Kitabı oku: «Цена души», sayfa 4
Поэтому мужчина хотел выговориться о произошедшем с ним хоть кому-нибудь, а кто сможет понять и разделить боль лучше, чем его самый близкий человек? Неисчислимое количество раз Николай собирался поведать всю историю от начала и до конца Кристине, но в последний момент отказывался. Его волновало совсем не то, что она могла счесть его падшим человеком, который променял душу на какой-то писательский талант или что он обманывает миллионы людей. Скорее всего, услышь она правду, банально не поверила бы в нее. Кристина бы нашла сотню причин и аргументов, зачем ее муж придумал всю эту чепуху про сделку с дьяволом. Может, она бы поверила, что Николай сам верит во все сказанное, но для нее это так бы и осталась сказка и ничего более. А потому делиться с ней произошедшим казалось глупостью и лишь отличным шансом опозориться.
Нужно было найти человека, который без сомнений поверит каждому слову мужчины, и такой человек был. Жил он неподалеку от дьявольского перекрестка и сам проводил Николая в то место, а значит и сам виноват в его судьбе. Поэтому если писатель таки решится рассказать обо всем старику, тот не сможет просто захлопнуть дверь у него перед носом. Проблема заключалась в другом: после многих лет молчания просто взять и вылить полотно информации, что так терзала душу мужчины казалось не очень хорошей идеей. Дело было даже не в возможной реакции Бориса на слова писателя, тут все уходило куда глубже. Николай молчал столько времени о том, что испытал когда-то, что признаваться в этом виделось ему проявлением слабости. Желание поделиться собственной болью и стыд за нее боролись друг с другом внутри мужчины каждый день, медленно разрушая его.
Дабы заглушить это противостояние двух одинаково сильных чувств, писатель стал искать выход из своего положения. И очень скоро нашел самый быстрый, легкий и, как казалось, действенный метод борьбы с собственными бедами с головой. Методом этим оказался алкоголь: волшебное средство, что можно купить в каждом магазине по относительно дешевой цене и абсолютно законно, в отличие от тех же наркотиков, с которыми были куда более серьезные проблемы.
Прежде Николай выпивал очень изредка, всего по паре бокалов шампанского или хорошего вина исключительно, когда был для этого весомый повод. Через десять лет после начала успешной писательской карьеры мужчина, терзаемый душевными проблемами, стал пить и по обычным вечерам вместе с супругой, которая еще не видела в этом никаких проблем. Наоборот, ей очень нравилось вместе с мужем сидеть вечерами, распивая вино и смотря фильмы, концовка которых зачастую оставалась по итогу загадкой для обоих, ведь где-то на середине они больше увлекались друг другом, чем картинкой на экране. Но в скором времени, романтическое распитие вина по вечерам сменилось не романтическим коньяком или виски средь бела дня.
Кристина, как и Николай, больше не работала, ведь денег с продажи прав на книги хватало для очень и очень хорошей жизни. И если поначалу девушка сомневалась в отсутствии стабильного, хоть и не большого дохода, то видя те суммы на банковском кошельке мужа, ее сомнения вскоре рассеялись. Денег, полученных за первые три года, уже хватило бы еще на три года неплохой жизни даже если б Николай не получил больше ни копейки за свои книги. А в последствие уверенности в своей финансовой обеспеченности им хватило настолько, чтобы навсегда забыть о возвращении на работу. Данное развитие событий привело к тому, что теперь супруги находились вместе почти 24/7, и в будущие годы Кристина в полной мере могла наблюдать за развитием у своего любимого алкогольной зависимости.
Когда она начала замечать пустые бутылки в мусорных баках, она ничего не говорила Николаю. На тот момент, в глубине души она на самом деле думала, что и не имеет права ничего ему предъявлять. В конце концов он обоих их обеспечивал и делал их жизнь прекрасной и счастливой. А потому если ему понадобилась небольшая разрядка от всей той письменной работы, что он делает почти каждый день, мужчина может себе ее позволить, и Кристина не имеет никакого права ему мешать. Она сама заявляла ему об этом годы спустя.
Но не прошло и пары лет, как ситуация ухудшилась. Теперь порой мусорные мешки были полностью набиты пустыми стеклянными бутылками, а Николай ничего не делал кроме работы над новым и новым романом. Если сначала он позволял себе выпить лишь по окончанию занятия письмом, а за само занятие садился всегда трезвым, то теперь мог целый отрывок, а то и главу написать, будучи пьяным. Причиной этого оставались все те же терзания. Невыносимая боль от собственных неугасающих воспоминаний. Алкоголь никогда не терял своего свойства подавлять все негативные чувства мужчины, но теперь с каждым похмельем и трезвостью эти чувства возвращались с гораздо большей силой. Адские образы выглядели куда ярче прежнего, а кошмары с их появлением посещали писателя все чаще. Так и формировалась реальность вокруг, как Николай продолжал эту бесконечную гонку за беззаботным состоянием, где его не преследуют мертвые души и демон Абаддон. А с учетом, что, будучи успешным писателем, он должен оставаться на плаву, приходилось писать в нетрезвом состоянии. Разумеется, это сказывалось на качестве итогового результата, но на тот момент у мужчины уже были группа редакторов, что исправляли все допущенные ошибки, а уровень общего сюжета все продолжал оставаться на высоте.
При этом Николай не раз пытался бросить, поскольку ему самому не нравилось все время пребывать в полубессознательном состоянии. Но как только возвращались кошмары и мысли, что он должен уживаться с ними, держа их втайне, писатель срывался и вновь брался за бутылку. Подобная перемена не нравилась и его супруге. Не нравилась – еще мягко сказано. Мужчина видел, как она смотрела на него с сожалением и злостью, а порой и ненавистью. Она ничего не говорила, ведь жила полностью за его счет, но то счастье, что настигло их после продажи первых прав на издание, все стремилось навсегда оставить эту пару. Спустя еще год наконец терпение Кристины лопнуло, и она таки высказала мужу все что о нем думает. Она не говорила этого, но он знал, что поступает его жена так из-за большой любви к мужу. Она кричала на него матом, давала пощечины в надежде, что он одумается, потому что хотела вернуть то ускользающее счастье. Жалко только, что Николай ничего не мог с этим поделать. Он не мог признаться ей в причине своего поведения, не мог поведать о тех жутких моральных болях, что преследуют его стоит только чуть протрезветь. Он не мог рассказать ей правды, мог только слушать ее крики отчаяния и печально кивать головой, что он все понимает и обещает исправиться. Он кормил ее этими обещаниями неделя за неделей, месяц за месяцем, потому что не мог иначе. Он знал, как Кристина его любит, и что не сможет от него уйти, но для этого ей нужна надежда, за которую она сможет уцепиться. Этой надеждой и стали обещания в конечном итоге избавиться от зависимости. И не сказать, что обещания эти были на пустом месте, ведь где-то в глубине души писатель сам надеялся покончить с выпивкой. Надежды эти просуществовали еще около пяти лет, в течение которых мужчина бросал пить бесчисленное множество раз, однако ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. Любому терпению рано или поздно приходит конец, как и любой надежде. Так надежда Кристины тоже все больше и больше рушилась, дойдя до своего пика. В тот момент, когда обоим супругам уже близилось по сорок лет, женщина в один момент подошла к мужу и сказала, что дает ему месяц на возвращение к старому себе. Она не плакала, не кричала, не била его, а сказала самым обычным спокойным тоном, словно объявила о готовности ужина. И это было самое страшное.
Николай, знающий свою возлюбленную как никто другой, сразу понял, что это конец. Подобное поведение говорило само за себя о том, что это и правда его последний шанс не упустить единственного близкого человека. По одному выражению лица Кристины стало понятно, что та ниточка надежды наконец лопнула, и теперь эта женщина, хоть и по-прежнему безумно любящая своего мужа, не может заставить себя гнить вместе с ним. А тот месяц, что она дала на восстановление, ее последний акт любви.
На следующий же день после услышанного писатель попытался бросить пить. Вновь. Но увиденный ночью кошмар, как его держит когтистая рука чудовища над адской бездной, пальцы разжимаются, и Николай навсегда падает к остальным душам миллионов грешников, заставил его, проснувшегося посреди ночи в своем кабинете за письменным столом, приложиться губами к горлу наполовину пустой бутылки, что он выбросил вечером раннее в ведро. Далее последовала новая попытка и новый провал. Затем еще одна, и так продолжалось три недели. Теперь писатель уже даже находясь в опьянении не чувствовал той легкости, что была раньше. Алкоголь избавлял его от кошмаров, но стремился отнять самое дорогое, – любимую женщину. А что с этим делать, и как поступать, Николай не имел понятия. Но пытался его приобрести.
К концу обозначенного Кристиной срока осталась неделя. Поздней ночью мужчина лежал на диване, где спал уже последние несколько лет, и размышлял. В голове крутился все тот же возможный план, что не покидал голову уже очень давно. План, который, возможно, мог решить проблему писателя еще до алкоголизма. А именно, долгая и откровенная исповедь. Ни в коем случае не супруге, по прошествии столького времени она лишь посчитает его рассказ бреднями алкоголика. Все еще оставался один человек, что без вопросов поверит каждому слову, сказанному Николаем. Если этот человек еще жив. Сомневаться в этом были серьезные аргументы.
Мужчина не знал, жив ли еще Борис, ведь в прошлый раз тому на вид было лет шестьдесят-семьдесят, а прошло уже почти двадцать. Узнать это тоже не представлялось возможным, поскольку кроме имени никакой информации известно не было. Мимолетно вспыхнула мысль, что старик звонил мужчине перед полуночью тогда в день встречи, и что могла остаться старая история звонков, однако мысль эта так же быстро и угасла, поскольку что телефон, что сим-карту Николай успел сменить за те прошедшие годы. Оставалось только отправиться непосредственно в ту деревню и узнать все лично.
Следом за этой идеей пришло очень четкое и ясное «нет!». Объяснялось оно тем, что писатель не торопился испытывать судьбу и возвращаться настолько близко к перекрестку. Не важно, имеет ли Абаддон власть за пределами леса, все равно это было слишком опасно. Не воспримет ли демон возвращение Николая как желание последнего поскорее приступить к исполнению своей части сделки? Писателю казалось, что такой вариант событий вполне себе имеет место быть. Оставался только другой неоспоримый факт: мужчина рискует вот-вот потерять любовь всей своей жизни. И риск этот казался куда больше чем снова попасть в лапы к принцу ада.
Одинокий черный мерседес гнал по пустынной дороге, что освещал ярко-оранжевый свет фонарей. Экран спидометра показывал отметку свыше 130 км/ч. Время поджимало, хоть впереди и оставалось еще шесть дней, одна только дорога туда и обратно грозила занять четыре из них. Ради этой поездки Николаю таки пришлось протрезветь, что далось ему очень нелегко. Постоянные кричащие лица то и дело всплывали в голове, ужасные звуки, страшные картины – все это не отпускало мужчину на протяжении нескольких часов. Раннее он уже переживал подобное и неоднократно, при прошлых попытках завязать с алкоголем. Но каждый раз всплывающие ужасы одолевали его и возвращали обратно к началу. В этот раз он заимел рычаг давление.
Сразу придя в себя сел за руль, не собирая вещей, и с головой, трещащей по швам от боли, двинулся в путь. Вернуться назад возможности не было, писатель морально не позволял себе даже думать о том, чтобы сбавить скорость, не то что остановиться. И в его положении любая капля алкоголя, попавшего в организм, угрожала высокой вероятностью летального исхода. Всеми своими мыслями Николай пытался сосредоточиться на дороге, это помогало отогнать воспоминания, что с новой силой бились и бились о черепную коробку.
Мужчина не строил планы, что будет делать, если окажется, что старик давно мертв, он вообще не строил никаких планов кроме как добраться до той самой деревни. Даже если Борис еще жив и находится в здравом уме, нужно было продумать, что ему говорить. Николай ехал к нему с целью исповедаться, рассказать обо всем, что с ним случилось, но все это нужно было еще облечь в последовательную связку слов, о которой писатель даже не начинал думать. Он знал, что если начнет, то все эти вернувшиеся мигом воспоминания очень скоро сведут его с ума. Поэтому пока удавалось держать хоть какой-то барьер, он это делал. И надеялся, что, когда встретится со стариком, сможет без ужасных последствий выпустить всю эту накопившуюся боль наружу.
На сотни километров слева и справа простилались бесконечные похожие друг на друга пейзажи. Смешанные лесные чащи иногда сменялись широкими полями, а затем все возвращалось обратно. Кроме того, Николай успел оставить позади несколько городов, через которые пролегал его маршрут. Что в целом не сильно мешало смене пейзажей, ведь города по сути своей – те же леса, только искусственные и более технологичные, где вместо деревьев бетонные дома.
Из-за не очень активного образа жизни в последние годы мужчину очень быстро одолевала усталость. Он привык большую часть дня проводить в полусонном состоянии, валяясь в кровати, а потому двенадцать часов за рулем уже были чем-то из ряда вон. Николаю сильно хотелось спать, но так же сильно ему хотелось покончить с тем многолетним грузом, что в нем сидел. И потому писатель до самого пика своих возможностей не сбрасывал скорость и не останавливался, пару раз лишь неведомым чудом избежав столкновения с другими машинами. Затормозить и съехать на обочину он позволял себе только чтобы заправиться, купить еды и перекусить или справить нужду.
На улице была ночь. А в темноте спать хотелось еще сильнее, и даже кошмары не могли сохранять разум Николая на прежнем уровне реальности. Он начинал все чаще и чаще закрывать глаза, веки будто сами опускались, погружая глазные яблоки мужчины в темноту и заставляя сознание уплывать куда-то в несуществующее пространство. Но автомобиль все продолжал двигаться на огромной скорости. В один момент, когда глаза писателя почти закрылись, в свете фар он увидел маленькое рыжее существо, – лисенка. Точь-в-точь такого же лисенка, как и восемнадцать лет назад, что перебегал дорогу и в страхе застыл ровно напротив колеса мерседеса. От сна не осталось и следа, мужчина резко выкрутил руль и затормозил, что привело машину к съезду на обочину и остановке всего в паре сантиметров от дерева.
Николай посмотрел в лобовое, потом в ветровое окно на дорогу, но не увидел и намека на животное. Ни самого зверька, ни следа от него, ни тельца в случае если мужчина и в этот раз не успел вовремя среагировать. Ничего. Еще с минуту он вглядывался в темноту, но так ничего и не увидел. Казалось очевидным фактом то, что никакого лиса и не было. Лишь очередной кошмар, прорвавшийся в реальность на моменте, когда разум уже перестал различать одно с другим.
Но все что ни делается, – к лучшему. Так подумал писатель, когда понял, что увиденное им не более чем галлюцинация. Уж лучше принять ничто за животное, чем надвигающийся автомобиль за ничто. А ведь сейчас Николай мог и умереть. Осознание этого факта заставило мужчину выровнять мерседес на обочине, после чего заглушить двигатель, опустить сиденье и закрыть глаза. Сонливость быстро вернулась, и уже через десять минут писатель пребывал в стране кошмаров.
Свернув на проселочную дорогу, автомобиль вскоре оказался на территории деревни Сеново. Искать злополучный дом здесь оставалось по тем отрезкам памяти Николая, что еще не успели исчезнуть. Он отлично помнил перекресток и все там происходящее, но что события до, что после, имели свойство стираться, как и все остальные древние воспоминания.
Дома здесь все были похожи друг на друга, в основном одноэтажные, из дерева или кирпича, с треугольными крышами. На улице еще не наступила очередная ночь, но приближающийся закат уже виднелся невооруженным глазом. Надвигающиеся сумерки немного усложняли поиск. А может, и облегчали, чего сам Николай не учел, поскольку в прошлый раз он лицезрел старика и его дом уже после наступления темноты. А значит и образ его в темноте можно было узнать быстрее. Вот только сам мужчина об этом не подумал, а если бы и подумал, ждать, пока солнце скроется за горизонтом, у него времени не было. И так уже конец вторых суток без спиртного давал о себе знать. Помимо кошмаров началась ломка, что всегда еще сильнее обрубала пути к избавлению от злосчастной зависимости. Хотелось выпить чего угодно, хотя бы пива. Писатель пообещал себе по возвращению вознаградить себя бутылкой виски, все-таки он заслужил после таких страданий, да и бросать проще постепенно, а не разом. Сначала на два дня, потом на четыре, неделю и так он сможет вовсе вернуться к прежней жизни. Проблемой оставалось только то, что он сам не знал, верит ли в эти свои мысли или нет.
Создавалось впечатление, что мерседес едет кругами. Десятки однотипных домов, которые связывались однотипными дорогами. Николай порой закрывал глаза, пытаясь воссоздать в голове хронологию тогдашних событий и преодоленный в тот момент маршрут. Этого сделать у него так и не вышло, зато получилось другое. Спустя минут десять блужданий он наткнулся на мужика лет сорока пяти, что гулял с собакой. Подъехав и остановившись, Николай опустил стекло и окликнул его. Тот обернулся, уставился на писателя, но ничего не сказал.
– Извините. Я ищу Бориса, фамилию не знаю. Пожилой мужчина, где-то здесь проживает. Вы знаете его?
– Бориса? – мужик задумался. – Знаю одного, хотя не видел уж несколько лет. Может, он и умер уже. В последний раз, когда пересекался, ему лет восемьдесят было.
– А можете подсказать, где он жил?
Мужик вновь задумался, потом рукой указал в сторону, противоположную направлению движения машины, сказал одним предложением куда и какие повороты нужно сделать, из чего Николай запомнил только половину в лучшем случае. Писатель выразил благодарность, развернулся и направился по примерному пути, что выяснил из слов мужика.
Поиски, затянувшиеся еще минут на пятнадцать-двадцать блужданий кругами в конце концов увенчались успехом. Автомобиль сбавил скорость до минимума, а затем и вовсе остановился слева от невысокого деревянного забора, в том же месте, где другой автомобиль остановился восемнадцать лет назад. Николай вышел из машины.
Перед мужчиной располагался небольшой земельный участок, огражденный старым заборчиком, через которой при желании можно было переступить, встав на носочки. В центре участка стоял одноэтажный домик, так же ничуть не изменившийся за прошедшие годы. Разве что в данный момент на крыльце его не горела лампа и не сидел пожилой мужчина в очках, с интересом читающий книгу. Однако в самом доме явно горел свет, просвечивающий сквозь зашторенное окно. Это давало надежду на лучшее.
Писатель открыл незапертую калитку и медленно прошел ко входной двери. Поднимаясь по ступенькам, поморщился от неприятно громкого скрипа, будто доски под ним вот-вот были готовы проломиться. Когда мужчина убедился в отсутствии дверного звонка, он постучал костяшками пальцев по двери. Сначала единственным ответом послужила тишина, потом все же донеслись из глубины дома медленные неторопливые шаги.
– Слушаю? – дверь открылась и к Николаю вышел Борис. Писатель мгновенно узнал его несмотря на то, что видел от силы час и так давно. Только теперь морщин на старческом лице прибавилось еще больше, было очевидным, что годы берут свое и жить тому осталось не так уж и долго.
Что удивительно, белая майка с черными пятнами и домашние трико будто совсем не изменились и буквально перенеслись из прошлого. Внешний образ Бориса за исключением лица остался почти таким же, включая весь лишний вес.
– Здравствуйте, – замешкался Николай. Он вообще не был уверен, что откроет ему именно нужный человек, во вменяемом состоянии. Хотя во втором еще следовало убедиться. Для писателя показалось странным, что старик открыл перед ним дверь даже не зная, что за ней ждет. Будто за всю его жизнь он ни разу не слышал о существовании преступности.
– Здравствуйте. Могу вам чем-то помочь? – сразу стало ясно, что Борис не вспомнил мужчину, стоявшего перед ним. Что было и не удивительно, хотя в глубине души Николай надеялся, что его вспомнят.
– Да, я по поводу перекрестка, – отсутствие сценария или даже идей, что говорить, продуманных заранее, сыграло свою роль. Теперь писатель, что в другое время налету сочинял истории и мастерски складывал слова в предложения, вдруг целиком и полностью растерялся, говоря первое, что приходит в голову.
– Иди нахер, – сказал старик и тут же закрыл дверь. Было неожиданно и неприятно. Пока он не успел уйти обратно вглубь дома, Николай повысил тон так, чтобы через дверь его стало отчетливо слышно и произнес.
– Нет, вы неправильно поняли. Я уже заключал сделку. Восемнадцать лет назад. Вы меня тогда пытались отговорить. Пожалуйста, откройте. Борис! Я хочу поговорить с вами.
Старик вновь появился перед писателем.
– Уже заключали? – он усмехнулся. – И как оно?
– Ужасно, – только и сказал мужчина.
– И на кой хрен я вам нужен?
– Не против, если я войду?
Борис раскинул руками, отходя в сторону.
– Все равно мне уже терять нечего.
– Спасибо, – в полголоса поблагодарил Николай и вошел в дом, закрыв за собой дверь. – Не против поговорить в гостиной?
– Разумеется, – старик направился в названную комнату, писатель пошел за ним. От прежнего гостеприимства, с которым хозяин дома встретил мужчину в прошлый раз, не осталось и следа. Ни улыбки на лице, ни предложения попить чаю. Будто за прошедшие годы Борис испытал куда более тяжелые обстоятельства, чем Николай.
Пара уселась на диван. Как и снаружи, внутри совершенно ничего не поменялось. Тот же диван, стол, стенка с хрустальным сервизом у дальней стены, тумба с аналоговым телевизором, ковер на стене, – все как прежде. Словно своеобразная машина времени, где, пока за ее пределами творятся чудеса науки и развитие технологий, все остается как прежде, годах в восьмидесятых двадцатого века.
– Так, о чем вы хотели поговорить? – сразу перешел к делу Борис.
– Даже не знаю, с чего начать, – признался писатель. – Видите ли, я даже не был уверен, что вы до сих пор здесь.
– Здесь – в смысле живой или в этом доме? – первая улыбка проскользнула на лице старика.
– И то, и другое, – честно сказал Николай. – И я рад, что с вами все хорошо.
– Я тоже. В восемьдесят девять лет тяжело сохранять здравый рассудок, но чтение книжек и разгадывание кроссвордов неплохо помогает.
– Здорово.
Атмосфера все-таки немного смягчилась и уже не была такой напряженной. Это не могло не радовать Николая.
– Скажите, вы ведь меня не помните?
Борис пристально посмотрел на мужчину, несколько секунд изучая его лицо.
– Нет, извините. Видите ли, дорога на перекресток лежит прямиком через мой дом и каждый, кто его ищет, не упускает возможности спросить у меня дорогу. А вижу я этих людей в первый и последний раз в жизни, потому и в памяти их лица не сохраняются.
– Но я смотрю, что больше вы не показываете никому дорогу?
– Пошли они все, – предельно серьезно сказал старик. – Я столько лет провожал людей к нему, при этом каждый раз пытаясь отговорить от этой вселенской глупости. И ни разу, ни разу ни один человек меня не послушал!
– Простите, – Николай увел взгляд и уставился в пол. Ему было безумно стыдно сейчас за свой поступок.
– Сколько вам тогда было?
– Двадцать два, – ответил мужчина.
– Да уж, своя голова на плечах уже должна быть, но что с вас взять. Я встречал и тридцатилетних, и сорокалетних мужиков, по крайней мере на вид, что шли заключать сделку.
– И с каждым вы разговаривали?
– До поры, до времени. Каждый житель этой деревни знает о перекрестке. Как знает и о его силе, и о его плате. И все мы раньше пытались отговорить приезжих от страшной ошибки. И ни разу у нас это сделать не получалось. Ну, может и получалось, просто я об этом не знаю. – Борис выдержал небольшую паузу. – Спустя время это неблагодарное занятие насточертело одному жильцу, потом другому и так далее. Находились еще те, кто за деньги показывали дорогу к перекрестку, но на чужом горе счастлив не будешь, как бы там кто ни говорил, а потому со временем совесть их замучила, и они бросили эту затею. В конечном счете я остался последним, кто вообще заговаривал с путниками на эту тему, пытаясь открыть им глаза. Но видимо, слишком плохо.
– И потом вам это надоело? – рассказ Бориса увлек писателя, как и в прошлый раз.
– В точку. Столько людей, желающих легкого обогащения, любви, секса и прочих низменных желаний. Вы не представляете, сколько историй я наслушался. После всего этого я тоже стал просто слать всех, кто обращался ко мне с вопросами о перекрестке.
– И это помогло?
– Без понятия. Надеюсь, что да, поскольку, больше не пересекаясь с людьми, понятия не имею, добились они своей цели или нет.
– А можете ответить на один вопрос?
– Могу постараться.
– Я помню, как вы пытались убедить меня развернуться и поехать домой, рассказали всю правду, в которую я тогда не поверил. Но когда у вас ничего не вышло, вы все же показали мне дорогу…
Старик ничего не сказал, просто понимающе кивнул.
– Почему? Почему вы не пошли другим путем и просто не прогнали меня? Как и всех других. Почему вы провожали нас? Сам бы я без вашей помощи не нашел бы перекресток и уехал домой.
