Kitabı oku: «Замуж за миллионера», sayfa 12
Глава 20
Когда Милан не мил
Преодолев 114 маленьких и больших туннелей, за подсчетом которых время проходит почти незаметно, я оказываюсь в индустриальной и модной столице Италии. Милан встречает беглянку серой облачностью и прохладой, которая после монакского пекла кажется манной небесной. Я решаю остановиться в отеле Булгари, который хорошо мне знаком по коротким викендам в компании Тьерри Сешо. Оставив на ресепше отпечатку Carte Black и подробный список необходимых мне туалетных пренадлежностей, поднимаюсь в номер. Айфон выдает единственный пропущенный звонок от Франсуа и дохлую бесполезную смску «ты где?» Из сего стоит заключить, что временно брошенный муж не кромсает вены кухонным ножом и не заливает наши малокалиберные аппартаменты горькими слезами расскаяния. Ну и плевать ему на темечко с крыши Дуомо!
Остаток дня я провожу в спа, полностью отдав свое размякшее тело на милость умелых ручек местных массажисток и косметологов. Покимарив в последствии возле бассейна и накачавшись до ушей зеленым чаем, я от нечего делать откликаюсь на попытку скучающей по соседству дамочки завести беседу. Она оказывается русской, бывшей женой опального олигарха, ныне миланской it-girl. На мой вопросительный взгляд (я, конечно, не совсем деревня, чтобы не знать таких представительниц новомодного направления как Алекса Чанг или Клое Севиньи, но я не думала, что ит-девушкой может стать любая богатая бездельница) Светлана с нескрываемым удовольствием выкладывает мне свою историю. Очутившись после развода в Милане, где бывший муж в виде откупа приобрел ей квартирку в миленьком районе, бедняжка долгое время страдала от утомительного шоппинга и тоски по родине. Потом ей удалось благодаря удачным итальяно-русским знакомствам пробраться в местную богемную тусовку и даже засветиться в недалеком, но очень популярном среди населения шоу на РАИ ТВ. Дальше дело было за малым. От новоявленной светской львицы требовалось мелькать на каждом более ли менее медиатизированном мероприятии и привлекать объективы папарацци неправдоподобными нарядами. Чтобы подлить масла в и без того неплохо разгоревшийся огонь славы, Светлана (ныне Свет Лав) дала интервью нескольким желтым изданиям, рассказав о своем придуманном романе с Берлускони. Премьер министр в любом случае был не в состоянии упомнить всех побывавших в его постели счастливиц, так что травя прессе эти прибаутки она рисковала не многим. Ну, а дальше пошло и поехало. Ни одно миланское дефиле не обходилось без эксцентричной синьоры Лав, которая с удовольствием позировала у входа в палаццо в очередном скрупулезно собранном шедевре стрит-арт. Модные дома стали присылать свои « самые сильные » новинки прямо на дом ит-герл с вежливой просьбой напялить, помелькать как следует и, желательно, разместить на своем блоге, который в последнее время тоже стал стремительно набирать обороты. За подобную услугу ходячий манекен получал в подарок не только присланные вещи, но и существенную денежную компенсацию. Светино « предприятие » спустя несколько лет усилий и серьезных финансовых вливаний начало приносить реальный доход. « Чтобы быть иконой стиля, вовсе не обязательно обладать безупречным вкусом » вещает знаменитость местного пошива, «Достаточно выбрать несколько очень броских аксессуаров и смешать совершенно не терпящие друг друга элементы в один « лук ». И чтобы неприменно среди хитов сезона затясалось какое-нибудь неизвестное начинающее дарование или какой-нибудь одежный ошметок от НМ или ТопШоп. Мой идеал – Анна Делло Руссо. Она не боиться надевать очень острые, пикантные модели, не боится выглядеть смешно или нелепо. Одни ее шляпки с вишнями чего стоят ! Их кстати можно приобрести в шляпном магазинчике на виа делла Спига, там вообще очень много всякой оригинальности. Но пока ее бюджет на один наряд немного превосходит мой ». Я не удерживаюсь от некорректного вопроса – сколько золотых монет готов выложить фэшн-маньяк на один « лук » ? « Анна Делло Руссо тратит в среднем 50 000 евро. Я, учитывая подаренные вещи, около 20 000» откровенничает Светлана. 50 000 евро на один единственный выход это, конечно, сильно. Интересно, на сколько времени хватит выйгранных Франсуа миллионов, если я решу последовать примеру модной уроженки Бари ? Посчитать что ли на калькуляторе ?
– А ты модой не интересуешься ? – отрывает меня от размышлений стиляга-транжира. Раньше считала, что интересуюсь. Особенно, когда, живя в Лондоне, закупалась цветастыми шортами, соломенными шляпками и очками со стеклами в форме сердечек в ТопШопе.
– Немного, – выбираю скромную реплику я, решив не вдаваться в подробности.
– Нравится новый Сан Лоран ?
– Ты имеешь в виду после ухода Пилати и прихода Слимана ? Не знаю, мне кажется, раньше в коллекциях было больше женственности, воздушности, цвета, больше самого Ива Сан Лорана. А все инновации Слимана придали бренду какую-то мрачную рок направленность, чуждые лично мне гранж мотивы и некоторые формы, заимствованные у Бальмана времен Кристофа Декарнана. В последнем дефиле промелькнуло еще несколько пародий на известные находки Альбера Эльбаза.
– Соображаешь, – мои глубокие познания явно производят на Свету впечатление.
Ее похвала однако окрашена тонким негативным налетом. Должно быть мое содержательное замечание убивает на корню едва начавшую разрастаться в Светином мозгу богатую лекцию о современной моде. Мы прощаемся вежливо и сухо, не договорившись о дальнейшем общениии.
Поднявшись в номер, я бросаю вороватый взгляд на экран мобильника. Окошко в мир, ожив от моего прикосновения, выдает пустую безразличную картинку. Пружинка, которую мне долго удавалось держать в безопасном сложенном состоянии, резко распрямляется, полоснув острым концом где-то слева в районе сердца. Брюнетка неодобрительно качает головой. Блондинка рыдает, закопавшись пустой головой в подушки. Я одеваюсь, корректирую распаренную физиономию любезно доставленной отельным клерком косметикой и спускаюсь в ресторан на ужин.
Ни свежайшая буратта, ни последующее изысканное ризотто с крошечными осьминожками не доставляют мне густативного удовольствия. С таким же успехом я могла бы жевать лист капусты или бутерброд с докторской колбасой (а вот бы и в правду слопать этот примитивный советский фастфуд, с увесистым ломтем свежей белой булки, толстым слоем масла и розовым круглешом непонятно из чего сделанной колбасы !) Мое тело прозебает за столом и, склонив голову на бок, дегустирует отличное тосканское белое вино. А мысли тем временем, сцепившись в болезненный комок на кожаном пуфе в гостевой спальне Патрика, наблюдают за пульсирующей человеческой связкой, из которой, хорошо присмотевшись, можно вычленить гладкий загорелый торс Франсуа. После постного ужина я перебираюсь в бар, где местная богема, немного разбавленная иностранными гостями, коротает время за круглым бокалом кислотно оранжевого шпритца. По левую сторону от меня две платиновые блондинки с переделанными носами и губами (и оттого сделавшимися похожими на близняшек), выставив перед собой на столик каждая по Биркин (боевой трофей), достаточно громко, чтобы я могла стать свидетельницей диалога, обсуждают какого-то жадного Игоря, который оплатил им всего неделю проживания в люксе вместо двух. « Мне надоело это ! Я ему все выскажу ! » чуть-чуть вздернув брови (сильнее не позволяет плотный слой ботокса) тарахтит белобрысая номер 1. « Ага, жену небось на Сицилию отправить деньги всегда есть ! » поддакивает ей вторая, негодующе встряхивая брильянтовыми сережками. « Везде одно и то же » проползает печальная мысль. Я чувствую себя старой и очень уставшей. А весь этот пестрый круговорот жизни меркнет и теряет смысл.
« Простите, можно составить вам компанию ? » обращается ко мне по английски молодой мужчина весьма приятной наружности. У него заразительная улыбка, выставляющая на показ ровный ряд крупных белых зубов, и задорные огоньки в красивых карих глазах. « Составляйте » разрешаю я без особого энтузиазма, но и лютым холодом тоже не обдаю. Почему собственно и нет ? Франсуа щупает напрополую кого попало, как будто его руки притягиваются магнитом к каждой женской талии. А я буду строить из себя гордую неподступную монашку ? Или принципиальную пушкинскую Татьяну ? Вообще Таньке надо было переспать с Онегиным хотя бы из чистого любопытства, столько лет по мужику сохла. А потом уже плюнуть в лицо своим напыщенным «другому отдана», пусть бы вспоминал ее смелые ласки и еще больше мучался. Я наверно именно так и поступила бы. Что там лопочет симпотяга напротив ? Его «школьный» английский с элементами итальянского (которые, думается, призваны придать речи сексуальности) не так и просто разобрать. Впрочем, какая, по большому счету разница, что он там бормочет, этот аппетитный мальчик ? Нам же не философский акт вместе писать. А для другого более примитивного глубина мыслей собеседника не так уж и важна. Я копаюсь внутри себя в поисках совести. Обнаружив, задаю ей вопрос – как думаешь, подруга, принимать предложение, которое поступит минут через двадцать-тридцать, или фиг с ней с мелочной местью ? « Пошловато как-то все это » кряхтит в ответ она. « И молодой он слишком. Сколько, думаешь, 24 – 25 ? » « Какая разница, сколько ему лет » недовольно морщусь я, « Он же не вино, чтобы с возрастом лучше делаться. 18 есть и слава Богу ». «Ну, мать, поступай, как хочешь. Я тебе пилить не стану. Только сдается мне, тебе самой не слишком охота. А то бы не спрашивала ». « Еще как охота. Все лучше чем горевать по предателю Франсуа. Не заслуживает этот гад собачьей преданности. Вообще никакой не заслуживает !»
– Сеньора хотела бы провести этот вечер со мной ? – красавчик делает мне тем временем предложение, которого я жду.
Я слегка вздергиваю кончики губ, не смотря на упомянутые агрументы « за » не уверенная до конца в своем решении.
– Так как вы очень красивая, я готов сделать вам скидку, – шепчет мне на ухо горячий мачо, – 500 евро вместо 1000. На всю ночь.
Совесть сползает куда-то в желудок, сотрясаясь от истеричного хохота. Я радуюсь, что спасительная полутьма удачно скрывает от претенциозного жигало мою, как говорят в таких случаях французы, «разложившуюся» физиономию. «А что, 500 евро это по божески» усмехается брюнетка, разглядывая в зеркале свое отражение, облаченное в кружевной комплект Шанталь Томасс. Я бормочу, что устала, и, избавившись без особого труда от торговца собственным телом, отправляюсь в номер. От побудившего меня умчаться в Милан мстительного задора не остается ни следа. Не успев толком обдумать свой поступок, я печатаю ответ на полученное ранее скудное сообщение от Франсуа. Аналогично сдержанное. «В Италии». Во мне все еще жива недобитая надежда, что моему мужу не безразлична судьба беглой супруги. Что айфон вот-вот разразится звонками, наполненными до краев горьким раскаянием и мольбами скорее вернуться. «Фиг вам!» плюет в лицо угасающей наивной дамочке потухший экран. Я пялюсь в его безразличный черный прямоугольник бесконечно долго. Следуя примеру тысяч одноклеточных дурочек, с замиранием глупого сердца ожидающих, когда какой-нибудь недостойный самец соизволит стукнуть пару раз по кнопкам или нажать на вызов. В этот грустный и унизительный момент даже мои верные советчицы покидают номер, призвав себе на замену молоденькую плохо одетую девочку, в которой я, прищурившись, узнаю 18-летнюю Лизу Кравченко. «Ну, что, сильная, независимая лицемерка», – криво ухмыляется эта нахалка, «И на старуху бывает проруха, да? Думала, что человечские чувства тебе не свойственны? Что тебе дано любить только платья, сумочки и брильянты? Ну, вот они, твои платья и сумки. Валяются, пылятся в углу. А ты сидишь и скулишь, как брошенная собака. По нелюбимым так не убиваются. Что, железная леди, дала слабину? Влюбилась на старости лет не в колье Ван Клиф, а в примитивную мужскую особь? Да, еще в какую! Был бы-то наследный принц! А тут фи, специалист по налогообложению! Самой не стыдно?» Я хватаю подушку и запускаю в темный силуэт. «Сгинь, нечисть! Лиза Кравченко не знает ювелирный бренд Ван Клиф». Тень растворяется в воздухе, оставив после себя тонкое облачко пыли. Это видение озвучило то, в чем я сама наверно никогда не отважилась бы себе признаться. Я действительно влюблена в Франсуа. И уже довольно давно. Сейчас уже трудно определить, когда именно со мной произошел этот позорный казус, слишком долго я малодушно гнала от себя любой намек на подобную нелепую возможность. Ну, и что теперь делать с этим чудовищным открытием? Запихнуть новоявленное чувство на дальнюю полку и постараться не вспоминать о его существовании? Забить голову чем-нибудь другим? Почему бы, наконец, не камчатскими бобрами? Пока я тут всякой ерундой парюсь, эти бедняги наверно уже совсем вымерли. Над этим вечным Чернышевским вопросом я мучительно размышляю всю ночь, ворочаясь без сна на широкой мягкой кровати. А еще я то и дело поглядываю на покоящийя рядом на подушке безразличный корпус телефона, то выключая звук (плевать, позвонит или нет, буду спать!), то снова включая (все равно не сплю, какая разница…) В районе 4 часов усталость, наконец, берет верх, и я с облегчением проваливаюсь в яму забытия. Из которой меня несвоевременно вырывает протяжный «дзинь». Моим слипшимся глазам удается сложить расплывающиеся буквы в одно внятное предложение с пятой попытки. «Жду тебя сегодня вечером в отеле Сплендидо в Портофино» «Не дождешься, сволочь!» бросаю айфон на пол я. По моей истерзанной ночными мытарствами физиономии медленно как пятно на скатерти расплывается довольная улыбка.
Глава 21
Счастье есть
Утром я как ни странно не ощущаю себя разбитой и постаревшей. Мешки под глазами удается уничтожить про помощи волшебных льдинок Анн Семонан, кривую морщину на левом веке сглаживает щедрая порция черной икры. Легкий гул и тяжесть в черепной коробке разгоняет крепкий итальянский кофе. «Не поеду ни в какое Портофино» говорю я своему приукрашенному косметикой отражению в зеркале, «Пусть посидит, подождет и подумает над своим поведением!» Брюнетка выпускает переполненный раздражанием и презрением вздох и красноречиво закатывает глаза. А блондинка не решается спросить, зачем не собирающаяся на свидание с неверным мужем женщина, так старательно приводит в порядок область бикини.
Покинув отель, я бросаюсь с головой в опасный омут Золотого Треугольника миланских бутиков. Прошвырнувшись по улицам Монте Наполеоне, вила делла Спига, виа Сант Андреа, я становлюсь счастливой обладательницей охапки совершенно ненужных мне вещей. Мою коллекцию пополняют: новая модель ограниченного тиража Селиновского Лагиджа кислотно оранжевого цвета, редкая Багетт Фенди в виде красноглазого филина (Бог мой, на черта мне это чучело?), пять пар туфель Роже Вивье (не могла выбрать), три вечерних платья Джоржио Армани (бархатное, шелковое и шелк с бархатом), купленная в том же бутике шляпа в форме перевернутой сковороды («Сеньоре очень идет!»), сережки де Гризогоно (такие громозские и кричащие, что рубины и изумруды в них кажутся стекляшками) и апофеоз всего этого безобразия – босоножки Дольче Габанна на танкетке в виде клетки с птицами (Анна делло Руссо может мною гордиться). Отомстив таким образом кредитке за вчерашнее бессовестное поведение Франсуа, я с чувством выполненного долга отправляюсь обедать в Кова. Это одно из наиболее известных и популярных миланских заведений – самая старинная кондитерская города, основанная солдатом Антони Кова еще в 1817 году. Местные шопоголики забегают сюда после пяти, чтобы промочить горло шпритцом или беллини и полакомиться бесплатными закусками у стойки бара. Я прошу наряженного в безупречный черный костюм и белую рубашку официанта принести мне салат из осьминога и картошки. Это одно из немногих традиционных местных блюд. Кроме него в любом приличном ресторане вам предложат risotto a la milanaise (ризотто с шафраном или как вариант с морепродуктами), osso buco (тушеная телячья голяшка) и тирамису с лесными ягодами на дессерт. В сопровождение главному блюду подается корзинка со свежей выпечкой – булочками michetta, ломтиками пиццы без начинки focaccia и хлебные палочки grissini.
Пообедав, я возвращаюсь в набитый бессмысленными покупками автомобиль. Сделав короткую остановку у гастронома Пек (где торгуют помимо всего прочьего самым вкусным фисташковым мороженным в мире) и утромбовав в желудке мощную порцию упомянутого холодного дессерта, я набираю в GPS новый пункт назначения.
Тремя утомительными часами позже моя Минька, устало пыхтя, взбирается в гору и облегченно тормозит на покрытой галькой площадке паркинга.
«Ваш супруг просил передать вам, что будет ждать вас в восемь часов вечера в ресторане La Terrazza» улыбаясь во все имеющиемся во рту зубы сообщает мне пожилой клерк, «Вот ваш ключ от номера-люкса. Приятного отдыха, синьора».
Я бросаю сумку на необъятную кровать, выхожу на украшенный огромными горшками с розовой гортензией балкон и окунаюсь в мягкую благоухающую кипарисами и жасмином прохладу прибрежного вечера. Даже хорошо, что Франсуа не ждет меня в номере, у меня есть возможность освежиться, привести в порядок распаренное долгой дорогой тело и сверкающую физиономию и облачиться в достойный наряд. А еще мне нравится некоторая загадочность и недосказанность этого свидания. Отсутствие сотни обыденных эсэмесок («ну, что ты уже помыла голову?» «я сейчас побреюсь и выхожу», «стою в пробке, буду минут через 15») и звонков («слушай, мне синий костюм одевать или черный?» «не забудь там мой бумажник на столе и ключи от машины») придает предстоящей встрече забытый оттенок романтичности. Мне вспоминается сцена из фильма «Турист», где Анжелина Джоли собирается на ужин с Джонни Дэппом в веницианском отеле Даниэли. Решив, что я ничем не хуже американской актрисы, я натягиваю длинное сильно декольтированное Армани из тонкого иссиня-черного шелка. На шляпу-сковороду, которая по словам вертлявого продавца гея мне так невероятно идет, я все-таки не решаюсь. И правильно делаю. Округлившиеся при моем появлении глаза соседей по лифту (жирненьких англо-говорящих путешественников в болотного цвета бермудах и шлепках, открывающих на всеобщее обозрение желто-коричневые ногти) заставляют меня вернуться из кино в реальность.
А вот и мой Джонни Депп, неказистый фискалист, превращающийся в конце фильма в энигматичного миллионера. Франсуа поднимается из-за стола и делает шаг мне на встречу. Он выглядит безукоризненно в сшитом на заказ костюме из тонкого темно-серого льна и белой рубашке Зилли с открытым воротом. Когда наши взгляды пересекаются, я чувствую, как внутри зарождается и стремительно распухает пульсирующий холодный комок волнения. Я мысленно ругаю себя за подобную слабость. Не хватает еще броситься в объятия этому предателю и залепить ему пару звонких поцелуев. Пленка моей помяти, дабы усмирить затрепетавшее сердце, прокручивает в ускоренном темпе вчерашнюю трогательную сцену в монакских апартаментах. Едва начавшая зарождаться улыбка скатывается вниз на террасу, а оттуда в густой вечерний сумрак.
– Ты потрясающе выглядишь, – удостаивает меня комплиментом Франсуа, от которого явно не укрывается резкая перемена в моей мимике.
– Ты тоже не плохо, – сухо отзываюсь я.
Официант наполняет наши бокалы искрящимся в лучах заходящего солнца Кристал Родерер. Я заглатываю залпом свою порцию в надежде заглушить эту противную внутреннюю вибрацию. Разворачивающаяся перед нами картина золотисто-багряного заката в порту Портофино так фантастически красива, что мне хочется протянуть руку, чтобы убедиться, что это не гиганские фото-обои.
– Я рад, что ты приехала, – мягко произносит персонаж этой идеальной до утопичности акварели. Его темные зрачки отливают золотом.
Все происходящее кажется мне яркой гогеновской карикатурой на гораздо более серую и низменную действительность. Ведь за большие деньги можно купить все. И более густую небесную синеву, и более сладкий аромат жасмина, и все эти необокновенные радужные оттенки, преобразившие наши лица лучше любого макияжа. И пряную иллюзию любви.
– Знаешь, Франсуа…
– Подожди, Лиза, выслушай меня, – его рука накрывает мою, – Я наверно должен тебе объяснить… В общем, ты, конечно, права, я виноват. Эта вседозволенность вскружила мне голову. Я не мог себе представить раньше, как много соблазнов несут в себе большие деньги. Я всегда считал, что смогу достойно противостоять им. Что заложенные родителями принципы окажутся сильнее. Я нарочно проверял тебя на прочность, заставляя таскаться по дешевым закусочным и твердить, что материальный достаток для тебя вторичное. Я был уверен, что после того, как я начну реально пользоваться выйгрышем, моя жизнь не сильно изменится. Что я по-прежнему останусь хозяином положения, не поддавшись навязываемым новым обществом стандартам… Выходит, что я ошибался. На деле я оказался гораздо слабее. Это ядовитое ощущение, что ты можешь иметь все, что захочешь, стоит только махнуть кредиткой, пронизывает тебя с ног до головы и парализует волю. Это как наркотик…
Франсуа запивает свой монолог шампанским.
– Тебе наверно будет неприятно слышать то, что я сейчас скажу, но раз уже я решил говорить на чистоту… Знаешь, я никогда не пользовался большим успехом у женщин. У меня, конечно, были подружки. Но это были, как правило, обычные симпатичные девчонки в потертых джинсах и кедах, середнечки во всем. Мне казалось, что большего мне не нужно. А потом я встретил тебя. Меня очень удивило, что ты, такая красивая, такая ухоженная, обратила на меня внимание. Я ведь тогда не был богат. Во всяком случае не выглядел таковым. Откуда тебе было знать, что в кармане моих дешевеньких джинс лежит чек на 150 миллионов? И все-таки ты заитересовалась мной. А потом, после свадьбы, когда ты настояла на том, чтобы сменить машину и обновить мой гардероб, на меня вдруг обрушилось все это непривычное одурманивающее женское внимание. Модели, актрисы, успешные бизнес вуман, они все взирали на меня с неприкрытым интересом. Стоило мне поманить…
– Ну, да, грех было не поманить, – поддеваю я с горькой усмешкой.
Зачем он пытается оправдать свои измены? Я не желаю этого слушать! Солнце, аналогично разочарованное и расстроенное словами Франсуа, ныряет в водную пучину, забрав с собой все чарующие сказочные краски. Залив погружается в землисто-серую ночную мгну.
– Нет, Лиза, не перебивай меня, пожалуйста! Я ничего такого не сделал. Во всяком случае, не изменил тебе, в этом можешь быть уверена. Вчера твоя странная реакция сильно задела меня. Ты усмехнулась и сбежала. Как будто тебе было совершенно все равно.
– Ты бы предпочел, чтобы я забилась в истерике ? Или бросилась на эту рыжую с кулаками ? Прости, но это не мой стиль. Знаешь, Франсуа, я могу понять, соблазны, вседозволенность и так далее… Понять могу, принять нет.
Мой муж повинно склоняет голову над только прибывшим ризотто с лангустинами. Морские гады взирают на него мертвыми глазами, в белых яблоках которых застыл упрек.
– Я еще не закончил. В общем, я был обижен на тебя и привел домой эту девушку.
– Ты уверен, что мне следует это знать ?
Опять эта противная пружинка царапает своим остром концом где-то слева под ребрами. Вот и получай, баба-дура, расплату за свою слабость. Нечего было нарушать подписанный слезами и кровью пакт « никогда никаких сентиментов ».
– Еще каплю терпения, прошу тебя, – настаивает изощренный садист, – Видела бы ты ее лицо, когда она переступила порог квартиры.
– Твой пентхаус не произвел должного впечатления ? – не удерживаюсь от подколки я.
– Она вся скорчилась и вспомнила, что ее срочно ждут на очень важном мероприятии.
– Я тебе давно говорю, что пора купить приличное жилье на Круазетт. Послушал бы, подобного казуса не произошло бы. Провел бы замечательный вечер с этой привередливой русалкой.
– Ты это серьезно сейчас говоришь ? Тебе было бы безразлично…?
« Брось ему в лицо презрительно « конечно, дорогой, я современная женщина, мне плевать, с кем ты спишь » шепчет мне на ухо брюнетка.
Я закуриваю тонкую сигарету, отвернувшись к морю.
– Нет, ты нарочно пытаешься меня задеть, – поглазев на мой идифферентный профиль, делает вывод почти изменивший муж, – Лиза, прости меня. Я все не то говорю. Я совершенно не это собирался тебе сказать. Я вчера понял, что очень сильно люблю тебя. Что ты единственная женщина в моей жизни. Самая желанная и самая достойная. Что мне не нужны все эти жадные до денег одноразовые профурсетки. Вообще никто не нужен, кроме тебя.
– Ну, да, какая же дура кроме меня согласится жить с тобой в этой берлоге…
Франсуа улыбается, оголив ровные белые зубы.
– Ты такая смешная, когда дуешься. На хомяка похожа !
– Ах ты…! – захлебнувшись возмущением, я едва сдерживаюсь, чтобы не запустить в лыбящуюся физиономию супруга оставшейся в тарелке расчлененкой. Должно быть, строгого вида официанты очень удивились бы, начни два приличного вида посетителя кидаться друг в друга лангустами.
« Неужели купится на это примитивное « я тебя люблю, мне никто не нужен ? » осуждающе качает головой брюнетка. «Конечно!» радостно хлопает в ладоши блондинка, « И нечего ей строить из себя моралистку пуританку. Вчера сама чуть было не отдалась незнакомому итальянскому жиголо».
Пока они привычно пререкаются, мы с Франсуа перекочевываем из ресторана в просторный люкс. Первый же его поцелуй, стремительно перерастающий из мягкого и нежного в настойчивый, почти повелительный, выводит меня из равновесия и я едва удерживаюсь на слабеющих ногах. Этот мужчина обладает эксклюзивной властью над моим телом, редким талантом подавлять любое сопротивление с моей стороны, превращать меня в податливую, готовую на все рабыню.
– Ты пренадлежишь только мне, – обжигает он мое ухо своим горячим дыханием, сжав в кулаке копну моих волос.
– Да.., – выдыхаю я еле слышно.
– Скажи громче, я не слышу !
Моя голова безвольно откидывается назад.
– Я пренадлежу тебе.
– И я могу делать с тобой все, что захочу !
– Все, что ты захочешь… пожалуйста…
Он обходится со мной гораздо грубее обычного. В его взгляде, обращенном на мое раскрасневшееся лицо, полыхает такое яростное, дикое желание, что на мгновение мне становится почти страшно. И этот страх как ни странно не останавливает меня, а наоборот распаляет. Я подчиняюсь целиком и полностью его воле, наслаждаясь своей унизительной ролью игрушки в его сильных умелых руках. Выполняю безоговорочно его приказания, немного удивленная несвойственной мне ранее распущенностью и вульгарностью. Я, должно быть, сошла с ума, и мне хочется, чтобы это безумие длилось вечно. В какой-то момент я оказываюсь сверху, его пальцы сжимают мои ягодицы, задавая темп моим движениям.
– Ты любишь меня ? – шепчет Франсуа, поймав мой затуманеннный безумный взгляд.
Меня никогда не возбуждали сентиментальные отступления во время секса. Скорее наоборот, приторно сладенькие диминутивы способны были в одно мгновение потушать едва начинавший разгораться огонь. Но сейчас этот требовательный вопрос, сопровождаемый страстным блеском темных глаз, вместо того, чтобы охладить, вскидывает меня горячей волной на новый уровень почти нестерпимого блаженства.
– Да, люблю, люблю, люблю…, – кричу я, не в силах дольше сдерживать обжигающий водоворот, который взметнувшись внизу живота, подхватывает мое инертное тело и, покружив несколько упоительных мгновений в невесомости, опускает обратно на кровать обессиленным и опустошенным.
– Я тоже тебя люблю, – целует он мой мокрый от пота висок.
«Счастье есть» думаю я, устраивая голову на груди своего мужа, «И это не крокодиловая Биркин с брильянтами».
Глава 22
Финита ля комедия!
На следующее утро (часовая стрелка уже перебралась ближе к отметке 12, но по закону русского человека – когда проснулся, тогда и утро, я позволю себе употребить это существительное) мы завтракаем на балконе нашего номера, купаясь взглядом в ослепительно синей лазури море Лигуре. Время от времени оторвавшись от хрустящего круассана или холодного ломтика арбуза, я перевожу глаза на сидящего напротив мужчину, и меня с ног до головы окатывает неведомая до этого нежность. Мне кажется, что, стоит мне помедлить ище мгновение, не отвернуться вовремя, и эта сладкая булькающая жидкость выплеснется наружу розовым фонтаном, смывая все на своем пути. Отравлявшие мне раньше жизнь сомнения и барьеры (воздвинутые рациональной брюнеткой, дабы защитить меня от разочарований), теперь обрушились, позволив мне дышать полной грудью и беспрепядственно наслаждаться поселившимся во мне чувством.
– Давай купим дом, – предлагаю я, – отпивая пенистый каппучино, – Какой ты захочешь. Прямо сегодня. Помнишь, тебе понравилось то поместье в Супер Каннах?
– Ты больше хотела квартиру, – улыбается мне в ответ Франсуа, – Я согласен на пентхаус с джакуззи, который мы смотрели на прошлой неделе.
– Я передумала. Лучше дом.
– Дом, так дом. Я сегодня позвоню в Cannes Real Estate. Мы с ними вроде смотрели? Послушай, малыш, я хотел тебе сказать… спросить… предложить… В общем, давай заведем ребенка.
Господи, Франсуа, да что же за дар у тебя такой рисовать черные полосы на белом боку моей зебры? Да, еще так неожиданно!
– Как это заведем? – тупо мямлю я.
Каппучино неожиданно меняет свой вкус, превратившись из бархатисто сладкого напитка в отвратительное горькое пойло. Меня так и порывает выплюнуть эту отраву прямо на стол.
– Как все люди заводят, – строит из себя дурачка садюга.
Как все люди? Девять тошнотворных месяцев «счастливого ожидания», когда ты лопаешь всякую дрянь (потому что так «присралось»), неуклюже переваливаешься, выперев вперед круглое пузо, на котором не сходится ни одна нормальная шмотка, пугаешь прохожих своей опухшей физиономией, испещренной морщинами (никакого ботокса во время беременности) и (о ужас!) пигментными пятнами, триста раз за ночь бегаешь (если неловкое ковыляние можно так назвать) пописать, и прощаешься с сексом на четверном месяце, потому что твой мужчина не желает внедряться на территорию эмбриона. А потом, как все люди, ты, промучившись пару суток (успев десяток раз распрощаться с жизнью), извергаешь из себя красный сморщенный комок человечины, который отныне будет полностью распоряжаться твоей жизнью. И, как все люди, ты не спишь, сомномбулично тыкая бутылочкой в ненасытное орущее горло, дурнеешь (не находя времени на парикмахера, пилинг, маникюр, массаж…), теряешь навсегда упругий животик и задорную грудь (которые, поникнув и одряхлев, взирают на тебя в зеркало с красноречивым упреком), преобретя заместо них кривые растяжки, серые пузырьки вен на ногах и, если уже совсем повезет, в качестве отдельного бонуса, старческое недержание. Твой муж, как все люди, (а он ведь тоже человек), устав от твоего неряшливого вида, бесконечных упреков («ты мне не помогаешь!»), отвислых грудей (которыми ты можешь теперь размахивать на бегу как резвящийся спаниэль), нескончаемого плача младенца (который рыдает, изводя родителей, просто потому, что больше ничего другого делать не умеет), начинает задерживаться на работе и засматриваться на длинные гладкие ножки и тонкие талии свеженьких, не изуродованных материнством, девушек. А ты, как все люди, ждешь его длинными одинокими вечерами, неистово тряся в онемевших руках свое неугомонное сокровище, и пытаешься безуспешно убедить себя, что вот это оно и есть, то пресловутое женское счастье.
