Kitabı oku: «Городской детектив. Тени прошлого», sayfa 4
– Польская, послушай, я успел за это время два раза позавтракать, добыть полезную информацию, заскочить в отдел и приехать сюда. Что сделала ты? – бубнил он, идя позади неё.
– Понять, почему вы до сих пор не женаты! – в сердцах выкрикнула Глаша, резко повернувшись к нему, но тут же смутилась и потупила глаза. – Простите. Но если вы ехали сюда, то почему не подвезли?
– Потому что я тебе не извозчик, а также конкретно в эту больницу я приехал по другому поводу. Просто увидел свечение на улице, остановился глянуть, а это твоя довольная физиономия. Иди к Нефёдовой уже, наконец. Сделай что‑то полезное, – прошипел он и удалился по боковому коридору.
Глаша состроила гримасу ему вслед и пошла по лестнице на этаж, где располагалась палата потерпевшей. Не обнаружив женщины на месте, она подошла к сидевшей на посту полноватой медсестре.
– Просите, а где Нефёдова? – спросила Глаша у женщины, которая заполняла бланки.
Несколько секунд девушка выжидательно смотрела на неё, но, не увидев реакции, постучала по стойке.
– Вы слышите меня? – Глаша нетерпеливо развела руками, но когда поняла, что её действия не производят должного эффекта, раскрыла удостоверение и положила его перед женщиной.
Дама медленно оторвалась от своего занятия, сняла очки в роговой оправе, мучительно долго складывала дужки и наконец взглянула на Глашу.
– И? – кратко произнесла она.
– В палате нет пациентки Нефёдовой. Где она? – снова спросила Глафира.
– В мою смену такой пациентки не было. У вас всё, девушка? – пожала плечами медсестра.
– В смысле – не было? Я в пятницу здесь с ней общалась. Куда она делась? – раздражённо спросила Польская.
– Не знаю. Милочка, вы мешаете работать.
– Я, знаете ли, тоже не прохлаждаюсь. И я не милочка, и не девушка. Я следователь, документы я вам предъявила. Будьте любезны сейчас же мне объяснить, где находится пациентка Нефёдова.
– Ну, наличие такой вот красной книжицы, – медсестра положила перед Глашей её удостоверение, которое та забыла забрать, – ещё не лишает вас пола, а что до милочки, то вы правы. В рамках моей компетенции подсказать вам только, где находится ординаторская. Это по коридору и налево. Всего доброго.
Глаша уже проклинала и утро, и всех людей, кто так искусно умеет портить настроение. Двери в указанный кабинет были заперты, и Глаша побежала обратно.
– Там закрыто, – сказала она.
– Конечно, – не поднимая головы, пожала плечами женщина. – Все на совещании. Обычно в понедельник все вопросы решаются до десяти утра, потом совещание до четырёх дня. Все знают.
Глаша готова была провалиться сквозь пол или откусить голову этой спокойной как каменная глыба женщине.
– Я не знаю. Я недавно работаю. Пять дней, – расстроенно сказала она.
– Заметно, – выдохнула дама и наконец сжалилась. – Ладно. Нефёдова бузила все выходные. Невозможно было без конца держать её на препаратах, но и в таком состоянии выписывать мы не имеем права. Собрали утром консилиум, и было принято решение принудительно перевезти её в психоневрологическую клинику. На Фермское шоссе.
– Почему? – Глаша даже перестала дышать.
– Да потому, что она санитару чуть глаз не выбила, в окно кидалась, стул сломала, орала всю ночь. Кто это выдержит? И как её можно выпустить на улицу?
Глаша ещё несколько минут постояла в нерешительности, потом расстроенно поплелась по коридору.
– Постой, – вдруг догнала её медсестра. – Здесь она ещё. Машина пока не пришла, но заперли в палате с решётками и санитара возле дверей поставили, – тихо добавила она. – Я тебя пущу, но ты быстро. А то мне влетит. И смотри там, чтобы она тебя не прибила.
Глафира всегда поражалась, как у некоторых женщин с космической скоростью меняется настроение, и по какой вдруг волшебной причине из злобной спутницы Гекаты эта женщина стала фактически феей‑крёстной. Боясь спугнуть удачу, Глаша пошла за ней и вскоре оказалась у цели.
Нефёдова сидела на кровати, её влажные глаза смотрели в стену, а руки судорожно сжимали одеяло. Глаша взяла табуретку и присела напротив.
– Здравствуйте. Я Глафира. Помните меня? – осторожно спросила девушка.
Женщина несколько минут помолчала, а потом уронила печальное:
– Да.
– Я бы хотела с вами поговорить, если вы не против.
– А смысл? – женщина всхлипнула. – Моя дочь неизвестно где, а мне пытаются подсунуть непонятно кого. Муж либо сошёл с ума, либо я не знаю, что произошло.
–Вдруг она посмотрела Глаше прямо в глаза.
– Вы понимаете, что на днях вечером я планировала, в какой цвет красить стены! А проснулась с трупом дома, с пропавшими мужем и дочерью, а сейчас меня хотят направить в дурку! – женщина потрясла руками. – Это мыслимо? Вы бы оставались в нормальном состоянии? Я не знаю, где мой ребёнок. Конечно, я хочу выбраться отсюда.
– И куда вы пойдёте? – неожиданно для самой себя спросила Глаша.
– В смысле? – опешила женщина.
– Ну вот вы вышли из больницы. Вы в смятении, как я понимаю, город для вас ещё пока чужой. Вот вы вышли. И куда пойдёте?
– Искать дочь! – женщина нахмурилась.
– Где? Не лучше ли перестать закатывать истерики и начать думать. Так вы не помогаете, а только мешаете. Вот увезут вас сейчас, и я потом буду кучу времени тратить на то, чтобы добираться до вас. И буду под сомнение ставить не только каждое ваше слово, но даже букву. С таким проявлением истерии к вам нет доверия. Вы понимаете это? – Глаша чувствовала, как от таких жёстких слов внутри всё сжимается, но при этом она увидела проблеск какой‑то зрелой мысли в глазах у сидящей напротив женщины.
– Да. Вот почему‑то именно сейчас поняла. Что я наделала? – она уронила лицо в ладони и замерла.
– Только вот теперь по этому поводу не надо впадать в истерику. Давайте думать. Во‑первых, как выпутаться из этой ситуации. Во‑вторых, – Глаша взяла телефон, – сначала нужно решить «во‑первых». И это будет стоить мне очень большого количества нервных клеток. Алло, Станислав Михайлович, это Глафира. Мне нужна ваша помощь.
Спустя полчаса было принято решение оставить Нефёдову в больнице, но за её счёт и в палате, которая закрывается на ключ. Причём при первых нежелательных проявлениях её нервозности договор мгновенно расторгался.
– Я не знаю, как вас благодарить, – тихо произнесла пострадавшая.
– Не меня. Этого, – Глаша кивнула себе за спину, где стоял Визгликов, – но сейчас он придёт по вашу душу.
Ответом на её слова пронёсся громкий голос Визгликова:
– Так, Глафира, ты это всё затеяла, ты и разгребай. Не дай тебе, она что учудит, – он потыкал пальцем в Нефёдову. – Давайте быстро соображайте, как вы можете доказать, что предъявляемая девочка не ваша дочь. Анализ ДНК – долго.
– Так он ничего и не покажет, – Нефёдова вздохнула. – Мы Анечку удочерили в младенчестве.
– Бесите уже просто, – выдохнул Визгликов. – Хорошо, где есть документы с её фото? Просто недавние фото с вами и мужем. Думайте, думайте, этим загружайте мозг. Тогда не будет времени на то, чтобы так бездарно тратить наш рабочий день.
– Ну… в моём телефоне, наверное, – она пожала плечами. – Хотя там одни стены, полы и потолки. Не хватает вечно места в памяти. Но у мужа точно есть, он вообще фанат семейных фотографий.
– Как раз у вашего мужа последние снимки с рыбалки, где они были вместе с Аней. Я уже смотрел. Ещё варианты? – в упор на неё посмотрел Визгликов. – Значит, так. Вы сейчас сидите и вспоминаете всё, что с вами произошло с момента переезда. Почему переехали, почему именно эта квартира, короче, всё. Если в этом мутном потоке подробностей вы увидите золотую искру озарения, то сразу звоните, я медперсонал попросил позволить. А вот Глафиру я забираю, иначе скоро опрос превратится в бабьи посиделки. Всего доброго.
Глафира быстро вышла за Визгликовым.
– Ну, зачем вы так? И что значит бабьи?
– Спасибо, Станислав Михайлович, ведь вы разгребли за мной всё, что я натворила. А я вместо того, чтобы утром бежать сюда, пила кофе в парке с каким‑то мужиком.
– А откуда вы знаете? – уставилась на него Глаша.
– А я всё знаю! – резко остановился Визгликов. – Запомни это. Поехали к её мужу, не нравится мне её настойчивость. А до «Уделки» сейчас лучше на метро.
Спустя полтора часа они уже стояли перед дверью мужа Нефёдовой. Визгликов усердно давил кнопку звонка, но внутри квартиры по-прежнему царила тишина. Глаша услышала шаги на лестнице и через минуту увидела тяжело поднимающуюся с сумками пожилую женщину.
– Здравствуйте! – Глаша двинулась к ней навстречу. – Помочь вам? – радушно предложила она, видя, с каким трудом даётся пожилой даме каждая ступенька.
– А ну, пошла отсюда! – вдруг закричала та. – Понаразвелось тут наркоманов всяких! Я те щас вдарю промеж глаз, быстро забудешь всё!
Глафира оторопело посмотрела на женщину, а Визгликов коротко хохотнул и достал удостоверение.
– Не пугайтесь, мы из следственного комитета. Не знаете жильцов из этой квартиры? – он кивнул на дверь, в которую они пытались безуспешно попасть.
– Чё это мне не знать, – дама поставила сумки на площадку и вытерла лоб, усеянный бисером пота. – От же зараза, так я и знала, – она покачала головой. – Что, ворюги или наркоманы?
– Да вроде нет, – пожал плечами Визгликов. – А почему вы так решили?
– А потому что хороших людей милиция зря не ищет. Дочка, чего встала‑то? – посмотрела она на Глашу. – Бери сумки и неси. Квартира прямо над этой, чай пить будем, а я расскажу про соседей.
Глафира про себя подумала, что, наверное, она никогда не научится понимать людей, но сумки взяла и молча пошла наверх. У женщины была небольшая, но уютно обставленная квартирка. Здесь чудесным образом поместилось и пианино, и несколько кошек, и два огромных фикуса в цветных кадках. Зинаида Петровна включила чайник, вручила Глаше чашки в розовый цветочек, а сама стала быстро делать бутерброды и резать тортик.
– От как знала, что гости будут. Шла и смотрю: тортик такой хорошенький, аж сразу захотелось. Думаю: зачем он мне, дочка сегодня не обещалась зайти… А теперь будет с кем разделить лишний набор калорий, – рассмеялась она. – Вам кофе или чаю?
– Чай, пожалуйста, – чуть ли не хором ответили Стас и Глаша.
– А почему вы так про соседей ваших решили?
– А потому что нормальные люди спят по ночам. А мужик этот постоянно куда‑то бегал. Как вечер, он – хрясь, и бежит куда‑то. Квартира‑то подо мной, я всё слышу. Ешьте, ешьте, – она подкладывала сыр и колбасу в тарелки гостей. – Дочка у них тоже стукнутая какая‑то. Как не идёт мимо, всё в телефон таращится или болтает с кем‑то. Причём хитро так. Сначала по‑деловому, а как кого завидит, сразу ересь какую‑то несёт. Ну и дома бардак.
– А откуда вы так хорошо всё про них знаете? – спросил Стас.
– Как это? Я же квартиру им и сдавала, – развела руками Зинаида.
– А они уже съехали? – Визгликов застыл, глядя на женщину.
– Да вчера ещё, как угорелые. Прибежал мужик‑то этот, ключи отдал. Я квартиру сходила, глянула, батюшки святы, – она всплеснула руками, – у свахи моей в свинарнике чище. Я поэтому залог не отдала. Ну вот, как‑то так. Но ещё не убирала – думаю, дай в магазин схожу, потом уже начну.
Визгликов на секунду задумался.
– А можете показать квартиру?
– Отчего же не могу. Пошли! – женщина встала, собрала чашки и вручила их Глаше. – Девочка, ты сполосни их, а мы пока с гражданином следователем вниз пойдём.
Глафира послушно пошла на кухню, вымыла чашки и поставила их на сушилку. Когда она выходила, то заметила, что на тумбочке лежит адрес абонентского ящика, написанный размашистым почерком. Девушка быстро сфотографировала его и побежала догонять ушедших.
Визгликов молча ходил по квартире, осматривал вещи, пытался найти подтверждение словам квартирной хозяйки о нечистоплотности постояльцев. Но квартира была довольно тщательно прибрана и искать здесь было нечего. Глафира тоже походила по комнатам, потом повернулась к женщине и спросила:
– А вы почту на абонентский ящик получаете?
– Нет, зачем. Это постоялец получает, он просил, если что придёт, туда слать. Даже десять тыщ за это оставил, – быстро ответила дама, а потом покосилась на девушку. – А ты откуда знаешь?
– Нечаянно увидела на тумбочке номер, вот и спросила.
– Значит так, Зинаида Петровна, просьба у меня к вам огромная, – подключился Визгликов. – Если что‑то придёт к ним, то сначала звоните мне, мы смотрим, что это за послание, а потом уже отсылаете адресату. Добро?
– А они бандиты всё‑таки? – прищурилась женщина.
– Не знаю, – картинно вздохнул Визгликов, – но с вашей помощью надеюсь разгадать.
Выбравшись из лабиринтов хрущёвок, Стас с Глашей спустились в метро и поехали на рабочее место, которое, как подозревал Визгликов, из временного вполне могло стать постоянным.
Переменчивая весенняя погода, ещё недавно снова заплакавшая дождём, вдруг сменила настроение на солнечное, и когда они покинули прохладу подземелья, то сразу же согрелись в лучах майского тепла. Радостные питерские люди старались брать максимум от недолгого весенне‑летнего периода. И навстречу стали попадаться девушки, демонстрирующие достоинства своих фигур в коротких и откровенных платьях, чему очень радовался Визгликов, даже особо не старавшийся прятать свой восторг.
– Слушайте, ну хватит уже! – зашипела на него Глаша. – Мне уже стыдно идти рядом с вами.
– Можешь перейти на другую сторону, – парировал Стас, продолжая усиленно скалиться всем проходящим мимо представительницам женского пола.
– Вы понимаете, что это просто неприлично и девушкам может быть неприятно?
– Да ладно? – повернулся к ней Стас. – Вот ты же не надела на работу кофточку на четыре размера меньше или юбку, что попу еле прикрывает. Нет! А вот некоторые так и делают, из чего я делаю логическое умозаключение, что их греет внимание. И как я могу не отреагировать на такую прям кричащую просьбу, а? Так что, Польская, либо вали на другую сторону и не мешай мне созерцать прекрасное, либо заткнись.
Глаша вспыхнула, но в ответ решила промолчать и просто отстала на несколько шагов. Когда они добрались до стен управления, она подошла к нему.
– Я не позволю так с собой разговаривать, – твёрдо заявила она.
– Деточка, тогда никогда не указывай взрослым дядям, как себя вести, – заметил Визгликов и вошёл в здание.
Когда он открыл кабинет, их взору предстал человек, сидящий к ним спиной и что‑то усердно изучающий. Визгликов обошёл его и встал перед ним.
– Что ты делаешь здесь, сын своего отца? – удивлённо спросил он.
– Работаю, – мрачно ответил человек, не отрываясь от бумаг.
– Ну‑ка по форме доложись, молодёжь зелёная! – рявкнул Визгликов.
– Виноват! – мужчина поднялся и сказал: – Лопатин Михаил Андреевич. Откомандирован для прохождения службы.
– Хорош кривляться, – Визгликов устало присел за стол. – Ну, чего ты наработал?
– Пришёл запрос по Зарянскому.
– Ох ты. Это они когда так быстро работать научились? Изучи и мне всё доложишь. И обязательно выясни по его сокамернику. Что‑то мне подсказывает моё восьмидесятое чувство.
Глафира покосилась на зазвонивший телефон и, увидев незнакомый номер, сняла трубку.
– Здравствуйте. Это Илья.
– Илья… – задумчиво протянула девушка, пытаясь понять, кто это может быть.
– Утро. Кофе, – напомнил приветливый голос.
– А, Илья! – тон Глаши сам собой поменялся, и голос полился звонким ручейком, – Простите, заработалась, не сразу узнала.
– Ой ли! – всплеснул руками Визгликов. – Прям употела вся, пока работала, – покачал он головой, передразнивая её.
Глаша метнула в него гневный взгляд и вышла из кабинета.
– А могу я вас сегодня от работы до дома, например, проводить? – спросил молодой человек.
– Ой, а я не знаю, – Глафира осеклась на полуслове.
– Почему?
– Не знаю, во сколько я закончу работать, – она пожала плечами.
– А давайте сделаем так. Я, перед тем как сам закончу работать, позвоню. И если вы уже соберетесь идти домой, то будет просто прекрасно.
– Договорились, – довольная Глаша повесила трубку и, внутренне улыбаясь, пошла обратно.
– Вот, товарищи офицеры, скоро место Таньчика, которое заняла Польская, тоже освободится, – проворчал Визгликов. – Это просто какое‑то волшебное место. Они прям сразу себе женихов заводят.
– Да вы вообще, что ли, с ума сошли? Кто позволили вам так со мной говорить и глумиться целый день?! – закричала Глаша. – Что вы издеваетесь? Недаром вы вон один как перст. Кто такой дурацкий характер вытерпит?
– Глафира Константиновна, немедленно в мой кабинет, – от двери резко прозвучал голос Василия Степановича.
Глафира выдохнула, развернулась и бросилась в коридор.
– Стас, а вот тебе обязательно издеваться над ней с утра до вечера? – спросил Скоряков.
– Обязательно, – резко ответил Визгликов, собрал дела, положил их в сейф и вышел вслед за Глашей. – Не надо. Я сам, – сказал он Василию Степановичу, проходя мимо него.
Глафира дожидалась, пока вернётся Скоряков, но вместо него в кабинете зашёл Стас и, кивнув ей, кратко сказал:
– Поехали.
– Но…
– Он тебя отпустил.
Они молча дошли до ближайшего бара, Визгликов долго и придирчиво изучал меню и в результате заказал пиво и орешки.
– Значит так. Был у меня друг. В свои двадцать лет он по исключительной глупости завёл семью, родилась у них дочь. Прошло ещё примерно двадцать лет, эта дочь пошла работать вместе с папкой в следствие. – Визгликов кивнул официантке, которая принесла запотевшие бокалы с ячменным напитком. – И казалось ей, что она всё может и умеет, а работа эта сродни весёлому занятию. И хотя она очень серьёзно относилась к своим обязанностям, но была слишком наивна, слишком поверхностна. Но при этом бросалась в любую передрягу. И вот операция, да такая, что могла повысить по работе, причём серьёзно. А папки рядом не было, и никто не предупредил дочку, что не может она сейчас принимать решения, – Визгликов отпил глоток пива. – Но она его приняла и пошла добровольно, конечно, в качестве наживки. Вечером собиралась с подругами в клуб, а поехала в морг. Причём не по работе, а по прямому назначению, как полагается под простынёй, – Визгликов взглянул на Глашу. – Ты, конечно, старше, но ты такая же наивная. Порхаешь здесь по кабинету и, наверное, думаешь, что мы здесь играем в игры и пострадать могут только те, кто уже пострадал. Но это, Глаша Константиновна, не так. Ты всегда под прицелом! Я был бы тебе признателен, если бы ты завтра положила на стол Лопатину‑старшему рапорт об отставке, но я вижу твою упёртость и понимаю, что ты этого не сделаешь. И я прошу, не заставляй тебя всё время страховать, включи свою голову и не усложняй мне работу! – Визгликов залпом допил жидкость в бокале и хлопнул кружкой по столу. – Расплатись! – кратко кивнул он и пошёл на выход.
Глаша посидела ещё несколько минут, непонимающе пожала плечами и тоже двинулась в сторону дома.
Во дворе она столкнулась с Никитой, который направлялся к входу в парадную.
– Привет! – удручённая Глаша улыбнулась брату, который по возрасту годился ей в отцы.
Никита в семье Польских появился по запланированной программе, когда после свадьбы через девять месяцев рождается малыш. И первенцу достался весь родительский максимализм касаемо воспитания юного чада. А так как на тот момент ещё и бабушка окончательно не осела на грядках, то Никитино детство было шикарным плацдармом для домашней педагогики. Юного Польского все, без сомнения, любили, но мальчик рос в условиях жёсткой дисциплины, всех новомодных рекомендаций по воспитанию детей и без конца учился. А вот Глаша, наоборот, случилась в семье неожиданным чудом, когда собственно никто уже и не думал о появлении младенца. И девочке досталось всё семейное обожание, которое обычно достаётся внукам и правнукам. Глаша была всеобщей любимицей, а если учесть, что у брата тоже со временем появились дети, то он с удовольствием подключался к воспитанию юной особы. А также Никита помнил все прегрешения своей молодости и понимал, какое огорчение порой он доставлял родственникам. И сейчас он всячески пытался не допустить повторения юношеских ошибок, предостерегать Глашу от которых стало его любимым занятием.
– Ты чего такая грустная? – удивился он, привыкший видеть сестру в хорошем настроении.
– Да с начальником поговорила. Чего‑то долго рассказывал, но я так и не поняла к чему, – Глаша достала ключи от дома.
– А что рассказывал? – встрепенулся брат.
– Да, про друга и про его убитую дочь, – Глаша подошла к подъезду, но Никита взял её под руку и сказал:
– Пойдём‑ка, посидим где‑нибудь.
– Да не хочу я нигде сидеть! Я устала, меня этот Визгликов достал за сегодня.
Но повинуясь желанию старшего брата, Глафира нехотя поплелась за ним. Никита быстро сделал заказ в уютном бистро французской тематики, где они нашли свободное место тёплым майским вечером, и посмотрел на сестру.
– Ты помнишь, пять лет назад похороны были в соседнем дворе?
– Нет. Пять лет назад я в Москве работала и училась, – Глаша чувствовала, как в ней закипает злоба. – Никита, я домой хочу.
Но мужчина, не обращая внимания на её слова, продолжил.
– Мы со Стасом вместе учились на юрфаке. Только я пошёл по гражданским делам, а он в следователи. Дослужился наш Стас до отличных погон, шикарного послужного списка, собственного отдела и тонн грамот, и благодарностей.
Никита замолчал, когда перед ним поставили салатницу и чайник с чаем.
– А ты с ним знаком? – Глаша удивлённо подняла глаза на брата.
– Вот в этом, Глафира, и заключается проблема! – помахал вилкой в воздухе Никита. – Ты не видишь дальше собственного носа, ты витаешь в облаках. Да, Глаша, я знаком с ним, больше того, он мой очень хороший приятель. И именно я попросил его поговорить с тобой.
– Зачем? – изумилась Глаша.
– Ну, потому что у родителей не получилось отговорить тебя от этой работы. Потому что мы все очень сильно переживаем за тебя, мать ночами не спит. Потому что ты витаешь в облаках, – повторился брат.
– Говори яснее, – насупилась Глаша.
– Ты вот вообще не догадываешься, что Визгликов рассказал тебе о себе? Что человек расковырял это всё, чтобы предостеречь тебя? – выдохнул Никита. – Ты ведь даже не спросила меня, почему он сейчас просто капитан, хотя я тебе рассказал предысторию.
– Это его дочь убили? – Глаша посмотрела на брата.
– Да, я прекрасно знал Лесю и бывшую жену Стаса, Яну, – Никита вздохнул. – И Стас, что бы он сейчас ни говорил и ни делал, пытается тебя предостеречь.
– А почему он всё‑таки капитан? – пытаясь переварить полученную информацию, спросила Глаша.
– Рожу набил тому человеку, кто подписал все бумаги и разрешил Лесе работать в незнакомой команде и над делом, в котором она раньше не участвовала. Там вообще очень мутная история была, концов никто не нашёл, смерть Леси прошла, – Никита пожал плечами, – даром. Какая‑то не спланированная и неграмотная была операция. Она просто хотела выделиться. Где‑то год Стас пил. С женой Яной они разошлись ещё задолго до того, как Леся погибла, но дочку свою он очень любил. Потом он стал понемногу вылезать. Вот уже три года он работает. Ему хватило нескольких дней, чтобы понять, что ты будешь лезть во все самые опасные места, причём не имея ни малейшего представления о том, что может произойти. Ты работаешь в уголовке, так как работала бы юрисконсультом. Глаша, тебе просто захотелось больше драйва в жизни, но жить следствием ты не готова! Хотя ты и не такой человек, чтобы тихо перебирать бумажки. Короче, Глашка, ты – гремучая смесь, которая может рвануть, – резюмировал Никита. – И всем будет легче, если ты уволишься. Нам как раз со Львом Исаевичем нужен начальник отдела, пойдёшь к нам. У нас тоже, знаешь ли, драйва, только лови, – Никита накрыл своей рукой руку сестры. – И пожалей родителей. Между нами такая существенная разница в возрасте, что, естественно, ты их любимица. Мама с ума сходит каждый день.
Глаша смотрела на брата, который что‑то вещал дальше, смотрела, как он жуёт, пьёт, расплачивается за ужин. Потом вышла вместе с ним из кафе, пришла домой и легла спать. На следующее утро она вошла в кабинет и подошла к столу Визгликова.
– Ну? – Не глядя на неё, спросил он и поскрёб щетину.
– Я не уйду. Но я готова слушать и учиться, – проговорила девушка.
– Ну, я примерно это и предполагал, – Визгликов потянулся, потом покопался в карманах и протянул Глаше две сторублёвые купюры. – На!
– Это зачем? – спросила девушка.
– За пивом беги. А то ты меня с похмелья ещё больше раздражаешь.
Когда Глаша безропотно вышла из кабинета, Стас набрал телефонный номер.
– Никитос, здоров. Я тебе сразу сказал, что она не уйдёт. Нет. Говорит, учите меня, сэнсэй. Ну Скоряков, я чувствую, мутит что‑то, если отдел соберут, то я её возле себя оставлю, потому что ни хрена она слушать не будет, а так хоть присмотрю.
Визгликов не заметил, что за дверьми, затаив дыханье, стояла Глаша. Она улыбнулась и набрала СМС: «Сегодня, Илья, я тоже не смогу встретиться, очень много работы».
