Kitabı oku: «Ликвидатор не ошибается никогда», sayfa 3
….
Машина съехала с обледеневшей трассы, пошла юзом и сильно ударилась о ствол вековой сосны. Отец умер сразу, мать истекла кровью чуть позже, все стонала, дёргалась в агонии. С ним самим ничего не случилось, вылетел в сугроб через распахнувшуюся дверь.
Потом послышался скрип саней, фыркнула лошадь.
Тпру, стой!– крикнул старик. – Это что тут? Никак авария?!
Господи, страсть какая! Глянь, Федя, мужик с бабой, не дышат вроде… Господи помилуй! – запричитала старуха.
Ребёнок в сугробе громко заплакал.
Клавка, там малец, вроде! Бери его, а я гляну, что с этими, в машине, – сказал дед.
Бабка, охая, кое-как доковыляла до сугроба, осторожно взяла ребёнка на руки, не переставая причитать.
Живо дитятко, слава тебе, господи! Кажись, мальчик…Сиротинушкой остался…
Бери его и быстро в сани! Завезу тебя с ним домой, а сам в сельсовет сгоняю, милицию надо вызывать и скорую…
От холода и голода Горец заплакал. Старуха, продолжая причитать, забралась в сани, прижимая его к груди. Старик хлестнул лошадь. Обиженно фыркнув, она неторопливо побежала по насту. Вскоре в’ехали в деревню. Старуха с ребёнком на руках вошла в избу, старик поспешил в сельсовет. Через некоторое время он вернулся с участковым и секретарём сельсовета. Старуха пыталась накормить ребёнка тёплым молоком.
Ты это, Клавка, ты обскажи товарищу секретарю, что да как, а мы с товарищем лейтенантом на место аварии вернёмся. Скорая, сказали, выезжает, да только когда будет, дорогу до райцентра занесло…
На следующий день секретарь заехал за ним и увез спящего малыша в райцентр, в ясли. Потом – детдом в областном городе. Это Горец помнил хорошо, да только особо вспоминать было нечего: влажные серые простыни и наволочки, постоянный шум, постоянное чувство голода от пустых, безвкусных обедов…
Рос он мальчиком крепким, сильным, в обиду себя не давал, да и не лезли к нему особо: опасались. К тому же так мог посмотреть наминающим своим холодным взглядом, что одно это останавливало потенциальных обидчиков.
Для таких как он после детдома прямая дорога в суворовское училище. Туда он и попал. Когда спросили, куда хочет, в ремесленное или в суворовское, лишь безразлично пожал плечами. Вот и направили в суворовское, сказали, что офицером станет.
Учился он хорошо, отдавая предпочтение истории, математике и физической подготовке. По этим предметам всегда имел отличные отметки. Да и по остальным не отставал. Преподавателей немного удивляло его спокойствие, хладнокровие. Это ведь так нехарактерно для подростков. Предполагали, что все из-за случившейся в раннем детстве аварии: видать, что-то там в голове слегка переклинило. Может, и так…
И шла бы его жизнь по накатанной колее, и ждали бы его в будущем скитания по дальним гарнизонам, поспешная женитьба на какой-нибудь полковой красотке, постепенное продвижение по службе, умеренный рост в званиях и должностях, да только судьба уготовила другое.
В роли судьбы оказался дебил, хулиган и второгодник Васька Смирнов, сын наркомана и проститутки, которых давным-давно лишили родительских прав, а ребёнка отобрали. Они, впрочем, этого и не заметили.
Васька был проклятием училища. Что только с ним ни делали: и в карцер сажали, и физически воздействовали, и в кабинете начальника стыдили матюгами, а он только ухмылялся. Думали даже в колонию для несовершеннолетних отправить, да не захотели училище позорить: как это прочный военный коллектив не в состоянии исправить одну паршивую овцу, спросило бы начальство и было бы право. Начальнику училища, подполковнику, считающему месяцы до отставки и пенсии, вовсе не хотелось получать «несоответствие занимаемой должности».
В один прекрасный, как показали последующие события, субботний день Горец после завтрака пошёл в библиотеку, хотел взять книгу мемуаров одного из прославленных маршалов. В коридоре столкнулся с Васькой, который куда-то нёсся, словно оглашённый. После короткой перепалки началась драка, причём Горец навалял Ваське по первое число. Тот, ругаясь, отступил.
Такие инциденты время от времени случались, всерьёз их никто не принимал. Но на сей раз случилось продолжение. Васька дождался, когда Горец заглянул в туалет, подкрался сзади, ударил по голове и подсек. Горец свалился и даже на пару минут потерял сознание. Хохочущий хулиган помочился на него. Это видели несколько человек и это уже было серьезно.
Горец поднялся, отмыл сочащуюся из носа кровь и пошёл в медпункт, сказал, что поскользнулся. Фельдшер кровь остановил, дал какую-то таблетку от головной боли.
Между тем все училище жужжало, словно пчелиный рой. Все ждали продолжения, потому что если униженный не ответит обидчику, ему лучше не жить. Заклюют и забьют.
Но никакого продолжения ни в этот день, ни на следующий. Горец ходил в столовую, в душевую, слонялся по коридорам. При встрече с ним многие прятали глаза, а иные уже стали презрительно кривить губы и ухмыляться. Преподаватели пребывали в растерянности, не ожидали, что парень окажется терпилой.
Все случилось в понедельник, в классе, на уроке черчения. Горец встал и попросил ещё один карандаш, сказав, что его карандаш сломался. Преподаватель кивнул, Горец подошёл к столу, взял остро заточенный карандаш, пошёл на своё место, взял лежащий на парте свой карандаш, спокойно подошёл к сидящему на камчатке Ваське и изо всех сил очень ловко вогнал ему карандаши в оба глаза. Ванька даже звука не издал, агония его была короткой.
Класс ахнул. Преподаватель остолбенел, потом закричал, зовя на помощь. Горца отвели к директору.
Несчастный подполковник едва не свалился с сердечным приступом. Прощай мечты о почётном выходе на заслуженную пенсию! Горца заковали в наручники и посадили в карцер.
Всем было ясно, что на сей раз замять происшествие никак не удастся. Уж чего-чего, а убийств у них никогда не случалось.
Теперь в штабе округа узнают, думал несчастный начальник училища. Да что там, уже знают, особист, небось, сразу доложил. Да и не только он, доброжелатели и без него найдутся! Есть, конечно, друзья в том же штабе, бывшие сослуживцы, да только что они смогут сделать? Такое ЧП! Хоть бы без позора из армии поперли…
Несчастный подполковник сидел в своём кабинете, рисуя в воображении картины одна другой мрачнее, когда раздался телефонный звонок.
Семён Петрович!– пророкотал начальственный баритон. – Узнаёшь? Генерал Светлицкий тебя беспокоит!
Ты ещё на службе? Вот и хорошо, ты пока никуда не уходи, я вскоре к тебе подъеду, поговорим…
Вот и все,– подумал подполковник. – хорошо, что тянуть не стали. Только… Почему сам заместитель командующего округом по политико-воспитательной работе едет? Решили раздуть наше ЧП, решили ославить на всю страну, выставить в качестве нетерпимого примера, не иначе… Кампанию развернут по борьбе с негативными явлениями, бросающими густую тень на светлый облик советского воина… А в центре всего этого – я и наше училище. Нет, отставкой не отделаться, и погоны сорвут, и наград лишат, и пенсии… Эх…
Генерал без стука вошёл в кабинет. Грузный подполковник вытянулся в струнку. С генералом был какой-то молодой мужчина в штатском.
Ну, здравствуй, Семен Петрович, здравствуй…– голосом, не сулящим разноса, произнес генерал. – Да ты садись, чего тянешься, мы ж не на плацу. И вот что. Прикажи привести сюда этого вашего героя, а сам пока отдохни… Небось, с утра ничего не ел? – Подполковник растерянно кивнул. – Ну вот… Ты пойти, поешь, а парня – сюда! И побыстрей!
Подполковник вышел в приемную, отдал распоряжения дежурному, но сам, конечно, никуда не ушёл, остался дожидаться, пока приведут Горца. Вскоре его доставили сопровождении двух рослых старшеклассников и втолкнули в кабинет.
В наручниках держите?! Интересно! Ты, подполковник, вроде рапорта о переводе в начальники тюрьмы не подавал, а? Снять наручники!
Но, товарищ генерал…
Снять! И все свободны! Шевелитесь!
Горец потирал запястья, остальные быстро исчезли за дверью.
Сесть я тебе не предлагаю, начал генерал, закуривая. И без того насиделся. Поговорить с тобой хочу. Горец молчал, а примостившийся в углу молодой человек в штатском достал блокнот и, внимательно вглядываясь в лицо и особенно в глаза Горца начал что-то набрасывать в своём блокноте.
Ты мне, курсант, вот что скажи: ты хоть понимаешь, что человека убил? Или не понимаешь?
Так точно, товарищ генерал, понимаю. Убил.
Так объясни, почему? Расскажи, как все было, да смотри, не ври, как есть рассказывай.
Спокойный короткий рассказ Горца практически совпал с содержанием рапорта особиста, и это генералу и сопровождающему штатскому понравилось. Во всяком случае, они переглянулись, штатский кивнул, продолжая писать в своём блокноте.
Допустим, что так и было. Допустим! Но убивать-то зачем? Ты вон какой здоровый лось, мог бы ввалить этому идиоту по первое число, а ты сразу…
Виноват, товарищ генерал, не сразу. Через день. Но я, правда, сразу решил, что убью. Если бы он не это… ну, в туалете, тогда да, начистил бы я ему морду… Виноват… Но после такого – какая жизнь? После такого нам двоим жить не получится… Или он, или я…
Горец умолк, карандаш штатского восторженно порхал по страницам блокнота. Генерал закурил, прищурился, побарабанил пальцами по столу.
Вот слушаю я тебя и в толк не возьму: ты что же, ни о чем не жалеешь? Так прикажешь тебя понимать?
Так точно, товарищ генерал, не жалею.
И что же, повторись вся эта история – опять убил бы?
Убил бы, товарищ генерал.
Интересно! Ты хоть понимаешь, что уголовником заделался, убийцей, жизнь свою перечеркнул, а жизни твоей пока с гулькин нос!
Горец промолчал, слегка пожав плечами. Мол, что зря говорить, и без того понятно.
Генерал встал, приказал сопровождающему выйти с Горцем в коридор, а начальника училища пригласить.
Подполковник вошёл и застыл в ожидании сурового приговора.
Присаживайся, Семен Петрович и слушай, что я тебе скажу. Внимательно слушай, повторять не стану. Значит, так. Никакого ЧП в твоём училище не было. Никакого! Произошел несчастный случай: ученик споткнулся, свалился с лестницы, свернул шею. Это все начмед оформит, как положено. Труп вывезти на городское кладбище завтра утром. Далее…
Не было у тебя в училище и этого вашего Найденова, так, кажется, его зовут? Все, что с ним связано – документы, любые фотографии, форма повседневная и парадная, личные вещи, вещмешок, противогаз, постельное белье, парта, за которой он сидел, книги, тетради, письменные принадлежности – все дотла сжечь! Изъять упоминания отовсюду – начиная с момента прибытия в училище. Тебе одному с этим не справиться, да и не надо, завтра с утра к тебе под’едут двое наших офицеров из особого отдела, они и займутся. И чтобы никаких разговоров! Никаких! Ничего не было, вот и все! Понятно?
Эээ… товарищ генерал… Да я…
Вижу, непонятно. Это и хорошо. Тебе, подполковник, в данном случае полагается знать только то, что ничего знать не полагается! Тебе до пенсии сколько осталось? Одиннадцать месяцев? Вот и живи спокойно, никуда она от тебя не денется, твоя пенсия! Крыжовник будешь на даче выращивать, на речку рыбачить ходить… Эх, хорошо! А сейчас даю тебе полчаса: подготовь Найденова, я его с собой забираю. И жди завтра офицеров из особого отдела. Все их распоряжения и указания исполнять, как мои. И ещё раз предупреждаю: никому об этой истории ни слова! Никому и никогда. До смерти. А если… Впрочем, об этом лучше не думать, вот тебе мой совет. Я пока посижу во дворе, покурю, отдохну, прикажи, чтобы мне туда чаю принесли… Да, и вот ещё что. Разговоры, конечно, пойдут, куда ж без этого. Но ты спокойно объясни людям, что преступника увезли для проведения следствия и предания суду военного трибунала. А все, о нем напоминающее, уничтожается, чтобы и духу его не было в вашем славном училище. Это, надеюсь, понятно? Ну, давай, подполковник, действуй, а я подожду…
ГОРЕЦ. НАЧАЛО
… Машина остановилась у железных ворот, на которых было написано «Ремесленное училище». И больше ничего – ни номера, ни указания на то, какому ремеслу здесь учат. Училище было окружено высоким бетонным забором с пущенной поверху колючей проволокой.
Ворота пискнули и открылись, машина въехала на ухоженную территорию. Горца отвели в каптёрку, начали выдавать новые вещи по списку. Вещей оказалось много, в том числе и довольно неожиданных: длинный нож, похожий на мачете, финка (такое, вообще-то, должно в оружейной находиться), костюмы противорадиационной и противохимической защиты. Вопреки обычным правилам, каптерщик, молодой парень в рабочей робе, никаких расписок с него не потребовал.
Горцу показали его место в казарме (то, что это казарма, он понял сразу), дежурный приказал располагаться, а через полчаса быть на обеде.
В это время в кабинете начальника этого странного училища неторопливо беседовали сам начальник – мужчина среднего возраста в свободном спортивном костюме и кедах, генерал и сопровождающий его молодой человек в штатском. Этот достал свой блокнот и начал докладывать.
Предварительные выводы следующие: практически полное отсутствие рефлексии, хладнокровие, несвойственное его возрасту, решителен, смел, дисциплину признаёт, но, выполняя приказ, должен понимать его смысл. Таким образом, бездумным исполнителем не является. Понимание ценности человеческой жизни, видимо, отсутствует, но…
Погоди-ка, – перебил его генерал. – считаешь, что из него при другом раскладе мог бы получиться уголовник, киллер?
Не думаю. Для этого он слишком умён. Вообще представляет собой редкое сочетание интеллекта и физических возможностей. И в целом – редкий, для нас очень ценный экземпляр. Считаю, его надо вести всерьёз.
Генерал взглянул на начальника училища и кивнул. И Горца стали вести всерьёз.
Впрочем, начальник училища, не слишком доверяющий теоретическим выкладкам психолога, не без предвзятости присматривался к новичку, полагая, что его ценность несколько преувеличена. Придраться, однако, было не к чему. Курсант демонстрировал незаурядные успехи в боевой и физической подготовке, заметно превосходя большинство однокурсников. Ему, кроме всего прочего, хорошо давались языки, которым здесь обучали по особым методикам, включая гипнотическое воздействие. Через полгода он вполне корректно владел английским и испанским, на бытовом уровне говорил на турецком. А главное – акцент у него был легкий, мягкий. Этакий среднеевропейский акцент, по которому национальную принадлежность не определить. Огромное напряжение во время многокилометровых марш-бросков с полной выкладкой на нем словно бы и не сказывалось. Стрелял он отлично, а вскоре стал чемпионом батальона по рукопашному бою. В отличие от большинства курсантов, любил читать. Словом, идеальный солдат!
Но окончательно убедил начальника училища невероятный случай на летних манёврах.
В плане учений значились парашютирование с последующим форсированием реки и захватом штаба условного противника. Каковой противник, разумеется, к такому варианту событий подготовился, штаб охраняла рота армейского спецназа, а эти ребята шутить не любят. Стрелять на поражение, конечно, не станут, но могут под горячую руку и покалечить.
Горец прыгал предпоследним, вслед за ним – командир отделения Гриша Казаков. Сдержанный Горец, надо сказать, ни с кем не конфликтовал, но по-настоящему сдружился именно с Гришей. В казарме их койки стояли рядом, частенько, уже засыпая после изматывающего дня, они беседовали, откровенно делились планами на будущее. Делился, впрочем, Гриша, говорил, что хорошо бы им после выпуска и дальше вместе служить. Горец соглашался, хотя понимал, что это вряд ли, это уж как начальство решит.
Основной парашют у Гриши не раскрылся. Бывает, ничего страшного. Он камнем промелькнул мимо Горца и раскрыл запасной. Тут все и случилось. Неожиданный порыв ветра отнёс Гришу на высящуюся неподалёку стройку: четырехэтажное бетонное здание какого-то будущего завода. Из стен торчали длинные куски арматуры. Вот Гриша и напоролся на такую железку с полметра длиной. И остался висеть на стене.
Приземлившись, Горец не стал отстегивать парашют – быстро обрубил стропы, сбросил вещмешок, бронежилет, оставил автомат и бросился на помощь Грише. Ловко карабкаясь по бетонной стене, хватаясь за выступы и арматуру, приблизился к другу и понял, что Гриша умирает. Умирает в страшных муках. Говорить он уже не мог, изо рта сочилась кровь, лицо было искажено от невыносимой боли. Но губы шевелились. Губы шептали: убей, кончай… И этот полный страдания, молящий взгляд…
