Kitabı oku: «Костя в школе. Класс 9-й», sayfa 6
– Так я ж из «Лесного».
– А-а. С полицией-то разобрались? – сразу припомнил Димыч.
– Да не было полиции, – признался я чистосердечно.
– А я вам говорил! – рассмеялся Димыч.
– Ну ты актёр! – покачал головой Андрюха.
Я отмахнулся:
– Да заврался просто.
– Бывает, – подтвердил Серёга.
– Ну, до новых встреч! – сказал я. – Водичка сегодня отличная.
И мы распрощались.
– Это кто? – услышал я за спиной заинтересованный вопрос от девушек, но, к сожалению, ответ расслышать уже не мог.
Почти детективная история
Тот понедельник в середине марта начался неожиданно плохо. Неожиданно – потому что я тогда жил с ощущением, что в школе вообще не может случиться ничего плохого. Оценки меня не волновали, с Марусей все выяснялки позади, у друзей всё отлично – просто неоткуда ждать подвоха.
А тут Вергилия перед уроками наехала на меня за то, что я не спешу вдохновить дядю Вадика на несвойственные ему подвиги. Она, видите ли, по маминым стихам чувствует, что появилась реальная надежда. Я ей сообщил, что уже спрашивал дядю насчёт Марины Ивановны, внятного ответа не получил и больше ничем помочь не могу. Она обозвала меня эгоистом. Типа, когда мне надо, я включаю творческий подход, а когда собственного интереса нет, то работаю «на отвали». Я разозлился и сказал: «Ну и отвали». Она сделала большие глаза и ушла. Обиделась. «Они ж взрослые люди, – сказал я сам себе, – разберутся как-нибудь без нас».
Вторым уроком у нас была литература, а третьим – русский, в том же кабинете. После второго большая перемена, большинство ребят ходят в столовую, а мы с Никиткой отправились погонять мяч на площадке.
Русский начался с контрольной, и Игорь Иванович попросил, как обычно, сдать ему телефоны. Все сдали, одна Вергилия замешкалась.
– А у меня пропал, – сказала она встревоженным голосом.
– Ладно, не ищи, – снисходительно ответил Игорь Иванович.
– Но он правда пропал, – повторила Вергилия. – Я ж его на парте оставила и ушла. Я точно помню.
– В карманах нет? – подсказал Игорь Иванович.
– У меня карманов нет, – ответила Вергилия. Она уже едва не плакала, и мне стало её жаль, несмотря на ссору.
– Номер не отвечает, – сообщил Матвей.
– Он был включён, – Вергилия всхлипнула.
– Да, я, когда выходил, видел на парте её телефон, – сказал Венька – они с братом сидели в том же ряду.
– Есть ли те, кто не выходил на перемене? – спросил Игорь Иванович.
Никто не откликнулся.
– Есть ли те, кто выходил последним, оставляя класс пустым?
Все замотали головами.
– Приходили ли ребята из других классов?
То же самое.
– Так, товарищи, – вздохнул Игорь Иванович, – если это чья-то шутка, то самое время её закончить. Потому что телефон, украденный в классе, это не шутки.
И снова тишина.
– Вергилия, если до завтра телефон не вернётся, а я верю, что вернётся, – возможно, он при этом посмотрел на Даню, – даём делу ход, а пока открываем тетради…
Даня неожиданно поднялся.
– Осмотрите мой рюкзак, – сказал он и вывернул карманы штанов.
– В этом нет необходимости, – ответил Игорь Иванович.
Тогда Даня вышел к доске, выложил на первую парту учебники, тетради, свой телефон и встряхнул рюкзак вверх тормашками – оттуда высыпался только мусор, он подобрал его и отнёс в мусорку. Потом вернулся на своё место.
Все, конечно, были заинтригованы, но контрольную кое-как написали.
– Выйдем, – сказал мне Никита со звонком и прихватил с собой листок и ручку.
Он подошёл к подоконнику и начал записывать в столбик имена наших одноклассников.
– Сегодня было двадцать человек, – сказал он тоном заправского детектива. – Начнём с метода исключения. Да, ещё Игорь Иванович. Двадцать один. Итак, кого исключаем?
И он передал листочек мне, видимо, назначив доктором Ватсоном. Надо сказать, что Никита читает исключительно детективы, так что от него следовало ожидать подобной инициативы.
– Вергилию, – сказал я как можно серьёзней.
– Не спеши.
– В смысле?
– Возможно, у неё был мотив избавиться от телефона.
– Например?
– Компромат.
– На кого?
– На неё.
– Почему бы ей не удалить этот компромат?
– Действительно. Возможно, она хотела новый, а мама отказывалась ей покупать.
– Тогда легче разбить, – сказал я.
– Может, и легче. Но так можно старый кому-нибудь задвинуть, – не отступался Никита. – Ещё вариант: она хочет подстроить так, чтоб кого-то обвинили в краже телефона.
– Интересно, кого.
– Посмотрим.
– Окей, Вергилию оставляем, – заключил я. – Марусю-то можно вычеркнуть?
– Вычёркивай, – подумав, вздохнул Никита.
– Ура, дело сдвинулось! Матвея?
– Ни в коем случае.
– А у него какой мотив?
– Прочесть компрометирующую переписку. Если телефон завтра вернётся к Вергилии, значит, точно он.
– Значит, завтра сможем его вычеркнуть? – уточнил я.
– Посмотрим. Вообще, по закону жанра вор – либо Игорь Иванович, либо Вергилия.
– Почему?
– Как – почему? Потому что их труднее всего заподозрить.
– А нас?
– Мы детективы.
Тут я заметил, что Никита нас даже не вписал, а жаль – мне нравилось вычёркивать.
– Ясно. А Даня?
– Даня? Можно вычёркивать, – удивил в очередной раз Никита.
– Почему?
– Потому что все думают на него.
– Гениально. Но ведь, скорее всего, он и украл. Просто деньги срочно понадобились. Может, у мамы день рожденья или ещё что.
– Нет, если б он не показал свой рюкзак, точно бы вычеркнули. Зря он это сделал.
– Почему?
– Потому что стало труднее подозревать, а раз труднее, значит, больше вероятность, что он.
Я немного запутался, но не подал виду.
– Я не знаю ничего про твои законы жанра, – сказал я раздражённо, – но ежу понятно, что он не стал бы класть его в рюкзак. Спрятал куда-то. Помнишь, как с твоим телефоном тогда в спортзале?
Я постарался не заметить слабый укол совести.
– Где можно спрятать телефон? – задумался Никита.
– Где угодно. В раздевалке, например.
И мы отправились туда. Порылись в ящике с потерянными вещами, Никита признал любимую перчатку, утраченную зимой. Посмотрели под лавками и за батареями.
– Да, но нет, – сказал Никита.
– Что – нет?
– Это не Даня.
– Почему?
– Не интересно. Я уверен, что это не он.
– Вообще, ты прав, – согласился я.
– Почему?
– Он хочет на контрактную службу поступать. Он мне говорил, что ему нужна хорошая характеристика.
– Так-так-так, а вот это интересно, – прищурился главный сыщик. – А, может, кто-то решил его подставить, чтоб он не поступил на эту службу?
– Кто, например?
– Игорь Иванович.
– Очень смешно.
– Записывай версию, – Никита ткнул в строчку с И.И., – украл телефон, чтобы подставить Даню, по указанию директора. Если телефон обнаружится у Дани, эта версия станет основной.
– А если не обнаружится?
– Значит, прорабатываем другие версии.
– Хорошо. Таня.
– Вычёркивай.
– Почему?
– Я не могу её подозревать. Это выше моих сил.
– А ты вспомни, как она мастерски блефует.
– Ты на что намекаешь?
– Ни на что. Ладно, мне не жалко. Вычёркиваем. Клещики.
– Венька сказал, что видел телефон. Подозрительно.
– Очень подозрительно, – я больше не мог сохранять серьёзность. – А мотив?
– На спор. Они всё время спорят. Запиши: на спор. В этом случае телефон завтра вернётся.
– Значит, если вернётся, то либо Клещики, либо Матвей, – резюмировал Ватсон.
– Пока так.
– Окей. Алиса.
– Алису и остальных вычёркивать нельзя. Но мотив не известен. Зависть, ревность, месть? – перебирал Никита.
– Деньги, – сказал я со знанием дела. – Только деньги.
Всю физику мы рассматривали затылки и профили одноклассников на предмет повышенной нервозности: крутят ли в руках ручку, озираются ли, слышат ли учителя. Но, кажется, все слышали. Кроме нас. К сожалению, Даня сидел позади, и мы не могли оценить изменения в его поведении.
– Эврика! Будем брать на живца, – заявил Никита, когда мы вышли из класса.
– Что? – уточнил я, с трудом сдержав смех.
– Мы оставим телефон на парте, – объяснил Никита.
– Чей телефон? – уточнил я.
– Ну, мой или твой.
– Мой или твой?
– У тебя старый уже, – напомнил Никита. – Не хочешь сменить?
– Вообще не хочу, – сказал я.
– Эврика! Я попрошу у Коли – у него целый склад поломанных телефонов, он их на запчасти брал.
– Гениально, – похвалил я.
Я шёл из школы в приподнятом настроении – мне понравилось быть детективом и следить за подозреваемыми. И Никита Холмс меня здорово веселил. И, конечно, мне ужасно хотелось самому раскрыть преступление, проявить чудеса наблюдательности, проницательности и дедукции с индукцией.
На следующий день первым уроком был русский. По лицу Игоря Ивановича было понятно, с чего он начнётся. А по лицу Вергилии – что телефон не вернулся, чему я, честно говоря, обрадовался.
– Садитесь, – сказал учитель. – Вергилия, телефон не нашёлся?
Она покачала головой.
– Очень жаль. Я сегодня сообщу директору.
– Не надо, – сказала тихо Вергилия. – Телефон старый, просто там фотографии ценные, стихи опять же. Я не все смогла вспомнить. Ребята, верните, пожалуйста, можно за вознаграждение.
Она не выдержала и всплакнула.
В этот момент меня осенило: я залез в ВК, нашёл Данину страничку, среди друзей его маму – день рожденья у неё 20-го марта, через неделю. Вот кто настоящий детектив! Безо всяких списков сразу назвал и вора, и мотив. Это в книжках преступник – тот, кого никто не подозревает. В жизни-то по-другому. Единственно возможный мотив красть чужой телефон – деньги. Единственный, кому они нужны, – Даня. Но я не стал сразу сообщать о своём открытии – пусть Никита позабавится со своей наживкой и прочими приёмами.
Со звонком Никита выложил на парту телефон-приманку и позвал меня на выход. Когда мы вернулись, у нашей парты стояли Клещики.
– Никитос, у тебя новый телефон? – спросил Венька.
– Ага.
– Вергилия, это не твой? – пошутил Сенька.
Вергилия обернулась, но не ответила.
– А что со старым? – поинтересовался Сенька. Видимо, братцы тоже решили поиграть в детективов.
– Лагает часто, – ответил Никита.
– А-а, – сказал Венька, – ну ты бы поостерёгся так оставлять.
– Да кому он нужен, – отмахнулся Никита.
И наши конкуренты удалились.
– Клещиков вычёркиваем? – шепнул я Никите.
– Почему?
– Они тоже детективы. – И я рассмеялся.
– Ладно, вычёркивай, – согласился Никита.
Я обрадовался – дело как-никак двигалось.
– Слушай, а что это ты к Вергилии не подходишь утешить? – вдруг спросил меня Никита, когда мы вышли в коридор на следующий перемене. – Не поссорились?
Я догадался, что Никита уже в курсе нашей ссоры, и мгновенно вскипел:
– Только не делай вид, что ничего не знаешь.
– О чём?
Я так на него посмотрел, что он быстро передумал изображать неведенье.
– Ну ладно, мне Танька рассказала.
– Понятно. И ты решил, что я в отместку украл телефон?
– Ну нет, конечно. Я для полноты картины спросил. Чем больше информации, тем лучше.
– Ну-ну.
– Так что? – не отставал Никита.
И я пересказал ему наш с Вергилией последний разговор.
– Да, правильно ты её послал, – поддержал Никита.
К счастью, подошедшая к нам Вергилия этого не услышала.
– Кость, прости меня за вчерашнее, – сказала она. – Вот мне, видимо, наказание.
– Да брось, – ответил я великодушно. – Всё нормально. Слушайте, я думаю, это Даня. У его мамы скоро ДР. Видимо, деньги на подарок понадобились.
– Да? – расстроилась ещё пуще Вергилия. – Может, ты поговоришь с ним насчёт выкупа? У меня есть пять тысяч, дороже он его не продаст. И, само собой, никому не скажем.
– Да нет, – спохватился я. – А если не он? Неудобно получится.
Вергилия согласилась.
На Никитину наживку так никто и не покусился. После уроков в раздевалке мы обсуждали с ним зашедшее в тупик следствие, когда снова подошла Вергилия.
–Я поговорила с Даней. Это не он, – сказала она.
Я похолодел.
– Что ты ему сказала?
– Ну, я сразу попросила прощения за свои подозрения. Сказала, что не представляю, кому ещё мог бы понадобиться мой телефон, что сама бывала в такой ситуации, когда срочно нужны деньги, а попросить не у кого. Ну и про то, что в телефоне очень дорогие мне фотографии. Предложила дать или одолжить денег и найти телефон где-нибудь в раздевалке.
– А он что?
– Он сказал, что не брал телефон.
– И ты поверила?
– Да, 100%.
– А меня ты не упоминала?
– Нет, конечно.
Я выдохнул.
– Вычёркивай Даню, – велел мне Никита.
Я вынул из кармана уже измятый список и вычеркнул Даню.
– Что за список? – полюбопытствовала Вергилия. – А меня почему не вычеркнули?
– Ну, ты само собой, – промямлил я.
– А Матвея? Чего там у него написано?
Я сунул список обратно.
– Ну, на всякий случай оставили. Вдруг ему понадобилась твоя переписка.
– Что-то вы заигрались, ребят, – нахмурилась Вергилия.
– Да это всё несерьёзно, не бери в голову, – сказал я.
– Заканчивайте, – посоветовала Вергилия. – Из этих подозрений ничего хорошего не получится.
– Согласен. – И я порвал листок.
В среду школьная жизнь уже текла своим чередом, только теперь никто не оставлял телефон в классе. Ну и Даня заметно посмурнел. Надерзил училке, как в прежние времена. И на мою безобидную шутку резко среагировал. Вергилия смирилась. Матвей нашёл какой-то старый телефон на замену, пока ей не купят новый, и мы переслали на него все общие фотки с Вергилией.
В общем, уже ничто не предвещало развязки. Я стоял у доски на русском языке, когда у кого-то зазвонил телефон. Я сразу узнал Вергилин рингтон и в сладком предвкушении драматичного разбирательства обернулся на Даню – звук шёл от одной из задних парт. Но он не двинулся с места. Зато на Никите лица не было. Вергилия поднялась и пошла к нашей парте. Звонок прекратился. Все взгляды обратились на меня. Вергилия взяла мой рюкзак и принесла его мне. Ничего не понимая, я запустил руку в основное отделение и тут же вытащил Вергилин телефон. В полной тишине она забрала его и, даже не посмотрев мне в глаза, вернулась на своё место.
– Костя, – сказал Игорь Иванович, – это крайне неудачная шутка.
– Я не знаю, как он у меня оказался, – только и смог ответить я.
– То есть тебя подставили?
– Да.
– Кому же понадобилось разрушить твою безупречную репутацию?
– Понятия не имею.
Я обвёл глазами класс – все смотрели на меня кто с удивлением, кто с осуждением. Матвей – с гневом. Одна Маруся – с сочувствием. Я чуть не взорвался.
– Я не брал телефон Вергилии, – повторил я, но прозвучало так жалко, что я бы сам себе не поверил.
– Ладно, садись, – сказал Игорь Иванович.
Я проследовал на место, опустил буйну головушку и слушать учителя не мог и не хотел. Что ж, единственный вариант теперь – перейти в другую школу. По-другому никак.
– Что за ерунда? – шепнул Никита. – Кто это мог сделать?
– Не представляю.
Со звонком я не двинулся с места, Маруся подошла и села за парту перед нашей.
– Не переживай, мы вычислим, кто это сделал, – сказала она.
Я покачал головой.
– Каким образом? Это совершенно нереально. Это конец.
– Не отчаивайся. У каждого случаются испытания. Всё образуется.
Она взяла мою руку. Я был безмерно ей благодарен. А между тем вокруг нас образовалась пустота.
– Я не смогу простить Вергилию и Матвея, – сказал я, неожиданно поняв, что меня добила именно их реакция.
– Сможешь, – сказала Маруся с полной уверенностью.
После урока меня в коридоре нагнали Клещики.
– Костян, стой, мы с Венькой поспорили, ты или не ты, – как ни в чём не бывало сообщил Сенька.
– И как вы узна́ете?
– Да вот сами не поймём, – признался Сенька.
Я пожал плечами.
– Не могу ничем помочь.
– Костян, ну ты чего так? – заволновался Сенька, видя мою скорбь. – Да нам вообще всё равно, брал ты или нет. У нас тоже были неудачные приколы.
– И очень неудачные тоже, – добавил Венька.
Я промолчал.
– Слушайте, – осенило меня, – а если один из вас говорит «честное слово», другой не обязан ему поверить?
Братцы переглянулись.
– У нас другое, – сказал Венька.
– Что – другое?
– Ну, словечко своё. Но юзаем его только в крайних случаях. Самых крайних.
– Что за словечко?
Клещики засомневались.
– Костян, прости, это только наше, – сказал Венька.
– Да пожалуйста.
Они посовещались и вернулись.
– Ладно, словечко – «чтоб мне сдохнуть», – прошептал Сенька.
– Отлично, – обрадовался я. – Чтоб мне сдохнуть, я не брал Вергилин телефон.
– С тебя штука, – сказал Сенька Веньке после паузы.
Венька не стал спорить.
– Понимаешь, Костян, – сказал он. – Мы ведь ещё можем потребовать правду.
– В смысле? – не понял я.
– Если я спрошу Сеньку: «Скажи по правде, чтоб тебе сдохнуть», он обязан сказать.
– Окей. Не вопрос.
– Ты не поддавался Бочке?
Я улыбнулся.
– Это разве самый крайний случай?
Венька смутился.
– Ладно, – смилостивился я, – поддался, чтоб мне сдохнуть.
– Квиты, – сказал обрадованный Венька Сеньке.
Они пожали руки друг другу, а потом мне. Я немного приободрился. Но полный осуждения, если не презрения, взгляд Таньки снова поверг меня в уныние. Может, мне так аукнулся стащенный у Никиты телефон? Неужели мироздание так злопамятно? Неужели всю оставшуюся в школе жизнь терпеть косые взгляды? Мне они уже мерещились на каждом шагу – от учителей и учеников других классов. Конечно, новость должна была быстро разлететься. Вот как себя чувствуют прокажённые. Родителям решил ничего не рассказывать – мама наверняка очень расстроится. Маруся – моя главная поддержка.
С последним звонком Даня, проходя мимо меня, бросил:
– Не рой другому яму…
Я в ярости остановил его за плечо.
– Я не рыл никому яму.
– И о дне рождения моей мамы Вергилия не от тебя узнала? – Его слегка раскосые глаза смотрели на меня в упор.
Я промолчал. Даня горько ухмыльнулся.
– Я не брал её телефон, – крикнул я вслед. Уже хотел сказать «чтоб мне сдохнуть», но удержался.
– Это он подкинул мне телефон, – сказал я Никите, который всё слышал и уже готов был вмешаться, – усовестился после разговора с Вергилией и вернул вот таким образом, чтоб заодно отомстить мне за подозрения.
– Он опоздал на первый урок, – напомнил Никита, – и не мог незаметно подбросить. Подбросил тот, кто уже был в классе.
– Все уже были в классе, когда мы выходили перед уроком, – сказал я упавшим голосом.
– Вот именно, – подтвердил Никита. – Если только он там не со вчерашнего дня…
– Нет. Он даже не на дне лежал – подбросили в открытый рюкзак перед уроком.
– Давай я всех опрошу, чтобы узнать, кто приближался к нашей парте, – предложил Никита.
– Составим ещё один список? – усмехнулся я. – Нет уж, мне хватило.
Никита не стал настаивать.
Мы шли с Марусей из школы молча. С ней я чувствовал себя не прокажённым, а невинным страдальцем, что куда приятней. Мартовский ветер пробирал насквозь. Куда ни повернёшь – везде настигает, ни в одном переулке от него не скрыться.
– Клещики мне поверили, – сообщил я. – А Даня считает, что я хотел его подставить, но сам погорел. Интересно, он правда думает, что я такой идиот – буду носить в рюкзаке украденный телефон с включённым звуком перед тем, как ему сбагрить?
– Да нет, вряд ли – просто ему обидно, что все его подозревали, – сказала Маруся.
– Да, возможно, – согласился я.
– А теперь представь, что у него вообще нет никого, кто ему безоговорочно поверит. Вообще никого.
Я не сразу, но представил: что Маруся отворачивается, что родители горько вздыхают, а Никитка, как Клещики, говорит, что ему пофиг, крал я или нет. На мгновенье мне стало так жутко, так безнадёжно, что я поскорее вернулся в свою реальность.
– И как вообще выжить в таком одиночестве? – подумал я вслух.
– Хороший вопрос, – сказала Маруся. – Думаю, надо держаться за какую-то сердцевинку в себе. Может, она называется чувство собственного достоинства, не знаю. Вот его нельзя терять.
Я не очень понял, о чём говорила Маруся, но мне всегда нравилось водить с ней серьёзные разговоры.
– А как его можно потерять? – спросил я. – Спиться?
– Не обязательно, – ответила Маруся. – На самом деле рецепт прост: жалеть себя без конца, обвинять всех вокруг, упиваться своей никчёмностью и одновременно искать того, кто разубедит, оценит, поддержит. Но проблема в том, что только родители и могут любить тебя такого. Больше никто. И если с родителями не заладилось, получается замкнутый круг.
Я с трудом ухватил логическую нить.
– Откуда ты всё это знаешь?
Маруся пожала плечами.
– Сужу по себе и по другим.
– По себе? Ты себя жалеешь? – удивился я.
– Бывало.
– И ты одинока?
– Бо́льшую часть жизни.
Я немного обиделся.
– Хм… Мы ж знакомы бо́льшую часть жизни?
– Ну, мы раньше почти не общались. Так, романтика, переживания… Поделиться которыми не с кем.
– А теперь?
– Теперь я не одна, – успокоила Маруся. – Но к этому очень сложно привыкнуть. И страшно, наверное.
– Привыкай, не бойся. А кто ещё, по-твоему, одинок? Кроме Дани.
– Вика твоя, – огорошила Маруся.
– Моя? – раздражённо переспросил я.
– Ну извини. Не твоя, – поправила себя Маруся.
– Я не знаю, что там у неё в семье, – сказал я, – но есть же подружки, поклонники.
– Популярность не заменяет ни любви, ни уважения. Она очень одинока, – повторила Маруся. – Поразительно, как можно этого не видеть.
– Да уж, поразительно, – согласился я.
Когда мы расстались, меня вдруг пронзило ранее не испытанное жгучее чувство стыда. Какое я имел право подозревать Даню, да ещё убеждать Никиту и Вергилию в его виновности? Как это гнусно! Зачем кричать ему, что я не брал телефон? Просто думал только о себе – «невинной жертве». Разве Дане есть дело до того, брал я или не брал? Никакого. Я его предал – вот что важно. Предал то доверие, которое было между нами. Получается, я видел в нём не человека, а только собственные заслуги. И только поэтому переживал за его успехи – боялся, что мои усилия окажутся напрасны. И в этой ситуации с телефоном о нём я думал в последнюю очередь, а в первую, вторую и третью – о себе.
Я оглядывался в ужасе по сторонам, не понимая, почему прохожие не шарахаются от меня.
А в ком вообще я вижу человека? В Марусе? Снова нет! Если б она сама не рассказала о своей боли, я бы ничего не знал! Потому что меня не интересует чужая боль, даже если это самый близкий человек! Меня интересует только одно – нравлюсь я ей или нет, максимум – хорошо ей со мной или нет. Остальное – по барабану.
Я перебирал в памяти свои добрые поступки и нигде не находил подтверждения бескорыстной заботы о других. Что это за диковинный дар – видеть в окружающих – людей? Почему он есть у Маруси, а у меня нет? Это несправедливо. И как дальше жить без него?
Мне стало так плохо, что я понял, что не дотяну в таком состоянии до следующего дня. И позвонил Дане. Оказалось, он ещё не ушёл из школы. И мы встретились рядом.
– Что с тобой? – сразу спросил он. Вид у меня, наверное, был неважный.
Заметив искреннее участие с его стороны, я ощутил себя ещё гаже: даже Дане небезразлично, что со мной, одному мне на всех плевать.
– Я хотел попросить прощения, – сказал я.
– Прощаю.
Он собрался уходить.
– Погоди.
– Что?
– Я не брал телефон Вергилии и не думал тебя подставлять, но я действительно тебя подозревал. Без каких-либо оснований. Это было мерзко.
– Ничего, я привык.
Я замотал головой.
– Не надо привыкать. Я, может, выгляжу приличней, потому что у родителей есть деньги. А так я в сто раз хуже тебя, понимаешь?
– Нет, – усмехнулся Даня. – Выпил, что ли?
– Да нет же. Я просто понял.
– Ладно, как знаешь.
И он ушёл.
– Постой, – крикнул я и догнал его. – Знаешь, у Клещиков есть своё словечко, типа «честное слово». Оно для крайних случаев, но они обязаны друг другу безоговорочно верить, если его произнесут.
– И что?
– Давай у нас с тобой тоже будет такое.
– Зачем?
– На всякий случай.
– Ну давай, – пожал плечами Даня. – Какое?
– Например, «не сойти мне с этого места».
Даня хрипло рассмеялся.
– Ну, предложи сам, – сказал я.
– Жизнью клянусь, – предложил он.
– Договорились.
Мы крепко пожали друг другу руки, я не удержался и приобнял его.
Отпустило немного. Я почувствовал, что мой диагноз небезнадёжен: буду учиться у Маруси и когда-нибудь научусь.
В пятницу я пришёл в школу воодушевлённый, а Никитка был мрачнее тучи. Я сразу постарался сосредоточиться на нём.
– Ты чего? – спросил я.
– Ничего. А ты чего такой счастливый?
Я уже хотел рассказать про Клещиков и Даню, но вовремя спохватился.
– Нет уж, – сказал я, – я первый спросил.
– Мы с Танькой поссорились, – признался Никита.
– Из-за меня?
– Как ты догадался?
– Она что, велела тебе с ворами не водиться? – грустно пошутил я.
– Нет, конечно. Я сам поставил ей ультиматум, что если она продолжает обвинять тебя, то между нами всё.
– Ну ты даёшь! – Я не знал, как выразить свои чувства по поводу услышанного. – А она что?
– Она сказала: «Раз тебе друг дороже, то и нечего нам вместе делать». И что ты Марусю ни на кого бы не променял. И кто прав?
Я задумался.
– Она не может наверняка знать, брал я телефон или нет, – сказал я. – А я могу. Поэтому ты веришь мне. Тут ты прав. Но заставлять её верить мне необязательно. Как-то так, наверное.
– Наверное, – согласился Никита. – Не переживай, помиримся.
«Вот, – отметил я про себя, – и Никита думает в первую очередь обо мне. Что ж я один такой душевный инвалид?»
Вергилия с Матвеем подошли с виноватым видом.
– Прости, Кость, – сказала Вергилия. – Я пришла в себя, и мне очень стыдно. Это было какое-то умопомрачение.
– Прощаю, – улыбнулся я. – С телефоном-то всё в порядке?
– Да. Мне правда очень стыдно, – повторила она.
– Ты не перезванивала по тому номеру, который звонил тогда?
– Перезванивала, недоступен.
На той же перемене Никита с Таней помирились. Игорь Иванович видел, что мы нормально общаемся с Вергилией, и, надеюсь, тоже сделал вывод. Никакие косые взгляды мне больше не мерещились. Если не зацикливаться на себе, жизнь вообще становится приятней и играет новыми красками.
Вечером я ни на шутку удивил маму, позвав Анюту играть со мной в конструктор. Мама потом так благодарила, что мне стало неловко. При этом она даже не отдыхала, как мне того хотелось, а занималась уборкой.
На матче в субботу я сам предложил новичку поменяться со мной, чтобы дать ему поиграть. Катастрофы из-за моего отсутствия не случилось, мы выиграли.
После обеда гулял с Марусей, расспрашивал о её детстве, она делилась, что мечтает о близкой подруге. Я снова порывался обидеться, а потом понял, как для меня важна дружба с Никитой.
Сейчас я вспоминаю эти дни с некоторой грустью: воодушевление потихоньку угасало и теперь думать о других приходится усилием воли, которой противостоит мощная лень. И всё-таки я стараюсь их не забывать.
Да, в понедельник Даня вызвал меня на разговор. Я, само собой, напрягся.
– Я знаю, кто тебя подставил, – сказал он очень спокойно.
– Кто?
– Твоя бывшая.
– Какая бывшая? – не понял я.
– Вика.
– Ты знаешь, как её зовут? – удивился я.
– Так мы учились в одном классе.
– А-а. Но как?
– Она Тёму подговорила.
– Нашего Тёму?
– Да.
– Как ты узнал?
– Услышал сегодня, как они ссорятся. Он ей: «Я ради тебя рисковал, а ты…» А она ему: «Я тебя не заставляла, сам вызвался».
– Думаешь, об этом?
– Сто проц.
– Да-а, – протянул я. – Ни за что б не догадался.
– Хочешь, я с ней поговорю? – вдруг предложил Даня, я струхнул.
– В смысле?
– Ну, сделаю страшное лицо, челюсть вперёд, попрошу больше не шалить.
– Ну это как-то… гм… некрасиво… с моей стороны.
– Я вежливо попрошу, честное слово, – усмехнулся Даня, но я сомневался. –Нравится она мне, а тут повод хороший.
– Шутишь? – не поверил я.
– Нет.
– А-а, ну тогда я не против. Но ты это… поосторожней с ней.
Даня хитро улыбнулся.
Мне очень хотелось рассказать другим эту новость, но что-то меня удерживало. И, когда я решил, что не стану, то всем сердцем почувствовал, что это правильное решение. А потом уже понял, что это я, значит, подумал о Тёме и Вике, а не о себе в первую очередь.
В пятницу 22-го марта случился теракт в Крокус Сити Холле. Просто не могу не написать здесь об этом. Я тогда много думал о произошедшем. Вглядывался в лица террористов на фото и не мог понять, как люди могут творить такое за деньги. Представлял, как бы я себя повёл, если б оказался среди зрителей. Хорошо было бы совершить что-нибудь героическое и при этом выжить. Я прям завидовал парням-гардеробщикам, которые помогали людям эвакуироваться. Может, Маруся была права в том, что я могу стать спасателем?..
Август 2024. Перечитал тут на летнем досуге весь 9-й класс. Какой-то я по большей части крутой получился. Самому не верится, что это обо мне и не приукрашено. Так что для полноты картины напишу про свои конфузы.
