Kitabı oku: «Добро пожаловать в Приграничье!», sayfa 5

А вот Секач воспрял духом. Ему пришла в голову гениальная идея: поклянчить у Главы Рода денежки, объяснив, что это откупные от службы у проклятых эльфов, и предложить их Дэву. А после договориться: Секач где-нибудь отсидит свой испытательный срок, по окончании которого получит прекрасные рекомендации и заверения для Армейского Льва, что исправился Секач. Как есть исправился!

– Отпашешь год на заставе, как миленький. Даже если пятнадцать тысяч вздумаешь пожертвовать, – буркнул Дэв. Секач опешил: он даже рта раскрыть не успел.

…Нет, мысли Дэв читать не умел. Но он не в первый раз привозил новобранцев в Приграничье. И в каждый приезд повторялось одно и то же. Контрабандные телепорты в вещмешке. Паника в лесу, когда вчерашние курсанты вспоминали об отсутствии охранных заклинаний…

Ну а чтобы понять, что богатый аристократишка решит с помощью испытанного средства – денег – отмазаться от ненавистной службы, не требовалось иметь в анамнезе и первого класса деревенской школы.

***

– Теперь о дисциплине, – сухо сказал Дэв. – Это Приграничье, сынки. И залог вашего выживания здесь – слепое следование раз и навсегда установленным правилам. Жёсткое соблюдение распорядка дня. Бездумное исполнение приказов…

– А инициатива? – вякнул Грач.

– Был тут до тебя один такой… Инициативный, – нехорошо улыбнулся Дэв. – Теперь в желудке у Гидры свои тезисы об инициативности толкает. Хочешь – присоединяйся!

Грач подумал-подумали отказался. Но уняться и не подумал:

– А если командир приказ отдаст обидеть ребёнка? Или женщину?…

– Моралист… – пробормотал Воевода с таким осуждением, будто Грач только и занимался, что в доприграничный период своей жизни грабил сиротские приюты и раздавал конфискованное местным богатеям. – С таким настроем, сынок, тебе к одной милой бабульке из Почесушек нужно будет съездить. Надеюсь, Зубр привезёт от тебя чуть побольше, чем горстку пепла.

– Что? – недоумённо переспросил лэмителец.

***

Благообразная старушка, бабка Мафа из Почесушек, зарабатывала себе на жизнь тем, что готовила для страждущих целебные зелья. Для многостаночной нашей не имело значения, кто мается от недуга: любимая ручная крыска старосты или же тёща местного звонаря, весьма склочная особа. Помогала бабка Мафа всем. Слыла знахарка женщиной доброй и хлебосольной и частенько привечала приграничников, меча на стол всё, что было в печи.

Но дважды в год в старушенцию словно Свараденж вселялся. Безо всякой на то причины она покидала своё пристанище и с истошным воем носилась по улицам деревеньки, сея хаос и разрушение. Усмирять её приходилось дюжиной приграничников: спятившая ведьма обладала чудовищной магической силой.

Понежившись в антимагическом погребе недельку – другую, старушка приходила в себя, долго извинялась, называла приграничников касатиками и выгребала в фонд голодающих служивых чуть ли не половину запасов собственной консервации.

Живи старушка в городе побогаче, где целители обитались чуть ли не на каждом углу, её давно бы упекли либо в магическое исправительное учреждение, либо под симпатичный могильный камушек. Но в Приграничье наблюдался ощутимый дефицит лекарей, поэтому хватались за любого мало-мальски соображающего специалиста. А бабка Мафа, несмотря на отсутствие профильного образования, лекаркой была не из последних.

А безумства два раза в год… Ну что же, и потерпеть можно было.

***

– …Из обычных наказаний – наряды вне очереди, порка, гауптвахта и изгнание с Заставы. Иногда в комбинации. Увижу пьяными – получите плетей. Во второй раз – плети и гауптвахта. В третий раз – пакуете вещички и возвращаетесь в Академию. Даже слезинки вслед не пророню. Суровее с отказом исполнять приказы. Заартачитесь в первый раз – порка и гауптвахта. Второй – вылетаете с Заставы со скоростью звука, с волчьим билетом в кармане. Ордену не нужны следопыты, живущие по принципу «тут хочу, тут не хочу».

Но самое страшное наказание, если вдруг проспите побудку. На раскачку – неделя. Потом пеняйте на себя.

– А какое оно, самое страшное наказание? – подал голос уже Секач. От того, каким тоном Воевода посулил им лютую кару, у истинного атьдватийца мурашки по спине побежали – размером с твой кулак.

– А вот вам Горностай расскажет, – веско проговорил Дэв. – Он чуть ли не каждую неделю отгребает.

Секач с Грачом синхронно сглотнули.

– И вот ещё что… – сказал Воевода, помолчав. – Ни один приграничник никогда не был предан суду Всеорденского Магического Трибунала. За предательство. За убийство. За дезертирство. За нарушение приказа, если подобное нарушение повлекло за собой смерть товарищей. Никогда. Моя позиция: то, что происходит в Приграничье, должно оставаться в Приграничье. Если однажды вы совершите что-либо из перечисленных деяний, с вами просто произойдёт несчастный случай.

– Вы шутите? – прохрипел Секач.

– Я так похож на шутника? – ровным голосом спросил Воевода.

Не похож. Ничуть.

***

Горностай оказался шустрым пареньком лет двадцати пяти на вид.

– Пока вы не приехали, я самым молодым на заставе был, – весело сообщил он и добавил злорадно: – Теперь вам на побегушках отдуваться!

В правом ухе Горностая болталось украшение весьма странной формы. Как успел заметить Секач, каждый из приграничников носил нечто подобное.

– Это же зуб ползучего иглобрюха? – с придыханием проговорил Грач

– Он самый, – польщённо кивнул Горностай. – Разбираешься в знаках отличия?

– Да я монографию профессора Золоторудного от корки до корки изучил! – похвастался Грач.

Секач, который ничего не понял, потребовал объяснений и немедленно их получил.

Оказывается, некогда у воинов на юге Аринеллы существовала традиция носить серьгу как знак семейного положения. Взглянув на вояку, командир сразу определял, единственный ли тот сын у своих родителей, последний ли в роду и прочую весьма ценную информацию.

Аринельская диаспора эльфов (из которой происходил и Дэв) и принесла этот обычай в Приграничье, чуток приноровив к местным условиям. Здесь серьга говорила посвящённым, сколько Тварей завалил герой.

На счету Горностая с украшением из зуба иглобрюха числилось не менее ста пятидесяти злодейских зверушек.

У Секача так и чесался язык спросить: сколько странствующих купцов самолично грохнул в тёмном переулке Дэв, если Воевода носит серьгу с сапфиром. Но благоразумно решил промолчать. Шутить про командира – себе дороже…

***

– Первый этаж. Казармы. Ну как казармы… Три зала по двадцать коек. Ваш – третий. Почему при таком громадном замке у каждого не отдельная комнатушка? Твари могут залететь в любой момент, а в одиночку не отобьешься…

– Кабинеты задумчивости. В случае крайней необходимости в каждой казарме есть ведёрки, а во дворе – будочка…

– Столовая. Советую прибегать пораньше: занимать лучшие места и получать самые большие порции. И не опаздывать. Поварёшка опаздывающих не любит. Может и вовсе сказать, что еда закончилась. Он у нас суровый…

– Лазарет. По слухам, специально рядом со столовкой поместили, чтобы, если Поварёшка вдруг чего лишнего в блюда накрошит, далеко не бегать… – Два зала для тренировок…

– Приснопамятная будочка…

– Плац. Хорошо запомнили малейшие шероховатости. В случае провинности будете языком вылизывать.

– Голубятня…

– Дозорная вышка…

– Банька. Потом покажу коренных аринельцев. Они у себя на родине уже руку на паренье набили, поэтому под их венички лучше не ложиться. Целее будете…

– Конюшня….

– Птичник…

– Склад…

– Внизу – приусадебное хозяйство. Картошка там, морковка, свекла…

***

Неожиданно над Заставой пронёсся гулкий звук рога. Горностай оживился:

– О, сигнал на обед. Побежали, братва! А то лучшие куски разберут!

Они и побежали. Но на ходу Грач вспомнил, о чём он ещё хотел спросить проводника.

– Слушай, а какое наказание полагается, если проспишь побудку? Дэв сказал у тебя спросить.

Уши Горностая запунцовели.

– Целый день с утра до вечера, каждый час, с дозорной вышки…

– Ну?..

– Петухом кричать.

Глава 8

Оба вчерашних курсанта наивно полагали, что если не с первого дня, то уже со второго точно, их распределят по отрядам и отправят в дозор. Но Воевода рыкнул: только двух преждевременных смертей ему в Приграничье не хватало. И пока новобранцы не изучат способы борьбы с местной живностью, с заставы они и шагу не ступят!

Для более тесного знакомства парней с фауной всем нарядам было приказано отловить и доставить живьём на заставу какую-нибудь зверюшку позубастее. Наряды вздохнули (со зверюшками они привыкли общаться издалека и исключительно посредством файерболов), но с Воеводой спорить не рискнули.

В итоге уже через три дня второй этаж Заставы, торжественно наречённый Зверинцем, кишмя кишел ругающимися, плюющимися и рычащими тварями (разумеется, запертыми в клетки), а местный лазарет – шипящими от боли эльфами.

***

Пока добровольцы поневоле собирали живность по окрестностям, новобранцев решили пристроить к общественно полезной работе.

Поначалу-то ребят определили на кухню. Поварёшка сурово осмотрел парней, не обнаружил ни малейших признаков кулинарного интеллекта на замызганных лицах, похмыкал, но в святая святых допустил.

Ой, как зря…

Вечером того же дня все лопухи вокруг заставы были выдернуты в радиусе двух миль, все кабинеты задумчивости забронированы на месяц вперёд, а за приснопамятную будочку шла такая ожесточённая битва, по сравнению с которой сражение трёх шестисоттысячных армий на реке Крапивинке выглядело как драка двух чумазых пацанов на заднем дворе.

– Вы в чём селёдку мариновали, сволочи-и-и-и-и? – выл Поварёшка, придерживая штаны: кто знает, в какой роковой момент их придётся срочно снимать.

– В молоке, – покаянно прохрипел Грач. Сам он селёдочку не употреблял по причине того, что напробовался всего понемногу во время беготни по кухне. Поэтому масштабов трагедии в полной мере оценить не смог.

– А я в чём сказал?

– В сметане. Но мы подумали, что так вкуснее будет…

Когда Поварёшка нашёл в себе силы доползти до Дэва, то высокомерно заявил: он знает с десяток более незамысловатых способов отравить всех приграничников скопом. Например, накрошить в суп мухоморов. А каждый день бойцам в кустики бегать – так никаких рейдов не надо. Твари сами от смеха подохнут.

Воевода намёк понял правильно и предложил новобранцев в помощь Клистиру.

Но лекарь, насмотревшись на последствия вредоносной деятельности экс-курсантов, наотрез отказался от предложенной чести. На недоумённый вопрос Дэва: «А почему?» ответил коротко: «Слабительного вместо лекарства от желудка захотели?»

Слово «слабительное» с некоторого времени вызывало у сурового вояки… нехорошие ассоциации. Идея отправить молодую рабсилу в лазарет подрыгала ножками и отошла в мир иной под скорбное молчание её автора.

После недолгого военного совета было принято решение сплавить молодняк на заставный приусадебный участок.

– Ну не досчитаемся мы четверти корнеплодов, – страдальчески морщась, сказал Зубр (последствия вчерашнего обеда ещё долго давали о себе знать). – Да и ладно. У местных лишний мешок картошки стрельнём.

…Как выяснил позже, недооценил гном земледельческие таланты новобранцев. Распрощаться пришлось с половиной урожая.

***

На четвертые сутки Дэв наконец-то решил, что Тварей наловили достаточно, и допустил парней до практических занятий.

И с этого момента для новобранцев начался сущий ад…

 В первую половину дня то Дэв, то Зубр, а то и оба разом напускали на вчерашних выпускников зверушку позубастее и флегматично делали ставки, кто кого: зверушка схомячит неповоротливых приграничников или жизнелюбы уложат изголодавшегося противника.

– А вы такого Северного Волка – Мангуста – не знаете? – однажды простонал Секач, с трудом стаскивая с себя труп жалвистого выпрыгуна.

– Знаю, – безмятежно согласился Дэв. – Он-то меня биться с Тварями и учил.

После занятий приятели, исцарапанные, покусанные, обожжённые, доползали до лазарета, получали свою порцию снадобий и телепались на обед. Вяленько пожевав солидные порции, Секач и Грач частенько засыпали тут же, за столами: сил добраться до казармы не было.

Через полчаса срабатывала магическая побудка; продрав глаза, новобранцы плелись на полевые работы.

Как назло, солнце две недели палило нещадно. Трудяг не спасали ни шапки из лопухов, ни бултыхание в протекавшем рядом ручье. Уже на второй день кожа со страдников слезала лохмотьями.

Грач стонал и с намёком тыкал в календарь: сентябрь уже на носу, не июль чай.

Коварное солнышко намёков не понимало или делало вид.

Секач пробовал наколдовать тучку. Старания горе-волшебника не прошли даром: на приятелей с неба свалились целых три лягушки!

– А что? – злобно оправдывался Секач, стараясь без ущерба для причёски содрать с волос земноводное (как назло, наколдовал он лягв-прилипал). – Я же боевой маг, а не погодник!

Грач от отчаяния предлагал напиться до положения риз и походить перед самым носом Дэва, старательно дыша перегаром в сторону Воеводы. Или поползать, что вернее. Их же сразу на гауптвахту отправят. А там прохладненько-о-о…

Секачу идея пришлась по душе, и он аккуратно принялся вызнавать, где тут поблизости можно разжиться зельем позабористее, пока не вспомнил: впервые пойманных на пьянке нещадно обхаживают плетьми. Без гауптвахты.

С гениальной идеей пришлось распрощаться. Но адресочки, тишком втиснутые им в руки, парни всё же сохранили. Мало ли как жизнь обернётся.

…Убивались ребята так, что, когда Бонье в свой последний служебный день устроил «отвальную» для всей Заставы, у трудяг даже не хватило сил вежливо отказаться.

***

Воскресное утро началось для страдальцев с потрясающей новости.

– Увольнительная? – не веря собственным ушам, переспросил Грач. – То есть после завтрака мы можем идти, куда хотим?

– Ну да, – пожал плечами Зубр. Нынче он был на Заставе за старшего: Дэв вот уже второй день находился в дозоре. – Но чтобы к отбою были в казарме! Кстати, с завтрашнего дня у вас прекращаются занятия с Тварями. И вот, пока не забыл, держите пропуска на бесплатную телепортацию. Приграничники идут без очереди.

– Увольнительная! – завопил Грач. – Свобода!

– Ура! – вторил ему Секач.

***

Ещё неделю назад приятели договорились, что в первую же увольнительную они навестят Город. Придётся, правда, сделать крюк и попрыгать по стационарным телепортам… Но день ничегонеделания того стоил!

Зубр понимающе усмехнулся и набросал приятелям список мест, где мог культурно отдохнуть уважающий себя приграничник.

Первым шёл трактир «Виноградная лоза» в Южнобережье.

Вторым (Грач протёр глаза, удивлённый странному соседству) – храм.

– Сначала в трактир! – внес конструктивное предложение Секач.

– Нет, – твёрдо сказал Грач. – В храм!

***

В храме царила тишина: служба должна была начаться через полчаса. Грач несказанно обрадовался: он любил общаться с Отцом один на один.

Внезапно блаженное одиночество Грача оказалось нарушено. Раздался шелест платья, и вот уже рядом с бывшим священником опустилась на колени скромно одетая эльфийка.

…Она молилась истово и отчаянно, с такой болью, что у Грача чуть сердце не разорвалось от чужой скорби. Женщина просила, чтобы её сын, её золотоволосый ангел, ушедший вчера из дома и не вернувшийся, вновь оказался у семейного очага целым и невредимым.

Грач поднялся с мерзким чувством предательства на губах. Откуда-то он, интуит, достоверно знал: сын бедной женщины погиб.

И всё же приграничник смолчал, даря несчастной матери ложную надежду.

***

…Служба шла уже с четверть часа. Священник читал молитвы, Грач благоговейно повторял знакомые слова.

Вдруг двери храма с грохотом распахнулись. Затих хор. Остановился посреди благодарственной молитвы клирик. Прихожане, шёпотом обсуждавшие то личную жизнь Вахромея Бегающего, то отца восьмого ребёнка Матрёнки Большухи, подавились сплетнями.

По красной ковровой дорожке к алтарю твёрдой, уверенной поступью направлялся высокий пожилой господин весь в чёрном. Грачу хватило мимолётного взгляда на суровое лицо, чтобы понять: такому субъекту лучше не становиться поперёк дороги.

Бок о бок с хозяином жизни, опустив голову, шла светловолосая женщина, одетая так же, как и её спутник, в чёрный наряд с серебром. Поравнявшись с Грачом, она чуть повернула лицо в сторону приграничника… И юноша оцепенел.

То была девушка изумительной красоты.

***

И сей же час мир вокруг лэмительца перестал существовать. Растаял храм, наполненный людьми; сгинул верный друг Секач; кануло в небытие Приграничье. Во всей Вселенной остались только он, Грач, и таинственная незнакомка. Молодые и прекрасные, они бежали по Лунной Дороге, держась за руки, и весело хохотали. Ласковый ветерок трепетал их волосы, небо осыпало сверкающими звездами, а пушистые облачка подхватывали, любя, и несли вверх, к солнцу…

– Эй, брат! Отомри! – кто-то назойливо дергал мечтателя за руку. – Отомри, говорю! Служба закончилась! Трактир ждёт!

Грач потряс головой и огляделся. Он стоял посреди пустого храма в компании негодующего Секача.

Девушка исчезла.

Глава 9

Заместитель Воеводы Приграничья Зубр отличался железным здоровьем. И поэтому к апоплексическому удару он был близок один-единственный раз в жизни.

Когда на Дубовую Заставу явился новый дознаватель.

***

Уезжая в рейд, Дэв рассеянно предупредил о скором прибытии будущего сотрудника, добавив при этом веско, что кадр ценный и наконец-то Приграничье получит настоящего дознавателя.

Поэтому, когда дозорный крикнул, что к Заставе приближаются трое военных, Зубр ничуть не удивился. Правила техники безопасности, с которыми знакомили каждого телепортировавшего в Приграничье, жёстко гласили: «Меньше трёх не отправляться!»

Спустя четверть часа троица въехала во двор заставы: два русоволосых богатыря и один черноволосый задохлик. Зубр, помнится, тогда ещё подумал: к чему в компанию затесался чернявенький? Галочку поставить – требуете, мол, троих – мы троих и отправили? Толку при нападении древних чудищ от такого – кот наплакал, а вот забот – полон рот. Только и будешь думать, как мелкотню прикрыть, а не свою спину защищать.

– Дознавателя заказывали? – весело крикнул один из богатырей.

– Заказывали! – Зубр радостно кинулся навстречу визитёрам. Оба богатыря, кто бы из них ни был дознавателем, излучали непоколебимую уверенность, и один вид их вселял надежду, что уж теперь-то дела с дознанием пойдут на лад. – А кто из вас?..

Богатыри спешились и помогли сползти с лошади задохлику.

– Моня! – смахнул слезу богатырь, что постарше. – Не забывай нас. Пиши.

– И если кто обидит, тоже пиши! – добавил второй. – Мы приедем и покажем этим приграничникам, где раки зимуют! Хотя что я говорю… Всё равно не напишешь, – вздохнул богатырь и обратился у Зубру. – Он ведь у нас гордый. Гордый и скромный.

– Подождите… – прохрипел гном, переводя безумный взгляд с богатырей на задохлика. – Так дознаватель, это… Это…

Задохлик вытянулся во фрунт и радостно отрапортовал:

– Дознаватель лейтенант Соломон Магкович Магголис для пгохождения службы пгибил!

Зубр закатил глаза и рухнул в глубокий обморок.

***

– И этот сосунок – настоящий дознаватель? Ценный кадр? Дэв там что, рехнулся?

Зубр стоял у окна лазарета, смотрел во двор и скрипел зубами. Рядом мельтешил Клистир. Он с маниакальным упорством так и норовил наложить обморочному нашему на лоб повязку, вымоченную в слизи бумбурумбика носоголового. Зубр раздражённо отмахивался от эскулапа, как от назойливого комара. Во-первых, заместитель Воеводы был суровым боевым гномом, а не какой-то там обморочной барышней, впадающей в ступор при виде обыкновенной зелёной лягушки. Во-вторых, слизь бумбурумбика гном не любил с самого детства: любящая мама каждое утро пичкала маленького Зубрика этой гадостью со словами: «Кушай, а то не вырастешь!»

– Да что же за проклятие пало на наше Приграничье?! – рычал Зубр, не переставая. – Сначала мздоимец, крышевавший местную преступность! Потом обжора-толстяк, которого можно было выманить из кухни на расследование преступления, только посулив, что родственники жертв накроют ему поляну. Затем старый поганец-пофигист! Теперь вот этот школяр! Да при виде первого же трупа он рухнет в обморок через минуту! Ну и что, что опыт работы есть? Знаем мы эти опыты работы! Небось, местные следопыты вместо него на выезде пахали, а он знай себе по кабинетам просиживал, вишни наяривал и косточки в окно выплёвывал. Через минуту! – безапелляционно повторил гном.

– Почему через минуту? – флегматично уточнил эскулап. – Секунд через тридцать.

– А я говорю: через минуту!

– Через тридцать секунд!

К обсуждению подключилась и парочка приграничников, притащивших командира в лазарет. А также троица вояк, куковавших здесь в ожидании сращивания переломов. Сама собой возникла идея организовать маленький тотализатор. В жизни живущих в Приграничье и так мало радостей. Какое-никакое, а развлечение…

Зубр благородно взял на себя функции букмекера. Впрочем, как и всегда.

***

Первым, что бросилось в глаза спустившемуся во двор Зубру, стали умильные лица бравых вояк. Суровые приграничники столпились вокруг эльфёныша и слушали его, затаив дыхание.

– Что тут происходит? – недовольно буркнул Зубр.

– Командир! А Моня нам тут рассказывает, как он взял Синеградского душителя.

– Не я взял, – скромно потупился Моня. – Куда мне, болезненному, пгеступников-то бгать? Следопиты по моей наводке. Я таки лишь осуществлял общее гуководство опегацией. Хогошие были ребята, те следопиты. Но ви, как я вижу, тоже пагни не пгомах! Я слишал, что в Пгигганичье посилают только самих опитних бойцов.

Сказано это было с таким восхищением, что Зубр помимо воли гордо выпятил грудь.

– В Приграничье слабаки не служат! – согласно пророкотал он.

Моня восторженно покивал.

***

Дэв сотоварищи вернулись из дозора ближе к вечеру, как раз к построению. Воевода спрыгнул с лошади с молодецкой грацией, довольно осмотрел бойцов… И озадачился.

– Слышь, Зубр, – Дэв поманил пальцем гнома. – А что, новый дознаватель ещё не прибыл?

– Прибыл, – отрапортовал гном. – Часа три назад.

– Тогда почему он не на построении?

Гном не на шутку удивился:

– Так ведь он же дознаватель, Дэв. Бонье мы никогда…

– Бонье – это Бонье! – буркнул Дэв. – Где этот проклятый уклонист?

– Ест с дороги, – и на лице сурового гнома вдруг появилось такое умилительное выражение, что Дэв разом вспомнил рассказ Армейского Льва об удивительной способности племянника вертеть людьми и изображать вселенского страдальца.

Тогда он подумал, что генерал-полковник перегибает палку.

Сейчас Дэв был уверен: бывший приграничник даже преуменьшил таланты своего родственничка.

– Где? – коротко спросил Дэв.

– На кухне. Но…

Не слушая возражений Зубра, Дэв направился знакомиться с новобранцем.

***

Минут через пять после того, как Дэв отправился на поиски дознавателя, в ворота Заставы въехали Грач с Секачом.

Далеко идущие планы атьдватийца, включающие в себя весёлое гуляние в трактире, купание в ближайшем озерке с криками, визгами и прекрасными нимфами, разбились о мечтательную физиономию Грача. Приятель сидел в трактире, подперев голову руками, широко улыбался и кивал в ответ на все вопросы. Даже на «Может, в кипящей лаве купнёмся?»

Увольнительная была испорчена окончательно и бесповоротно.

Мелькала в голове Секача подленькая мыслишка: плюнуть на приятеля и пойти к нимфам в одиночку. Но Грач, витающий в облаках, представлял собой лакомую добычу для разного рода сомнительных элементов, начиная от мальчишки-карманника, с завистью посматривающего на сверкающий меч дяденьки-военного, и заканчивая трактирщиком, так и норовящим приписать лишний нолик к счёту.

И Секач сдался. В конце концов друг у него всего один! А увольнительных впереди – воз и маленькая тележка. Успеет и нагуляться, и наплаваться! Даже лекции прочитать о вреде воровства и прощелыге-трактирщику, и малолетнему гадёнышу.

***

Эльфёныш, бледненький и худенький, кожа да кости, сидел за столом, притулившись на краешке стула, и с самым скромным видом аккуратно поедал овощное рагу. А повар, свирепый, мощный Поварёшка, у которого сам Дэв не мог выцарапать лишний кусок хлеба, с готовностью выставлял на стол кашу, жареного кабанчика, чугунок с картошкой, щи, крынку сметаны и – Дэв выпучил глаза – лохань с черной икрой. Откуда он её взял, если в горных реках водилась исключительно красная форель, для Дэва так и осталось загадкой.

– Кушай, маленький, – ласково говорил повар. – Кушай, родной! Ишь, худенький какой… Оголодал как! Не кормили тебя, поди, в этой твоей Аринелле.

Эльфёныш скромно улыбался и с удовольствием наворачивал рагу.

***

При виде Дэва дознаватель поднял голову. Быстро окинул взглядом насупившегося командира, сделал правильные выводы, вскочил и вытянулся во фрунт.

– Господин Воевода, дознаватель лейтенант Соломон Магкович Магголис для пгохождения службы пгибил!

– Вольно, – буркнул Дэв. – Почему не на построении?

– Так господин Зубг сказал, что у вас дознаватель на постгоение не ходил, – растерянно отрапортовал эльфёныш. При этом вид у него сделался такой… Как у домашнего котёнка, который прибегает к хозяйке с писком: «Пожалей меня! Твоего любимого котика обидели злые люди!»

– Не ходил?.. Салага! – пренебрежительно пробормотал Дэв, с трудом удержавшись от желания погладить эльфёныша по взъерошенным волосам. –Теперь ХОДИТ. Живо на плац!

Моня озадачился. Сильно. До сегодняшнего дня его взгляд обиженки производил неизгладимое впечатление на всех командиров. Придётся применить тяжёлую артиллерию. Потом. Сейчас Воевода явно не в духе. Ишь, зверь зверем косится.

– Так точно! – отрапортовал Моня и пулей дунул во двор, не забыв поблагодарить повара тёплой улыбкой.

– На построение? На полный желудок? – ужаснулся Поварёшка.

***

Приграничникам, получившим увольнительную, на вечернее построение являться было необязательно. Поэтому Секач планировал гордо проследовать в казарму. Лишний раз общаться с эльфами претило его тонкой, аристократической душе.

Но новость о дознавателе заинтересовала Секача и вселила надежду: вдруг тот окажется человеком? Союзником в среде расово неполноценных! Тем более, по обрывкам фраз приграничников, уже успевших познакомиться с новичком, атьдватиец сделал вывод: прибывший дознаватель – очень неординарная личность.

О появлении новобранца возвестили глуповато-добродушные улыбки, засиявшие на лицах суровых приграничников. Через мгновение раздался и звонкий весёлый голос, своей картавостью поставивший большой и жирный крест на надеждах Секача:

– Таки где в этом замечательном стгою есть место для маленького скгомного дознавателя?

Голос показался Секачу отчего-то смутно знакомым. И лишь когда его обладатель явил свою наглую эльфийскую морду из-за мощных спин следопытов, всё стало на свои места.

– Ты? – завопил Секач.

– И я тоже гад вас видеть, мой догогой атьдватийский дгуг, – невозмутимо ответил эльф.

***

За ужином эльфийская морда обнаглел настолько, что осмелился подсесть к Секачу с Грачом.

– Я полагаю, мой догогой атьдватийский дгуг, – сказал негромко Соломон, – шо таки в наших общих интересах за то, шо би та занимательная истогия про газдетого догола курсанта осталась между нами.

– Я был в трусах! – негодующе зашипел Секач.

– Таки если я скажу, шо без них, как думаете, кому повегят? – невинно уточнил эльф.

Атьдватиец скрипнул зубами. Ответ был очевиден.

– Тебе-то молчать зачем? – буркнул Секач.

– Мне таки с вами на одной заставе год служить, – спокойно разъяснил эльф. – Так шо если ви не пгоболтаетесь, мне тоже не гезон. Пгиятного аппетита.

– …Умный он парень, Соломон, – пробормотал Грач, когда эльфёныш скоренько умял ужин и исчез в неизвестном направлении. – Умнее некоторых.

Секач возмущённо промолчал. Будь его воля, проклятая эльфийская морда давно бы отдыхал где-нибудь в лесочке, прикопанный под ближайшим кустиком. Но прежде истинный атьдватиец поджарил бы проклятого дознавателя на медленном огне. И ещё в костерочек водички бы подливал: чтобы коптил, а не горел…

Ох, как же Секач ненавидел Соломона! За принадлежность к эльфийской расе. За позорный проигрыш. За бег в трусах через полгорода (три квартала, да кто ж об этом вспомнит?).

Но больше всего – за проявленное сегодня великодушие. Подачки Секач презирал.

И особенно – от эльфов.

***

Если Секач и рассчитывал, что лимит неприятностей на сегодня исчерпан, он жестоко ошибался. Минут за пять до отбоя в их казарму скромненько протиснулся Соломон.

– Мне таки сказали, шо я буду здесь спать! – радостно оповестил он собравшихся и плюхнул матрас на свободную койку.

По закону подлости единственная свободная койка оказалась рядом с Секачом.