Kitabı oku: «Rus Şiiri Antolojisi», sayfa 4

К ЧААДАЕВУ

 
Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
 

^***’A

 
Sorma niye, böyle hep eğlenirken,
Kara fikirlerce zorlanmaktayım,
Her şeye karamsar bakışım neden,
Neden yaşamdan zevk almamaktayım
 
 
Sorma niye ürpertiler içinde
İstavroz çıkardım aşk önünde ben,
Hiçbir kız “sevgili” değil dilimde –
Âşık adam âşık olmaz yeniden.
 
 
Mutluluk aramaz bir mutlu adam –
Mutluluk kısa bir zamandır yalnız:
Dinçliğin, gençliğin, şevkin ardından
Bizde salt bir acı kalır amansız.
 

1817

ÇAADAEV’E

 
Aşk ve umut gibi sahte sözlerin
Beşiği bir süre salladı bizi.
Gençlik düşlerinin tozpembe izi
Uçtu erken çiyi gibi seherin.
Ama zulmün baskısında boğulup
Titiz inancımız kül bağlamadı
Ve yürekte hiç arasız çağladı
Vatanın çağrısı, çağlayan olup.
Hoş bir beklentiye odaklanmışız
Özgürlüğün kutsal bayramına tek –
Genç bir âşık nice nefes keserek
Bekliyorsa cananını sabırsız.
Özgürlükle yandığımız sürece,
 
 
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
 

ЧЕРНАЯ ШАЛЬ

 
Гляжу, как безумный, на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
 
 
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил;
 
 
Прелестная дева ласкала меня,
Но скоро я дожил до черного дня.
 
 
Однажды я созвал веселых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей;
 
 
«С тобою пируют (шепнул он) друзья;
Тебе ж изменила гречанка твоя».
 
 
Я дал ему злата и проклял его
И верного позвал раба моего.
 
 
Мы вышли; я мчался на быстром коне;
И кроткая жалость молчала во мне.
 
 
Kalpler susadıkça dürüstçe şana
Sonsuz coşkumuzu, derin ve yüce,
Bağışa hazırız aziz vatana.
Dostum, inan, çok yakınız o güne –
Gökte uğur yıldızımız doğacak
Rusya uyku illetini boğacak
Ve kölelik enkazının üstüne
Hepimizin adlarını oyacak.
 

1818

SİYAH ŞAL

 
Bakıyorum siyah şala hâlâ çılgınlar gibi,
Hissederek yüreğimde buz nefesli elemi.
 
 
Öylesine genç ve safdil biriydim ki, o zaman,
Tutuşuyordum bir Yunan güzelinin aşkından.
 
 
Onun ateş kollarında utanıp titrerken ben
En karanlık bir günümü yaşadım beklemeden.
 
 
Bir kez şölen veriyorken seçkin konuklarıma
Sefil bir Yahudi geldi koşa koşa yanıma.
 
 
“Sen, dedi, ahbaplarınla eğlenirken yuvanda,
Senin Yunan dilberin de başkasıyla şu anda.”
 
 
Lanetledim Yahudi’yi, sonra da altın verdim,
Ardından da hizmetçime acil haber gönderdim.
 
 
Her şey tamam. Kırbaç sesi… kuş gibi uçan atlar,
Oysa şurda can evimde susan derin bir gam var.
 
 
Я помню моленья… текущую кровь…
Погибла гречанка, погибла любовь!
 
 
С главы ее мертвой сняв черную шаль,
Отер я безмолвно кровавую сталь.
 
 
Мой раб, как настала вечерняя мгла,
В дунайские волны их бросил тела.
 
 
С тех пор не целую прелестных очей,
С тех пор я не знаю веселых ночей.
 
 
Гляжу, как безумный, на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
 

1820

* * *

 
        Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный…
И чувствую: в очах родились слезы вновь;
        Душа кипит и замирает;
Мечта знакомая вокруг меня летает;
Я вспомнил прежних лет безумную любовь,
И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило,
Желаний и надежд томительный обман…
   Шуми, шуми, послушное ветрило,
 
 
O gözleri… o çağrıyı hiç unutmuş değilim…
Öldü benim Yunan kızım, ilk göz ağrım, sevgilim.
 
 
Cansız omuzlarından indirdim hemen şalı
Ve onunla temizledim hançerdeki kanları.
 
 
Uşağım gizlenerek karanlığın bağrına
Attı iki cesedi de Tuna’nın sularına.
 
 
Ama artık öyle gözler hiç çıkmıyor önüme
Ve unuttum gecelerce huzur nedir, gülüş ne.
 
 
Bakıyorum siyah şala hâlâ çılgınlar gibi
Hissederek yüreğimde buz nefesli elemi
 

1820

***

 
                  Gündüzün kandili sönüverince
*A*k*ş am sisi örttü mavisini denizin.
Dalgalan, ey yelken bezi, delice,
Sen de coş ey, altımda somurtan sonsuz engin.
                  Uzak bir kıyı var görebildiğim
O topraklar Güney’in kutsanmış mekânıdır –
Ki beni oraya hep anılarım çağırır
Ve çoğalır acım, artar özlemim…
Sezerim gözlerimin ıslandığını birden
               Sakinleşip tekrar kabarır içim
Hayalim koşar benle, -koşar hem de ne biçim-
O büyük çılgın aşkım yılların öncesinden,
Kalpteki acılar, hasretler ince ince,
İhtiraslar, umutlar, yansıması düşlerin…
                  Dalgalan, ey yelken bezi, delice,
 
 
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
       Туманной родины моей,
       Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались,
Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость,
Где легкокрылая мне изменила радость
И сердце хладное страданью предала.
 Искатель новых впечатлений,
 Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной младости минутные друзья;
И вы, наперсницы порочных заблуждений,
Которым без любви я жертвовал собой,
Покоем, славою, свободой и душой,
И вы забыты мной, изменницы младые,
Подруги тайные моей весны златыя,
И вы забыты мной… Но прежних сердца ран,
Глубоких ран любви, ничто не излечило…
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан…
 

1820

* * *

 
Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты;
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.
 
 
Sen de coş, ey altımda somurtan sonsuz engin.
Götür beni ey, gemi, uzak mavi iklime,
Uçarak hevesiyle köpüren dalgaların,
                 Götür, ancak benim memleketime
                 Ve geriye dönme bir daha sakın,
                  Semtine o gönül denen mekânın –
İlk yaşantıların doğduğu yurda
Hani esin perisi korurdu beni orda,
                 Oysa ilk filizi orda kırıldı
                  Hoyratça harcanan ilkgençliğimin
İhanetini tattım ilk kez uçuk sevincin,
Ruhuma soğuk küller ve hüzünler yığıldı.
                 Yeni izlenimler peşindeyim ben
İşte kaçıyorum senden, öz yurdum,
Geçmişle yaşayan dostlarım sizden,
Ve bomboş gençliğimden uzağa kaçıyorum!
Ve siz, kör yanılgıyla seçtiklerim – gerçekten
Uğrunuza şandan ve huzurdan vazgeçtiğim
Can, özgürlük, yaşam… tümden heba ettiğim –
Siz ki, bende bittiniz: Siz ki sinsi hainler,
Siz ki, altın çağıma öylesine girenler…
Siz bittiniz, ama aşkın hançeriyle gizlice
Açılan kalp yarası hâlâ açık ve derin…
Dalgalan, ey yelken bezi, delice,
Sen de coş, ey altımda somurtan sonsuz engin.
 

1820

***

 
Ben arzularımı yaşadım, doğru,
Hayallerimi de tam yaşadım ben;
Bunların meyvesi acılar oldu,
Çölleşen bir kalpten süzülüp gelen.
 
 
Под бурями судьбы жестокой
Увял цветущий мой венец —
Живу печальный, одинокой,
И жду: придет ли мой конец?
 
 
Так, поздним хладом пораженный,
Как бури слышен зимний свист,
Один – на ветке обнаженной
Трепещет запоздалый лист!..
 

1821

* * *

 
          Ночной зефир
          Струит эфир.
                                  Шумит,
          Бежит
          Гвадалквивир.
 
 
Вот взошла луна златая,
Тише… чу… гитары звон…
Вот испанка молодая
Оперлася на балкон.
 
 
          Ночной зефир
          Струит эфир.
                           Шумит,
                           Бежит
          Гвадалквивир.
 
 
Скинь мантилью, ангел милый,
И явись как яркий день!
 
 
Feleğin o ağır gürzü altında
Çelengimin çiçekleri soldular –
Hüzünlü bekleyiş fasıllarında
Sessizlik soruyor: Daha ne kadar?
 
 
Ve işte ortasında fırtınaların
Buzlu gök kusarken habire zehir,
Yapyalnız, ucunda kara bir dalın,
Bir yaprak çaresiz titremektedir.
 

1821

***

 
           Gecede zefir¹
           Huzur estirir.
           Coşar,
           Koşar
           Guadalquivir.
 
 
Mehtaplı gök yaldız yaldız
Hafif gitar sesi… işte…
Balkondaki İspanyol kız
dalgın dalgın dinlemekte.
 
 
   Gecede zefir
   Huzur estirir.
   Coşar,
   Koşar
   Guadalquivir.
 
 
Yırt giysini, melek yüzlüm,
Tenin anımsatsın tanı!
 
 
Сквозь чугунные перилы
Ножку дивную продень!
 
 
   Ночной зефир
   Струит эфир.
                    Шумит,
                    Бежит
   Гвадалквивир.
 

1824

К^***

 
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
 
 
В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
 
 
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.
 
 
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
 
 
Tırabzan güzellik görsün,
Uzat müthiş bacağını.
 
 
                 Gecede zefir
                 Huzur estirir.
                 Coşar,
                 Koşar
                 Guadalquivir.
 

1824

A.P. KERN’ E

 
Hep aklımda o müthiş an:
Huzurumda görmem seni –
Çıkmış gibi bir rüyadan,
Şahane güzellik gibi.
 
 
Boğarken umarsız kaygı,
Kahrederken beni hüzün
Hoş sesin kulağımdaydı
Düşlerimde şirin yüzün.
 
 
Yıllar geçti. Coşku seli
Yıktı düşün tamamını.
Unuttum ben hoş sesini,
Gözlerini, endamını.
 
 
Uzakta bir kör sürgünde
Doldurdum çilemi, yalnız,
Tanrısız, esinsiz hem de,
Gülüşsüz, gözyaşsız, aşksız.
 
 
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
 
 
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
 

1825

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР

 
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко застучит.
 
 
Наша ветхая лачужка
И печальна и темна.
Что же ты, моя старушка,
Приумолкла у окна?
Или бури завываньем
Ты, мой друг, утомлена,
Или дремлешь под жужжаньем
Своего веретена?
 
 
Ruhumu yaktı tekrardan
Huzurumda görmem seni –
Çıkmış gibi bir rüyadan,
Şahane güzellik gibi.
 
 
Ve esrik yürek yeniden
Çağrı aldı çağırmakla
Hem tanrıdan, hem esinden
Gülüş, gözyaşı ve aşkla.
 

1825

KIŞ AKŞAMI

 
Hep kar ve sis savuruyor
Karartıyor göğü tipi:
O kâh kurtlarca uluyor,
Kâh ağlıyor çocuk gibi,
Kâh köhnemiş örtüdeki
Sapları hışırdatıyor
Kâh gecikmiş yolcu gibi
Pencereyi tıklatıyor.
 
 
Ev denen bu yaşlı mesken
Karanlık ve gamdan yorgun,
Pencerenin yanında sen,
Nineciğim, niye sustun?
Dışarıda esen tipi
Başını mı ağrıtıyor,
Yoksa döndürdüğün iği
Uykuyu mu çağırtıyor?
 
 
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
 
 
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
 

1825

ЗИМНЯЯ ДОРОГА

 
Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна,
На печальные поляны
Льет печально свет она.
 
 
По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит.
 
 
İçelim, ey gençliğimin
İyi kalpli dostu, hadi,
Nerde senin cam kadehin?
Eğlenme zamanı şimdi.
Yine türkü söyle bana
Enginlerde o kuş için;
Anlat, hep pınardan yana
Bakışını o güzelin.
 
 
Hep kar ve sis savuruyor
Karartıyor göğü tipi
O kâh kurtlarca uluyor,
Kâh ağlıyor çocuk gibi,
İçelim, ey gençliğimin
İyi kalpli dostu, hadi
Nerde senin cam kadehin?
Eğlenme zamanı şimdi.
 

1825

KIŞ YOLCULUĞU

 
Ay, delip boynuzuyla,
Sisin yoğun ağını,
Saçıyor gamlı kıra
Gamlı aydınlığını
 
 
Karlı yol, puslu engin,
Üç atın üç rüzgârı
Ve baygın zil sesinin
Yorucu yankıları.
 
 
Что-то слышится родное
В долгих песнях ямщика:
То разгулье удалое,
То сердечная тоска…
 
 
Ни огня, ни черной хаты,
Глушь и снег… Навстречу мне
Только версты полосаты
Попадаются одне…
 
 
Скучно, грустно… Завтра, Нина,
Завтра к милой возвратясь,
Я забудусь у камина,
Загляжусь не наглядясь.
 
 
Звучно стрелка часовая
Мерный круг свой совершит,
И, докучных удаляя,
Полночь нас не разлучит.
 
 
Грустно, Нина: путь мой скучен,
Дремля смолкнул мой ямщик,
Колокольчик однозвучен,
Отуманен лунный лик.
 

1826

* * *

 
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной:
Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальный.
 
 
Bir türkü, yerli malı,
Tutturmuş arabacı:
Sesi hem heyecanlı
Hem de zehirden acı.
 
 
Ne ateş, ne de ev var,
Kar ve sükût her yerde…
Artan uzaklık kadar
Artıyor direkler de.
 
 
Gam, kasvet…Ne ki yarın,
Nina, ordayım yine.
Çöküp mangala yakın
Bakacağım yüzüne.
 
 
Geç de olsa görecek
Ev halkı sevgimizi;
Beraber gönderecek,
Ayırmayacak bizi
 
 
Nina, ova gam yüklü,
İhtiyar da uykuda,
Zil – tekdüze bir türkü
Ve ay girdi buluta.
 

1826

* * *

 
Ey güzel, karşıma geçerek, sakın
Gürcü türküleri okuma bana:
Anısı canlanır eski zamanın,
Uzak bir yaşamın kıyılarında.
 
 
Увы! напоминают мне
Твои жестокие напевы
И степь, и ночь – и при луне
Черты далекой, бедной девы.
 
 
Я призрак милый, роковой,
Тебя увидев, забываю;
Но ты поешь – и предо мной
Его я вновь воображаю.
 
 
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной:
Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальный.
 

1828

УТОПЛЕННИК

 
Прибежали в избу дети
Второпях зовут отца:
«Тятя! тятя! наши сети
Притащили мертвеца».
«Врите, врите, бесенята,—
Заворчал на них отец; —
Ох, уж эти мне робята!
Будет вам ужо мертвец!
 
 
Суд наедет, отвечай-ка;
С ним я ввек не разберусь;
Делать нечего; хозяйка,
Дай кафтан: уж поплетусь…
Где ж мертвец?» – «Вон, тятя, э-вот!»
В самом деле, при реке,
 
 
Ne yazık ki senin nağmelerinde
Bir acı depreşir bildik ve derin:
Mehtaplı bozkırın derinlerinde
Ölümsüz hayali bir bakirenin.
 
 
Mutluyum ben seni gördüğüm anda
Ve bu, duyguların en güzelidir.
Ama sen türküye başladığında
O hayal yeniden canlanıverir.
 
 
Ey güzel, karşıma geçerek, sakın
Gamlı Gürcü türküleri okuma:
Anısı canlanır eski zamanın,
Uzak bir yaşamın kıyılarında.
 

1828

SUDA BOĞULAN ADAM

 
Koşuştu eve çocuklar
Hem de bağıra çağıra:
“Baba, yetiş, bir ölü var
Takıldı bizim ağlara.”
“Defolun, ey yalancılar
-Diye baba isyan etti-
Ah, ne huzur, ne rahat var!
Bir tek ölümüz eksikti!
 
 
Bir de mahkemelik ol da,
Kurtul kurtulabilirsen!
Hanım, paltomu ver, durma,
Gitmem gerek! Hem de hemen…
“Hani ölü?” – “İşte!” Bir an
Kalakaldı öyle şaşkın:
 
 
Где разостлан мокрый невод,
Мертвый виден на песке.
 
 
Безобразно труп ужасный
Посинел и весь распух.
Горемыка ли несчастный
Погубил свой грешный дух,
Рыболов ли взят волнами,
Али хмельный молодец,
Аль ограбленный ворами
Недогадливый купец?
 
 
Мужику какое дело?
Озираясь, он спешит;
Он потопленное тело
В воду за ноги тащит,
И от берега крутого
Оттолкнул его веслом,
И мертвец вниз поплыл снова
За могилой и крестом.
 
 
Долго мертвый меж волнами
Плыл качаясь, как живой;
Проводив его глазами,
Наш мужик пошел домой.
«Вы, щенки! за мной ступайте!
Будет вам по калачу,
Да смотрите ж, не болтайте,
А не то поколочу».
 
 
В ночь погода зашумела,
Взволновалася река,
Уж лучина догорела
В дымной хате мужика,
 
 
Sahiden bir ölü adam
Atılmış sahile yakın.
 
 
Acınacak bir ceset bu,
Yüzü mosmor, her yanı şiş.
Kim bilir sefil ruhunu
Hakk’a nasıl teslim etmiş?
Belki balık tutkunuymuş?
Belki de ayyaşın biri?
Ya da kalleşçe vurulmuş
Zengin, dürüst bir efendi.
 
 
Düşündü ‘Bana ne bundan?’
Sonra tutarak sımsıkı
Ölüyü çekti kıyıdan
Yine nehre yaklaştırdı.
Ardından bir değnek ile
İtti onu sert dalgaya
Gitti ölü kendisine
Mezar ve haç aramaya.
 
 
Coşkun sular üzerinde
Yüzdü ölü diri gibi
Köylü eve dönerken de
Huzursuzluk içindeydi.
“Düşün peşime, enikler! –
Dedi sertçe çocuklara –
Tek söz ederseniz eğer,
Derinizi yüzerim, ha!”
 
 
Deniz o gece de yine
Kâh inledi, kâh kükredi
Bir mum şavkı köy evinde
Ta sabaha dek titredi.
 
 
Дети спят, хозяйка дремлет,
На полатях муж лежит,
Буря воет; вдруг он внемлет:
Кто-то там в окно стучит.
 
 
«Кто там?» – «Эй, впусти, хозяин!» —
«Ну, какая там беда?
Что ты ночью бродишь, Каин?
Черт занес тебя сюда;
Где возиться мне с тобою?
Дома тесно и темно».
И ленивою рукою
Подымает он окно.
 
 
Из-за туч луна катится —
Что же? голый перед ним:
С бороды вода струится,
Взор открыт и недвижим,
Все в нем страшно онемело,
Опустились руки вниз,
И в распухнувшее тело
Раки черные впились.
 
 
И мужик окно захлопнул:
Гостя голого узнав,
Так и обмер: «Чтоб ты лопнул!»
Прошептал он, задрожав.
Страшно мысли в нем мешались,
Трясся ночь он напролет,
И до утра всё стучались
Под окном и у ворот.
 
 
Есть в народе слух ужасный:
Говорят, что каждый год
 
 
Herkes derin uykudaydı
Coştu dışarıda tipi
Salt köylü tetikte kaldı
Tıkırtılar duymuş gibi.
 
 
“Kim o?” – “Aç kapıyı, yahu!”
“Kimsin, zorda birisi mi?
Konuk musun, Tanrı kulu,
Ya da da şeytan elçisi mi?
Bu ev ne kadar bir ev ki,
Dar geliyor bize bile.”
Ve yine de pencereyi
Açtı bitkin elleriyle.
 
 
Ay buluttan çıktığında
Çıplak biri divan durdu
Saçlarından damla damla
Çamurlu su akıyordu.
Gözleri – kocaman, açık,
Elleri uzamışlardı,
Pörsük teninde yapışık
Simsiyah yengeçler vardı.
 
 
Camdan bakan köylü hemen
Tanıdı bu çıplak ferdi.
Sert bir sesle, lanetleyen:
“Keşke geberesin!” dedi.
Aklını keşmekeş aldı,
Kalpte korku – dağlar kadar;
Şafağa dek gıcırdadı
Pencereler ve kapılar.
 
 
Köylü için yıllar boyu
Bir söylenti geldi dile:
 
 
С той поры мужик несчастный
В день урочный гостя ждет;
Уж с утра погода злится,
Ночью буря настает,
И утопленник стучится
Под окном и у ворот.
 

1828

КАЛМЫЧКЕ

 
Прощай, любезная калмычка!
Чуть-чуть, назло моих затей,
Меня похвальная привычка
Не увлекла среди степей
Вслед за кибиткою твоей.
Твои глаза, конечно, узки,
И плосок нос, и лоб широк,
Ты не лепечешь по-французски,
Ты шелком не сжимаешь ног,
По-английски пред самоваром
Узором хлеба не крошишь,
Не восхищаешься Сен-Маром,
Слегка Шекспира не ценишь,
Не погружаешься в мечтанье,
Когда нет мысли в голове,
Не распеваешь: Ма dov'è,
Галоп не прыгаешь в собранье…
Что нужды? – Ровно полчаса,
Пока коней мне запрягали,
Мне ум и сердце занимали
Твой взор и дикая краса.
 
 
Güya ölü konuğunu
Bekliyormuş gelir diye;
Sabah – tanyeri hastaymış,
Gece – rüzgâr ağlamaklı,
Çünkü ölü sarsmaktaymış
Pencereyle kapıları.
 

1828

BİR KALMUK KADININA

 
Hoşça kal ey güzel Kalmuk kadını!
Kendini beğenmiş olmama rağmen
Olayazdım alışkanlık kurbanı
Kapılayazdım step büyüsüne ben,
Ve unutayazdım kendimi sende.
Sen ki düz burunlu, geniş alınlı
Çekik gözlü kadın – ve üstelik de
Fransızca hiç mi hiç söz edemeyen,
Reverans yapmayı beceremeyen.
Semaverin karşısına geçerek
Ekmek kesemezsin İngiliz gibi
Sainte Mara’yı da methedemezsin
Ne sınamak haddinedir Shakespeare’i,
Gözlerini kapatarak gizlice
Düşler de kurmazsın boş zamanlarda
Ma dov’é de okumazsın kendince
Şölenlerde görünmezsin art arda.
Ama ne keyifti – step ortamında
Seyretmek atların koşuluşunu!
Ben tüm varlığımla senin yanında
Gördüm güzelliğin vahşi düşünü.
 
 
Друзья! не все ль одно и то же:
Забыться праздною душой
В блестящей зале, в модной ложе,
Или в кибитке кочевой?
 

1829

* * *

 
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
 

1829

ПОЭТУ

 
Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.
 
 
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
 
 
Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
 
 
Can dostlarım! insan isterse eğer,
Aldanır öz hayal dünyalarında:
Gerek bir salonda, saraya bedel,
Gerekse göçebe çadırlarında.
 

1829

***

 
Ben ki sizi sevdim; bu sevgi hâlâ
Küllenmiş değildir belki kalbimde;
Ne ki sizi bulmamalı bu bela,
Acı vermemeli günün birinde.
Ben sizi sessiz ve ümitsiz sevdim
Kıskanarak, isteyerek, şehvetli;
Yürekten, derinden ve temiz sevdim
Umarım başkası sevmez ben gibi.
 

1829

ŞAİRE

 
Şair, halk sevgisini fazla önemseme aslında!
En coşkulu övgü kısa bir şamatayla bitecek;
Kahkahalar ve pis yargılar duyacaksın hakkında,
Ama sen kaya gibi dimdik kal ta sonsuza dek.
 
 
Sen çarsın: Tek başına yaşa! Aklın özgür amaca
Kuruntu kanatlarını açarak uçsun, uçursun seni,
Kusursuz kıl sevimli düşüncelerin meyvelerini,
Soyluluk mücadelesinde ödüller bekleme anca.
 
 
Senin kendindedir onlar. Yargının en yücesi sen:
Kendi emeğini, kendince, en titiz değerlendiren.
Memnun musun kendinden, ey özenli ressam?
 
 
Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник.
 

1830

МОЯ РОДОСЛОВНАЯ

Post scriptum

 
Решил Фиглярин, сидя дома,
Что черный дед мой Ганнибал
Был куплен за бутылку рома
И в руки шкиперу попал.
 
 
Сей шкипер был тот шкипер славный,
Кем наша двигнулась земля,
Кто придал мощно бег державный
Рулю родного корабля.
 
 
Сей шкипер деду был доступен,
И сходно купленный арап
Возрос усерден, неподкупен,
Царю наперсник, а не раб.
 
 
И был отец он Ганнибала,
Пред кем средь чесменских пучин
Громада кораблей вспылала,
И пал впервые Наварин.
 
 
Решил Фиглярин вдохновенный:
Я во дворянстве мещанин.
Что ж он в семье своей почтенной?
Он?.. он в Мещанской дворянин.
 
 
Memnunsun ha? O halde dinle küfrünü topluluğun,
Tükürsün kutsal mihrabına, mekânı parlak ruhunun,
Ve sallanadursun şiddetle senin üç ayaklı sehpan.
 

1830