Kitabı oku: «Повелители мечтаний», sayfa 4
-– 9 –
Опал грелась у ног ее матери, Теплоты. Лунная ночь выдалась холодной и ветряной. Солнечный ветер то и дело трепал шерсть. А Опал все теснее и теснее прижималась к ней. Наконец, кошка перевернула свою мордочку к Опал.
– Тебе холодно? – она положила на неё свою лапу.
– Да, мама. Очень, – Опал дрожала.
– Это у тебя от папы. Гармония всегда был такой же. Ему всегда было очень морозно на солнцестояние. И он также прижимался к моим лапам.
Опал вскинула морду, Теплота продолжила.
– Ты ещё пока не понимаешь, Опал. Но Вселенная соединяет камни идеально. Папа отдал тебе свой камень, чтобы я всегда смогла тебя согреть. И однажды, когда мое время придёт – я отдам тебе свой камень. И моя теплота всегда будет с тобою, мой драгоценный кристалл.
– А если я не хочу, мама? – Опал теснее прижалась к ней. – Мне не нужен твой. Я хочу остаться с тобой. И чтобы ты никогда и никогда не уходила.
– Нет, моя маленькая Опал – тихо сказала ей Теплота – я не смогу перечить Вселенной, когда она позовёт меня к себе. Я обязательно должна буду стать ее частью. Однажды и ты встретишь свой камень и пожертвуешь им ради новой жизни.
– Но почему?
– Мы дали эту клятву, чтобы никогда не повторилась Тень над нашей Луной. А мне поверь – твой камень ты сразу узнаешь. Тебе захочется тысячи раз сбежать. И ты тысячи раз вернёшься. И наоборот. Вам не сбежать друг от друга. Нельзя сбежать от Вселенной Опал.
«Нельзя сбежать от Вселенной» – повторила Опал. И устроилась подле Кускова.
А Кусков, надо сказать, пережил одни из своих самых лучших и в какой-то степени противоречивых дня. Ему в неприятную новинку казалась эта скрытность, когда строго-настрого нужно соблюдать тайну. Все же Кусков был тем, кто бережно хранит обещания и нарушает их лишь тогда, когда было нарушено обещание ему. И то – делает он это от того, что простые слова не выразят его несчастия в этом. И пусть он поклялся в верности коту, он исполнит свой долг. И хотя новые его знакомые, в общем и целом, вовсе не казались котами, а по большей части были разумнее некоторых людей. И моральнее трети их. Возьми беспечную и легкомысленную Опал. И сравни с тем же Ботягой, заткнет за два пояса. Кусков, например, пробовал найти у Опал что-то «человеческое»: зависть, раздражение или пассивную злобу. Но сколько ему не казалось, что вот это она – это была вовсе не она. Иногда, казалось, что они вместе с Эмеральдом бок о бок прожили с Конфуцием и чтили благодетели от Жэнь до Синь. Даже сам Эмеральд, часто ненавистно отзывающийся о человеческом мире и воспринимающий его «интервентом», «врагом» и «бесчестной частью этой Вселенной», не стремился к прямой ненависти или мелким гадостям. А если он пытался найти что-то самовлюбленное в собственных гостях – никак не мог. Они хоть и не соглашались во мнениях с человеком, не стремились превозносить свою собственную персону. Странное дело, но Кусков, с собаками рыскавший эти качества в человеке, нашёл их в пришельцах. И это было самой главной антиномией его разума. Может, в этом сам виновен человек? В этой своей агрессии?
Параллельно Кусков занялся целым исследованием своих гостей, которое он тщательно скрывал под маской хозяйского интереса. В этом плане он натыкался на постоянные штыки и осечки подозрительного Эмеральда, и лишь Опал давала какие-то мелкие брусочки данных, которые Кусков с успехом складывал в важные ему сведения. Он себя поймал на мысли, что за короткий период настолько проникся пришельцами, что даже не думал рассказывать о них единого слова. И хотя он знал – в СМИ это будет «бомба», в науке «прорыв», уфологи вообще потекут слюной, он тут же отметал эти соображения. Слишком дорого ему было, слишком приятно растянуть это наслаждение тайной. И он неожиданно понял для себя – скрытность не так уж плохо, особенно сейчас.
Прежде всего он получил свою долю дофамина – ему удалось расколоть Опал на искренность при разговоре о человеческом языке. Опал, наконец, объяснила ему, что лунный язык – это язык переноса с кристалл на кристалл. Тут про кристалл он ничего не понял, но в ходе ее рассуждений – извлёк важное. Лунные коты понимают, о чем он думает. И если человек говорит, о чем он здесь и сейчас представляет, то они его понимают. Например, когда Эмеральд говорит ему, что он «враг», Эмеральд на самом деле не имеет понятия, что означает это слово на русском языке, но способен транслировать эмоциональный образ своего кристалла и отношение к нему. И Кусков с помощью своего «кристалла» может переводить этот импульс в нужное слово на русском языке. А когда Кусков говорит Эмеральду слово «кот», тот не имеет знаний о коте, но получает образ этого самого «кота». Кустов понял, что речь в данном случае идёт о человеческом представлении, ощущении и ассоциации. Этим и универсален лунный язык – он транслирует эмоции, ощущения и образы, а не обозначения, а потому говорить и читать на нем одно удовольствие. Кусков заключил – телепатия реальна; и вот два шерстяных ее примера. Опал также упомянула: чем ярче образ, тем труднее им говорить с ним, и наоборот – чем слабее импульс в его голове, тем тяжелее им сосредоточиться на нем.
Как настоящий практик, Кусков первым делом предложил что-то перекусить. Эмеральд с презрительной миной отказался. Опал объяснила человеку, что свет является единственным для них способом поддержания жизнедеятельности. Кусков понял по грубым ремаркам Эмеральда, что лунный кот своего рода ядерный генератор, перерабатывающий различные излучения. И от того Кусков было интереснее и интереснее выпытывать эти огрызки знаний из уст лунных пришельцев. Кускову до тряски в ногах было важно выяснить их отношения к затмению, приливам и отливам, но Эмеральд предательски молчал. Он вообще отстранялся от него и по первой возможности прекращал с ним контакт. А Опал, что Опал? Она не могла объяснить. Он строчил вопросы, на которые лунные коты либо не хотели отвечать, либо не понимали его, либо не могли объяснить.
По просьбе Эмеральда и Опал он устроил для них в своей комнате множество источников света для их комфортного нахождения там. Также открыл запылённые свои занавески для доступа лунного света. Будующий радиофизик заметил и то, что те никогда не спали, что изумило его до глубины души. Ведь сон он считал присущим совершенно всем живым организмам. Эмеральд долгое время не понимал его: что значит «спать», но скоро попытался пояснить: что на Луне они засыпают, когда темная сторона Луны меняется со светлой. И чтобы не тратить излишки энергии, большинство жителей Луны впадают в некоторый анабиоз.
Если Кусков изучал лунных жителей, пока проводились инкогнито поисковые работы, то Опал делилась с Эмеральдом своими изысканиями. Опал почти с точностью описала, что делает человек каждый раз: ест, пьёт, спит. На что Эмеральд говорил, что и так без неё это известный факт. Что, конечно, обижало Опал, но не заглушало в ней тяги к человеческому быту. Настолько странный и загадочный он был. Что сказать, Опал была настоящим функционером: не отходила от Кускова на шаг. Он шёл в ванную, она проникала за ним. Он шёл выносить мусор – ее хвостик уже волочился за ним. Он за уроки – и она садилась подле него. Единственный сдерживающий ее фактор был Эмеральд, который то и дело просил ее остановить порывы своего камня. Однажды Опал и вовсе влетела к Эмеральду сама не своя. Тот наблюдал за лунным светом в окне, думая о происходящем: точнее, какой он ужасный отец, и где сейчас Рубин. «Эмеральд! Эмеральд! В той комнате что-то страшное!» Эмеральд гордой походкой прошёл в соседнюю комнату, а Опал, поджав хвост, за ним. Эмеральд, услышав храп, что-то проворчал и вернулся на своё место. А Опал не отставала от него всю ночь, пока тот не объяснил ей – «Опал, это всего лишь храп».
Так, Эмеральд и вовсе покинул Опал, оставаясь по долгу в размышлениях и молчании. Не будет излишним нарисовать картинку обычного вечера: Эмеральд подле окна, за окном тягучая ночь с ярким-ярким лунным светом. А рядом Опал – бессловесно наблюдавшая за старым котом. Если бы сюда неожиданно вторгся кошачий психолог, он бы сказал: «Эмеральд не понимает тебя Опал, а ты не понимаешь его». Но отнюдь это было не так. Опал не стремилась его понять. Нет, ей хотелось быть рядом со старым котом. А что хотелось Эмеральду? Ему ничего не хотелось. Вернувшись на Землю, его камень чувствовал что-то недоброе, а объяснить Эмеральд тревоги совсем не мог. Воспоминания о самой кровавой лунной войне, что захлестнули его были неспроста. Ему стоило неимоверных усилий скрывать их от Опал. Все они мешались с отцовским страданием – потерявшего свою дочь отца. И обязательствам, что он предал принцессе. Ему не давало покоя: почему, почему Рубин убежала прочь? Не сказав ему, и куда? На Землю. Он с детства ей говорил, что кроме врагов здесь нет никого. И что надо держаться от неё подальше. Что-то страшное произошло, но недоступное разуму Эмеральда.
Он, обдумав, это глядел на Опал, которая по привычке не сводила с него глаз. А когда Эмеральд вдруг обратил на неё внимание – она привстала и хвост ее поднялся трубой, выгнулась спинка, и она осветилась. А затем пустила рожицу книзу, боясь что совершенно зря обрадовалась. В Эмеральде она уже заметила мучения и страдания, которые хотя тот и бережно хранил при себе, не смог надежно запаковать. Опал приготовилась его приободрить, но Эмеральд перебил ее.
– Я знаю, что ты мне скажешь. Но ты не права, Опал, – Эмеральд опустил уши.
– Эмеральд! – Опал положила лапу на него.
– Стой! Я пятьсот лет уничтожал и разорял, я убивал и готов убить их снова. И моя дочь, мой самый дорогой камень, сбежал сюда! Сбежала, не оставив дома и камня. – Эмеральд взъерошил шерсть, но Опал, казалось не слышала его, она поднялась на задние лапы и крепко положила на него передние.
Опал вдруг осознала, что мучило Эмеральда. Что разоряло его камень и разум. И Опал решилась, решилась пойти в Ва-банк.
– Однажды… мне рассказывала эту историю… неважно… про Хранителя камня силы, смелого и злого, освободившего Луну от тени. И мне казалось, что он управляет лунным торосом… или скачет на лунном пегасе…. Или принц лунного царства… И я… Я хотела однажды встретить этого героя… Посмотреть в его суровые глаза! И вот прошло тысячу лет… я простой сонный кот… при лунном дворе… Но знаешь… Эмеральд. Ничего не поменялось.
Опал отвернулась от него. А потом вновь развернулась, но стала смелее, быстрее.
– И я столько же раз хотела убежать… – тон ее был выше, а голос дрожал. – Но сколько бы раз я не убежала, я тысячи раз вернулась бы.
– Ты о чем, Опал? – Эмеральд посмотрел на неё так странно, и с такой боязнью, что теперь Опал ощутила, что зря затеяла этот диалог.
– Я объясню тебе позже, когда буду готова, Эмеральд – сказала она, мигнув глазками.
И Эмеральд снова оставался при луне. А рядом вновь поместилась Опал, с грустным и виноватым выражением мордочки. Грустным потому что не смогла объяснить, что имела ввиду, а виноватым потому что стёрла память Эмеральду.
Прошло всего три дня – и вот Кусков уже не казался пленником, а лунные коты агрессорами. Ему будто послали их свыше за все прочие неудачи. И от того ему было тепло на душе. Лишь Эмеральд не воспринимал это позитивно, он часто называл себя «узником обстоятельств» и подолгу уходил один или с Опал на поиски. И когда возвращался – подолгу смотрел на Луну. Не заметить его горя – быть слепцом. И Кустов, наконец, предпринял первые шаги к реализации настоящего дела. Он набросил на плечи свой портфель и появился с самого утра перед Эмеральдом.
– Забирайтесь, – улыбчиво начал он – в портфеле два кармана. Одно Вам Эмеральд, и одно тебе – Опал.
Эмеральда вовсе расплющила депрессия. Он даже не шелохнулся на подоконнике. Опал глядела на человека, а тот все кажется понял. И присел подле подоконника. Его рука, трясясь, потянулась к Эмеральду. Он немного подержал ее в воздухе, а позже вовсе воодушевился удалью. И вот он уже гладил шерстку Эмеральда. Эмеральд, не понимая, что делает Кусков, сконфузил мордочку.
– Ты что делаешь, человек? – грозно направил на него мордочку Эмеральд.
– Так мы выражаем свою преданность и любовь своим котам, – ответил все также улыбаясь Кусков – Прошу Вас Эмеральд, позвольте мне помочь.
Опал ловко прыгнула в портфель, и уже высунула свои ушки из портфеля. Эмеральд с недовольным выражением лица, но выглаженной шерстью влетел в портфель подле Опал.
– Если ты врешь, человек, я вырежу твоё сердце, когтями – серьезно сказал Эмеральд.
Кусков, рассмеявшись, накинул портфель, так что Опал и Эмеральда трясануло.
– Осторожнее, ты, интервент! – бурчал Эмеральд внутри портфеля.
-– 10 –
Одиночество, человеческое изобретение для обозначения чего-то оставленного, брошенного и ненужного. Оно вызывает сочувствие, оно вызывает милосердие, оно требует помощи протянутой руки – так гласит наш с Вами Маат. Человек в своём стремлении отличатся от природы движется к одиночеству как самоцели и борется с ним, когда понимает его разрушительность во Вселенной. Последние силы истекают из человека часто, прими он одиночество здесь и сейчас, как карму. И Вселенная была бы глупа, если бы создавала одну звезду, а не тысячи уникальных. И если где-то в мире есть замок, то к нему найдётся и ключ. Нужно только не прекращать поиски. Река времени уносит часто прочь человека от собственного пути, извращая все пройденное и прожитое. Но знайте найдётся тысячи «против»протянуть свою руку одинокому, и лишь одно «за». И именно это «за» без раздумий будет тем, как задумала Вселенная. Сколько соединенных судеб насчитаем мы, только сосчитав протянутые друг другу руки. И поступись однажды ты тем, что говорит тебе разум, но подсказывает Вселенная, ты бы был по-настоящему счастлив. Но сжимай эту руку крепче, никогда не отпуская. В дождь, снег и когда чёрное небо застелил туман. Поверь, Вселенная верит в тебя, остаётся и тебе поверить в неё.
Эмеральд неподвижно лежал у каменного кургана, к подножию которого он, как и тысячу лет назад принёс белую лилию. Цветок был по-прежнему прекрасен, и теперь, если бы Причина была с ним рядом, он поделился бы с ней: он нашёл целое поле таких же, которые так красивы в лунном свете. Он по-прежнему не знал его названия. Но важно ли это. Зато он бы рассказал ей, как причудливо закрываются эти цветы от лунного света, только ночь упадёт к ним. И как нещадно красива капля воды на лепестках, когда возникает бессмертное солнце, как самый прекрасный алмаз из глубоких шахт лунных тельцов. И рассказал ей бы все, что болело у него внутри камня. Если бы камень ее однажды не потух от пожара возникшей войны. Он и как тысячи лет назад здесь на солнечном ветру, пребывал в скорби и горе. Как вечное копье, что теперь хранило этот курган.
– Все закончилось, Причина! Больше никогда не будет войны, – говорил Эмеральд.
И говорил он это также серьезно, как однажды обещал уничтожить всех своих врагов, разорить и сжечь их земли. Но Эмеральда сейчас и несколько тысяч лет назад невозможно сравнить. Связывало этих двух только одно – неугасающее горе в душе, пожар гнева и разрушенных надежд. Здесь у кратера, где вечно покоится камень Причины, он пришёл сказать, что никогда не исполнит данное здесь обещание. За это он пришёл попросить у Вселенной прощения. А по большей части у исчезнувшей в пламени войны Причины. И Эмеральд знал – она бы и теперь протянула ему лапу.
В тёмной пыли осколков астероидов быстрой тенью у Эмеральда появился лунный кот. Чёрный, как нефть, с желтыми, как золото глазами и чёрным нефритовым хвостом; чёрной углеродной дымкой на вые и глубокой раной от уха до самого живота. Эмеральд сразу узнал знакомый силуэт в лунном тумане. Он помнил еще со сражений – эту странную манеру Кармы появляться бесшумно и тихо, будто это была лунная тень от конька или пегаса. Его же появление сделало Эмеральда холодным. Ему предстоял неприятный разговор. Он также боялся, что Карма переубедит его.
– Я знал, что найду тебя здесь, мой генерал! – начал гость.
– Это ты, Карма. Я счастлив тебя видеть, – Эмеральд перевёл взгляд с кургана на возникшего Карму.
– Я вторгся в минуту твоей скорби, – Карма достойно поклонился Эмеральду и принялся к уходу.
Эмеральд остановил Карму. Несколько секунд помолчал, а потом ответил очень резко и холодно.
– Мы многое с тобой потеряли, я не имею права прогонять тебя, воин. Но я знаю: зачем ты пришёл. И мой ответ будет: «Нет, Карма!».
Когда Эмеральд упомянул о потерях, глаза Кармы загорелись гневом; но угольный лунный кот умело скрыл его. Карма, как и Эмеральд, потерял все на этой проклятой войне. И теперь Карма был решителен и полон сил для финальной точки. Но Эмеральд, прошедший множество сражений, знал: его враг больше не опасен. Его технологии и знания уничтожены; остатки расы оставались в рабстве или были не опасны. Война была закончена, и бессмысленное насилие должно быть окончено также. Эмеральду в эти дни приходилось принимать тяжёлые решения, которые должны были изменить этот мир, Луну и ее жителей навсегда. Он подступился своими обещаниями и словами, чтобы, наконец, поступить правильно.
– Наши кристаллы готовы к бою, мы готовы лишить камня всех врагов. Дай мне отдать приказ. Печаль, Тоска и Медь окончат войну, – Карма ещё надеялся, что Эмеральд послушает его; для Кармы – тотальное уничтожение недругов было единственно правильным решением.
Не просто считал, Карма жаждал это всем сердцем. И надо сказать, Эмеральд тоже.
– Ты прекрасный воин, Карма, – Эмеральд был непреклонен, – но больше я не позволю убивать. Мы закончим войну и прекратим экспансию.
– Мой генерал? Но почему? Неужели жизни лунных жителей потеряны зря? – Карма, конечно, думал о жизнях тех, кого навсегда потерял он.
Эмеральд попытался объяснить ему суть. Он рассказал ему о том, что кровавая война, которую затеял первый регент была ошибкой. Что Луна пойдёт по другому пути. Лунные жители не будут колонизировать территории. Они останутся на Луне и будут прежде бороться с тем, что породило эту войну.
– Я отправлю на захваченные территории Любовь и Ненависть. Со временем наши расы забудут о войне навсегда, – Эмеральд в знак согласия с собой покивал и сейчас бы хотел получить согласие Причины, но не мог.
Карма ничего не понимал. Неужели он теперь слышал слова самого кровавого полководца Луны, что распространил ее тень на всю Вселенную. С братом ли он теперь говорил, который поработил целую расу, и бок о бок с ним убивал на войне. С великим генералом, вместе с которым оплакивал потухшие камни его матери, отца и его драгоценного камня. Но перечить он ему не мог. Эмеральд же знал, он поступает так, как хотела бы эта Вселенная. Этого бы хотела и Причина. Он был уверен. И сын ли он своего отца, если бы продолжил кровавую экспансию.
– Я понимаю тебя, Карма – вновь попытался объяснить Эмеральд – мы защищались. Враги уничтожили нас почти полностью. И мы ещё десять тысяч лет будем пожинать плоды наших побед и поражений. Я, как и ты, ненавижу их всем сердцем. И буду считать интервентами и варварами. Я не пущу их на лунные земли ни на световой день. И больше ни один лунный житель не переступит опасные земли этой планеты. И будь моя воля, я бы заставил их мучиться ещё и ещё. Прости, Карма.
Эмеральд оставил Карму в мучительных думах: что происходит с великим генералом.
– А как же Причина? Как же Нефрит? Ты разве сможешь простить им это все? – Карма кричал ему вслед.
– Не смогу. – холодно отвечал Эмеральд – Но Вселенная никогда не простит мне уничтожения целой расы. А я верю Вселенной. И тебе, поверь, она не простит тоже.
«Мы скоро узнаём, мой старый друг, на чьей стороне Вселенная» – протянул в голове Карма и с плеча оглядел принца, заснувшего по пути к лунному дворцу.
Перед нами теперь во всей красе небольшая делегация, состоявшая из голубого лунного пегаса, что неспешно передвигался среди вихрей и бурь солнечного ветра, с тремя всадниками – двумя лунными котами, ну, и собственно принцем.
– Что такое? Вы так тревожно посмотрели на владыку. С ним что-то неладное, мастер?
– Все в порядке, Печаль. Принц не привык к солнечном ветрам светлой стороны Луны.
Печаль охотно поверил Карме, только потому, что так спокойнее. А спокойствие для него было штукой ценной. Этот лунный кот отличался тем от других, что ушки его были короче и уже, постоянно прикреплены перепонкой к мордочке. Бытует мнения, что таковые они стали у него из-за постоянных приступов паники, смятения и волнения. Карме же светлая сторона Луны была совершенно привычным делом. Выросший здесь, он знал, пожалуй, здесь каждый кратер. И бывал здесь чаще обычных тёмных жителей Луны. Принц, закреплённый алмазной ниткой к спине пегаса, пребывал во сне. Скоро магнитная буря сковала сном и Печаль, и он протянул свой чёрный нефритовый хвост, устроившись в ногах принца. Лишь Карма не спал, погруженный всецело в дорогу к лунному дворцу.
На светлой же стороне Луны принцесса высунулась из окна, чуть нервничая и иногда притопывая. По ее мордочке видно, что она ждала, ждала чего-то важного. Она переезжала от кристалла в ее комнате, до выреза в кратере с нарядами, а потом к окну. Скоро в окне появилась Гиацинт с вздернутыми вверх ушами. Принцесса тут же подбежала к ней, потрепав ту за ушки.
– Наконец! Это ты Гиацинт! Ну что там? Что там? – принцесса гладила ее за красненький ошейник с голубым изумрудом внутри.
– Да, я видела. Видела – Гиацинт, говорила, запинаясь – Они вот-вот будут у дворца.
Принцесса взвизгнула и исчезла в покоях. И ее панику можно было понять. Сегодня во дворец прибывает принц с тёмной стороны Луны, которому она обещана в камни. И она, тайно, в щёлочку может немного подсмотреть. И Гиацинт была тем средством, что поможет ей немного пошалить: и подсмотреть, немного нарушив заведённые нормы. Гиацинт тем временем бесшумно опустилась на зеркальную полу ее комнаты, последовав за ней в лунный аналог гардероба.
– Гиацинт, скажи мне: голубое или чёрное? – принцесса сама знает, что нужно чёрное, но уверенность ее, увы куда-то испарилась.
Гиацинт, медленно мигнув глазами, указала лапкой на чёрное и забралась на плечо к принцессе, устроив коготочки на ее волосы.
– Ну, давай! Не молчи! Расскажи мне, что видела, – принцесса устроилась около кратера с украшениями.
Надо сказать, Гиацинт была вечным спутником принцессы в разных вопросах. И в отличие от других сонных котов часто пребывала рядом с ней, не боясь гнева Эмеральда или Азурита. Она часто пробиралась к ней в покои и без должного разрешения, поговорить о чем-то не особо стоящем. По-человечески вы можете назвать это взаимодействие очень просто – подружка. Гиацинт и сама иногда мнила себя принцессой. Но обычно до тех пор, пока Эмеральд не прибудет с поручением к принцессе. Он действовал на дух Гиацинта резко отрицательно – она боялась жёсткого слова старого дворецкого. Иной раз старый кот вручал ей поручение перебирать кристаллы, просто для профилактики, что для разнеженной и легкой Гиацинт было невыносимо. Ведь рутина невыносима чему-то прекрасному. А Азурит? Хотя тот и был лунным человеком. Доставлял он Гиацинт не меньше страданий, чем старый зануда Эмеральд. Принцессе же та была по душе. От того, что та воплощалась будто зеркалом принцессы. Только в кошачьем виде. И, похоже, больше всех понимала ее.
– Они в одном лунном дне пути от нас! Они везут целый торос алмазов и кристаллов! А какие с ними войны! Мечта любого сонного кота! Там… ух… Печаль… и сам… лично хранящий принца… Карма! Какие у него ушки! А шерстка! – Гиацинт замигала глазками.
– Гиацинт! Ну, тебя! А принц? Он какой? Опять ловила лунных жуков! А ведь я тебя просила… – обиделась принцесса.
Гиацинт, конечно, никаких жуков не ловила. Она мигнула глазками – и принцесса смогла увидеть все то, что Гиацинт видела несколько световых дней назад. Она, кратко описав как симпатичен принц, принялась в красках описывать Карму. Среди прочего она сообщила принцессе, что все сонные кошки хотели бы совместить свой камень с Кармой. И что она больше, чем уверена, что когда он войдёт на светлую сторону Луны, будет большая драка на лапах среди всех кошек при дворе.
– С ним ещё Печаль. Папа говорит, что он такой же прекрасный подданный, как и Карма. Хотя Карму и Эмеральда он ценит больше других… – почему-то подумала вслух принцесса.
– Опять вы про этого старого дворецкого. Эмеральд, Эмеральд – кругом один Эмеральд. Зайду домой, позову Опал за жуками. Она мне все ушки промурчит. Эмеральд, Эмеральд. Иду сюда. Тоже Эмеральд. Что вы в нем нашли? Он же старее, чем Солнце.
Принцесса бодро улыбнулась. Возмущение Гиацинт показалось ей таким натуральным и вымученным, что принцесса тут же его одобрила. Хотя сказать она того же об Эмеральде не могла, он был ее наставником и учителем. И, пожалуй, если пробовать искать кого-то, кто пошёл бы ради принцессы на все – не найдёшь. Эмеральд всегда был с ней рядом, когда папа занят делами. Теперь же принцессе стало ещё не по себе. Упомянув Эмеральда, Гиацинт всколыхнула в ней тревоги. Где же Эмеральд?
– Эмеральда ещё нет, – грустно прошептала принцесса.
– Да – вздохнула Гиацинт – И мне не с кем теперь ловить жуков. Опал, видимо, исчезла со стариком. Их не видели уже световую неделю.
– Папа обещал послать за ним Карму, если Эмеральд не вернётся, – задумчиво протянула Страдание.
– Самого Карму? И я пойду с ним! Точно пойду! Карма непременно приведёт его сюда! – оживилась Гиацинт.
Пока Гиацинт продолжала свой нелепо весёлый диалог на тему принцев, принцесс и быта сонных котов, в окне принцессы появился Дружба. Он, хрипя, позвал принцессу к себе.
– Принцесса, – он продолжал хрипеть – отец просил Вам передать, что принц Сомнение пребывает в Лунный дворец. Владыка Мир I также рекомендовал Вам вспомнить о правилах поведения. Вы должны помнить, что до совмещения камней, принц не имеет права Вас видеть, чтобы не нарушить древний обычай Вселенной. Я настоятельно прошу Вас заняться своими делами на это время.
Гиацинт и Страдание с каменными лицами выслушали старого ворона. Принцесса соглашалась с каждым его словом, а Гиацинт уже знала – только его старые перья покинут комнату, они нарушат это правило. Когда хрипы покинули лунный зал, Гиацинт запрыгнула на плечо принцессы и приставила к ее ушкам мордочку.
– Посмотрим? Одним глазком? – прошептала она очень-очень тихо.
– Ну только одним, – шёпотом ответила принцесса.
