Kitabı oku: «Созидатель. Вячеслав Заренков», sayfa 7
Послушник Спиридон
Всю сложность и противоречивость политического и экономического периода российской истории начала девяностых годов ощутил на себе киприот Спиридон Георгакис. Он уже окончил лицей в Акрополе, отслужил в национальной гвардии, поступил в духовную семинарию апостола Варнавы в Никосии и был принят послушником в монастырь Божией Матери Киккской, когда встретился с Патриархом Московским и всея Руси Алексием II. Во время своего визита на Кипр Святейший посетил этот монастырь, а честь сопроводить его по обители выпала как раз Спиридону.
Он старался ничего не упустить, все показать и рассказать о своем любимом монастыре, а когда после экскурсии послушнику сообщили, что Патриарх хочет видеть Спиридона у себя, то разволновался не на шутку.
– Какие у вас планы на будущее? – спросил Святейший.
– Во мне зреет желание стать монахом. Но надо получить хорошее образование, – ответил Спиридон. – Хотел бы отправиться в Бостон, поступить в православный университет.
– Хорошо бы тебе приехать в Россию, чтобы учиться в Духовной Академии, – неожиданно сказал Патриарх и благословил послушника.
Вышел он от Алексия II совершенно ошеломленный. Как это – в Россию? Ведь языка он не знает, планы были совершенно другие…
– Патриаршее благословение промыслительно, – вразумил Спиридона игумен Никифор. – Собирайся в дорогу!
Так киприот из деревни Страволос стал студентом Московской Духовной Академии.
Ректор сразу предупредил иностранца: «Отче, у нас в Москве пока еще не принято ходить в подряснике по улицам».
– Но я привык к подряснику и ходить без него не могу, – ответил рясофорный послушник.
– Отче, я не благословляю вас передвигаться в нем по столице!
Но Спиридон ректора не послушал. И в одном из подземных переходов в самом центре Москвы на него напали цыгане, забрали все деньги и порвали подрясник.
Результат непослушания не замедлил сказаться.
Спиридон был в отчаянии. Он тут же позвонил на родину, своему игумену.
– Владыка Никифор, я послезавтра возвращаюсь на Кипр! Меня обокрали, побили…
– Терпи, брат, терпи!
А потом было первое богослужение в Лавре, и киприот увидел множество людей в храме, увидел их лики и вдруг ощутил, что Христос – здесь! Он вернулся в Россию! Да и сам духовный климат Академии идеально соответствовал запросам пламенной души Спиридона: утренняя молитва, служба при мощах преподобного Сергия, завтрак – молитва, учеба – молитва, вечерняя служба, ужин – и снова молитва!
– Владыка Никифор, я остаюсь!
Но в Академии не было курса русского языка. Со Спиридоном усердно занимался иеромонах Илларион (Алфеев, нынешний митрополит Волоколамский). Он через Евангелие от Иоанна преподавал киприоту церковнославянский, но, чтобы освоить русский язык, надо было переезжать из Сергиева посада в Москву и посещать занятия в Пушкинском институте. Но институт был закрыт – смутные, тяжелые времена…
Спиридон знал по-русски лишь «да», «нет», «мне нужен хлеб» – не густо для первого курса. И вдруг звонок с Кипра.
– Есть в Москве один профессор, который мог бы тебе очень помочь.
Встреча с этим профессором состоялась в здании посольства в Москве. Виктор Григорьевич Соколюк, умнейший человек своего времени, легенда отечественной неоэллинистики, переводчик-синхронист, историк – он был еще и глубоко верующим человеком, а по-гречески говорил лучше, чем греки.
Виктора Григорьевича вдохновил тогда тот факт, что он будет преподавать монаху.
– Невозможно выучить русский язык за три месяца. Но мы сделаем так, чтобы ты все понимал и мог разговаривать с профессорами, – обнадежил Соколюк. И вручил Спиридону видеокассеты с русскими классическими фильмами. – Ты будешь смотреть три фильма в день и станешь понимать русский характер. А вечером будем заниматься с тобой грамматикой, по одному часу.
Эти фильмы помогли понять Спиридону, как много общего у киприотов и русских. Это и похожее чувство юмора, и даже пословицы одинаковые. Например, эта: «Δεν έχουν σημασία χρήματα αλλά φίλοι» – «не имей сто рублей, а имей сто друзей»…
Пройдет почти двадцать пять лет, и одним из ста друзей послушника Спиридона, который к тому времени станет митрополитом Тамасосским, станет Вячеслав Заренков. Точнее – так: не «одним из ста», а одним из лучших друзей.
Но двадцать пять лет – срок немалый…
Новогоднее поздравление
Близился очередной Новый год. Раздался звонок из редакции публицистических программ на областном телевидении: «Мы хотели бы, чтобы Вячеслав Адамович поздравил жителей Санкт-Петербурга с наступающим праздником».
На съемку отправили восходящую звезду телеканала Елену Щербину. Это были те еще времена, когда на обычную съемку выезжала группа из семи-восьми человек. Едет редактор, помощник редактора, режиссер, звукорежиссер, осветитель, оператор и технический гений, который соединит все провода и на месте подпаяет разъемы. Водитель микроавтобуса тоже мог чем-то помочь.
И вот цыгане шумною толпой, по Бессарабии кочуя, бесцеремонно входят со своими колючими штативами и ослепительными фонарями и начинают свою непонятную жизнь.
– Где розетки? А почему шторы такие? Просто кошмар! Есть другой фон? Что у нас с естественным светом? Кажется, звук резонирует…
И тут вошел человек. Открытая, не натянутая на европейский манер, а своя, родная улыбка. Эта улыбка несет мир и заряжает позитивом пространство.
Вячеслав Заренков поздоровался с каждым за руку, сел, куда его посадили и начал говорить поздравительный текст, но… выходило не очень. Люди, камера – он сбивался. Один дубль, пятый, десятый. Все – заклинило человека.
Но вместо того, чтобы нервничать, психовать и срываться – а ведь все-таки вечер и пора бы домой! – вся команда работает на результат.
Потому что видно ведь, что человек перед ними хороший!
Как видно – не объяснить. Просто магия личности.
В итоге все получилось как надо. И смонтировали хорошо, и елочку подрисовали.
«Уважаемые жители Санкт-Петербурга…»
Это был его первый шаг навстречу городу и его людям. Пройдут годы, и люди ответят взаимностью: Вячеслав Заренков станет лауреатом поистине народной премии «Небесная линия».
Не корчма
Но еще задолго до того, как учредили «Небесную линию», Вячеслав Заренков приучил себя ее различать, эту границу между землей и небом, горизонт, на который он шел со своим коллективом.
В канун нового 1994 года в компанию устроилась Ирина Сысоева. Своему новому секретарю директор навалил на стол кипу документации. Да такой специфической, которую Сысоева за всю свою жизнь еще не печатала. Хорошо, что дома машинка была. Ирина брала работу с собой и со слезами отчаяния печатала «всю эту муть зеленую», чуждую лексику и цифирь. Но справилась в срок, догадываясь, что это своего рода проверка. Испытание на готовность к серьезной работе. Потом еще одно испытание – ей пришлось изучать компьютер, который водрузили на стол в приемной. Ирина плакала по ночам. Ничего ей не нравилось. Все казалось непонятным, неустойчивым, зыбким. Своей линии неба она точно не видела. Горизонт устилали тучи. Ее папа и мама, сестра и она – все работали на «ЛОМО». Это была настоящая трудовая династия. И трагедия, когда все пришлось изменить. На заводе перестали платить зарплату, и Сысоева обратила внимание на скромное объявление на остановке: «Организации требуется секретарь-машинистка».
Это куда же? В какую организацию? Неужели в «Корчму»? Была такая забегаловка неподалеку.
– Даже не вздумай звонить! – говорила мама.
– Звони, попытка – не пытка, – советовала родная сестра.
Сысоева всю жизнь проработала секретарем, с семнадцати лет. Начинала печатать у председателя профкома завода. И потом все выше и выше по начальственным кабинетам. Здесь она была как рыба в воде, все ее знали, все двери открыты. Но теперь открытые двери – это холодный сквозняк…
Она набрала указанный номер. Как тяжело далось ей это «алло».
– Алло, здравствуйте, вам требуется секретарь?
И вот она здесь. Дороги назад нет. Построили первый дом. Начали строить второй. В офис хлынули дольщики, жизнь закипела, да и коллектив ее принял.
Со временем Ирина стала отмечать, что Заренков требует от нее совершенно другого, не того, что все предыдущие начальники. Не просто сидеть и печатать, не только регулировать людские потоки в офисе: вам туда, а вам надо чуть-чуть подождать. Она должна добиваться выполнения его поручений. Все держать на контроле и «дожимать». Напечатан приказ – а как он исполняется? Это был новый уровень ее секретарской работы.
Когда уходил в отпуск кадровик, – она брешь закрывала собой. И канцелярией была, и секретарем сразу на пять человек. Универсальный солдат. Человек-оркестр. А ритм работы все нарастал. И количество сотрудников все увеличивалось.
Все свои
Постепенно здесь собирались свои. Те, кто давно уже знал Заренкова. Из «Позитрона» пришел Павел Евдокимов. Следом за ним, в январе 1995 года, на должность начальника производственно-технического отдела заступила Валентина Чулгаева. Когда-то они с Вячеславом вместе трудились на грандиозных объектах.
Валентина Ивановна пришла в маленький отдел, состоящий из четырех человек. Все сидели в одном кабинете, и не было ничего, кроме кипятильника. Даже за водой приходилось бегать в соседнее здание. Это потом уже, чтобы организовать питание сотрудников, Заренков решил обустроить чердак, мансарду двухэтажного здания, но не всю, а только правую его часть. Получилось небольшое, но очень уютное кафе. Первым большим праздником, который здесь отметили, стал пятидесятилетний юбилей Михаила Иванова.
Офис на Энгельса разрастался стремительно. Освоили левую часть мансарды, утеплили, отремонтировали – здесь разместилась служба технического надзора. Как-то незаметно и быстро появилась двухэтажная пристройка со стороны бухгалтерии. Следом одноэтажная – для службы энергообеспечения. И этого мало! Отделу снабжения срочно требовались новые квадратные метры офиса. Расширялся департамент застройки, который возглавил тоже свой человек, Алексей Ожерельев.
Департамент застройки
Алексей Семенович был в годах, человек старой закалки. За плечами высокие должности, управленческий опыт, два ордена Трудового Красного Знамени, орден Почета. Когда рухнул Советский Союз, Ожерельев выбрался из-под обломков и пришел в «ЛенСпецСМУ».
Он один делал больше, чем весь отдел, который впоследствии был сформирован, – департамент по земельным участкам. Департамент, как можно понять из названия, занимался добычей (а по-другому не скажешь) земли, на которой затем начиналось строительство. Строители эту землю называют «пятном». Есть пятно под застройку – живем и работаем. Нет пятна – не едим ни хрена!
В этом деле добычи, пробивания и оформления пятен Ожерельеву не было равных. Любую дверь открывал он ногой, невзирая на должности. Ничто не могло стать препятствием для этого человека, а уж тем более – смутить его. Но однажды…
Однажды Вячеслав Адамович все же увидел Алексея Семеновича весьма смущенным.
– Что случилось?
– Шеф, понимаешь, у меня просят взятку, а я даже не знаю, что это такое. Я в тридцать шесть лет стал директором крупного завода. Я двадцать лет руководил предприятием и взяток никому не давал. Что это такое – взятка?
– Это когда деньги даешь тайком, лично в руки.
– А сколько дать надо? За «пятно»? Вот дамочка эта мне говорит, что без взятки нельзя. А сколько ей надо?
Заренков не владел информацией о точной стоимости такого вида услуг. Городскую таксу знали те, кто занимался оформлением разрешений в строительстве. Взятка – это хоть и тайное дело, но кто и сколько берет, им известно.
– Так что же мне делать? – недоумевал Ожерельев.
Да, у шефа был принцип: взяток никому не давать. Ну, иногда, в виде исключения, можно оплатить труд, выполненный чиновником в нерабочее время. Это очень тонкая грань, но она все же есть.
А здесь речь конкретно о взятке. Причем ситуация щекотливая – уж больно участок хорош! Не дашь, и он точно уйдет к конкурентам, менее щепетильным.
Шеф смалодушничал: «Решайте сами, как поступить». Он понимал, что это не правильно, он позорно снимает с себя ответственность, но Алексей Семенович успокоил: «Ладно, шеф, не бери в голову, разберемся, решим как-нибудь».
Тайком от Адамыча собрали конверт, и заслуженный трудовой человек повез чиновнице мзду. Пожалуй, на одном этом эпизоде можно снять минифильм. Конфликт поколений, противоборство идеологий и много чего еще между строк. Даже кульминация для фильма готова.
Дама не постеснялась открыть конверт. Заглянула в него и отпрянула. Возмущение, обида, презрение – все смешалось у нее на лице.
– Что это? Я же сказала – зеленью! Зе-лень-ю!
Ожерельев вернулся на взводе.
– Шеф, что творит эта соплячка?! Зелень от меня требует!
Это их тогда озадачило. Ни один, ни другой еще не знали про зеленые деньги. Но просветили другие, дивясь их отсталости.
– Вот динозавры! Вы в каком мире живете? Не в курсе, что доллары называют «зелеными», «зеленью»?
Пожалуй, это был единственный случай, когда Ожерельев «спалился». К обиженной отечественными рублями даме его нельзя было посылать. Да он и сам кричал, что не пойдет.
Пришлось отправить к ней сотрудника молодого, обаятельного, с имиджем сердцееда и ловеласа. Он закружил чиновницу в вальсе давно позабытых эмоций и чувств, купил золотую цепочку и цветы вместо «зелени».
И все. Пятно согласовано.
Мяч в игру
– Не робей, у нас не соскучишься, – встречала Ирина Александровна Сысоева свою помощницу. Людей и дел становилось все больше, одной было не справиться. На укрепление наступательного рубежа (в приемную шефа) взяли новенькую, Татьяну Червинскую.
Работу для Тани нашла ее мама. Вере Павловне приснился загадочный сон: она отчетливо увидела рекламный баннер «ЛенСпецСМУ». Баннер этот имелся в действительности. Он извещал горожан о том, что компания продает квартиры в строящемся доме. Но для Веры Павловны это была совершенно конкретная весть – в этой компании должна работать ее дочь Таня.
Рано утром Танина мама, моложавая и очень позитивная женщина, позвонила в офис строительной фирмы.
– Здравствуйте, вам секретарь случайно не нужен? Женщина грамотная, исполнительная, умеет обращаться с компьютером.
– Сколько вам лет? – деликатно уточнили на том конце провода.
– Я не о себе говорю, а о дочери. Ей тридцать пять, – слукавила Вера Павловна. На самом деле Татьяне исполнилось сорок, но выглядела она замечательно.
– Секретарь нужен. Пусть приходит на собеседование.
Довольная собой Вера Павловна вошла в комнату к дочери: «А я тебе работу нашла!»
И все закрутилось. Печать документов, ксероксы, факсы, чай-кофе, звонки – телефон разрывался! Она таскала пакетами продукты из магазина, резала бутерброды, встречала и провожала гостей. День за днем Татьяна развивала в себе новый талант – четко принять информацию и доложить ее руководителю так, чтобы он все сразу понял. И в обратную сторону – донести посетителю то, чего ждет от него Заренков. Чтобы сам он не тратил на это свое время. Принять подачу. Ввести мяч в игру. Снова принять. В бешеном ритме. С максимальной реакцией. Как в волейболе, который она так любила.
Но темп, который казался предельным, все нарастал. Порой Татьяне казалось, что она теряет чувство реальности, потому что вот именно здесь и сейчас, на ее глазах, создается другая реальность. С восьми до восьми, а чаще до десяти вечера.
Заренков работал по двенадцать, по четырнадцать часов, создавая вокруг себя особое магнитное поле. В это поле не попадали случайные люди. А если и попадали, то совсем ненадолго. Один за другим к нему притягивались «частицы» – люди, способные стать частью Целого. Подбирались сотрудники определенного склада. Вот и для нее приход в компанию стал важным стартом. Теперь она каждый день ощущала, что причастна к большому и важному делу…
Пятна на погонах
В этом деле Заренков был не один. К середине девяностых в городе сформировалось пять-шесть крупных компаний, которые возводили до восьмидесяти процентов жилья. Настоящие бонзы, корифеи строительства. Они были вхожи и в Смольный, и во все комитеты. Все знали друг друга. При случае могли пригубить вместе чарку. Но ухо держали востро, потому что каждый у каждого готов вырвать из горла кусок. Ну, то есть, пятно.
Это и есть конкуренция.
Как-то Алексей Ожерельев присмотрел два гектара земли на Ланском шоссе. По всем прикидкам место хорошее, на нем можно задержаться всерьез и надолго. Подал заявку, но хороший приятель, заместитель главного руководителя строительного комитета, вызвал товарища на откровенный разговор.
– Семеныч, ты брось это дело, сними заявку.
– Чего это вдруг?
– Того, что мы сами хотим на этом месте построить торгово-развлекательный центр, – раскрыл карту чиновник.
– И мы хотим. Но не ТРЦ, а микрорайон!
– Я тебя как друга прошу, сними! Или станем врагами!
– Э! Слушай, брат, не надо так говорить, – добавив для шутки кавказский акцент, попытался смягчить ситуацию Ожерельев. – Давай друзьями останемся, дорогой!
Ни о чем не договорились.
Через какое-то время в офис пришли визитеры. Дело было к вечеру, Алексей Семенович один в кабинете, открывается дверь, входят двое. Рослые, представительные, в самом соку мужики. Один развернул свою корочку.
– ФСБ! Вам говорит о чем-нибудь название данной организации?
– Бэ-бэ-бэ, – улыбнулся Алексей Семенович, передразнивая напыщенного силовика. – Я сам почти тоже самое! Полжизни в оборонке работал. И что?
– Снимите заявку. Вы знаете, о каком пятне я сейчас говорю. Иначе будут у вас неприятности. По этой земле все уже согласовано на самом верху. Лучше не лезьте!
– Секундочку, я схожу к своему шефу, – сказал Ожерельев и вышел. Но двинулся прямиком к проходной, где сидел сотрудник охранной структуры Сережа, атлетического вида мужчина, ростом два метра и в полтора центнера весом.
– Сергей, пойдем ко мне в кабинет, надо выпроводить из него лишних людей.
Охранник без проблем справился с этой задачей.
Но проблема никуда не исчезла!
– Вячеслав Адамович, ставлю в известность, что на нашем пятне пасутся люди с погонами. Надо быть начеку!
И еще много раз приходили к шефу по этому участку люди в погонах и без. Просили и угрожали. И лично ему, и семье, самым близким, родным. Пришлось Заренкову подключать тяжелую артиллерию, людей с большими погонами. Это пятно он отстоял из принципа. А угрозы слышать приходилось не раз. Вячеслав Адамович уже относился к ним как издержкам своего производства.
Ночной гость
В мае 2000 года на телеканале «НТВ» состоялась премьера российского детективного сериала «Бандитский Петербург». Но сценарий его писался жизнью и кровью с конца восьмидесятых. Немного найдется бизнесменов, которые не поучаствовали в эпизодах. Правда, они «снимались» в тиши, без команды «Камера!» и «Мотор!».
Когда в первый раз на пороге кооператива «ЛенСпецСМУ» появились «актеры», – да, стало не по себе. Чего стоит этот, самый распространенный типаж того времени: крепкие мышцы, короткие литые шеи с золотыми цепями и наглый вызывающий взгляд.
– Мы – твоя крыша. Будем вас охранять, – никто даже не пытался придумать более оригинальных диалогов и сцен. – С тебя двадцать тысяч в неделю. Понятно? В пятницу придем за деньгами. Предупреждаем: без шуток!
Перед Заренковым тогда не стояла проблема выбора. Он точно знал, как ему поступить. Никогда не ходил под оглоблей, ни у кого не шел в поводу. Любая попытка давления вызывала в нем органическую реакцию сопротивления, как в сопромате. Он позвонил куда следует. Ведомство предложило заключить официальный договор с охранным предприятием, дали рекомендации, и уже на следующий день молодой предприниматель встретился с руководством фирмы.
Бывшие сотрудники МВД готовы были обеспечить охрану всех объектов и общую безопасность бизнеса.
– Если вам не понравится наша работа, расторгнем договор и разойдемся, нет проблем.
Заренков предложение принял и с примитивным рэкетом больше не сталкивался.
Но время шло, компания развивалась, и серьезные криминальные зубры стали проявлять интерес к успешному предприятию.
«Мне не раз приставляли дуло к виску, – обмолвился как-то Вячеслав Заренков. – Но говорить об этом не стоит. Хотя жить под угрозой физической расправы, не скрою, не просто».
Приемы бандитов становились все более изощренными.
Он обнаруживал под дверью рабочего кабинета письма, в которых были инструкции: как, когда и куда Заренков должен передать деньги, и сколько. В случае если денег не будет, так же подробно описывалось, какими патронами, из какого оружия и в каком месте его расстреляют.
Принимал угрозы: если не откажешься от пятна застройки по адресу N, то «твоя жизнь и жизнь близких людей окажется под угрозой».
Новая «серия» бандитской эпопеи начиналась с того, что в кабинет входили уже не молодые ребята-спортсмены, не пушечное мясо криминальных бригад, а солидные «авторитетные» люди, которым не деньги нужны, а весь его отлаженный бизнес.
– Вы должны включить в состав учредителей нашего человека…
Схема известная.
– Мне нужно сделать срочный звонок, – сказал Заренков, будто не расслышал угрозы. В трубку мобильника он произнес кодовую фразу, и через три минуты в офис врывались автоматчики в полевой форме с засученными рукавами и без разговоров укладывали визитеров лицом в пол. И только потом старший офицер группы вежливо интересовался:
– Вячеслав Адамович, у вас все в порядке?
– Да, спасибо. Просто много работы, трудно, когда отвлекают.
И незваные посетители покидали помещение. «На цырлах» – так, кажется, говорят в определенных кругах.
Но страх оставался. Пусть не за себя, а за жизнь самых близких. Он приходил, незваный ночной гость, и мешал спать. А утром о нем вспоминать не хотелось.
Финансовые кризисы, административное давление, произвол чиновников, несовершенство законодательства – все это можно включить в понятие «предпринимательские риски». А подброшенное под дверь письмо остается за кадром.
И все-таки немного смешно: «Десять миллионов упаковать в черный пакет и положить в перевернутое ведро на Серафимовском кладбище, в секторе N, у могилы W…»
– Ша, ребята! Гребите, гребите подальше и мимо меня!
