Kitabı oku: «Созидатель. Вячеслав Заренков», sayfa 9
Монолит – взрыв шаблона
Но пока он жил будущим, подстегивал себя день за днем. «Никогда не поддавайтесь лени, – писал Заренков в дневнике. – Лень – болезнь заразная, она разъедает личность изнутри и, в конечном счете, приводит ее к деградации. Находясь длительное время рядом с ленивым человеком, вы рискуете заразиться ленью. И заразить ею своих близких, тем самым причинив им зло. Всеми силами боритесь с этой болезнью на протяжении всей своей жизни».
Компания «ЛенСпецСМУ» построила первый дом, второй, третий. Кажется, они вышли на ровную дорогу и можно идти по ней, набирая опыт и мощь. Но стиль мышления генерального директора требовал постоянного совершенствования рабочих процессов и поиска новых решений. Один из ключевых показателей бизнеса – это скорость. Как ее увеличить? Как строить быстрее? Сколько раз Вячеслав Заренков задавал себе этот вопрос! И появился ответ.
– Мы переходим на монолитное строительство…
Стена непонимания выросла тут же. Как? зачем? невозможно! В советское время жилые дома были только двух типов: кирпичные и панельные, а тут – монолит?!
Эту идею и свои-то не сразу приняли. Что говорить о чужих! В строительной отрасли – а это десятки управлений, инспекций, надзорных органов и чиновничьих комитетов – решение Заренкова вызвало огромное сопротивление.
– Традиционно монолитное строительство применяется на промышленных объектах, и это не случайно, тому есть свое обоснование, десятки веских причин, а вы, получается, умнее других?…
Как трудно признать именно это: то, что кто-то умнее.
Есть ли разница между кирпичным домом и монолитным? Большая, сорок две отличительные позиции. Столько при серьезном исследовании вопроса насчитал Вячеслав Заренков. Он же и доказал, что все они, – все сорок две! – в пользу монолитного дома.
– Ну как же! Ведь очевидно, что в монолите много металла, а это источник магнитного излучения, которое вредит здоровью людей…
– Давайте сравнивать, – спокойно начинал Заренков. – В нашем монолитном доме будет использоваться комбинированная конструктивная система, то есть стены – не монолитные, а из кирпича или керамзитобетона. Второе. Посмотрим на межэтажные перекрытия. И в кирпичном, и в монолитном доме они одинаковые – железобетонные. Так где, скажите, этот самый дополнительный металл и дополнительные вредные излучения? Их нет! Зато мы получаем скорость! При кирпичном строительстве возводить два этажа в неделю категорически невозможно. Потому что несущая конструкция должна устояться, ее загружать нельзя. А при монолитном строительстве мы можем в неделю делать два этажа! А в месяц – до пяти этажей!
– А экономия? – продолжал Заренков. – Согласно последним строительным нормам кирпичная стена должна иметь толщину более одного метра. При нашей технологии достаточно двадцати-двадцати пяти сантиметров! Теплопроводность аналогичная! То есть, мы получаем по семьдесят пять сантиметров экономии по двум сторонам. Это до двух квадратных метров жилья дополнительно…
– Ну, вас послушать, так получается, что все вокруг дураки, а вы один такой…
Никогда русский человек не простит своему соседу ни одного преимущества.
И, понимая это, Вячеслав Адамович решил научно доказать преимущества своей системы монолитного жилого строительства. Он засел за написание кандидатской диссертации об использовании комбинированных конструктивно-технологических систем (ККТС) в жилищном строительстве. Выкраивал время по вечерам, по выходным, отказался на какой-то период от отдыха и в стенах родного ЛИСИ, студентом которого сам был когда-то, успешно защитил свою диссертацию.
Так Вячеслав Заренков, кандидат технических наук, – первая его ученая степень! – теоретически доказал то, что компания ЛенСпецСМУ уже доказала на практике, завершив строительство своего первого монолитного дома, – за этой технологией будущее.
А дальше – пошло. Проектом Заренкова заинтересовались в Госстрое, МЧС, в министерстве обороны. Посыпались грамоты, ведомственные награды, благодарственные письма.
И губернатор в окружении своих заместителей и многочисленных представителей СМИ посетил новый дом «ЛенСпецСМУ» на Васильевском острове. Вячеслав Адамович рассказывал о нем так, как может рассказывать счастливый отец о первых шагах своего сына. Он излучал радость, которая не могла не притягивать. Дом, построенный по новой технологии, внешне тоже выглядел необычно. Он привлекал внимание горожан тем, что балконы в нем были остеклены. Впервые компания-застройщик сама сделала остекление!
Совершенно неожиданно пришло письмо от Французской ассоциации промышленников и предпринимателей. Ассоциация представила Вячеслава Адамовича «за передовые достижения в строительной отрасли» к золотой медали: «Приглашаем Вас в Париж для официального вручения награды».
И был Париж, торжественная церемония в мэрии, ночная прогулка по Сене на кораблике с хоровым распеванием «Катюши» под баян, а после всего этого – горечь возвращения к Родине, где неустроенность, нелюбовь к чужому успеху…
Профессор кафедры
«Когда-нибудь вырастет у нас поколение свободных, сильных и мыслящих людей, которые изменят нашу страну», – думал Заренков. Он часто думал об этом. Поэтому, когда Вячеславу Адамовичу предложили преподавать в ЛИСИ, который он сам окончил, Заренков не стал ссылаться на занятость. Он согласился. Должен ведь кто-то растить «поколение свободных и мыслящих».
Так он стал профессором кафедры управления, работал на четверть ставки.
– Надо непременно готовиться к каждой лекции, – говорил он своим новым коллегам, убеленным сединами профессорам.
– Нам не надо. Мы все уже знаем!
– Как же так? Жизнь меняется каждый день. Эти изменения надо отслеживать и подавать студентам, – спорил Заренков со светилами. – Ведь они смотрят нам в рот, верят всему, что мы говорим. Не дай Бог студенту сказать какую-то ложь, неверную информацию! Это самое страшное, он же запомнит, что его обманул преподаватель!
Вот такой подход к обучению проповедовал Заренков. Такую высокую планку ставил для себя в институте. И студенты это ценили. Записывались в очередь на дипломное руководство, просили взять на работу. Выпускники Заренкова достигли успеха в бизнесе, сделали карьеру во власти и, наверное, им удалось заразиться его деятельным взглядом на жизнь, его философией непрерывного развития. Ведь не только лень подобна болезни, заразна. Успех заразителен!
Эта мысль, кстати, между строк сквозит в книге Вячеслава Заренкова «Эталон успеха», презентация которой состоялась несколько позже описываемых событий.
Но что такое успех, за которым так гонятся люди? И какое значение имеет человеческая успешность перед лицом Бога? Чтобы ответить на эти непростые вопросы, надо отправиться в Ходулы.
Сто лет назад
Но по дороге в Ходулы свернем на сто лет назад на минутку в Москву.
Ощутив свой первый успех, в самом начале вольной некрепостной жизни, Петр Губонин приобрел генеральскую усадьбу на Пятницкой улице. Понимая, что успехом своим он обязан лишь Богу, истинно верующий промышленник стал церковным старостой церкви великомученицы Параскевы Пятницы, в честь которой и названа Пятницкая. За свой счет Петр начал капитальный ремонт, приобретал дорогие украшения для храма. Однажды, на одной из выставок, Губонину приглянулось огромное бронзовое паникадило на 365 свечей. Своды храма Параскевы не смогли бы выдержать эту махину. Тогда кров был разобран, паникадило через образовавшийся проём перенесли в церковь (по-другому оно не проходило) и затем поставили крышу, более прочную.
С середины 1860-х годов Петр Ионович начал участвовать в железнодорожных кампаниях. Им были выстроены Уральская, Балтийская, Лозово-Севастопольская и многие другие железные дороги. При участии бывшего крепостного камнереза построилось двадцать процентов от всех российских железных дорог, за что он получил славу «железнодорожного короля». На этом сделал Петр огромное состояние, исчислявшееся в десятках миллионов рублей.
Но деньги и слава не портили этого человека. Губонин устроил первую конку (прообраз трамвая) на Невском проспекте Санкт-Петербурга, а потом и в Москве. Создал несколько новых предприятий, в том числе Бакинское нефтяное общество. Занялся развитием нефтяной промышленности, привлек к сотрудничеству Дмитрия Менделеева. Теперь к славе железнодорожного короля прибавился статус короля нефтяного.
«Но что все эти звания перед лицом Господа Бога нашего?» – не раз думал промышленник.
Часть третья
Притяжение неба
Эта часть книги охватывает временной промежуток от Петра и Адама до строительства первого храма.
Небольшой экскурс в историю рода Заранковых. Адам женится на Софии, любовь которой согревает его в лютые морозы финской войны и спасает в партизанских операциях Великой Отечественной. В соседних селах рушат церкви, и бабушка Аксинья предсказывает внуку, что он станет храмостроителем. Вячеслав Заренков выселяет «Лицедеев» из Иоанновского монастыря, знакомится с Патриархом Алексием II и вместе с министром иностранных дел заводит свою первую корову.
Ходулы
Говорят, Ходулы – это потому, что жили здесь ходоки, грамотные люди, к которым обращались с просьбой написать разного рода прошения. Они писали и ходили во все концы, разносили «документы» панам и вельможам.
Но это не точно.
Точно вот что: жила здесь когда-то Анна Стефановна. И собралась она замуж. Коней запрягли и тронулись к церкви венчаться. На радостях разогнались, сани перевернулись и молодые оказались в снегу. «Плохая примета!» – подумала Анна, но промолчала. Обвенчались, год пожили, и муж умер от дифтерии.
Так Анна стала вдовой. Пошли к ней гонцы – все вдовцы. Один, второй, пятый, но она всем отказывала. Девушка была не из бедной семьи, отец – деревенский староста, и дочь могла себе позволить нарушить традицию: коль вдова – не ищи нового, а иди за вдового. Она хотела жить по любви. Понравился ей паренек из соседней деревни. Работал он на железной дороге. И дело шло к свадьбе, но вдруг жениха занесло под товарняк, он погиб.
И снова к Анне засылают сватов.
Один из них, Петр Максимович Лисецкий, пять раз заносил в дом Анны хлеба. В надежде, что та преломит ломоть и разделит с ним не только трапезу, но и целую жизнь.
У него было четверо деток, жена умерла, хозяйка нужна, вот и упорствовал Петр.
Анна Стефановна согласилась и пришла в дом Петра. Четверым стала мачехой, а семь сама родила. Всего стало одиннадцать ртов. Пересчитать легко, а поднять – пот и кровь. Хоть и копейка была, но все равно тяжело.
Потом копейку отняли, когда в колхозы стали сгонять. Пришли в хату Лисецкого, что стояла на краю Ходулов, у самого леса, и сказали активисты Петру: «Сам решай, чи на Соловки, чи в колхоз»!
Он неделю молчал, думал, как жить. Все было: конь, две коровы, свиньи, овечки, сараи, амбары. Куча детей, все при деле, с рассвета работают. Как нажитое колхозу отдать? Но рисковать не решил, согласился в колхоз.
Адам и София
В 1934 году Софии Лисецкой исполнилось шестнадцать лет. В дом Петра Максимовича пришли сваты.
– Какую дочку замуж отдашь? – вот так было, буднично, без букетов и серенад.
– Вот эту берите, ей пора, – и мачеха указала на Софью.
Адам и София даже не расписывались. Он просто взял и перевел девушку из дома в дом, с одного конца деревни Ходулы на другой. Какая роспись нужна, чтобы стать мужу женой?
Адам Заранков – здесь слышится и звон подков, и раннее утро, на горизонте которого разлилась алая краска зари, и что-то первозданное, райское, и щедрое обещание: «Дам!»
Но если стереть все художества, то останется не просто проза, а суровый быт деревенской жизни, с чугунками, ухватами, ведрами холодной воды из колодца, печью и домашним хозяйством – никаких обещаний и грез о несбыточном, обычная жизнь.
Хорошо, хоть свекровь встретила Софию приветливо. Аксинья Емельяновна Заранкова была рада помощнице. Муж ее, Алексей, еще в Первую мировую во время газовой атаки прихватил себе легкие, с годок дома покашлял и отошел.
В армии Адам уже отслужил, в войсках связи. Теперь два провода разных судеб, два оголенных конца связист Заранков соединил и смотал изолентой, получилась семья.
В 1938 году у них родился первенец, Виктор – тот, который потом уехал работать на стройку в Ленинград.
В том же 1938-м Адам снова встал в строй. Началась война с финнами. Он прошел ее от начала и до конца. Вспоминал, какие жуткие в те года стояли морозы, а у солдатиков наших сапоги да портянки, шинель и винтовка, а к ней десять патронов.
Представьте: зима, лес, ночь, мороз минус сорок. Остановка, ночлег. Солдаты, те, что из деревенских, жгли костры на камнях, ложились на прогретые камни, укрываясь шинелью и лапником, применяя какие-то еще свои хитрости, проверенные дедами в белорусских лесах. А городские утром не просыпались. Вместо солдат сотни холмиков, присыпанных снегом. Ротами вымерзали, погибая не от пуль, а от холода…
Потом началась Великая Отечественная война. Снова Адама призвали на фронт. Его часть, только что сформированную, почти полностью разбомбили под Брестом. Он несколько месяцев лесами пробирался домой. Дошел, а в Ходулах уже стоят немцы, а под Ходулами партизанский отряд. Так Адам ушел в партизаны.
Иногда удавалось пробраться ночью домой, повидать жену, Софию. В результате таких встреч в 1942 году на свет появился второй сын, Сергей – тот, который потом уехал в Донецкие края работать на шахте.
С началом наступления Красной Армии, Адам снова попал в регулярную армию. С боями дошел до Австрии.
В конце мая 1945 года родился третий сын, Михаил – тот, который потом работал в Орше на стройке.
Отвоевав, Адам Алексеевич Заранков устроился в Оршанское железнодорожное строительно-монтажное управление.
А жена его, София Петровна, мать троих сыновей, работала бригадиром льноводческой бригады в совхозе «Ударник».
На заре
28 марта 1951 года София Заранкова почувствовала, что приближаются роды. Она полезла на печь. Побежали за повитухой. Та пришла, старая баба, тоже на печь взобралась. Вот оттуда и снесли позже еще одного сына, Славу. София рожала его еще в старой хате, а крестили уже в новой, но еще с земляными полами, при керосиновой лампе.
В сельском совете напутали, как это часто случалось, и записали Славу не как всех Заранковых, а через «е» – Заренков. Мол, не РАНО он появился на свет, а вовремя, на ЗАРЕ нового времени.
Родители много работали. Детьми занималась бабушка Аксинья, она их растила.
– Что-то куры сегодня ничего не снесли, – жаловалась бабушка невестке Софии Петровне. – Ни одного яичка в курятнике!
Та уйдет на работу, а Аксинья с улыбкой выкладывает яйца на стол.
– Вот, ешьте, детки. Для вас припасла.
Тяжелая была жизнь, только в детстве это не понимается. Пережили коллективизацию, пережили войну, теперь Хрущев все обложил налогами. И плодовые деревья, и скотину. С каждой яблони надо налог заплатить. Отец решил порубить сад под корень. Ругается, на чем свет стоит, а дети ревут.
Ругался Адам, когда обязали сдавать шкуру с забитой свиньи, когда вместо хлеба везде стали сажать кукурузу, когда корову приходилось пасти в лесу, тайно, чтобы не отдавать молоко в виде налога. Куда отдавать? А своих детей чем кормить?
Но под Пасху мама сядет к швейной машинке, начинает строчить для детей новые штанишки, рубашки, да затянет за рукоделием песню. Так красиво поет, кажется, что и жизнь хороша, и все тучи рассеялись разом. К Пасхе готовились основательно – яички накрашены, мясо припасено, и бабушка Аксинья собирается в храм «посвяцать пасочку». Ходила она в поселок Барань – это километров двенадцать от дома. Считалось, что близко. Чаще всего Аксинья обращалась с молитвами к иконе святителя Николая. В доме Заранковых был святой угол, отделенный вышитыми занавесочками, и каждое утро, и перед обедом, и перед сном бабушка вела свой тихий диалог с Господом Богом.
– Слава, если ты себя перекрестил, значит, весь день под защитой Бога находишься, – говорила она.
– Как же он меня защитит, если он не защитил свою церковь?
Этот случай потряс шестилетнего мальчика.
Проклятый род
Недалеко от их дома жила Люба, председатель сельсовета, похожая на комиссара из фильма. Всегда в черной юбке, в кожанке, подпоясанной широким солдатским ремнем. Любовь Федоровна была так беспощадна и требовательна ко всем, что даже муж от нее сбежал, оставив с двумя сыновьями.
А уж как комиссарша ненавидела священников и церковь – не передать. Вот по ее-то приказу бабушкин храм во имя святителя Николая в Барани, куда она ходила в выходные, на праздники – этот храм стали рушить. Люба решила, что здесь будет картофелехранилище.
Когда последний деревенский пьяница отказался карабкаться на купол и цеплять тросом крест, председатель сельсовета полезла сама. Комиссарша взобралась на вершину, обмотала железной петлей сияющий на солнце крест и дала трактористу отмашку: «Давай!»
Слава видел, как тракторист дрожал от волнения, покрывался холодным потом.
– Не могу я это сделать, хоть убейте! Бог накажет нас за такое злодеяние! – он выскочил из кабины и побежал прочь.
Люба села сама за штурвал.
– Не надо! – кричали люди.
– Образумься! – просил старый священник. – Ты и сама умрешь в муках, и род твой будет проклят до седьмого колена!
Комиссарша не слушала. Трактор взревел, трос задрожал натянутой тетивой, и крест рухнул на землю.
Со слезами на глазах Слава рассказывал бабушке, как все происходило.
– Зачем она это сделала?
– Не плач, пройдет время и все образуется. Вот вырастешь ты и еще много церквей восстановишь. Бог даст, и новые храмы построишь. Только не теряй веру в Бога!
Вскоре Люба тяжело заболела, у нее обнаружился рак. Правая рука повисла иссушенной плетью. Ее мучила боль, соседи слышали, как она кричит, запершись в своем доме. Когда она умерла, детей забрали в детдом. Там они выросли. А потом старший попал в тюрьму и там умер, а младший скончался от пьянства.
На кладбище в Ходулах и сегодня можно разыскать могилу Любови Федоровны, увенчанную поржавевшей пирамидкой с красной звездой. Больше ничего от нее не осталось.
Монастырь на Карповке
– Вячеслав Адамович, к вам посетительница, – сообщила секретарь Ирина Александровна Сысоева. – Необычная, из монастыря, наверное, – добавила она.
– Пригласите и сделайте нам две чашки чая…
Из забвения советских десятилетий восставала православная Церковь. 1 ноября 1989 года, в день памяти преподобного Иоанна Рыльского, в день рождения святого праведного Иоанна Кронштадтского, митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский Алексий, будущий предстоятель Русской Православной Церкви, совершил чин освящения храма Иоанна Рыльского в Иоанновском женском монастыре на Карповке.
Через два года, уже в сане Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексий II освятил верхний храм этой обители.
Но сколько работы еще предстояло, чтобы вернуть Иоанновскому монастырю первозданный лик, по которому в 1923 году беспощадно прошелся большевистский кулак. В тот год обитель закрыли, монахинь изгнали, арестовали, сослали.
В историческом комплексе зданий бывшего монастыря разместилось более двадцати самых разных светских учреждений. Здесь появились какие-то новые перекрытия, перегородки, стены, туалеты, подсобки…
Настоятельница Иоанновского монастыря, матушка Серафима (Волошина), шла по городу и стучала, как заповедовал Христос в Евангелии, и кто-то открывал ей дверь, кто-то нет. Она просила, давая шанс дающему обрести.
Вячеслав Заренков открыл свои двери настежь.
– Мы поможем, – заключил директор строительной компании, расставаясь с игуменьей Серафимой.
Они начали с малого – что-то подкрасить, подмазать, разобрать, перенести. Одно из зданий монастырского комплекса занимал, например, военкомат, а другое – театр «Лицедеи» Вячеслава Полунина. Театр этот имел поистине дьявольский вид: все помещение было обшито черной материей, и стены, и пол, и потолок. Реквизит, все эти маски-гримаски, ширмы, гримерные – как им здесь жилось? Неужели не отзывалось в ночи, перед сном, тихим ужасом святотатство?
Имелось здесь и общежитие. Тридцать шесть семей на территории монастыря жили – пили, ели, шумели и, конечно, очень мешали, просто категорически противоречили своим присутствием насельницам и монахиням святой обители.
С просьбой об их переселении к Заренкову обратилась сначала настоятельница, а затем губернатор Яковлев и лично Святейший патриарх Алексий II.
Всем тридцати шести семьям, жильцам общежития, надо предоставить жилье. Это значит – минус тридцать шесть квартир в одном из новых домов «ЛенСпецСМУ». Немало.
