Kitabı oku: «Городской детектив. Тени прошлого», sayfa 2
– Вкратце, – отозвался Роман.
– Ну, полной‑то картины пока никто не знает, – Визгликов ласково положил свою руку на руку автоледи. – Доставь нас до больницы, пожалуйста, а мы пока побеседуем.
Девушка согласно кивнула, тряхнув белокурой сложной причёской, чуть нервно рванула машину с места, отчего вся компания пассажиров дёрнулась, и понеслась по узким улочкам, ловко маневрируя между машинами.
– Мы не торопились, – чуть сдавленно сказал Стас, когда они въехали на парковку, – но спасибо, что быстро довезла. Вон в тот проезд, ага, и вот здесь паркуйся. Я быстро. Пойдёмте, – бросил он пассажирам, сидящим на заднем сиденье, открыл свою дверь и выскочил из авто.
Глаша, выбравшись наружу, вдохнула пропитанный влагой воздух, глянула на небо и зажмурилась от яркого зигзага молнии, разрезавшего черничного цвета тучи.
– Сверкает, однако, – заметил Стас. – Пошли быстрее.
Они быстро пересекли крохотный парк, взобрались по широким ступеням парадного входа и влились в череду бесконечных больничных коридоров, которые вскоре поглотили их.
– Они бы хоть карту здесь рисовали, – после нескольких минут блужданий сказал Визгликов.
– Нефёдову в терапию определили. Значит, нам сюда.
Глаша неплохо ориентировалась в ближайших к дому больницах, хотя в её семье и не было хронических больных. Но отец девушки преподавал фармацевтическую химию, и у него была масса знакомых среди здешних врачей, а Глаше просто нравилось болтаться с ним вместе, пока она не решила, что хочет стать юристом, а не надевать каждый день белый халат.
Визгликов кивнул, подлетел к посту медсестёр и блеснул удостоверением перед невозмутимым лицом женщины, больше похожим на круглый непропечённый блин:
– Где Нефёдова?
– В седьмой, – со вздохом ответила та. – Её ни одно успокоительное не берёт.
– В смысле? – спросил Нефёдов.
– Лежит и ревёт всё время. Проснётся и ревёт, я ж не могу её круглосуточно колоть!
Глаша вдруг остановила летящего вперёд следователя.
– А дайте я первая зайду. Там ведь женщины лежат… мало ли что.
– Ну, иди, иди! – помахал на неё рукой Стас.
Глафира осторожно открыла дверь палаты.
– Здравствуйте, – тихо проговорила она. – Анастасия Филипповна, приехали ваши родные. Всё в порядке. Зову?
Женщина, которая сегодня стояла перед ней с отсутствующим видом, сразу просветлела лицом, и в глазах появились слёзы.
– Ну конечно!
Роман с Аней быстро вошли в палату, как только Глафира их позвала. Мужчина кинулся к Анастасии, схватил её руку и прижал к губам.
– Насик, что случилось? Как ты? Мне рассказали, я просто места себе не нахожу.
– Рома, где ты был? – женщина плакала и гладила его голову. – Я проснулась, тебя нет, Ани нет, и этот на кухне. Думала, я с ума сошла, – женщина прикрыла глаза, потом снова посмотрела на мужа. – А Аня где?
– Мам, я здесь, – улыбнулась девушка и подошла к кровати.
Она попыталась взять мать за руку, но та только вскинула на неё глаза, отняла кисть и перевела встревоженный взгляд на мужа.
– Где Аня?
– Мама, ты чего? Я здесь! – Аня растерянно посмотрела на отца.
– Рома, кто это? Где наша дочь? – Анастасия вскочила с кровати.
– Настя, ты в себе ли? Вот Аня, – проговорил её муж.
Глаша и Визгликов несколько минут наблюдали разыгравшуюся сцену, после чего переглянулись, и Стас сказал:
– Так! Вы с Глафирой Константиновной за дверь, – он указал на дверь Роману с дочерью и присел возле кровати Нефёдовой. – А с вами мы побеседуем.
– Постойте! – заламывая руки, прокричала Анастасия. – Куда вы уводите моего мужа, где моя Анечка?
– Успокойтесь, – покривился Стас, не переносящий женских истерик, – они никуда не денутся, с ними будет наш сотрудник, а мы с вами поговорим.
– Да о чём говорить? – снова зарыдала Нефёдова.
Визгликов сделал Глаше знак, чтобы она вывела‑таки семью Нефёдовых в коридор, и как только закрылась дверь, жёстко осадил плачущую женщину:
– Муж ваш?
– Да! – сквозь слёзы проговорила женщина. – Но кто с ним я не знаю. Это не моя дочь. Где моя девочка?
– Ага, а вчера вы говорили, что они с вами дома были? – нахмурил лоб Визгликов.
– Да, мы легли спать, а потом, потом… – женщина зашлась в истеричном плаче, и Стас, вздохнув, нажал кнопку вызова медсестры.
Дверь в палату открылась, на пороге появилась медсестра и, подойдя неспешным шагом поближе, грустно посмотрела на Визгликова.
– Доктор разрешил её до утра успокоить более сильными препаратами. Анализы пришли, всё хорошо по здоровью. Вы ещё будете беседовать?
– Можно подумать, это можно назвать беседой, – раздражённо заметил Стас.
– Хорошо.
–Не меняя выражения лица, медсестра вдруг ловко задрала пациентке рукав, в руках у неё материализовался шприц, и она быстро воткнула иглу в плечо женщины.
– Вот и ладушки. А теперь, милая, давай-ка и ты поспишь, и всё отделение, – приговаривала медсестра, помогая Нефёдовой лечь на кровать.
– Ловко, – покивал Стас и вышел.
Глаша, видя недовольное лицо Стаса, подошла к нему.
– Муж её в шоке.
– Неужели? – прошипел следователь. – А я думал, у него просто настроение плохое или он больницы не любит. Пошли! – Визгликов подошёл к Нефёдову. – Ваша супруга утверждала и утверждает, что вы вчера вечером вместе с дочкой были дома.
– Что за чушь? Я вообще плохо понимаю, что происходит. Мы с дочкой ездили на несколько дней порыбачить, ну такой мини‑отпуск. Насик в этот раз с нами поехать не захотела, поэтому мы вдвоём.
Визгликов глубоко задумался, потом повернулся к Глаше.
– Ты все данные проверила? Документы смотрела?
– Даже пересняла.
– Я думаю, нам стоит до утра всем расстаться, потому что сейчас сложно говорить о состоянии вашей жены, тем более, сегодня утром она пережила стресс. Специалист её посмотрит только завтра на предмет психического здоровья, – Стас вздохнул. – Вы где ночевать будете?
– Мы квартиру снимали. После переезда, пока искали жильё, которое нам подойдёт. Мы ещё не съехали оттуда, так что пока по старому адресу. Я сброшу вам сообщение, – Нефёдов пожал руку Визгликову. – Знать бы, что там произошло.
– Будем разбираться, – сказал Стас.
Вскоре они вышли на улицу, Нефёдов с дочерью медленно побрели в сторону ожидающего их такси, а Визгликов покосился на Глашу.
– Сама доберёшься?
– Да.
Дождь стал усиленно поливать асфальт, Стас поднял воротник и посмотрел на мокнущую коллегу. В этот момент у него зазвонил телефон.
– Это карма! – зло бросил он. – Здравия желаю! Какое там, покой мне только снится. Василий Степанович, ну какая охрана свидетеля. Ну и что, что он важный, я же простой следователь теперь. Слушаюсь. Ещё одно процессуальное лицо? – Визгликов скривился и глянул на Глашу. – Есть такое! Слушаюсь, сейчас будем, – закатив глаза, Стас посмотрел на Глафиру. – Поехали, повезём с тобой какого‑то важного свидетеля. Вот Таньчик, она была счастливым талисманом, с ней в отделе было спокойно, а вот ты, как пришла, так посыпалось. Чувствую, теперь веселье не закончится долго.
Глава 2
Глаша еле успевала бежать за Визгликовым, который всё время что‑то ворчал, стремительно продвигаясь по улице. Хорошо ещё, дождь был недолгим и уже закончился, но вскоре, видимо, предстоял настоящий ливень, потому что по небосводу метался ветер, а на горизонт наплывали грозовые тучи, и это предвещало настоящее светопреставление.
– Ну милая, ну котёнок, ну что ты ругаешься. Что значит, ты час стояла у больницы? Прости, прямо с отделения дёрнули. Да не забыл я про тебя! – Визгликов устало вздохнул и закатил глаза. – Я про тебя не забыл, а просто срочно уехал. Да, ты уже можешь отправляться домой или куда ты там собиралась. Нет, сегодня меня ждать бесполезно, – Стас повесил трубку. – Забудешь здесь… Конечно, забыл.
– Вы что, про девушку забыли, которая нас подвозила? – спросила Глаша и с опаской посмотрела на почти чёрное небо.
– Польская, вот только ты не лезь! – он махнул рукой, нырнул в подворотню и остановился, чтобы оглядеться, так как не мог понять, правильно ли они пришли.
Потом, сверившись с сообщением и номером дома, обозначенным на табличке, удовлетворённо крякнул и сказал:
– Хорошо хоть, пришли уже, а то совершенно нет никакого желания мокнуть.
Стас направился к парадной.
– Скажите, а зачем вам я? – Глаша чуть не врезалась в него сзади, так как Стас резко остановился посреди двора.
Следователь медленно развернулся и перевёл на неё взгляд. Он несколько секунд созерцал девушку, словно не узнавал и пытался понять, кто она.
– Вот лично мне ты не нужна, – тихо и вкрадчиво произнёс Стас. – Но у меня есть начальство, которое решило, что очередная девица просто необходима нашему отделу. Видимо, для того, чтобы повесить на нас ещё один декрет, – он вздохнул. – Ты, кстати, в отпуск скоро?
– Какой отпуск? – нахмурилась Глафира.
– Декретный! – воскликнул Стас и, разглядев номер нужной им квартиры, дёрнул за ручку двери подъезда.
– Да я вроде не собиралась, – пожала плечами Глаша. – И я не замужем, – догнав его, добавила она.
– Зачем мне эта информация? – спросил Визгликов, открывая дверь.
– Это насчёт декрета.
– Польская! – он развернулся к ней и почти зашипел. – Отстань от меня. Шутка это была, ирония, сарказм, юмор. Знакомы такие понятия?
– Да, – Глаша похлопала глазами. – Но вряд ли их можно ставить в ряд синонимов.
Что‑то пробормотав, Визгликов быстро скользнул в парадную, не придерживая двери.
– Я же могла там остаться, – укоризненно сказала Глаша.
– Я этого и добивался, – шикнул на неё Стас. – Ну‑ка тихо.
Вход в дом мрачнел стенами, давно не видевшими ремонта, воздух был насыщен пылью, а также запахами, которые явно выдавали присутствие кошек.
Визгликов стал осторожно, почти неслышно подниматься по лестнице. Он вытянул шею и посмотрел сквозь спираль перил, уходящую вверх. Жестом подозвав Глашу, Стас шепнул:
– Иди на улицу. Стой там, пока я не позову.
– А что случилось? – затаив дыхание, спросила девушка.
– Просто уйди, – зашипел громче следователь.
– Стас, это ты там в казаки‑разбойники играешь? – сверху свесилась голова мужчины.
– Тьфу ты, – выругался Стас. – Всё прикрытие испортил. Я, можно сказать, молодое поколение стращаю, а ты… Пошли, Польская!
– Ну зачем вы так? Я же поверила, – обиженно протянула Глаша.
– Понимаешь, Польская, – Стас остановился на лестнице и повернулся к ней вполоборота, – тебе как следователю голова дана, чтобы думать, а не просто для красоты.
После этих слов Глафира услышала, что за её спиной открылась входная дверь. Стас вдруг изменился в лице, Глаша лишь почувствовала, как он железной хваткой вцепился ей в руку, а затем показалось, что она буквально по воздуху пролетела несколько метров. Глаша больно ударилась при падении и оказалась под защитой выступа стены. А на том месте, где она стояла, стали слышны какие‑то чёткие и быстрые хлопки, и только спустя мгновение Глаша поняла, что это выстрелы.
– Польская, наверх! – скомандовал Визгликов. – Мужики, в квартиру запустите её, вызывайте подмогу! Снаружи два человека, внутри один! Свидетеля от окон уберите! – прокричал он и прыгнул спиной вперёд за тот же выступ. – Какого беса ты здесь сидишь? – тяжело дыша, спросил он у Глаши.
– Я не знаю, – девушка была в состоянии шока, она смотрела расширенными от ужаса глазами на Стаса и мотала головой.
– Дура! – цыкнул следователь на девушку. – Э, алё! Борзо́та, вы в курсе, кого сейчас кошмарите?
– Да нам фиолетово! – отозвался высокий голос. – Визгликов, а я смотрю, ты форму растерял совсем.
Стас на секунду перестал дышать, потом поднялся во весь рост и вышел из укрытия.
– Погорелов, вы чё, обалдели, что ли? Чего за игры такие дебильные? Тем более, в жилом доме.
– Здравия желаю, Станислав Михайлович. Дом под расселение, людей здесь нет. Только рабочие живут, но их мы предупредили, – мужчина стянул маску с лица. – Прости, дорогой товарищ, но у нас сложная ситуация. – Погорелов пожал руку Визгликову.
– Она была бы крайне печальной, если бы у меня табельное с собой было. Ты же знаешь, как я стреляю, – Стас ответил на рукопожатие и повернул голову к Глаше. – Польская, ты там живая?
– Местами, – всё ещё ошарашенная Глаша стояла, прижавшись к холодной стене.
– Вот и барышню мне чуть до неврастении не довели. Дебилы, как есть дебилы, – покачал головой Стас.
– Станислав Михайлович, моё дело маленькое. Мне приказали, я проверку навыков провёл, теперь поехали со мной. Василий Степанович ждёт. А то, что вы оружие с собой не носите, знают почти все.
– Погорелов, у меня заготовлена целая речь по поводу твоего появления. Но все мысли я выскажу непосредственному руководителю, а своё отношение к тебе – уже по дороге. Ибо не хочу, чтобы рабочие, которые здесь живут, смогли выучить сакральный язык офицерского мата. Они ведь не офицеры. Поехали, чего встал? – сварливо сказал Визгликов, пробегая мимо человека в чёрном костюме и с балаклавой в руке.
Глаша, не ожидая приглашения, на трясущихся мелкой дрожью ногах спустилась по лестнице и скользнула за Визгликовым в машину. Она притаилась на заднем сидении микроавтобуса и разглядывала ничего не выражающие лица двух мужчин, своей комплекцией заполнивших весь ряд передних кресел.
– Стас, не обижайся, – в машину прыгнул ещё один человек. – Ну ты же знаешь, что такие проверки – часть нашей работы.
– Не-не-не, – Визгликов помотал головой. – Вашей. Я уже не в теме.
– Это ты так думаешь, – усмехнулся Погорелов.
– Блин, со мной же эта была… – Визгликов пощёлкал пальцами, силясь вспомнить имя Польской.
– Глафира, – подсказала девушка.
– Точно! – Визгликов покивал головой. – Мы её в подъезде забыли.
– Вы издеваетесь? – укоризненно спросила Глаша.
– Ну, как‑то уже фразу подготовил, не сказать было бы обидно, – пожал плечами Стас. – Едем‑то куда?
– Стас, ты вроде на память не жаловался? – Погорелов вздохнул. – К Скорякову.
Микроавтобус чётко встал на пятачок парковки, и люди поспешили на выход из машины. А дальше все бросились короткими перебежками к входу в здание, потому что наконец хлынул ливень, который уже второй час не мог решиться: спускаться ему на землю или нет.
Окна в кабинете генерал‑лейтенанта Скорякова были распахнуты, вокруг витал запах свежести, воды и весны. Мужчины расселись вокруг стола, а Глаша примостилась у стены за шкафом, там, где опять был единственный свободный стул. Вскоре дверь распахнулась, и широким шагом через кабинет прошёл Василий Степанович.
– Добрый вечер, товарищи офицеры! Спасибо, что так оперативно собрались. Дело у нас сложное, но очень важное, – Скоряков вздохнул. – Стас, ты помнишь Зарянского?
– Виктора Соломоновича Зарянского, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения я не помню, – мрачно сказал Визгликов.
– Вот и отлично! Он пошёл на сотрудничество со следствием, но разговаривать будет только с тобой. Это, так сказать, его личное решение. Причём он просит, чтобы, когда его будут перевозить по городу, ты тоже присутствовал.
– Ну, может, ему аниматоров вызвать или патибас нанять? Чё сразу Визгликов? – возмутился Стас.
– У него есть важная информация. И давай здесь мне не ёрничай, – скривил лицо Скоряков.
– Пять лет прошло, и вдруг на тебе. Его озарило, – Визгликов стукнул себя по лбу. – С его умственным развитием он через месяц события забывает, а не то что через такое количество времени, – заметил он.
– Не бузи, – вздохнул Василий Степанович. – Короче, у него появилась информация, что его хотят убить. А вот за что, он расскажет только тебе, – Скоряков развёл руками. – Почему он такой любовью воспылал именно к тебе, я не знаю. Но есть оперативная информация, что у того, кто шёл к Зарянскому, имеется отличительная черта, а именно косой шрам через весь подбородок и татуировка на тыльной стороне ладони в виде треугольника.
– Это же наш труп, – тихо сказала Глаша.
– Кто это? – удивлённо воззрился на неё Скоряков, до сих пор не замечавший девушку.
Стас развернулся и печально посмотрел в сторону Глаши.
– Это Польская, вы сами просили её привезти, – отмахнулся Визгликов.
– Зачем? – уставился на него Скоряков.
– Ну я откуда знаю?! – Стас всплеснул руками. – Ваши странные приказы я не обсуждаю. Вы вообще каким‑то бредом занимаетесь последние несколько часов, – Визгликов постучал пальцами по столу.
– Визгликов, толком объясни, – терпеливо попросил Василий Степанович.
– Вы настоятельно рекомендовали ещё одно процессуальное лицо привезти, – устало посмотрел Стас на руководство.
– Зачем? У меня их здесь море, – удивлённо протянул Скоряков.
– Вы сказали, что нужно лицо. Я привёз! – с нажимом сказал Визгликов. – Ну там ещё связь глюканула, может, я что не так расслышал. Куда её теперь девать?
За окном ярким росчерком сверкнула молния, и сразу за этим раздался оглушительный треск грома.
– А вам совсем неинтересно, что вчерашний труп на Малом имеет такие же отличительные признаки, как нам только что сказали? – спросила Глаша.
– А ты откуда знаешь? Он в перчатках был, – обернулся на неё Стас.
Глаша пожала плечами.
– А я заехала к судмедэкспертам. Почитала предварительное заключение. Обратила внимание на эти детали.
Скоряков даже просветлел лицом после этих слов.
– Вот как надо работать. Учитесь! – хлопнул по столу генерал‑лейтенант. – Визгликов и, – он посмотрел на Глашу, – как вас?
– Польская Глафира Константиновна, – Глаша встала и представилась.
– Не может быть, – тихо пробормотал Скоряков. – Исаич меня пристукнет. Короче, Визгликов и Польская, поступаете ко мне в распоряжение, дело о трупе на Малом под особый контроль, ничем больше вы не занимаетесь. Деятельность свою кипучую переносите в кабинет, расположенный в другом конце коридора. Погорелов и Латунин – ваш оперативный ресурс. Латунин только утром приедет. Завтра перевозим свидетеля. Готовность в семь утра. Всем быть возле моего кабинета. Более не задерживаю.
– Офигеть не встать, – ляпнул Визгликов.
– Что? – Скоряков перевёл на него тяжёлый взгляд.
– Так точно! Быть в семь утра! – проговорил Стас.
– Другое дело. А сейчас больше никого не задерживаю, – Скоряков углубился в бумаги, а Глаша и Погорелов вышли за дверь. – А, ну и проверьте версию Глафиры Константиновны. Может, и правда такое совпадение. Хотя вряд ли.
В кабинете кроме самого хозяина остался ещё и Визгликов, который сидел и что‑то чертил на бумажке.
– Ты здесь на ночь, что ли, останешься? – невозмутимо спросил Скоряков, захлопнув папку и потягиваясь. – Лично я домой, – проговорил он, надевая пиджак.
– А мне вот интересно, – Визгликов подпёр голову рукой. – Когда это мы нарушили договор о том, что я больше не истончаю вашу нервную сеть, а вы меня не трогаете?
– Сегодня. Ты разве не заметил? – Скоряков взял портфель. – Ты, Стас, спец от бога. Характер у тебя поганый, правда. Как тебя бабы, простите, дамы терпят.
– Об этой пагубной стороне моей личности они узнают лишь тогда, когда наши отношения начинают покрываться мхом быта, а обычно до этого не доходит. Поэтому для них я – весёлый балагур! А слово «поганый» своим происхождением обязано первично латинскому «паганус», что значит «языческий», а вторично…
Во время занудного монолога Скоряков успел собраться и прошествовать на выход.
– Я тебя уже не слышу! – донеслось из‑за двери. – Кабинет не забудь закрыть.
Глафира присела на подоконник в коридоре. Она смотрела, как дождь чертит на стекле зигзаги, и грустила, что не взяла с собой зонтик, хотя умная мама настаивала на этом. Теперь же предстояло прыгать по лужам и накрывать голову пакетом, что выглядело бы очень смешно, а оказываться в таких ситуациях девушка не любила, но тем не менее часто попадала в них.
Глаша вдруг увидела, что Скоряков покинул свой кабинет, а через несколько минут вялой походкой оттуда вышел и Стас. Девушка подскочила к нему и тихо проговорила:
– Я ничего не поняла.
Стас взглянул на неё, вздохнул и пожал плечами.
– Неудивительно. Я всегда был против использования женщин в полиции и следственных органах.
–А я что, лошадь тягловая, чтобы говорить об использовании? – вспыхнула Глаша.
– Не, – цокнул Визгликов, окинув её взглядом, – с такой комплекцией точно нет.
– Хватит издеваться. Мне в семь утра здесь быть? – настойчиво спросила она.
– Ага, – кивнул Визгликов и поспешил вниз на выход.
Глаша выскочила за ним и оказалась под крышей крыльца, а вокруг водопадами стекал дождь. Возле них припарковалась машина, за рулём которой Глафира узнала барышню, подвозившую их до больницы. Визгликов махнул рукой и скрылся в спасительном салоне. Авто сверкнуло огнями и тронулась с места, оставляя Глашу один на один со стихией, разыгравшейся в ночи. Но вдруг вспыхнули стоп‑сигналы, автомобиль резко сдал назад, и задняя дверь гостеприимно распахнулась.
– Польская, садись уже, ты мне и так весь вечер испортила. Теперь я ещё ждать тебя должен?!
***
Глафира скользнула в подъезд, тихонько открыла дверь квартиры, быстро сменила успевшую промокнуть одежду на домашний костюм и вошла в гостиную, где за дружеским застольем, окутанные лёгкими винными парами, сидели мама, папа, брат и Лев Исаевич с супругой.
– Наша красотка пришла, – расцвела улыбкой Людмила Вячеславовна. – Как рабочий день?
– Чудесно, – устало улыбнулась Глаша. – Завтра в семь утра надо быть на службе.
– Как? В субботу? – мать даже отвлеклась от накладывания салатов в тарелку дочери.
– Не бережёт тебя начальство, – сказал Лев Исаевич.
Глаша пожала плечами, удобно устроилась на стуле, кинула взгляд за окно, где по‑весеннему ярко бесновалась непогода и почувствовала себя абсолютно счастливой в этом уютном домашнем кругу.
– А причина в том, что я вхожу в состав следственной группы по важному делу. – Глаша только сейчас почувствовала, насколько сильно она проголодалась, но заметила тревожные переглядывания родственников и друзей родителей.
– А! – проговорила она с набитым ртом, – я поняла, почему товарищ генерал сказал, что Исаич его убьёт. Дорогие мои родственники! Если вы думали, что засунули меня на неделю в следствие и я оттуда сбегу, то вы крупно просчитались. Я давно раскусила ваш план и просто воспользовалась ситуацией, чтобы без скандалов пойти работать туда, куда я считаю нужным. И за это вам всем огромное спасибо. Я так вас люблю! – Глаша почувствовала тяжёлую и приятную сытость и подмигнула в ответ на недоумение присутствующих, а затем встала из‑за стола. – Я спать. С ног валюсь.
Когда девушка вышла, в пространстве повисло неловкое молчание, и слышен был только одинокий возглас Людмилы Вячеславовны:
– Лев! Костя! Как так?
– Ну просто наша дочь довольно умная. И, значит, она на своём месте, – проговорил Глашин отец, старательно гася улыбку.
– Я этого так не оставлю, – назидательно сказала мать, и разговор вернулся в прежнее неспешное русло.
Глаша стояла в темноте комнаты, ей казалось, что в этот день она перешагнула порог беззаботной юности. И хотя двадцать семь лет для многих ассоциируются с появлением детей, семей, ипотек, личных автомобилей и остальных признаков социальных радостей, с Глафирой только сегодня попрощалась беззаботная жизнь, и ей показалось, что она нашла своё место.
***
Утро выдалось солнечное, умытая природа ликовала и усиленно продвигалась навстречу восходу, отчего деревья во дворах стали ещё зеленее, а трава почти полностью закрыла проплешины земли. Глаша уже бежала в сторону управления, как вдруг рядом с ней остановилась старинная спортивная машина.
– У тебя утренняя гимнастика или тебя подвезти? – спросил сидевший за рулём Визгликов.
– Подвезти, – не раздумывая кивнула Глафира и быстро прыгнула на переднее сиденье. – Что, забрали машину из ремонта?
– Нет, я не робот и в те несколько часов, которые мне удалось поспать, я не мотался по мастерским. Взял у друга.
Стас покосился на неё.
– Чё ты такая, прям светишься, а? Аж противно, – скривился он.
– Ну, судя по всему, вам вообще мало кто приятен, – съязвила Глаша. – Поэтому я пропущу ваше замечание мимо ушей. Вам судмедэксперты не звонили? Может, что‑нибудь новое? —
Визгликов вздохнул:
– Может, я открою тебе тайну, но они тоже спят по ночам.
– А вы нормально умеете общаться? – с улыбкой спросила девушка.
Машина, кряхтя, повернула к двухэтажному зданию, где половину верхнего этажа теперь занимал Скоряков и его следователи. Визгликов раздумывал, где бы припарковаться, и проговорил:
– Я смотрю, ты за одну ночь из забитого утёнка выросла в гадкого говорливого лебедя, – он втиснулся между УАЗом и чьим‑то стареньким фордом.
Глаша заметила, как к их машине метнулся высокий мужчина, напоминающий красивого белокурого артиста, фамилию которого она не могла вспомнить. Он подошёл со стороны Визгликова и постучал в стекло. Стас открыл окно и воззрился на него.
– Чё тебе?
– Стас, привет, давай стразу в автобус. Нужно за свидетелем ехать. Утром Зарянского на прогулку хотели вывести за каким‑то лешим. Хорошо, сегодня смена нормальная, они стали допытываться и проверять, зачем в такую рань его вести. Короче, тормознули процесс. Но его срочно нужно забирать, – сказал Роман.
– А его в СИЗО‑то давно привезли? – спросил Визгликов.
– Вчера только. Привет, красавица, – подмигнул Глаше Латунин. – Простите, но я похищаю вашего кавалера. – Латунин исчез из поля зрения.
Глафира только покачала головой, вылезла из машины и поплелась за Визгликовым, раздумывая о том, что ей ещё не раз придётся доказывать всем, что она тоже работник следствия.
– Ты‑то куда? – спросил Стас, обернувшись на неё. – Иди, обустраивай кабинет, короче, занимайся чисто женскими делами. А потом переходи к рабочим обязанностям.
– Судмедэксперты сказали, чтобы я раньше двенадцати дня даже близко не подходила, – невозмутимо ответила она. – Нефёдову осмотрят только после одиннадцати, и заключение будет к трём. На вечер я вызвала её мужа и дочь. Можно я с вами поеду? – упрямо сказала Глаша.
– А на фига ты меня про медиков тогда спрашивала? – покосился Стас, залезая в автобус.
– Ну, может, они вам, как лицу более авторитетно выглядящему, что‑то уже рассказали.
Глаша взялась за поручень и тоже направилась внутрь салона.
Роман удивлённо воззрился на неё и глянул на Стаса.
– А это? – Латунин покрутил в воздухе пальцами, показывая на Глашу и на Визгликова.
– Я не это, я Глафира, – буркнула девушка, с сидения глядя на Латунина.
Польская кивнула Погорелову, устроилась на свободном месте, и настроение её стало резко портиться, она снова почувствовала себя не на своём месте. Глаша не предполагала, что ей придётся сражаться за право быть членом этой группы. Ей казалось, что все они занимаются теперь одним делом и должны быть заодно, но пока она видела лишь недопонимание во взглядах и терпела издёвки Визгликова.
– Сотрудник это наш, – мрачно сказала Стас. – Понимаю, – он театрально вздохнул, – раздражает, но что сделаешь, она у нас блатная, – тихо добавил Визгликов, косясь на подходящего Скорякова. – Василий Степанович, её с собой брать, что ли?
– Обязательно. Я вижу, Глаша – девушка рассудительная, и все процедуры будут соблюдены, чтобы потом адвокатура не заворачивала всю нашу работу в трубочку и не спускала в канализацию, – сказал Василий Степанович. – Как доберётесь обратно, жду вас в кабинете. И тебя, и Глашу.
– Ладно, буду считать, что она мой личный секретарь, – сварливо заметил Визгликов. – Поехали, а то к вечеру доберёмся. А, нет, стоять! Я пошёл за оружием, а то совсем старика застремали.
Визгликов, натужено кряхтя, выбрался на улицу и посеменил в сторону главного входа, а оперативники, не стесняясь, принялись рассматривать Глашу.
– Мне двадцать семь лет, я не замужем, в декрет не собираюсь, вредных привычек почти нет, – ответила она на их взгляды. – Ещё вопросы будут?
Мужчины переглянулись и усмехнулись.
– Рома Латунин. Добро пожаловать, – он кивнул. – Более развёрнуто представляться?
– Не стоит, – улыбнулась в ответ Глаша.
Наконец вернулся Визгликов, и автобус тронулся с места. Глафира почувствовала какое‑то маленькое личное торжество, которое подпрыгивало внутри всего организма. Она ехала за свидетелем, она была частью чего‑то важного и нужного.
***
Проехав через ворота охраны и оставив позади все процедуры досмотра, Визгликов вышел из автобуса. Глафира выбралась следом, и её сразу как‑то придавила атмосфера места. Хотя здание было новое, но ей казалось, что вокруг разлит негатив. Для неё всегда было странно, что люди совершают аморальные проступки, и в какой-то степени поэтому она стремилась стать частью исправительной системы. Но девушка оказалась не готова к тому, что в одном месте может находиться большое количество осуждённых за преступления.
– Рядом держись! – цыкнул на Глашу Визгликов.
– Приветствую, гражданин начальник! – радостно заулыбался появившийся в конце коридора высокий мужчина с рябым лицом.
– Разговорчики! – прикрикнул на него конвойный и увёл через боковой коридор на улицу к машине.
Визгликов проводил его взглядом и пожал руку вышедшему из двери мужчине.
– Петрович, здорово. Я могу поговорить с человеком, кто его на прогулку пытался вывести?
– Не знаю, он у начальника сейчас. Стас, не могу сказать, что он специально это сделал, – мужчина задумался. – Хотя в шесть утра никакой надобности переть его на улицу не было. Я тебе советую позже заехать или сам тебе позвоню.
– Договорились. Спасибо тебе, что маякнул, – Визгликов пожал ему руку и направился к конторке, где ему предстояло заполнить бесконечные бланки, свидетельствующие о том, что он, как выражался сам Стас, «принял на ответственное хранение Зарянского». Но сегодня день был более‑менее удачный, потому что всю писанину можно было спихнуть на Глашу.
Когда они снова очутились на улице, Станислав остановился возле автобуса и серьёзно взглянул на девушку.
– Глафира! – твёрдо сказал Визгликов. – Разговаривай с заключённым только по необходимости. Он всегда к женщинам неравнодушен был, и в длинном списке его преступлений есть и удушение возлюбленной. Рядом с ним не сиди, я захожу первый, ты располагаешься возле двери. Всё поняла?
Глаша согласно кивнула, и Стас двинулся внутрь.
– Ну и зачем ты решился нарушить мою спокойную жизнь? – спросил Визгликов, глядя на Зарянского, который сидел между Латуниным и Погореловым.
– Соскучился. Прям проснулся утром и думаю: как там Станислав Михайлович поживает, не горюет ли обо мне, – с ехидной улыбочкой просипел Зарянский.
– Так ты бы мне письмо написал, – не меняя выражения лица, проговорил Стас.
– Знаю я вас, вы б не ответили, – шутил Зарянский, внимательно разглядывая Визгликова и Глашу. – А это новенькая в отделе?
– Не отвлекайся! – рявкнул на него Стас. – Какой же такой ценной информацией ты обладаешь, что тебя из какого‑то угла вытащили, протёрли и на свет белый выставили, да ещё и средства сейчас бюджетные на тебя тратят, чтобы спрятать. Не верю я, Витя, что о тебя мараться кто‑то захочет, – спокойно сказал Визгликов.
