволюции, возможно, тысячи лет назад. Грубо говоря, из общей ДНК оборотня исключаются хромосомы самой Маши, как человека, и подменяются хромосомами подопытного. Создается новая, своего рода рекомбинантная ДНК.
– Мутирующая? – уточнил Тихий.
– Вызывающая общую мутацию организма, – поправил Куприянов. – Новая ДНК служит катализатором, она вносит новый код в гены, вызывая мутацию сдвига рамки чтения. Образуется новый стартовый кодон и изменяется вся полипептидная цепь.
– Стоп! – остановил его Тихий. – Вы заговорили слишком мудрено, мои познания в генетике не столь обширны. Но общую суть я уловил. Стало быть, в человеческом организме препарат «Берсеркер» не вызовет отторжение, а приведет к мутации.
– Вот именно! – подтвердил профессор. – Но, как я уже говорил, генотип оборотней имеет за собой длительный онтогенез, который образовал совершенное существо. Хромосомная же аберрация подопытных организмов затронет не только тело, но и психику. В конечном счете гены зверя все равно возьмут верх и подопытные превратятся в хищников – бездумных, жестоких и почти неуязвимых. Помните ту сельскую учительницу, о которой вы мне рассказывали? Представьте целую стаю таких свирепых неуправляемых существ.
– А вы не сгущаете краски? – недоверчиво спросил Тихий.
– Все зависит от того, как далеко готов зайти генерал Сабуров. Он требует ускорения проекта, а для совершенствования препарата требуется большее количество экспериментов и более длительные исследования. При сжатых сроках многое упускается из виду и последствия могут быть непредсказуемы. Ведь мутация может отразиться не только на организме искусственно созданных оборотней. Они могут стать носителями всех тех вирусов, с которыми призвана бороться их иммунная система и распространителями их новых, более совершенных и смертоносных видов. Поверьте моему профессионализму, такое вполне возможно.
– Но к чему такая спешка? – удивился Тихий.
– Этого я не знаю. Видимо, у Сабурова или тех, кто стоит за ним, есть какие-то серьезные цели, исполнение которых не терпит отлагательства.
– М-да, – задумчиво произнес Тихий, потирая подбородок. – Тут есть над чем призадуматься. Но что же вы хотите именно от меня? Я ведь всего лишь военный пенсионер, не занимаю никаких ответственных постов и должностей. Чем я могу вам помочь?
Куприянов смутился.
– Ну, я подумал, что у вас остались какие-то связи там, – он многозначительно указал взглядом вверх. – Ведь кто-то же должен задуматься о последствиях всех этих экспериментов. Может быть, там ничего не знают.
– Может быть, и так, – кивнул Тихий. – Расскажите мне о вашем филиале. Как там все обустроено? Как охраняется?
Куприянов подробно описал полковнику внутреннее обустройство бывшей воинской части и лабораторного корпуса. Выслушав профессора, Тихий снова кивнул и произнес:
– Из вашего рассказа можно было бы заключить, что это какая-то частная лавочка. Если бы заказ был действительно государственный, да еще сверхважный и секретный, министерство обороны не поскупилось бы на охранные системы. Но основной упор сделан на исследовательское оборудование, охраняется же все по старинке, как какой-нибудь склад. Однако вряд ли Сабуров заварил всю эту кашу по собственной инициативе. Должен быть еще кто-то, очень заинтересованный в проекте, возможно, даже в верхах власти. Вот только мы с вами вряд ли сможем тягаться с такими людьми.
– Но это же просто противозаконно! – воскликнул профессор. – Проект уже выходит за рамки чистой науки и нарушает все мыслимые человеческие права!
– Можете обратиться в гаагский трибунал или страсбургский суд, – спокойно посоветовал Тихий.
– Вы что, шутите? – недоуменно и оскорбленно спросил профессор.
– Конечно, – все так же спокойно кивнул Тихий. – Больше ничего не остается. Не в наших силах свернуть проект. Будем надеяться, что ваше беспокойство напрасно, и что Сабуров и те, кто за ним стоит, не настолько беспечны, чтобы допустить катастрофу. Может быть, они не пойдут на широкомасштабные испытания своего препарата и все ограничится единичными опытами.
– Над живыми людьми, – напомнил профессор.
– Да, кому-то придется погибнуть в интересах науки и организаторов проекта.
– Раньше вы не были таким циничным, – заметил Куприянов.
– То было раньше, – хмуро ответил Тихий.
– А как же Маша? Ведь она погибнет.
– Значит, такова ее судьба, – с ужасающим спокойствием произнес Тихий. – Ни вы, ни я все равно ничего не сможем сделать для нее.
– Я не узнаю вас, Андрей Владимирович. Мне казалось, вам была небезразлична судьба этой девушки и ее брата. И вдруг такое равнодушие.
Тихий тяжело вздохнул.
– Это не равнодушие, это бессилие, – глухо произнес он. – Да, мне очень жаль эту девушку. Вы сейчас обрисовали мрачную картину последствий проекта, но все это как-то абстрактно и не очень волнует. А вот ее действительно очень жаль. Я очень долго преследовал этих существ. Так долго, что научился понимать их. Мне даже стали сниться странные сны. Наверное, смешно звучит, но это не простые сны, это… Черт, такое просто невозможно объяснить. Я научился понимать их чувства. Все, чего они хотят – просто жить. Не они несут угрозу людям, а люди им. Мы боимся их, в своем страхе даже ненавидим. А они всего лишь защищаются. Но мы настолько глупы и упрямы, что не желаем позволить им просто скрыться и жить своей жизнью. На моей памяти лишь один случай, когда оборотень первым напал на человека. Это была бабка Маши, та самая сельская учительница. Но и в той истории осталось много темных пятен. Все остальные столкновения спровоцированы самими людьми и мною в том числе. А они гораздо мудрее и человечнее нас. Я все это понял, поэтому и отказался от преследования и покинул проект. Если помните, то же самое я советовал сделать и вам. Но вы не прислушались к моему совету.
– Да, это было ошибкой, – удрученно кивнул профессор. – Я знаю, что виноват во всем. Вы не представляете, как я проклинаю себя за все, что сделал. Потребовалось своими глазами увидеть, к чему привело мое упрямство, чтобы осознать все ошибки. Мне кажется, что и я теперь научился понимать этих существ. Знаете, в последнее время я тоже вижу какие-то странные необъяснимые сны. Как будто это и не сон вовсе… Странно так… Да, я понимаю, что уже поздно что-либо исправить, но принять этого не могу. Я знаю, что должен хотя бы попытаться. И я очень рассчитывал на вашу помощь.
– Увы, вы напрасно на меня рассчитывали. Вряд ли какие-либо инстанции смогут остановить проект, но даже если такое случится, для Маши будет уже слишком поздно. Девушку просто убьют, чтобы замести следы. Единственное, что можно вам посоветовать, это выкрасть девушку и вывезти ее в безопасное место.
При этих словах Куприянов сразу оживился.
– Идея не так уж и плоха! – воскликнул он.
Тихий улыбнулся и похлопал гостя по руке.
– Не горячитесь, профессор. Не стоит принимать все мои слова всерьез.
– Но почему нет?!
– Потому, что если вы решитесь на такой шаг, исчезнете сами. Самое мягкое, что с вами сделают, сгноят за решеткой без всякого приговора или в психиатрической лечебнице. Не для того покровители Сабурова окружили проект тайной и спрятали Машу в глуши, чтобы позволить вам безнаказанно спутать все их планы.
– Еще не факт, что меня схватят, – упрямо сказал Куприянов. – Я готов рискнуть.
Тихий внимательно посмотрел ему в глаза и произнес:
– Я вижу, что вы готовы. Но это чистое безумие и вы сами прекрасно понимаете, что ничего не получится.
– Тогда предложите что-нибудь получше.
Тихий задумался. Куприянов с надеждой смотрел на отставного полковника, нервно постукивая подушечками пальцев по своей чашке. Ждать пришлось довольно долго. Наконец, Тихий покачал головой и усмехнулся.
– Странный вы человек, Борис Васильевич. Второй раз вы втягиваете меня в это дело и второй раз мне приходится соглашаться, хотя, если честно, хочется послать вас куда подальше. Только не обижайтесь.
Куприянов улыбнулся, а Тихий продолжал:
– Для начала было бы неплохо рассекретить проект. Пусть сведения об оборотнях станут известны общественности. Но потребуются доказательства самого существования Маши и всех связанных с нею экспериментов.
Куприянов насупился.
– Люди не поймут. Для них Маша и ей подобные станут ожившим ужасом древних легенд. Они испугаются и потребуют смерти оборотня.
– А вам и не нужно их понимание, – ответил Тихий. – Достаточно шумихи, чтобы проект если не свернули, то хотя бы приостановили. А там подключатся правозащитники, защитники природы и прочие горлопаны. И пресса поднимет шум, журналисты на такие сенсации падкие. При общей огласке будет легче найти сторонников во власти. Но повторяю, вам придется добыть доказательства, подтверждающие факт существования Маши и то, что ее держат именно в этом институте.
– Честно говоря, мне эта идея не очень нравится, – задумчиво произнес Куприянов. – Как бы не вышло еще хуже. Ну, допустим, я добуду требуемые документы. Я ведь даже не представляю, куда и к кому с ними обращаться потом.
– А это уж предоставьте мне.
– И все-таки, как все это отразится на Маше? Вы же сами говорили, что в случае чего ее уничтожат.
– Да, все так и будет, – спокойно ответил Тихий. – Поэтому, не дожидаясь, пока все раскачается, Машу придется все-таки выкрасть. Нам с вами.
Куприянов удивленно и недоверчиво посмотрел на отставного полковника.
– Так значит, вы мне поможете? – спросил он.
– Попробую, – кивнул Тихий.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
– Время смерти двенадцать часов тринадцать минут, – констатировал Якимовских, взглянув на часы.
Ассистенты молча принялись отключать аппараты.
На койке лежало бездыханное обнаженное тело человека, прикованное наручниками за руки и за ноги к железным поручням. Сейчас уже практически невозможно стало визуально определить какого возраста он был при жизни – последствия эксперимента обезобразили его облик до неузнаваемости.
Якимовских устало потер глаза ладонью. Профессор не спал больше суток, несколько последних часов прошли в напряженной борьбе за жизнь подопытного. Но тщетно.
– Неважно выглядите, профессор, – заметил Сабуров, находившийся тут же.
Взглянув на генерала, Якимовских вдруг спросил:
– Вы не чувствуете себя убийцей?
Бесцветные брови генерала удивленно вздернулись.
– В чем дело, профессор? – спросил он. – Вас начали мучить угрызения совести?
– А вы думали, я совсем бесчувственный? – тихо отозвался Якимовских. – Многое можно оправдать интересами науки и государства, но если быть честными, фактически мы только что убили этого человека. А ведь я предупреждал, что препарат несовершенен, он не готов к таким серьезным испытаниям. Возможно, мы вообще идем по ложному пути.
– Так найдите верный путь, – жестко посоветовал Сабуров. – Для того в ваше распоряжение и был предоставлен этот человек, чтобы вы искали и нашли.
Якимовских перевел взгляд на бездыханное тело и произнес:
– Я ведь даже не знаю его имени. Как его звали?
– Не знаю, – Сабуров безразлично пожал плечами. – Сейчас это уже не имеет никакого значения. В проекте он значится, как доброволец номер два. Вы устали, профессор, вам нужно отдохнуть. Вы придаете слишком большое значение смерти этого человека. Да и человеком его можно было назвать с большой натяжкой. Он был бомжем, пьяницей, слонялся по помойкам, жил как животное.
– И умер так же, – мрачно произнес Якимовских, вздохнув.
– По крайней мере, последние дни он провел в тепле и сытости и умер не под забором, – невозмутимо заметил Сабуров. – Отдохните, профессор.
– Да, я должен поспать, – устало согласился Якимовских.
– Неплохо бы всем дать отдых, – вмешался в разговор Плотников. – Люди очень устали.
Немного поразмыслив, генерал кивнул.
– Хорошо. Пусть сегодня будет выходной. Но завтра приступить к работе.
Якимовских отдал необходимые распоряжения ассистировавшим ему коллегам и в сопровождении Сабурова покинул бокс.
– Дальше так работать невозможно, – хмуро заметил Якимовских, шагая по коридору рядом с генералом.
– Что вы имеете в виду? – не понял Сабуров.
– К чему такая секретность? – спросил Якимовских. – Хотя бы младших научных сотрудников можно было посвятить в некоторые детали проекта. Ведущие специалисты вынуждены выполнять абсолютно все работы по экспериментам лично. Это нерационально. И это при том, что вы постоянно требуете ускорить рабочий процесс.
– Мы уже обсуждали этот вопрос, – жестко ответил генерал. – Детали проекта не подлежат разглашению. Исключений нет ни для кого.
– Но хотя бы можно привлечь к работам Бориса Васильевича, – предложил Якимовских. – Он отличный специалист, а сейчас нам, как никогда, требуется помощь. Проект зашел в тупик, что-то мы делаем не так. Он посвятил достаточно много времени исследованиям в этой области и мог бы оказать необходимую помощь.
– Профессор Куприянов не вызывает у меня должного доверия, – возразил Сабуров. – Если бы он не имел влияния на нашу подопечную, его бы вообще тут не было. Его мнение о проекте мне хорошо известно, да и вам тоже. Ни к чему, чтобы он знал слишком много.
– Мне иногда начинает казаться, что вы действуете только от своего имени, – осторожно произнес Якимовских. – Насколько законно то, чем мы занимаемся? Проект действительно санкционирован верхами?
– Пусть это вас не заботит, – сурово ответил Сабуров. – Просто делайте свою работу. А я буду делать свою. А сейчас идите к себе и выспитесь хорошенько. Вы переутомились, профессор.
– Да, наверное, – вяло согласился Якимовских. – До свидания.
Профессор направился к выходу из корпуса. Генерал вызвал Ищеева и приказал подготовить машину. Предстояло лично отчитаться перед руководством в очередной неудаче.
День прошел без обычной рабочей суеты. Лишь офицеры и прапорщики караульного взвода несли службу в обычном режиме.
После полуночи Веснин заступил на пост при входе в основной корпус. Караул обещал быть легким. Генерала нет, Ищеев с Плотниковым уехали за каким-то ценным грузом и вряд ли вернутся раньше утра, полковник тоже умчался в город, у него наследник родился. Остался лишь Градов, а этот донимать не будет, хоть спи всю ночь.
Стоило только подумать о Градове, как из-за угла коридора появился он сам. Майор заметно покачивался, явно был навеселе, причем изрядно. Видимо, от души угостился по случаю прибавления в семействе командира части. Сегодня майор исполнял обязанности Ищеева, совершая ночной обход здания.
Поднявшись при появлении начальника штаба, прапорщик козырнул. Градов добродушно махнул рукой.
– Сиди, не напрягайся. Ну-ка глянь, ключ от кабинета директора здесь?
Взглянув на щит с ключами, Веснин помотал головой.
– Никак нет.
Градов чертыхнулся.
– Вот засада! Слушай, Веснин, у тебя тут клей есть?
– Какой клей? – опешил Веснин.
– Да хоть какой-нибудь. Канцелярский там, «Момент», да хоть обойный.
Веснин пожал плечами. Градов снова махнул рукой.
– Ладно, сам знаю, что ни хрена тут нет. И в штабе, как назло, закончился.
– А зачем вам клей-то? – полюбопытствовал Веснин.
– У Плотникова дверь открыта в кабинете, – пояснил майор. – Видимо, когда уезжал с Ищеевым, впопыхах забыл запереть. И ключ с собой увез. Надо бы хоть печать какую-то наложить. Или ничего? Как ты думаешь, Веснин?
– Да что может случиться? Все кругом охраняется, а в здании все равно никого нет.
– Вот и я так думаю. Хрен с ней, с этой дверью. Но ты, Веснин, бди!
Майор многозначительно поднял вверх указательный палец и пьяно икнул. Веснин улыбнулся.
– Бдю, – шутливо ответил он.
– Вот так вот. Если что, я в штабе. Но меня не будить.
Проводив пошатывающегося майора до выхода, Веснин запер за ним дверь и вернулся на свое место. Усевшись за стол, он взглянул на часы. Выждать еще часок и можно будет наведаться к Маше, не опасаясь быть застигнутым врасплох.
Почему-то Веснина непреодолимо тянуло к этой девушке. Прапорщик и сам был не в силах понять, чем же так пленила его Маша. Словно какое-то наваждение перед его мысленным взором то и дело вспыхивал пронзительный взгляд ее бездонных черных глаз. Он манил и звал к себе. Дошло до того, что Веснин даже во сне видел этот странный завораживающий взгляд. Он поймал было себя на мысли, что просто влюбился как мальчишка, но трезво поразмыслив, все-таки решил, что тут кроется что-то другое. Но что? Прапорщик никак не мог понять, что же так тянет его к этой девушке. Сердце наполнял необъяснимый восторг всякий раз когда ему удавалось увидеть Машу. Черт, действительно какое-то наваждение. Но это не может быть любовь. Веснин совсем не из тех людей, кто может влюбиться с первого взгляда. Да и что в ней особенного? Обыкновенная девчонка. Красивая, конечно, но таких много. К тому же еще и беременная. Одного только ее раздувшегося пуза достаточно, чтобы погасить все романтические бредни. Хотя… Веснин где-то слышал, что женщина в положении становится более привлекательна, появляется в ее облике что-то эдакое. Может, действительно так? Или все дело в ее загадочном взгляде, который таит в себе немыслимую глубину.
Веснин не знал, что и подумать. Никогда он еще не чувствовал себя столь глупо и хорошо одновременно. Таинственная пленница прочно завладела его мыслями.
А может быть, его привлекала именно та таинственность, которая окружала девушку. Любой мужчина до самой смерти остается мальчишкой, а всякого мальчишку интригует любая тайна. Кто она, эта Маша? Зачем ее держат здесь? Почему не просто взаперти, а еще и в железной клетке, за решеткой с толстенными прутьями?
Сама Маша почему-то упорно не желала отвечать на все вопросы, касающиеся ее заключения. Поначалу Веснину даже казалось, что девушка настроена категорически против его общества. Однако скоро он понял , что Маша попросту переживает за него, Веснина. Это польстило самолюбию прапорщика – выходит, что их интерес все-таки взаимен. Что ни говори, а всегда приятно, когда ты не совсем безразличен красивой девушке. Кроме того с еще большей силой вспыхнуло любопытство. Какую такую тайну хранит Маша, что заставляет ее, саму находящуюся в очень незавидном положении, беспокоиться за Веснина. Но Маша упорно молчала. За несколько дней их знакомства она ни слова не проронила о том, кто она такая и почему оказалась взаперти.
Уловка Веснина с калиткой в воротах пока оставалась никем незамеченной и прапорщик беспрепятственно пользовался своей лазейкой, чтобы навещать узницу железной клетки. Оставаясь вне зоны наблюдения видеокамеры, он подолгу сидел в боксе, развлекая девушку разговорами. Сидя к нему вполоборота, чтобы не вызывать подозрения видеосоглядатая, Маша охотно поддерживала беседу. Вообще она искренне радовалась визитам Веснина, в отсутствие Куприянова это был единственный человек, с которым девушка могла просто поговорить. Но какими бы откровенными ни были их разговоры, свою тайну Маша хранила свято.
Размышляя о странностях, связанных с девушкой, прапорщик вдруг пришел к нехитрой мысли, что сегодня ему выпал великолепный шанс приподнять завесу тайны. Во всем здании только два поста, здесь и у девятого блока, где сидит Горошенко, а ленивый хохол наверняка уже дрыхнет, распластавшись на столе, иначе давно бы притащился сюда покурить и поболтать за жизнь. Ищеев и все начальство в отъезде, Градов дрыхнет с перепою, значит, никто в корпус до утра не сунется. А если что, входная дверь на запоре и всегда можно отбрехаться, что отходил по нужде. Стало быть, никто и ничто не помешает заглянуть в незапертый кабинет директора филиала. Так, одним глазком. Наверняка ведь попадется что-нибудь такое, что поможет, наконец, понять все происходящее в этом заведении.
Твердо убежденный в том, что принял единственно верное решение, Веснин вышел из своей будки. Поднявшись по лестнице на второй этаж, прапорщик беспрепятственно дошел до кабинета Плотникова. Осторожно приоткрыв дверь, Веснин зашел внутрь и осмотрел помещение. Свет он решил не включать, вполне хватало того, что падал из коридора.
Внимательно обшарив взглядом кабинет, Веснин слегка разочаровался. Здесь не было ничего, что хоть как-нибудь намекало бы на суть проекта, ни одного документа, ни единой бумажки. Осторожный и предусмотрительный директор наверняка хранил все документы в сейфе, что темной массой громоздился в углу. Но не взламывать же сейф. Веснин не вор-медвежатник, замки вскрывать не умеет. Не гранатой же взрывать этот железный сундук.
Оставалось только одно – проверить видеозапись. Камеры держали под наблюдением не только бокс, где сидела в заточении Маша, но и все лабораторные помещения. Весь видеоархив наверняка хранится все в том же громоздком сейфе, но, может быть, осталась доступна сегодняшняя запись. Чего эти «белые халаты» сегодня так суетились? Наверняка что-то произошло в лаборатории.
Веснин пробежал пальцами по клавишам пульта. За годы службы ему приходилось сталкиваться и с такой техникой, поэтому он разбирался, что тут к чему.
Вскоре он увидел на мониторе то, что искал. Это была запись сегодняшнего эксперимента. На железной койке лежал обнаженный мужчина прикованный к поручням за руки и за ноги и облепленный датчиками. Качество изображения было не ахти, но присмотревшись внимательней, Веснин узнал этого человека. Его привезли совсем недавно с еще одним типом, как раз в тот день, когда Горошенко с Макарычем схватили беглого зека. Веснин видел приезжих только мельком один раз, когда обоих высаживали из автомобиля в гараже. Тогда ему сказали, что это новые сотрудники, что казалось весьма сомнительным, ибо вид приезжие имели довольно таки бомжеватый. Выходит, не зря тогда прапорщик усомнился. Никакие это не сотрудники, а самые настоящие подопытные. Наверняка обоих подобрали где-нибудь на помойке и, заморочив голову, привезли сюда. Интересно, чего это тут с мужиком проделывают? А еще хотелось бы знать, насколько вообще законны подобные опыты на живых людях? Почему-то Веснину вдруг вспомнились умершие в лабораториях животные, которых ему приходилось закапывать.
Перемотав запись чуть вперед, Веснин увидел, как подопытный забился в конвульсиях. Что-то явно происходило не так, как планировалось, слишком уж засуетились двое в халатах. Их Веснин тоже узнал – одни из немногих сотрудников, имеющих доступ в девятый блок.
Вскоре появился Якимовских, видимо, вызванный докторами. Между тем подопытного начало колбасить так, что железная койка заходила ходуном. По его телу пробежала даже не судорога, казалось, что-то разрывает человека изнутри и никак не может вырваться наружу. Веснин невольно отвел взгляд в сторону. Он всякого повидал на своем веку, но зрелище было слишком уж жутким даже для его нервов.
Когда Веснин снова взглянул на экран, там все еще продолжалась суматоха. Якимовских с ассистентами что-то вкалывали своему подопечному, тут же брали пробы крови шприцами и снова что-то кололи. А тот бесновался все сильнее, на его лице появлялись такие гримасы, которые просто невозможно было скорчить физически. Несколько раз Веснину даже показалось, что человек покрывается волосяным покровом. Да чем же они так накачали этого бедолагу?
Преодолевая отвращение, Веснин упорно продолжал смотреть в монитор. В конце концов, все закончилось тем, что подопытный испустил дух. Нечто, терзавшее его изнутри, почти до неузнаваемости обезобразило лицо человека, даже невозможно было бы сказать, маска какого выражения застыла на его лице. Сейчас Веснин уже ни за что не узнал бы его. А вот судя по выражениям лиц Якимовских и его помощников, итог эксперимента был совсем не тот, что ожидался. Лишь один Сабуров, появившийся вместе с Плотниковым незадолго до смерти подопытного, оставался как всегда невозмутим.
Веснин опустил взгляд и потер лоб ладонью. Ну ни хрена ж себе! Чем это таким занимаются тут доктора, что у них люди дохнут в таких мучениях? Сначала зверюшек гробили, теперь вот и за человеков принялись. Ой, что-то неладное творится в этой конторе.
Веснин снова пощелкал клавишами, включив камеру прямого наблюдения в боксе Маши. Несмотря на поздний час, девушка не спала. Неужели ждала встречи с ним? Веснину польстила такая мысль. Все-таки чем-то эта девушка приворожила бравого прапорщика, накрепко привязала его к себе.
И тут же другая мысль прожгла словно электрический разряд. А что же будет с ней? Для чего девушку держат здесь? Неужели она такая же подопытная мышка, как тот бедолага, смерть которого прапорщик наблюдал только что? Неужели же и ей уготовано умереть в страшных муках под пристальным равнодушным взглядом генерала?
Веснин похолодел от страха. Страха за Машу. Он даже представить не мог, что эту прекрасную хрупкую юную девушку ожидает подобная участь.
Но как же помочь ей? Что сделать? Хорошо быть героем голливудского боевика – пришел, все разгромил, наказал злодеев, защитил обиженных, восстановил попранную справедливость. А вот в реальной жизни все посложнее будет, здесь такие сказочные трюки не пройдут.
Хотя… Веснин задумался. А почему, собственно, не пройдут? Кто сказал, что он не может отпереть эту чертову клетку и вывести девушку из блока? Конечно гипотетически. Веснин себя знает, вряд ли он решится осуществить такое безумие на практике. Это только в теории все гладко и просто, кажется просчитанным каждый шаг. Хотя нет, ничего у него не просчитано. Мало ведь выбраться из корпуса, надо еще как-то вывести девушку за забор.
Веснин потряс головой. Что за бред лезет в голову? Черт, да почему же эта идея так навязчиво занимает все мысли? Он посмотрел в монитор. Маша по-прежнему сидела на своей кушетке. Будто почувствовав, что за ней наблюдают, девушка повернула голову и посмотрела в объектив камеры. Представив, как предсмертные мучения исказят это прекрасное лицо, Веснин содрогнулся. Будь, что будет, но он не допустит такого надругательства над эти хрупким ангелом. Только действовать нужно прямо сейчас. Другой такой удобный случай вряд ли представится – контроля практически никакого, а все камеры слежения можно отключить прямо отсюда. Поди потом докажи, что он причастен к побегу. Да и не будет никто шумиху поднимать, все-таки удерживать людей в неволе, да еще и экспериментировать над ними – дело наверняка противозаконное.
Веснин быстро отключил всю систему видеонаблюдения и покинул кабинет, на ходу соображая, как и что предпринять. Пару раз здравый смысл пытался возобладать над взбунтовавшимся рассудком – чего ради он затевает столь нелепую авантюру и что он может сделать один? Однако сердце не желало слушать голос разума.
Через свою лазейку из гаража Веснин уже знакомым путем проник в бокс. За несколько прошедших дней никто так и не заметил, что калитка открыта изнутри. По пути прапорщик прихватил в гараже ломик.
Заслышав его шаги, Маша чуть скосила взгляд. По взаимному уговору, она почти никогда не поворачивалась к Веснину, чтобы не давать повода видеонаблюдателям подозревать постороннее присутствие в боксе. Но сегодня она была удивлена, увидев, что прапорщик направляется прямо к ней.
– Вы с ума сошли! – воскликнула Маша. – Вас увидят!
– Не беспокойтесь, я отключил камеры, – ответил Веснин.
– Отключили? – еще больше удивилась Маша.
Веснин подошел ближе. Взглянув в черные бездонные глаза девушки, источающие такое бесконечное тепло и нежность, он вдруг спросил:
– Скажите, Маша, почему вы так боитесь, что меня обнаружат здесь?
Если бы она ответила что-нибудь другое или хотя бы промолчала, возможно, Веснин так и не решился бы приступить к конкретным действиям. Но Маша сказала именно это.
– Вы очень милый и добрый, – произнесла она, все так же с нежностью глядя в глаза Веснину. – Я не хочу, чтобы вас наказали. А если вы не сможете больше приходить, мне будет очень вас не хватать.
У Веснина защемило сердце. Нет, он не отдаст извергам в белых халатах это хрупкое нежное создание. Черт с ней, с этой службой, все равно уже давно подумывал об увольнении. Он выведет девушку из заточения, даже если придется взорвать ворота. А уж там как-нибудь разберется, что делать дальше.
– Вы должны бежать, Маша, – решительно сказал Веснин. – И бежать прямо сейчас. Я выведу вас отсюда.
Увидев, как изменилась девушка в лице, Веснин подумал, что она испугалась.
– Вы должны бежать, Маша, – повторил прапорщик. – Они убьют вас. Я видел, что они тут вытворяют.
– Но я… Я не могу, – как-то беспомощно пролепетала девушка.
– Ничего не бойтесь. Доверьтесь мне.
Без лишних раздумий Веснин вставил ломик в дужку замка и надавил. После недолгих усилий замок хрустнул и раскрылся. Сорвав его, прапорщик открыл дверь клетки.
– Пойдемте.
Но Маша почему-то отступила на шаг.
– Да что с вами такое? Не бойтесь.
– Вы не понимаете. Я не могу сейчас… Где Борис Васильевич?
– При чем здесь Куприянов? – удивился Веснин. – Профессор еще не возвращался. Послушайте, Маша, похоже, это вы не понимаете. Говорю вам, они убивают людей. Не знаю, что они с ними делают, но люди умирают. Они и вас убьют. Я не хочу, чтобы это случилось. Вы будете свободны. Идемте же.
Маша опустила взгляд на свой раздувшийся живот, погладила его ладошкой и вдруг тихо, с надеждой спросила:
– И он тоже будет свободен?
Веснин не сразу понял, что она говорит о ребенке, которого носила под сердцем.
– Ну конечно же! – воскликнул он, догадавшись, кого девушка имеет в виду.
– Хорошо, идемте, – приняла, наконец, решение Маша. – Я постараюсь.
Веснин снова не понял значение ее последней фразы, но переспрашивать не стал. Взяв девушку за руку, он вывел ее из клетки. Держа ее хрупкую узкую ладошку в своей руке, чувствуя ее тепло, Веснин вдруг испытал необъяснимый трепет. Черт возьми, не мог же он действительно влюбиться. Или мог? Во дурак-то. Что он делает? Это безумие какое-то.
Веснин внимательно посмотрел на девушку. Нет, он не дурак. От такого действительно можно сойти с ума. Он с трудом подавил в себе желание прикоснуться поцелуем к ее губам.
– Вы так странно смотрите на меня, – тихо заметила девушка.
– Извините, – смутился прапорщик и отвел взгляд.
– Ничего, – улыбнулась Маша.
Веснин помог девушке пробраться в калитку и вывел ее в гараж. Снова взглянув в ее черные глаза, прапорщик неожиданно даже для самого себя спросил:
– Маша, вы хотите, чтобы я был рядом?
Девушка внимательно посмотрела на него. Она прекрасно поняла, что Веснин имел в виду.
– Вы очень добрый, Алеша, очень чуткий, хоть и стараетесь это скрыть. Вы очень хороший человек. Я очень мало встречала таких, как вы.
– Это означает да? – уточнил Веснин, снова испытав безотчетный трепет.
