Kitabı oku: «Военное детство и вся жизнь», sayfa 3
Уже весной я получила третий разряд. И опять препона! На соревнования на получение первого разряда меня не допустили – проблемы с глазами! И я плакала, и тренер за меня просил, но медкомиссия была неумолима. Вот когда мне аукнулись казачьи гены подслеповатой пра-пра-бабки.
Пришлось срочно переквалифицироваться в конькобежки. Я давно уже умела кататься на «снегурках» (это такие широкополозные старомодные коньки с загнутыми носами). Но на них на льду очень трудно было кататься просто потому, что я тогда не знала, что коньки надо точить и они пойдут и по льду прекрасно. Я сначала купила брошюру «Как научиться кататься на коньках». Там были всякие советы и упражнения на коврике для начинающих. Выпросила денег и купила хоккейные коньки для русского хоккея и к ним специальные ботинки. Отец взял это все на завод и там приклепал одно к другому. После домашней подготовки я в первый же день поехала без посторонней помощи и ни разу не упала на льду.
На катках были штатные точильщики, но надо было за удовольствие платить. Поэтому решили вопрос дома. Для заточки коньков отец из старой табуретки сделал станок, принес абразивные круги разной зернистости и сначала точил сам, а потом обучил меня этому несложному делу.
Моя одноклассница Лида Скобликова, будущая олимпийская чемпионка (ее рекорд – все четыре дистанции – золото! – не побит до сих пор), какое-то время участвовала в тех же соревнованиях, что и я. Это были квалификационные забеги, выявляли лучших. Ее, как перспективную девочку, привезли из Златоуста, а потом увезли в Москву. Больше мы не встречались. Она до сих пор трудится на благо Российского конькобежного спорта.
Уникальная была бегунья! На пятисотметровке она бегала не как все, а как-то вприскочку, быстро-быстро перебирая ногами. Хорошо, что её вовремя заметили – её «неправильный» бег принес ей золото. Повезло, что не ломали и не исправляли самобытный стиль. Во всяком случае, но результат был ошеломляющий!
Я тоже однажды показала чуть ли не олимпийский результат, все очень удивились, так как пятикилометровую дистанцию я обычно бегала не очень – спина сильно болела. А случилось все очень просто. Это была очередная квалификация вечером в будний день. Зрителей практически не было и судьям было холодно и скучно. Так случилось, что моя напарница не смогла выйти на старт. Я побежала одна. На одном из кругов я случайно не перешла на внешний круг, а потом уже сознательно это не сделала, чтобы исправить, вдруг судьи заметят, что я финишировала не по той дорожке? Но судьям было лень следить за мной – бегает, пусть бегает. Вот так и случился «рекорд». Когда тренер Белоглазов стал удивляться и поздравлять меня, я ему честно призналась, что это липа, а вообще конькобежный спорт не для меня.
Еще одно достижение было. Проводили однажды соревнования между заводами. Отец попросил меня выступить за их завод. Пришли ребята и девочки в шароварах, на хоккейных коньках, в шапках-ушанках. А тут такая звезда в трико! На прекрасных беговых коньках, конечно, я завоевала среди женщин для завода первое место. Отец и руководство завода были в восторге! Подарили мне коробку шоколадных конфет – спасибо, не зря старалась.
Когда я впервые пришла на стадион, это было еще в сентябре. Мы занимались легкой атлетикой, гимнастикой, бегом и имитацией бега на коньках. На травке у меня получалось все прекрасно, и тренер решил, что я перспективная девочка. Занимались на лужайке в сосновом лесу возле стадиона «Динамо». Училась я во вторую смену, поэтому тренировки были через день в первой половине дня. Большие нагрузки, да еще на свежайшем воздухе. О! Какой у меня появился аппетит. Я мчалась домой и хватала все подряд, даже разогреть еду было некогда. По-быстрому все проглатывала, одевала школьную форму и еле-еле успевала на первый урок. Дней через десять у меня не стал сходиться школьный фартук, я стала поправляться – ужас! Но потом, к счастью, все пришло в норму.
Наконец-то залили каток и нас отправили на склад получить спортивную одежду. Тогда не было таких комбинезонов, как сейчас, а были черные трико и черные же свитера. Новичкам выдавали грубые ботинки и второсортные коньки, которые быстро ржавели. И вдруг мне выдали белый свитер и коньки – «спецзаказ»! На таких бегали настоящие спортсмены. Ботинки были из тонкой мягкой кожи без подкладки, плотно облегали ногу, а коньки!!! Тонкие, блестящие, из нержавейки – прелесть! Видимо, тренер надеялся получить из меня настоящую спортсменку. Увы… Его и моим надеждам не суждено было сбыться.
В конечном итоге особых успехов в конькобежном спорте я не снискала. Спринтер из меня получился неважный, а на длинных дистанциях успехи были, но очень болела спина. Да я и сама рассудила, что это не мое. Спортсменки из меня не получилось…
Певицы, кстати, тоже. Но тут уже сказались финансовые проблемы. Родители не могли мне оплатить обучение музыке и вокалу, а без их поддержки из талантливой (без ложной скромности) девочки ничего путного не вышло.
Где-то с начала 50-х годов в стране объявили обязательное среднее образование, и обучение с восьмого по десятый классы тоже стало бесплатным. В институтах тоже отменили плату за учебу. Я доучилась уже бесплатно, а Юра заканчивал десятилетку еще за деньги.
В Политех у меня даже документы не взяли – плохое зрение. Я стала искать работу. Нашла место коллектора в геологической партии в одной проектной организации. Прошла недельную подготовку в другой аналогичной конторе, где была своя лаборатория. На начало трудовой деятельности молодой симпатичной коллекторше купили небольшой металлический чемоданчик со всеми необходимыми причиндалами для переносной химлаборатории. Оборудовали на работе местечко, и я начала ездить с геологами по Челябинской области. Геологи вели изыскания под строительство инженерных коммуникаций, бурили грунт ручным буром и рыли шурфы глубиной в три метра. Я собирала с мест пробы грунта, а потом, уже дома, вела «камеральную обработку» результатов. Просеивала, взвешивала, промывала, определяла состав. Потом на основе полученных данных вычерчивала профиль будущих траншей. Работа мне нравилась, но платили очень уж мало. Через пару месяцев меня к себе переманили геодезисты рабочим третьего разряда. На новой работе понравилось даже больше, тем более, что заработок вырос сразу в четыре раза и я получала почти наравне с отцом. Наш главный геодезист агитировал меня поступать в Свердловский институт на геодезию и картографию (способная девочка!), но меня могли опять не принять из-за зрения, ведь у геодезиста зрение должно быть вообще стопроцентным! Поэтому я уволилась и поступила в монтажный техникум. Там у них в одной из групп оказался недобор и на мои глаза закрыли глаза.
Училась я средне. Все давалось нетрудно. Кроме электротехники. Нужно же было не только вполуха слушать, но и вдумчиво читать, осваивать, а у меня на всю эту, как мне казалось, «муру» времени всегда не хватало. Все свободные часы отнимала художественная самодеятельность, в которой я вполне себе блистала и пением, и танцами.
Однажды, когда я получила на экзамене тройку, меня выручила моя артистическая деятельность. Я пошла к заместителю директора техникума и пожаловалась, что из-за этой несчастной тройки меня лишат стипендии. Зам уговорил преподавателя дать возможность ценной певице пересдать предмет. В итоге я получила четверку, стипендию и жизнь снова заиграла яркими гранями!
Когда я уже училась на последнем курсе, у меня серьезно заболела мама. Ей сделали операцию, пытаясь вырезать рак легких. Но там, вообще-то нечего было оставлять. Все легкие были уже поражены. Ее выписали и отправили умирать домой. Она, бедная, еще полгода мучилась. Совсем не вставала, ела очень мало. Но, когда не спала после укола, тихо разговаривала. Ей делали три укола морфия в день. Утром и вечером уколы делал папа, а днем приходила медсестра. Моей обязанностью кроме бытовых дел было сходить в больницу и поликлинику, где я получала рецепты на морфий.
В сентябре мне нужно было идти на производственную практику, а все работали и за мамой ухаживать было некому. Поэтому я взяла академический отпуск, но через девять дней мама умерла. И что мне делать целый год в академе? Я снова пошла в техникум, попросилась обратно, меня взяли. Но на эту несчастную практику мне пришлось теперь оформляться как на постоянную работу – обошла всех врачей, провела полное медицинское обследование. Со скрипом (опять зрение!) меня допустили к работе и преддипломной практике. Остальные наши студенты работали вообще без каких бы то ни было вмешательств врачей в их жизнь.
Я работала в бригаде слесарей, изготовлявших металлические формы для Т-образных балок. Работала – это громко сказано. в основном валяла дурака, но попутно сумела освоить разметку, резку, сварку и зачистку сварных швов. Сварка – еще куда ни шло – вилки и щиток не тяжелые, а вот зачистка – это не для девичьих рук. В бригаде были ребята молодые, понятливые, что от меня толку чуть и лучше бы не мешалась под ногами. Так что, утром отмечалась на работе, а дальше по своим планам.
В это время на вечеринке в честь 7-го ноября я познакомилась со своим будущим мужем Володей. Он был душой компании, играл на аккордеоне, мы много танцевали, пели, смеялись и он ко мне прилепился накрепко, отвадив всех моих поклонников. Уже под Новый год устроили свадьбу.
Володины родители были выходцами из Уфы.
Отец Володи Борис Васильевич Кашканов и мать Елизавета Васильевна были из крестьян. После отмены крепостного права родители Бориса Васильевича остались в услужении у своего бывшего барина и стали называться «барскими», а предки Елизаветы стали крестьянствовать на своей земле. Где свела судьба Бориса и Елизавету неизвестно. Все их дети Валентина, Виктор и двойняшки Володя и Илья родились в Уфе (какой интересный выбор имен. Возможно, не обошлось без влияния вездесущего Владимира Ильича). Борис Васильевич был столяром краснодеревщиком, а Елизавета до войны не работала, сидела с тремя детьми (Илья умер, не дожив до года).
Во время войны Елизавета пошла работать на завод, а за детьми стала смотреть ее мама Анна Ефимовна Брязгина. Как-то получилось, что Анну Ефимовну все звали не иначе как Бабаня. Кроме Елизаветы у Бабани было еще два сына: Василий был красноармейцем и погиб где-то в Монголии, а Михаил прошел войну, получил ранение в ногу, долго лечился, но потом женился и остался жить в подмосковном Ступино, работая на авиакосмическом заводе. У него вырос сын Борис, но его, к сожалению, уже нет в живых. Остались две дочки-близняшки. Род Кашкановых в этой ветви прекратился.
Володина сестра Валентина была замужем за Алексеем Андреевичем Пузанковым. У них росла дочка Наташа – очаровательный ребенок! Валя работала копировщицей в проектном институте, а Алексей инженером по технике безопасности в строительном управлении. Жили они в одной комнате в коммунальной квартире на Киргородке. У Пузанковых была машина «Победа». Леша купил ее после службы в Китае. Он очень берег свою машину, никогда не ездил на ней зимой, да и на работу не ездил. Использовал только для дальних поездок за грибами, раками, да в дальние сельские магазины, где можно было купить «дефицит».
Брат Володи Виктор с семьей жил в соседнем подъезде в съемной комнате. Жена Виктора Тамара не нашла общего языка со свекровью и поэтому они ушли жить отдельно. Зато Виктор с сыночком Игорёшей каждый день приходил к матери поужинать. Он работал машинистом экскаватора на стройках, а Тамара на конвейере на часовом заводе.
Володя в это время учился на строительном факультете на третьем курсе. Он уже немного послужил в армии и его комиссовали по здоровью. В армейском госпитале он перенес операцию на ушах. Ему долбили дырки позади ушей, чистили нагноения и после выписки отправили домой.
С первых дней знакомства он стал звать меня замуж. На какие доходы жить семье студентов? Он решил, что пойдет работать и переведется на заочное отделение. Вроде бы, куда спешить со свадьбой? Но Володя переживал, что кто-нибудь уведет такую бесценную невесту. В одно из воскресений в конце ноября мы с подружкой Любой Земляковой пошли к Володе в гости. Мы специально нагрянули неожиданно. Мне хотелось увидеть всю его семью в обычной обстановке. Володины родители еще не знали точно, кто из нас будущая невеста, но приняли нас радушно, накормили пельменями, напоили чаем. Борис Васильевич, мой будущий свекор, с утра был трезв и поэтому лоялен к невесткам. Мне понравились и родители, и бабушка Бабаня.
После разведки я убедилась, что люди они простые не богатые и меня не будут считать неровней своему сыну. На новый 1960 год мы сыграли свадьбу. Очень скромную. Гостей было немного. С моей стороны: отец, Юра со своей женой Катей, тетя Маня, Галина Богатенкова и Галина Хитрова с мужем Славой да подруга Луиза Коробовская с мужем Борисом Блохиным. Со стороны Володи гостей было чуть побольше, но все уместились за длинным столом в одной из комнат. Воспоминания об этом событии всегда вызывают у меня досаду и неловкость. Ведь я же была не совсем сирота, а все денежные траты полностью легли на плечи родителей Володи. Свадебное платье я сшила себе сама.
Стали жить. Я писала диплом, а Володя после зимней сессии перешел на заочное отделение. Его Борис Васильевич устроил плотником в бригаду, а меня, после защиты диплома, наш сосед пристроил в ОКС Главка. Но там моя работа была временной, поэтому начальник ОКСа помог мне устроиться на работу в Нормативно-исследовательскую станцию. Сначала работа не понравилась, но потом я втянулась, поняла, что, работая здесь, узнаю весь цикл строительного производства, изготовления стройматериалов и пр., и пр. Коллектив состоял из начальника Гроша Константина Андреевича, главного инженера Цветциха Августа Андреевича и восьми женщин. Хоть мы все и помещались в одной комнате, толчеи не было. Половина, а то и больше сотрудников постоянно были «на объектах». Проводили «фотографии рабочего дня» по нескольку дней, а потом приходили в контору и проводили «камералку». Когда я наконец поняла, что к чему, я даже увлеклась этой работой! Мой труд оказался творческим, все время с разными людьми и процессами. Вся же предыдущая теоретическая подготовка в техникуме практически ничего не дала мне для этой профессии. Спасибо Цветциху, он скрупулёзно все объяснял, помогал и в результате вырастил из меня своего заместителя, когда сам стал начальником другой НИС.
Было в этой работе всего два существенных недостатка: удаленность объектов и холод. Даже в жаркий день в цехах или в строящихся зданиях было холодно. И еще одна пикантная особенность – проводить наблюдение за мужской бригадой – одно удовольствие! А вот за женской… Какого только мата не наслушаешься. Не в свой адрес, конечно, но все равно уши вяли. Работниц наверно зло брало, что какая-то девчонка интеллигентного вида «следит» за их работой сидя или стоя, а они, бедные, вкалывают. Так вот, на тебе – слушай фольклор! Поэтому, если была возможность, я старалась избегать бригад малярок и штукатурок.
Когда я перешла к Цветциху в НИС, то там с этим проблем не было, так как эта НИС обслуживала не общестроительный трест, а специальный и сантехнический. Там женских бригад не было вовсе. Через год, когда Цветцих убедился, что я – девочка-трудоголик и кое-что соображаю, он повысил меня в должности. Я стала старшим инженером. Фактически его заместителем с окладом 149 рублей 50 копеек. Для того времени это был очень хороший оклад. Буханка хлеба стоила 18 копеек, а нормальный обед в столовой 50 копеек.
Вернусь немного назад.
Когда я еще работала в первой НИС и получала 80 рублей, через полгода трудовой деятельности почувствовала, что во мне кто-то завелся. Когда уже вся семья заметила, что я увеличилась в размерах, начали гадать, кто же родится? Начали придумывать имя для будущего мальчика. Я помалкивала и думала: придумывайте-фантазируйте, а у меня еще с детства для этого случая уже было приготовлено имя. В моем детстве по радио часто крутили передачу, в которой главный герой был Димка. Он так мне нравился, что уже тогда я решила, что как вырасту, рожу сына, то назову его не иначе как Димка. Володе это имя тоже понравилось. Мы так и не открыли свою тайну, а когда родился сын, назвали его Дмитрием и поставили всех перед свершившимся фактом.
О самом процессе родов в роддоме вспоминать не хочется. Это был концлагерь для мамочек. Отношение к роженицам было: – Нарожали тут!!! – А белье бы заскорузлое поменять? – Перебьетесь!!!
Наконец-то выписка! Было начало апреля и цветов было не достать, а тут весь роддом заговорил, что какой-то папочка пришел за женой с букетом цветов! Оказалось, что это мой Володя. Он обежал все оранжереи и в одной из них нашел цветущие герани и лилии в горшках. Там ему их срезали и составили очень даже красивый букет. Такое внимание было очень приятно! Но дома начались проблемы. Молока у меня не было. Ребенок все время голодный и плачет. Каких-то смесей для прикорма в продаже не было, пришлось Диму подкармливать обычным магазинным молоком. Естественно, возникли проблемы с животиком и постоянный крик и днем, и ночью. К четырем месяцам как-то всё стабилизировалось, у меня закончились все официальные отпуска, и надо было выходить на работу, а ребенка отдавать в ясли.
Свекровь Елизавета Васильевна работала, ей нужен был стаж для пенсии. Мне уволиться – не на что жить. Ясли были прямо у нас во дворе, но сын был еще такой крохотуля, что было жалко до слез отдавать его чужим теткам. Тогда на семейном совете решили, что правнука понянчит бабушка Володи Бабаня. Ей в то время было уже семьдесят лет, но она была вполне здоровой женщиной, хотя и выглядела древней бабушкой. Вот так, до года она с ним и нянькалась, а потом видно сильно устала и уехала в подмосковное Ступино в гости к сыну. Мы наняли другую няньку. Она жила в соседнем подъезде, и каждое утро приходила к нам. Через некоторое время Володя по протекции своего отца получил комнату в коммуналке и, за Димой стала присматривать соседка баба Нюра.
Диме не было еще и двух лет, когда мой начальник решил отправить меня в Москву на курсы повышения квалификации для начальников и главных инженеров НИС. В нашей НИЛ (лаборатория, а не станция) в штатном расписании не было должности главного инженера, только старший. Поэтому меня и взяли на курсы.
В Москву я поехала на поезде в мягком вагоне (первый и последний раз в жизни).
Впечатления о Москве остались не очень благостные. Был январь, стояли довольно крепкие морозы, не погуляешь. Автобус-магазины-курсы-автобус-гостиница. Сначала я приехала к родственнику Сергею Богатенкову. Он жил в доме на Кутузовском проспекте, там жили работники партаппарата, а он был одним из них. Квартира у них была благоустроенная, но всего две комнаты. Мне поставили раскладушку и, хотя они мне ничего не говорили, я почувствовала, что стесняю хозяев и уехала жить в гостиницу.
В номере жили вчетвером. Четыре женщины. Все равные в социальном статусе, да и встречались мы редко. Надоесть друг другу не успели. Занятия у меня были с обеда, а из гостиницы я уезжала утром. Ходила в основном по Детскому Миру. Покупала детские вещи для Димы, апельсины, потом несла подарки на почту, отправляла очередную посылку в Челябинск и ехала на учебу.
Сергей в ЦК достал мне билеты в Большой театр, в цирк на Цветном бульваре, на концерт ансамбля песни и пляски Советской армии в зал Съездов Советов и в Оружейную палату. Впечатления незабываемые! Места в первых рядах. А вот само устройство Большого мне не понравилось. Я его сравнивала с Челябинским оперным и Большой проигрывал. Места были в ложе и, чтобы попасть в нее, нужно было подняться на второй этаж, пройти темным серым без какой-либо отделки коридором, да еще и с гардеробом. Зрительный зал был более-менее приличным, но "Ах!" говорить не хотелось. Какое-то жалостливое чувство закрадывалось.
Цирк на Цветном тоже оставил жалкое впечатление. Зато я увидела на манеже Юрия Никулина.
А вот Дворец Съездов меня поразил своим великолепием! Не позолотой и лепниной, совсем нет! А обилием света и воздуха, просторными фойе, эскалаторами, широкими лестницами и туалетами без запаха. Все было очень удобно и функционально. Мне было там комфортно. Дворец был построен совсем недавно и его не успели загадить и позакрывать «лишние» помещения и двери.
Это была моя московская культурная программа.
В Мавзолей я ни за какие коврижки не пошла. Что там смотреть? А поклоняться мумии мне не хотелось. Поехала почти вся группа и, чтобы не шокировать всех отказом, я сказалась больной и уехала к подруге в Домодедово.
В одну из суббот съездила в Ступино. Познакомилась с дядей Михаилом, его женой и сыном Борисом. Сообщила Бабане, что купила билеты на поезд.
Сдала все экзамены на «пять», утерла нос начальникам, которые ковырялись с тройки на четверку. Получила удостоверение, и мы с Бабаней отправились домой.
Жаль, что моя поездка была зимой, да еще и очень морозной. Фактически, я Москвы-то и не видела. Центр Москвы был застроен еще старыми купеческими домами, вокруг площади Дзержинского из новостроек был только Детский Мир, а остальная округа была заставлена лавчонками, небольшими магазинами, столовками, забегаловками – смотреть не на что. Дорога на учебу занимала около часа. Окна в холодных автобусах все были заморожены, да и смотреть на городские дома было особенно не интересно. Мне природу подавай, в основном равнинную, горы меня давят, доказывая мне, какая я мелкая букашка.
Вот наконец мы и дома у бабы Лизы. Дима был рад, но как после недолгой двухдневной разлуки. Он, наверно, и не заметил, что мамы долго не было, так как был окружен бабушкиной любовью и заботой. Посидев у меня на коленях, получив порцию нежности, перебрался на колени к бабе Лизе – там мягче. Почти ничего внятно Дима не говорил, но как-то мы его понимали и решали насущные проблемы.
Вот словарь некоторых слов с переводом:
– бамба – лампа;
– маяй – трамвай;
– матка – маленькая;
– минитка – витаминка;
– босая – большая.
А незадолго до этого, когда Диме было всего полтора года, мы с Володей получили трудовой отпуск. Родители нас отправили в Уфу навестить родню. Хватило ума мотаться из дома в дом с маленьким дитем! Где-то неделю мы проездили и вернулись. Сразу по возвращении из Уфы нас сагитировали съездить в Касли – там тоже родня. В Каслях мы выдержали четыре дня и осталась еще половина отпуска. Погода прекрасная! Июль. Соседи позвали на озеро Увильды. Там мы пробыли дней десять и остались довольны. Никого не стеснили, готовили еду сами, за свои кровные, купались и загорали всласть. Единственным недостатком того отдыха были ненасытные комары, от которых в основном страдали мы с Димой. Но однажды в лесу нам встретился какой-то мужчина. Увидел искусанного ребенка, намазал его «Рипудином» и подсказал, где купить средство. Мы были спасены!
Озеро Увильды – прекрасное место! Там рядом был санаторий. Что именно там лечили не знаю, но постояльцы-пациенты ходили к озеру пить радоновую воду. Из кое-как обустроенного радонового источника текла ледяная вода, мы все ее пили, но горло ни разу не заболело. Был небольшой песчаный дикий пляж, а вокруг него такой же дикий лес. В этом лесу люди жили в палатках. Погода в июле выдалась жаркая. Цвела липа и в воздухе стоял умопомрачительный аромат. Купаться в Увильдах могут только самые закаленные – вода там холодная даже на вершине лета. Но зато чистейшая, даже у самого берега.
Впечатления от отдыха остались самые прекрасные!
На следующий год мы снова туда поехали. Памятуя прошлогодний опыт зависимости от местного магазинчика, набрали с собой продуктов и снова замечательно отдохнули!
Когда Диме стало три года, мы его определили в детский сад, где работала баба Лиза.
Чтобы убедить заведующую принять ребенка, Володя отправил своих малярок побелить и покрасить какие-то помещения в детском саду. Он в то время работал мастером в стройуправлении и учился на последнем курсе института, писал диплом и чертил несметное количество чертежей. Я была хорошим чертежником и активно помогала мужу. Цветцих даже отпускал меня для этого с работы – сочувствовал.
Когда Володя защитился на четверку, что у них было большим достижением, его назначили прорабом и дополнительно предложили преподавать в техникуме.
Работая вдвоем на трех работах, мы подкопили деньжат и очередной отпуск решили провести на Чёрном море. Хотели взять с собой Диму, но Пузанковы, уже побывавшие там, настояли, чтобы мы поехали одни и насладились свободой. Мы послушались старших товарищей и поехали без сына.
Вначале было более-менее неплохо – ездили на экскурсии, гуляли, купались, загорали, а через неделю напала какая-то тоска. Там столько детей! А мы как дураки одни. И зачем нам эта свобода? Сдали билеты на самолет и поехали поездом в город Хмельницкий, где служил мой брат Юра. По дороге через Киев успели мельком посмотреть столицу Украины. Красивый город! Побыли у Юры три дня. Они с Катей жили на квартире в военном городке. В первый день, естественно, выпивка и песни. Весь городок слушал наш концерт до трех часов ночи. До сих пор мы с Юрой с удовольствием вспоминаем это событие. У Юры был один день свободный от дежурства, сходили в ресторан, зашли на рынок, купили ведро вишни. В Челябинске такой еще не было. Возвращаясь с очередного дежурства Юра ненадолго остановился в лесу и быстренько набрал ведро отборных белых грибов. Там запретная зона и местные за грибами не ходят, поэтому грибов – видимо-невидимо! Ведро грибов замариновали и тут же съели под разбавленный спирт.
Ну, а по прошествии трех дней, отправились обратно.
Пока добирались поездом до Киева, а оттуда самолетом до Челябинска наша вишня запахла брагой, но все равно ее сварили, угостили соседку. Получилось очень вкусно.
После путешествия пообещали себе, что больше без сына никуда не поедем.
Была уже середина 60-х. Жизнь стала сытая, в магазинах даже мясо стало появляться, заработки были вполне достойные. Но в экономике страны происходили какие-то странные вещи.
Года три-четыре после войны с продуктами, да и с промтоварами была напряжёнка. Потом вдруг все появилось. Я училась в шестом-седьмом классе, когда я покупала в магазине на обед полкило свежего мяса безо всякой очереди да ещё и ковыряясь вилкой в кусках. Всякие молочные продукты, колбасы, сыры, красные-черные икры на развес и в баночках, крабы, рыба, птица… – короче говоря, все продукты, которые были в книге о вкусной и здоровой пище, были и на прилавках. Зелень, ягоды, овощи, грибы, фрукты в изобилии на рынке. Универмаг ломился от товаров.
Это изобилие продолжалось до начала 60-х годов. Потом все стало хуже и хуже. Дело снова дошло до карточек. Не в прямом смысле, но хлеб и крупы свободно не продавали, а только по спискам и по норме. Я в магазин сдала несколько мешочков с вышитыми надписями "Кашкановы – 3 чел" и нам ежедневно к дому на тележке привозили буханку серого хлеба, буханку белого и какой-нибудь крупы в мешочках. Кроме того, на ребенка полагалось еще и килограмм манки. Съесть такое количество было проблематично. У нас скопились запасы сухарей и круп, заводились жучки. Большая часть шла на выброс. Дурость какая-то! Через полгода эта эпопея с мешочками закончилось и все снова вернулось в магазин.
Мы прожили в коммуналке год, когда мне пришла в голову идея в своем тресте встать в очередь на квартиру. Я тогда работала в нормативно-исследовательской лаборатории при тресте "Южуралсантехмонтаж" и обслуживала наша НИЛ еще и "Южуралспецмонтаж". Мой шеф души во мне не чаял, отказать не мог и договорился в обоих трестах, чтобы сотрудникам НИЛ тоже выделяли квартиры и осенью 1965 года нам выделили двухкомнатную квартирку. Была в ней одна довольно просторная комната в шестнадцать метров, одна крошечная, где-то в семь-восемь, крошечная кухонька, ванночка, туалетик, коридорчик, встроенные шкафчики, но… это была наша ОТДЕЛЬНАЯ квартира. Мы в ней прожили зиму. Она оказалась теплая и уютная и нам очень нравилась.
Тут грянуло землетрясение в Ташкенте, и дед Борис в составе комсомольско-молодежной бригады уехал на восстановление. За ним подалась баба Лиза, опасавшаяся оставлять мужа без присмотра – «Сопьется ведь…» Потом поехали туда же в командировку Володя с сестрой Валентиной и взяли с собой Диму погреться на солнышке. Старшим Кашкановым очень понравилось в Ташкенте, и они начали уговаривать своих детей переехать туда же. Короче говоря, мы с Володей полетели в отпуск в Ташкент, посмотрели город, окрестности, съездили в Самарканд. В Ангрене Володя получил официальное письмо с просьбой о переводе его на работу в трест "Узбекшахтострой".
По возвращении в Челябинск мы быстро собрались, и уже в июне Володя улетел в Ангрен на работу, а в июле и я, собрав контейнер с вещами, последовала за мужем на новое место. Всего через неделю по прибытии в Ангрен нам дали достаточно просторную трехкомнатную квартиру в новом кирпичном доме.
Так началась наша жизнь в Узбекистане.
Володя стал работать заместителем начальника технического отдела треста "Узбекшахтострой", а меня пристроил в УПТК, но я так и не поняла, для чего существовала эта организация. Как будто, просто надо было занять некоторое количество женщин и платить им по сто двадцать рублей в месяц вместо пособия по безработице. Одним словом, не работа – тоска! Дима в садик пока не ходил, жил в Ташкенте у деда с бабушкой, а мы с Володей обустраивали быт.
Пришел контейнер, подкупили мебели, обставились. Жизнь снова стала прекрасной!
Вскоре шумно отметили День строителя, а под вечер нас еще с одним корейцем пригласили и привезли в какой-то близлежащий кишлак на «свадьбу». На самом деле это был той – праздновали обрезание одного из сыновей хозяина, но партия тогда такие вещи не одобряла, поэтому узбеки камуфлировали той под свадьбу.
Народу тьма! Стол буквой П и айваны для аксакалов и дорогих гостей. Нас пригласили на один из айванов, а я в мини и на высоченных каблуках. Как туда залезть и усесться? Засопротивлялась, конечно, и нас посадили в вершине буквы П, спрятав меня за большой букет. За всем огромным столом из женщин была только я одна все остальные «дамы» сидели за другим столом за дувалом.
Сидят гости, едят, пьют водку из чайников, слушают и смотрят приезжих артистов, сами постепенно соловеют, о чем-то говорят – вот и все веселье. Просидели там несколько часов. Мои мужчины куда-то бегали облегчиться, а я чуть не лопнула. Наконец нашли машину и отвезли нас домой. Уфффф!
