«Светила» kitabından alıntılar, sayfa 4
He was indulgent towards the open spaces of other men’s futures, but he was impatient with the shuttered quarters of their pasts.
There was this large world of rolling time and shifting spaces, and that small, stilled world of horror and unease; they fit inside each other, a sphere within a sphere.
Банковский служащий говорил со сдержанной тревогой бюрократа, которого попросили объяснить какую-то рутинную подробность бюрократии, раз уж он ее рабочее колесико: он сдержан - поскольку чиновник всегда утешается доказательством собственной компетентности, а встревожен - поскольку необходимость в объяснении словно бы подрывала неким непостижимым образом систему, изначально наделившую его этой компетентностью.
С.457: "Уолтер Мади никогда не порицал себя за вторжения в чужое личное пространство - и не видел причины в них признаваться. Ум его был самого флегматичного свойства: невозмутимый в делах частных, острый и сверхрациональный. Однако ж имелся у Мади и недостаток, обычно присущий интеллектуалам, - недостаток этот сам он воспринимал скорее как дар разума и своего рода карт-бланш: под покровительством этого верховного авторитета он, разумеется, никогда и ни при каких обстоятельствах не мог поступить дурно. Свои моральные обязательства он причислял к совершенно другой категории, нежели у людей заурядных, и потому редко испытывал стыд либо угрызения совести, кроме как самого общего характера".
Любовные потуги Клинча неизменно оборачивались материнской заботливостью, ибо таково свойство человеческой природы — давать то, что мы больше всего хотели бы получить; а Эдгар Клинч отчаянно тосковал о матери.
– Мне всегда казалось, что между своим секретом и чужим – большая разница, – наконец проговорил он. – Настолько большая, что хотелось бы мне, чтобы в языке было два слова: одно означало бы, что ты хранишь свой собственный секрет, а второе – что чужой: ты ему, может статься, и не рад, и не искал его, но хранить все равно обещался. То же о любви: есть огромная разница между любовью, которой даришь или стремишься подарить, и любовью, которую желаешь и получаешь.
...Человек, лишенный памяти, лишен и дара предвидения...
Гаскуан верил, что справедливость должна быть синонимом милосердия, а не его альтернативой.
Золотодобыча – дело грязное; человек начинает мыслить как вор.
О своем таланте резчика Тауфаре не упомянул. Он в жизни не продавал pounamu. Не продавал и продавать не станет. Потому что нельзя назначить цену сокровищу, так же как нельзя за деньги купить mana или торговаться с богами. Золото – не сокровище, это Тауфаре знал. Золото – оно как любой капитал, памятью не обладает: оно течет все вперед и вперед, прочь от прошлого.
