Kitabı oku: «Сравнение Вольтера с Расином», sayfa 4

 
Qu'il n'est pas condamné, puisqu'on veut le confondre.»
 

Сими двумя стихами Расин осудил Заиру прежде еще нежели она существовала: любви и ревности свойственно тотчас обличать неверность; но когда ревнивой любовник в продолжении целых двух действий, имея несомнительное доказательство вероломства своей любовницы, не объявляет ей оного, хочет лучше умертвить ее, нежели объясниться; то я спрашиваю, есть ли такой любовник на свете? Это бессмысленный, ищущий своего несчастья, и который не должен приписывать бедствий своих любви. Сочинитель Курса словесности, говорит с восторгом благоговейного удивления о басне Заиры и почитает ее последним усилием человеческого разума, между тем как в самых пустых романах находят происшествия, которые трогают гораздо больше.

Не буду продолжать далее историй Вольтеровых трагедий: приступим прямо в сравнению сего стихотворца с Расином. – Планы Вольтеровы сделаны на удачу; Расиновы связаны по правилам глубокой мудрости. Расин обладал совершенно даром вымысла, составляющего, кажется, существеннейшее отличие гениев? Вольтер совсем не имел его. Заира, столько превозносимая, в самом дел есть чудовищный роман, в коем здравый разум беспрестанно оскорбляется. Только с помощью самых невероятных предположений он представляет блистательные сцены, ослепляющие обыкновенную толпу зрителей. Альзира, если отнять от нее разительную противоположность между Европейцами и дикими, будет самою простою баснею. Девушка, почитая любовника своего умершим, по слабости или по политике, выходит за другого; мертвец воскресает и не видит никакого средства возвратить себе любезную, кроме как убить её мужа; по счастливейшему в свет случаю, yмерщвленный супруг прощает убийцу и уступает ему жену свою! Подобное действие имеет очень великую нужду в общих местах, в извлечениях, в стихотворном пустословии. Совсем невозможно, чтобы гордый и завистливый испанец, едва только, соединившийся браком с Альзирою, оставил, ее наедине с полоненным Амеркаанцом; еще бессмысленнее, что сему дикому, в котором узнает своего, соперника, он, позволяет оскорблять себя ужаснейшим образом, и что Альзира в самую ночь брака имеет случай говорить с любовником! В сей трагедии все противно здравому рассудку, и выведенные лица способны только произносить одни ругательства. – Магомет велик в речах своих, но мало в поступках: сочинитель не мог дать силы действию; весь ум Магометов обращен в трагедий к тому, чтобы заставить (без всякой нужды) сына умертвить отца своего, и это делает Магомета столько ненавистным, что нужно необходимо прибегнуть к чуду, дабы вывести его из хлопот: сие чудо и несообразно и бессмысленно. Магомет, плененный молодою девушкой, издевающейся над ним, может быть забавным лицом в комедии. Всех лучше расположенная трагедия Вольтерова есть Меропа; план начертан был Маффеем, однако и при всем том сколько находим в ней романических приключений! какое легковерие и безрассудность! как ничтожны причины, кои заставили Меропу думать, будто Егист, умертвил её сына! какое изменение в характер Меропы, изображенной сперва кроткою, правосудною, человеколюбивою, а потом внезапно превратившуюся в дикого зверя, в людоеда жаждущего крови, в бесчувственную, которая желает сама исполнить должность палача! Чудесное появление Нарбаса, весьма кстати пришедший удержать руку, поднятую на заклание Егиста, может быть, позволительным только в сказках. Между тем сия трагедия, без всякого противоречия, есть образцовое произведение Вольтера.