Kitabı oku: «Фантастика. Сборник рассказов», sayfa 4
ЭПИЛОГ
Ревущий океан хромосферы Солнца агатовыми струями протуберанцев уже лизал обшивку корабля. В центре управления полетом сидели двое и они тоже сделали свой выбор. Огненная дымка уже скрывала очертание «Риико», как внезапно полузатонувшая дробинка корабля вспыхнула в недрах звезды фантастическим цветком. Зеркальный шар лежал на венчике червленых лепестков. И раскалённая добела, как лист металла, бурлящая поверхность звезды, стала темнеть, отдавая энергию кораблю, остывая кроваво-багровым синяком на белой коже светила.
Герцог лежал на пуховой перине первого снега, крепко прижимая к себе земную женщину со звездной душой. Вокруг чернели посеченные осколками здания городской площади, разбросанные взрывом люди открывали глаза и смотрели друг на друга, еще не веря в свое чудесное спасение. Над городом вставало багровое от дыма солнце, пряча в длинных синих тенях прошлое и опалённые звездным огнем уродливые развалины Пороховой башни.
ПОИСКОВАЯ ПАРТИЯ
Дерево, как большая раковина, выброшенная из моря. Прижмись ухом к стволу – и услышишь, как стонет и поёт ветер в вершинах всего леса.
Денис Ледин был зол. Он так взглянул на прижавшегося к беленой стене КПП салагу дежурного, что тот секунду спустя сам догадался позвонить дежурному по части:
– Пришёл какой – то гражданский, просит его пропустить … Куда?
– К старшине 1 – й роты.
Денис мял дипломат, казавшийся в его широких ладонях игрушкой, и посматривал на часы.
– Товарищ … – дежурный осёкся, вспомнив, что перед ним не офицер. Но, справившись с неловкостью, продолжил:
– Вы старшине кем приходитесь?
– Пиши: родственником… Даже близким, – процедил сквозь зубы Денис. Сержант ещё раз оглядел непрошенного гостя и, назначив сопровождающего, пустил в часть.
Таким Ледин и представлял себе батальон. Бараки, крашенные известью, жидкие сосны перед плацем и редкие люди, кажущиеся мусором среди всеобщего лабораторного порядка. Местность отдаленно походила на ту, в которой Денис когда – то служил. Он крутил головой, надеясь угадать, какая из рот первая.
– Показывай, где Щелканов обитает, – приказал Ледин семенящему рядом с ним рядовому.
– Вон там, – сопровождающий показал рукой в сторону самого старого здания.
– Теперь я и сам дойду, – Денис щёлкнул рядового по светлому затылку, стеснительно выглядывающему из – под пилотки. Парень остановился, на его лице отразилась неприязнь и зависть к «свободному человеку». Он, наверное, хотел ответить, поставить гражданского на место, но, оценив дистанцию до своего дембеля и нагловатый взгляд Дениса – недавнего «деда» – повернулся, сплюнув и пошёл за казарму.
Дипломат жёг ладонь, как готовая разорваться бомба. В нём были фотографии Инги. Инги и ребят. Всех пятерых. Денис знал, что такое нельзя снимать на плёнку. Это чудовищно – фотографировать развороченные пулями тела, ползать по кровавой траве и в сумасшедшем исступлении щёлкать затвором, а через час положить весь этот ужас, всю эту боль в дипломат и прийти сюда. Невозможно! Но он сделал именно так.
Солнце светило отвесно, и Ледин шагал, словно спеша втоптать свою тень в плавящийся асфальт. Вдруг чей – то окрик привлёк его внимание:
– Борисыч!
К роте шёл лейтенант. На крыльцо навстречу ему вышел грузный человек, чуть ниже среднего роста. Ледин узнал Щелканова. Он помнил каждую деталь его лица: охватывающую потную лысину щётку тёмных волос, крупный лоснящийся нос с тёмными порами. Помнил, потому что Щелканов был последним, кого он видел перед началом кошмара… «Неужели он так ничего и не понял? Кого они видели в нас? И в кого стреляли?» – думал Ледин. Он поднялся на крыльцо, опередив незнакомого лейтенанта.
– Семён Борисович … – позвал он.
Прапорщик Щелканов не узнал его, но отреагировал на своё имя: остановился и, полуобернувшись, посмотрел на Ледина. Их взгляды встретились. Удивлённый, заинтересованный – Щелканова и тревожный, непонимающий – Дениса. Он – то считал, что Щелканов сразу его узнает и даже оделся как тогда: выцветшая зелёная ветровка, потёртые стройотрядовские штаны. Но прапорщик словно впервые видел гражданского парня и си интересом разглядывал его лицо: серые колючие глаза, чувствительные крылья носа, сжатые губы и перекатывающиеся под щетиной желваки.
– Здравствуйте, – сумел выдавить из себя Денис. Злость поднималась в нём всё выше: «Ещё и признавать не хочет!» Щелканов почувствовал неприязнь гостя и перестал улыбаться. Тем более, что голос напомнил прапорщику что – то неприятное.
Теперь они стояли друг против друга – высокий, сутулый, непроизвольно набычившийся Ледин и мрачный и потерянный от смутных предчувствий Щелканов. Лейтенант, постояв под крыльцом, понял, что у Борисыча свои дела, и ушёл. А Щелканов поспешно перебирал в памяти лица, фамилии старых и новых знакомых вплоть до недавно уволившихся солдат, и не мог вспомнить. Почему этот голос вселяет в него страх?
Они прошли в канцелярию. Щелканов виновато суетился, предлагая гостю стул…
Лес снова жил. Только что приняв июньские дожди, он удивлял чистой, отмытой зеленью. Посвежели даже хрупкие лишайники, превратив теневые стороны стволов в мягкие лохматые коврики.
Они шли по перелеску, на границе просеки. Высокий худой парень и спортивного сложения девушка, почти не уступающая ему в росте. Издали их можно было различить разве что по величине рюкзаков и более усталой походке спутницы. Парень говорил, а она шла, чуть касаясь его плеча и слегка наклонив голову.
– Инга, ведь когда вечером мы сошли с поезда, лес молчал. А сейчас слышишь? Поёт и смеётся!
– Сам ты смеёшься. Опоздали. Теперь ищи, куда Сашка увёл ребят.
Время шло. День начинал темнеть. Солнце, скрывшееся за дымкой, сделало тени неясными, и весь пейзаж сразу обрёл пепельный оттенок. Инга устала и уже не видела ничего хорошего в дальнем походе. С каждой сотней метров метеорит, который искала их группа, казался призрачнее. Денис давно заметил исчезающий интерес спутницы и, помня за собой вину (из – за него они опоздали на поезд), старался больше заботиться об Инге.
– Сейчас выйдем к дюнам. Там далеко видно. Ребята не могли уйти в сторону. Я уверен, мы встретимся у залива. Они ведь тоже идут по азимуту. А представляешь, Инга! Мы случайно находим огромный метеорит. Или хотя бы воронку? Как они нам завидовать будут! А вон там, в осоке, и отдохнуть можно… – он заглянул в глаза девушке.
Инга откровенно скучала, хотя ей нравились внимание и забота Дениса. Но она в душе посмеивалась над ним: он только фотограф и порой так смешно рассуждает о совершенно незнакомых ему вещах…
Деревья кончились. Денис и Инга стояли на холме, полого спускающемся к заливу. Полоса прошлогодней осоки окружала побережье. Кое – где виднелись корявые полузасохшие ивы. Песок казался мелким серым снегом, и даже боязно было переступить через плети ежевики, встать на его неживую поверхность.
– Денис, мне жутко здесь. Пойдём на станцию? – Инга прижалась к парню. – Зачем нам метеорит? Пойдём… – шептала она. Для Дениса в дюнах не было ничего необычного, и он озадаченно смотрел на прильнувшую к нему девушку. Он обнял её за плечи, и они обернулись к лесу.
– Или давай здесь, до песка, отдохнём, а потом выйдем на побережье, только левее…
Инга не верила в предчувствия, но её сердце чуть заметно щемило. И стоило уйти из леса, как желание убежать, спрятаться, стало почти невыносимым.
– Какая ты мнительная, – журил её Денис. – Вон и солнце опять проглядывает. Будет тепло, пойдём купаться, – он был готов потратить сколько угодно времени, лишь бы расшевелить Ингу, прогнать её страхи. Тем более, что купание – занятие приятное.
Залив был мелкий, через цветущую воду проглядывали «рёбрышки» слежавшегося песка. Заросли облепихи вдоль ручья сжимали его зелёными стенами. Место было укрыто от ветра, совсем «слепое», и Денис временами замирал, надеясь услышать разговор или звуки шагов. Сашка, Вадик, Мишка и Маринка наверняка были где – то неподалёку.
Инга пошла купаться, а Денис, постеснявшийся своих широких трусов, лежал на тёплом песке и смотрел ей вслед. Она отошла уже метров на двести, но вода поднялась немногим выше колен. Перед глазами Дениса метались и падали бабочки – поденки. Медленные волны качали у границы песка сотни мёртвых насекомых. Стоял терпкий запах солёной воды.
– Инга! – крикнул Денис. Девушка обернулась, всматриваясь в низкий берег. Он приподнялся и помахал ей рукой. Инга что – то крикнула в ответ и пошла дальше. Под локтём хрустели выбеленные солнцем ракушки. Денис поднял одну и приблизил к глазам. С обратной стороны она напоминала череп, и это кладбище крошечных черепов тянулось полумёртвой полоской вдоль всего берега.
На солнечной дорожке, идущей по заливу, Инги не было. «Наконец – то решила окунуться», – подумал Денис. Секунды шли. Денис сосчитал до тридцати, «Хорошо ныряет», – подумал он. Но голова девушки всё не появлялась. Залив, покрытый мерной рябью, казался пустым. И в тёплом воздухе Дениса пробрал озноб. Не раздеваясь, он прыгнул с берега и побежал, черпая кедами зелёную воду. Маленькие следы на ребристом дне сначала были хорошо видны, но, когда вода поднялась выше колен, в зелёной мути едва ли что можно было разглядеть. Денис бежал грузным шагом.
– Инга – а – а! – закричал он.
Над водой эха не было. Бухали только тяжёлые всплески воды от шагов, и зудели над головой несколько приставших комаров. Берег отсюда казался тёмной линией с горбящимися на ней плоскими дюнами. Денис остановился. Инги нигде не было. В его воображении уже мелькало холодное тело в цветущей мутной воде.
– Инга! – опять закричал он. – Инга! – и в испуге проснулся.
Девушка выходила из воды:
– Ты что? Уснул?
– А, – отмахнулся Денис. Мышцы покалывало, как после бега, но во всём теле чувствовалась непривычная легкость. – Тут точно место какое – то плохое. Чертовщина чудиться.
– Сходил бы искупался, усталости и не будет, – она присела на корточки. На её ресницах дрожали капельки солёной воды. Денис притворно зарычал и попытался обнять её. Инга вскочила и стала подзуживать.
– Увалень! Соня!
Парень погнался за ней и, пробежав несколько метров, повалил девушку на песок. Он поймал в поцелуе её смеющиеся губы и, ловко подхватив на руки, понёс к рюкзакам.
– Дай переодеться, – болтала она ногами. Он ткнулся в её волосы и поцеловал их, впитывая йодистый, морской запах.
– Хочешь, сам переодену? – шепнул он.
– Смотрите! – Маринка показывала на залив. Метрах в трёхстах от берега, на мелководье, среди серовато – жёлтой прогретой воды темнела воронка. Выброшенный песок и ил лежали вокруг неё уже осевшим, но не стёршимся кругом.
– Неужели он! – восторженно выдохнул Сашка.
– Вполне похоже на метеоритную воронку, – Вадик уже шевелил губами, подсчитывая возможный вес «небесного камня».
– Отсюда полпобережья видно, но Дениса и Инги нигде нет. Неужели они так и не поехали? – Мишка из – под ладони всматривался в берег. – Хотя там кустов полно, осока густая. Вот спустимся с дюны, видно будет…
Маринка легкомысленно, разбрасывая босыми ногами песок, побежала по склону. Парни засмотрелись. Саша театрально вздохнул и побрёл вслед. Вадик поправил лямки рюкзака и двинулся за ними. Миша замешкался. Он ещё раз оглядел берег, ища палатку. И неожиданно заметил что- то странное. Мишка сначала не понял, что заставило его насторожиться и ещё, а потом и ещё раз оглядеть заросли облепихи и осоки. Растения, находящиеся как бы в огромном круге, срезанном водой, сияли небывалой зеленью. Трава казалась специально покрашенной. Облепиха, издали обычно серебристо – серая, теперь темнела живым, красно – зелёным цветом. И эпицентром этого круга была метеоритная воронка.
Ребята ушли далеко, и Миша, крича, поспешил вниз.
Маленькая поисковая партия устроила лагерь в пределах Круга. Маринка готовила поздний обед. Мишка, как обычно, ей помогал. Он чистил картошку и бросал ошкурки в траву.
– Миша, – окликнула его Марина, – что ты опять капаешься? Давай быстрее, у меня вода закипает. Тебя только к вечеру дождёшься!
Полкотелка уже было начищено. Мишка обиженно смолчал: «Изображает из себя невесть что, даже сейчас одеться не могла», – он был уверен, что и под купальником загар Маринки так же ровен, как и там, где купальника не было. – «Где она только голая загорать умудряется?..». К картофельной кожуре подбиралась рыжая мышь – аборигенка. Миша так и замер с открытым ртом. Мышь уселась на хвост и принялась грызть ошкурок. Мишка медленно встал и боком, осторожно переступая, подвинулся к костру.
– Ты чего? – изумилась Маринка.
– Вон смотри, мышь. Сейчас замечай, я её спугну, как она побежит, – он поднял недогоревшую ветку и бросил под куст. Полёвка от близкого дыма и треска встрепенулась, подскочила и поплыла по воздуху, быстро – быстро перебирая лапками, как бы идя по самым верхушкам колючей травы.
Ночь упала искрами светлячков. Залив тяжело вздыхал. Ребята, почему – то подавленные, сидели у догорающего костра. Прятаться в палатках не хотелось. Все чувствовали странное движение, происходящее в теле. Возбуждение, начавшееся с первых минут жизни в Круге, сменилось апатией. Ветер шевелил золу, и угольки, казалось, многозначительно подмигивали. Первым нарушил тишину Сашка:
– Нельзя так раскисать, хотя 40 километров за день – это не шутка. Отдохнём, утром посмотрим воронку, всё замеряем. Может, Денис с Ингой появятся. И с мышиным феноменом разберёмся.
– А если мы умрём?! Может, это радиация? – Маринка выкрикнула эти слова на одном дыхании и угадала мысли всех. – Ну, что сидите, как истуканы? Надо бежать, делать что – то!
Парни не пошевелились. Маринка села, скрестив ноги, и заплакала, размазывая кулаками слёзы. Саша толкнул Вадика, и тот увёл Маринку в палатку. Все молчали. Было предельно ясно, что начавшаяся переделка их организмов может иметь любой конец.
– Всем спать, – отчаянно скомандовал Сашка и залез в палатку.
Костёр, оставшись один, продолжал перемигиваться с нависшей над заливом ночью, а возле рюкзаков собирали крошки светящиеся в темноте «летающие» мыши.
Инга ворочалась во сне, стонала, порой заходилась страшноватым, по – детски истерическим плачем. Денис не спал, точнее, не позволял себе спать. Он укрывал Ингу, сдерживал судорожные всплески рук. Утешал, словно она могла всё это слышать, а затем лежал, собирая остатки сил, таращась в невидимый потолок. Он боялся снова провалиться в цветной лабиринт сна, остаться навсегда там, в хитросплетении чужих и неясных мыслей. Темнота стала почти осязаемой – душной и резиново – твёрдой. Тяжесть навалилась на грудь. Язык немел. Под костями черепа ворочал камни какой – то исполин. Всё тело застывало.
Рядом затихла Инга. Денис понял, что и сам не дышит. Сердце билось всё слабей и слабей, ещё мягкое и тёплое в недвижной и холодной грудной клетке. Наконец остановилось и оно. Стало очень тихо и хорошо. Словно сердце, это слабое существо, всегда живущее в людях, мучило, пытало Дениса с Ингой всю ночь.
Ненарушенная тишина заполнялась звуками живой ночи. Кризис миновал. Только через несколько минут Денис вновь услышал свои сердце и дыхание. Инга проснулась:
– Что это было, Даня?
– Не знаю, болезнь какая – то.
Она нашла в темноте его руку и робко пожала. Он перевернулся на живот и положил ей голову на грудь. Инга гладила его волосы, радуясь и уже почти не веря в прошедшую беду.
Солнце ещё не взошло. Клочья тумана плыли над самой водой. Утро начиналось свежо и как – то необычно ново. Денис на четвереньках вылез из палатки. Где – то плеснулась рыба. В осоке «тикала» камышовка.
– Инга, – позвал он.
– Ау, – девушка выглянула из палатки.
– Смотри, воздух холодный, а залив так и парит, – он лёг на песок и дотянулся до воды. – Пошли купаться?!
Денис поднял Ингу, закружил, и, разбежавшись, влетел в залив. Брызг не было. Денис с чувством страха и удивления смотрел на прогибающуюся под ногами жидкость. Он опустил Ингу, но та, взвизгнув и поджав ноги, повисла у него на шее.
– Даня, я боюсь. Пойдём на берег.
За минуту неподвижности ступни достигла дна, но ни песка, ни воды он не ощутил. Осторожно ступая, Денис вышел за границу прибоя. Ноги были словно обуты в гибкую, невидимую обувь. Инга разжала руки и очутилась на земле. Всё вокруг было прежним и всё же чуть – чуть иным. Он подошёл к кусту облепихи, схватился за ствол и … чуть не отдёрнул руку. Между ладонью и корой оставалось узенькое пространство, наполненное резиноподобным воздухом. Денис сжал кисть, как бы сдавливая упругий эспандер. Прослойка исчезла… По листьям пробежало лёгкое движение. Открылись невзрачные цветки, через секунду опали и над ладонью стали наливаться желтизной несколько ягодок облепихи. Инга с чувством жутковатого восторга следила за этими превращениями.
– Ешь, – Денис отнял руку.
Инга манерно повела плечиком, освобождаясь от опеки Дениса, и губами сняла остро пахнущие, в коричневых чешуйках, крупные ягоды.
– Ну как?
– А вода всё такая же густая?
– Догоняй! – Денис мотнул головой в сторону залива. С лица Инги медленно сходила испуганная мина.
– Миша, это навсегда? – Маринка чуть не плача держала на ладони мёртвую мышку, которая не желала падать, зависнув над самой кожей ладони.
– Не знаю, не знаю. Я ничего не знала. Даже где Инга и Денис, не знаю, – он зажал уши руками и отвернулся к заливу. В мозаике солнечных бликов, едва касаясь крупной живой зыби, к лагерю бежали Денис и Инга.
Гудков таращился на мерно поднимающиеся впереди сапоги Баляриса, и от этого тупел ещё больше. Радиостанция за спиной казалась втрое тяжелее положенного. Спину ломило. Ноги он переставлял только из желания не упасть. За Балярисом, маячили три лычки Штырева, а впереди процессии угрюмо вышагивал старшина роты прапорщик Щелканов. Сейчас Гудков уже вспомнил казарму как райское местечко, где неподалёку столовая, и всю часть можно обойти за 20 минут. Забылись и ранние подъёмы – отбои, и ночные тревоги – занятия. Мысли путались, возникали волнами в такт шагам: «У Баляриса здоровая спина. Круглые лопатки, перечёркнутые полосой автомата. Спихнуть бы ему это радио. Пусть тащит». Гудков морщился от капель пота, попадавшего в глаза.
Сосны обрывались в полосе песка. Прапорщик остановился. Солдаты как по команде сели на песок. Гудков освобождался от лямок радиостанции. Он устал и неловко ворочался. Балярис лежал на спине, запрокинув голову. Штырев сидел на корнях сосны, поставив автомат между ног. Щелканов расправлял на коленях карту. Вся их компания представляла живописную картину, как бы выхваченную из времени последней войны: автоматы, выцветшие комбинезоны, запыленные лица.
– Сотня гектаров смешанного леса плюс побережье… Дался комбату этот метеорит, – Щелканов чертыхнулся, снова представив район поиска. Вероятность того, что болид, упавший на полигон, – подарок «с той стороны», невелика, тем более, что взрыва не было. Но траектория, как сказал тот очкастый гражданский, для метеорита мало подходит. Не спускаемый ли это аппарат?.. Гудков совсем выдохся, хлюпик. Надо передать радио Балярису. Да, кстати, связь с батальоном. Если что – то найдём – немедленно вызвать оперативную группу. Пусть интеллигенты копаются, я туда не подойду. Это если «подарок». Если воронка? Ещё 40 километров на обратную дорогу, – Щелканов вытащил из кармана сигареты и с наслаждением закурил. Ствол сосны за спиной чуть заметно дрожал – вершину качал ветер. Щелканов, запрокинув голову, пускал вдоль рыжей слоистой коры колечки дыма.
Гудков тоже смотрел в небо. И ему было приятно, что не он несёт рацию, а она лежит под его головой, полузарывшись в песок.
– Товарищ прапорщик, далеко ещё?
Щелканов перестал дымить и взглянул на Гудкова.
– Что, сдох, студент? Это тебе не ручку держать. Передай радио Балярису. Ещё кеме пять, может, меньше, – прапорщик не хотел, чтобы солдаты знали о его неумении читать карту, и поэтому темнил. До сих пор они шли лесной дорогой, и Щелканов мог пользоваться своей зрительной памятью.
Гудков опять откинулся на коробку радиостанции. Небо стало совсем серым от затянувших его туч. По песку потянуло холодом. «Будет дождь или не будет?» – мысли путались… Он проснулся от того, что кто – то вытащил из – под его головы ящик.
– Балярис?
Оплывшее нездоровое лицо, равнодушные глазки, двойной подбородок. «Пусть тащит», – Гудков вспомнил с брезгливой благодарностью подачку старшины и, с трудом поднявшись, встал. Сердце бухало от слабости. «Залежался», – сам себе прокряхтел он.
Тёмные тучи рассеялись, но солнце едва пробивалось через плотную туманную дымку, и пейзаж от этого становился печальным и неуютным. Щелканов вёл группу к заливу, надеясь хоть там разобраться в границах полигона и попытаться сравнить с картой хорошо просматриваемое побережье. Гудков снова шёл последним, изредка для развлечения наступая Балярису на пятки. Тот вздрагивал и, нагнув голову, ускорял шаг. Вся поисковая группа, оставляя рваный след на приглаженном ветром песке, взобраться на дюну. Крутой голый склон спускался к самой воде. Вправо внизу раскинулось побережье. Щелканов, заслоняясь рукой от падающего к горизонту солнца, всматривался в берег.
– Штырев, – окликнул он. Сержант подбежал, придерживая слетающую лямку автомата. – Смотри, что там, в воде?
Штырев стал смотреть в направлении, указанном старшиной.
– Ничего не вижу.
– Да не на берегу. В воде, в воде. По оси ручья гляди… Дальше… Да, – Щелканов смотрел на прищурившегося солдата и думал: радоваться или огорчаться, что воронка нашлась?
– На воронку вполне похоже. Только далеко, больше километра… – неожиданно сержант замолк. Полускрытая от военных кустами, совсем близко от воронки, стояла маленькая оранжевая палатка. Щелканов почувствовал, как мурашки побежали по его спине. «Кто это? Почему здесь? Неужели точно – подарок?..».
Солдаты, наоборот, оживились: начались разговоры о туристах, а в особенности о туристках. Щелканов цыкнул на них:
– Если туристы, то почему на закрытой территории?
«Дело явно не чисто», – распалял себя Щелканов, с трудом подавляя желание убежать подальше.
– Гудков, настраивал рацию. Отдай автомат. Да… Сиди здесь. Жди. Если что – доложишь в часть. Штырев, Балярис, за мной.
Три неуклюжие фигурки, смешно ковыляя, стали спускаться с дюны.
Они умирали как цветы. Комок сияния взрывался искрами, пульсировал, бился на влажном песке, тянулся к убийце тонкими нитями, и… замирал подле других, уже мёртвых.
– Это же люди! – заорал Штырев. Пробитые пулями радужные сияния стонали, падали, на траву и в песок лилась обычная красная кровь. Штырев опустил автомат и побежал к ним.
– Стой, убью! Не подходи, это провокация! – прапорщик выпустил короткую очередь в воздух. Штырев остановился.
С разгона из кустов вывалилось ещё одно приведение.
– Почему… – совсем по – человечески захрипело оно.
Призрак надвигался на прапорщика. Щелканов зажмурился и отчаянно, не думая, нажал на курок. Автомат изрыгнул оставшиеся в магазине патроны. Привидение упало, неуклюже загребая песок. И только сейчас прапорщик заметил, что изменчивое сплетение световых нитей, напоминающее капроновую астру, словно коконом охватывает смутно проступающее человеческое тело.
– Шесть, – пересчитал Щелканов тускнеющие трупы «астр».
Гудков наблюдал за происходящем в полевой бинокль, рядом сипела настроенная радиостанция.
«Что передавать?!» – случившееся не укладывалось в рамки здравого смысла. Стрельба по приведениям?!
Щелканов возвращался. Гудкову было тошно смотреть на озверевшее лицо старшины. Словно стрельба смахнула с него весь налёт человечности, который прапорщик собирал по крупицам всю жизнь. Черты его лица были взвинчен, и непонятно было, как он ещё сдерживается. Балярис кротко шёл за спиной старшины.
– Ты стрелял? – спросил Гудков у Штырева.
– Нет, это они… – Балярис втянул голову в плечи. Щелканов уже сидел на траве и пока не в состоянии был что – либо воспринять. Его губы шевелились:
– Почему я? Оборотни… Приведения…
Гудков отключил питание и стал сворачивать рацию.
– Ты что, надо же передать.
– Что именно? – Гудков смотрел на стоящего перед ним Штырева. – Даже если они оттуда, – он показал пальцем на небо, – всё равно их уже нет.
– Нет… Нет! Ты знаешь, кого мы убили? Людей!
– Но как? Они же… – Гудков показал руками что – то бесформенное и пушистое.
– Палатка – то человеческая…
Оба замолчали. Прапорщик уже приходил в себя. Балярис отвернулся к лесу.
– Руки чистые, считай, только у тебя остались, – заговорил Штырев, – Никогда себе не прощу. Убить просто так, из – за того, что непохожи! Был приказ! А ему, – Штырев кивнул на старшину, – их пристрелить всё равно, что кошек. Хотя вон до чего испугался, до сих пор отойти не может, так затрясся, когда они мне людьми показались! За человека посадить могут, только «приведения» ни в обном кодексе не записаны.
Гудков в ответ промолчал. Он думал, что стало с хозяевами палатки, когда на них напали эти… оборотни.
– Ведь в палатке люди жили!
– Жили, – поддакнул Штырев.
– А потом пришли приведения, и…
Штырев с удивлением разглядывал Гудкова:
– Ты хочешь сказать, что они их того… – Штырев резанул себя ладонью по горлу.
– Я ничего не хочу сказать, но приведения – то приведениями, а если…
– Мы воронки не нашли, – медленно и веско заговорил Штырев. – Метеорит не долетел, сгорел, рассыпался. И здесь ничего не было. Мы никого не видели и никого, никого, слышишь, Балярис, не убивал! Давайте – ка сюда.
Гудков взгромоздил опостылевшую, так и не пригодившуюся рацию на спину. Щелканов неуклюже поднялся, и поисковая группа скоро скрылась в лесу.
– Что? Кто это?.. – у Щелканова откровенно тряслись руки. Он отвёл глаза от фотографии и посмотрел на гражданского. Тот напряжённо смотрел на снимки, словно видел их впервые: «… живые, ещё недавно живые. Я сквозь кусты пролетел, а сержант как заорёт: «Это люди!» Сердце и упало. Инга в крови лежит. Мишка ещё ворочается. Мне пуля – вскользь по черепу, упал рано. Ещё чуть – чуть, и было бы спокоёнее. С ними и навсегда.»
Прапорщик кашлянул. Ледин вздрогнул и, очнувшись, задал свой первый за встречу вопрос:
– Почему вы убили их?
Прапорщик молча встал. Он вспомнил голос и теперь знал, с кем говорит:
– Оборотень, – чуть слышно выдохнул Щелканов.
Злость наконец захлестнула Дениса. Он вскочил и жесткого стула, распрямился и почувствовал почти с удовольствием прикосновение колючего вихря, бунт спрятанной в мускулах упругой пушистой силы. Прапорщик шарахнулся к окну, но Ледин всё же сдержался, увидев бисеринки пота на побледневшей лысине Щелканова, и ему стало противно. Щелканов был похож на испуганную крысу – пасюка или что – то голое и пресмыкающееся.
– Так почему вы убили их?
– Разве это были люди? Я… Я не знал! – прапорщик хватал ртом воздух. Ледин нависал над столом, опёршись на кулаки: «Размазать его по стене, представив для спокойствия мокрицу, и сказать: «Я тебя не видел».
