Kitabı oku: «О, я люблю тебя», sayfa 3
На ней надета моя куртка, в которой она кажется еще меньше, чем на самом деле. Я обнимаю ее и прижимаю к себе, чтобы согреть.
– В такие моменты я чувствую себя так… Не могу подобрать слово…
– Умиротворенно? – она мотает головой. – Божественно? – она снова мотает головой. – Волшебно?
– Нет-нет. Я как будто чувствую себя… завершенной что ли? Как будто я была всего лишь карандашным наброском. А вот в такие моменты я наполняюсь красками и становлюсь, знаешь, таким ярким живым полотном. Да, я определенно чувствую себя завершенной!
– Красивый образ, – говорю я, еще плотнее прижимая ее к себе.
– А ты?
– Что?
– Что ты чувствуешь, глядя на подобный рассвет?
– Я… думаю, я еще сильнее осознаю, насколько я счастлив.
– Хочешь сказать, что ты почти всегда счастлив?
– Да. С тех пор как я обзавелся собственной квартирой, где могу побыть один или с приятными мне людьми, – улыбаюсь я, глядя на нее, – я стал абсолютно счастливым человеком.
– Неужели в твоей квартире бывают только приятные люди? – подначивает Оля.
– Ну, не всегда, на самом деле. Я тоже, бывает, ошибаюсь. Но это никогда не становится для меня таким уж сильным разочарованием.
– И ты всегда в поиске?
– Да, в основном. Потому что любой приятный человек рано или поздно может превратиться в очередное разочарование. Хотя иногда приятные люди просто уходят из моей жизни. Ну, знаешь, в общество других приятных людей.
– И тебе не обидно?
– Обидно? Почему?
– Ну, они же предпочитают тебе других.
– Да, но я же понимаю, что любые мои отношения временны. Если бы я мог, я бы заморозил какие-нибудь одни, чтобы хватило до конца жизни.
– Знаешь, глупо было бы думать, что ты один такой на свете. Наверняка, где-то есть женщина, которая, так же как и ты, хочет заморозить свои отношения до конца жизни.
– Забавные вещи ты говоришь. Я никогда об этом не думал. И хотя звучит это вполне даже реально, но шансов найти ее у меня все же нет.
– Всем порой кажется, что они уже отчаялись искать. Но счастливые пары существуют. Это факт.
– Это так мило, что ты хочешь втянуть меня в этот великий поиск идеальной женщины, – смеюсь я.
– Наверняка есть на свете женщина, которая боготворит одиночество так же, как и ты. Может, даже еще больше, чем ты, – говорит она серьезно.
– Не сомневаюсь, что есть. И я, как никто другой, понимаю, что она не станет тратить время на поиски меня. Очень, очень маленький у нас с ней шанс на случайную встречу, – я замолкаю и в тишине слышу, как стучат у Ольги зубы. – К тому же она может оказаться совсем не в моем вкусе.
Я подхватываю Олю на руки и заношу ее в квартиру. Кладу ее под одеяло и крепко прижимаюсь к ней всем телом. Она все еще дрожит. Ее волосы пахнут морозом.
– На самом деле это очень здорово быть частью чье-то жизни. Прекрасной и красивой частью. Как этот рассвет сегодня стал частью нашей. Я знаю, ты был бы счастлив и без него, но благодаря нему ты все же смог подняться выше? – уже практически засыпая, она говорит очень медленно и тихо. И я шепчу ей на ухо «да, смог», и мы так и засыпаем – в обнимку.
__________
– Посмотри, какие миленькие штанишки, – тянет Маша, а потом тут же поворачивается ко мне и добавляет уже более спокойно: «Ты должен их купить».
– Я не уверен, что смогу появляться в них в приличном обществе, – хмыкаю.
– Да они и не для общества! Это же домашние! Они сделают тебя теплым и уютным. Померь, – и она впихивает мне в руки вешалку со штанами и ведет к примерочным.
– Ну, если это доставит тебе удовольствие… – произношу я, заходя в кабинку.
Невероятно, но она снова угадала с размером. Обычно женщины стремятся меня накормить, но Маша не умеет готовить.
– Ну как? – отодвигает она шторку и оценивающе смотрит на теплого и уютного меня.
– Мой размер, но не мой стиль, – произношу почти что зло.
– Да брось! Я куплю их тебе. Будем считать это подарком на новый год, – не замечает она моего тона или только делает вид.
Я оборачиваюсь и начинаю медленно стягивать с себя «штанишки». Затем через голову стаскиваю футболку. Некоторое время я стою перед ней в одних трусах и носках. Подобный вид женские и мужские глянцевые журналы называют нелепым и всячески рекомендуют не нарушать очередности: сначала носки, потом брюки. Но с моим телом я, пожалуй, даже могу натянуть носки себе на голову. Маша делает шаг внутрь, как зверь ступает в разинутую пасть капкана, прельщенный приманкой. Не глядя задергивает шторку за собой, пока я стягиваю с себя трусы.
– Голым удобнее заниматься сексом, чем в штанишках, не так ли? – произношу я, расстегивая пуговицу на ее джинсах.
– Постой, – удерживает она мои руки. – А если кто-нибудь войдет? Тут до хрена народа! Сегодня же вечер пятницы.
– Тем более. Давай не будем его портить бессмысленными приобретениями, – и я уже тяну вниз бегунок ее ширинки.
– Черт, я не могу! – и она выскакивает из примерочной, оставив не закрытыми шторки.
Какая-то толстуха смотрит на меня так жадно и внимательно, как будто до этого видела голого мужчину только в школьных учебниках. И то частично. Воспитанный человек не стал бы так пялиться. И мне становится грустно. Мне становится действительно жаль эту девушку со всеми этими ее свисающими складками, двойным подбородком и толстыми, плотно пригнанными друг к другу ляжками. Да, девочка моя, тебе придется лишиться многого, чтобы однажды получить возможность трахаться с такими, как я. Годы мучений и ежеминутного самоконтроля. Я почти что уверен, что ВСЕ ЭТО не стоит того. Но ведь ты все равно будешь пытаться, не так ли? От всех этих грустных мыслей у меня неожиданно встает – и губы толстухи начинают расплываться в довольной улыбке. Готов поклясться, она уже было сделала шаг в мою сторону, когда я задернул штору. Она, что, подумала, я возбудился, глядя на ее тело? Нелепость.
__________
В тот раз Маша так и не купила мне «штанишки», а вручила их мне 20 декабря. В день нашей последней встречи. Наверняка она хотела, чтобы они напоминали мне о ней. И, возможно, так бы и случилось, если бы я носил одежду дома. Но кто ее носит, если живет один? «Штанишки» недолго полежали на полках шкафа вместе с ворохом другой домашней одежды, которую Маша умудрилась мне накупить в течение наших непродолжительных отношений. Потом я все скопом снес в пакете к мусорному баку во дворе. Однако эту дату я запомнил не из-за расставания с Машей. Просто это был очередной день рождения моего отца. Я помню каждое 20 декабря с тех пор, как начал сам зарабатывать деньги. Ибо отныне я не мог просто присутствовать на празднестве. За салаты и жаркое недостаточно уже было расплатиться хвалебным тостом, отец требовал осязаемой дани. «Настоящий мужчина не приходит на день рождения отца с пустыми руками. Прошло время самодельных открыток и пластилиновых фигурок», – говорил он мне, крепко сжимая мое плечо. Первые несколько лет самостоятельной жизни я особо не утруждал себя поисками подарка и торжественно вручал отцу бутылку какого-нибудь коллекционного бухла. Но однажды мама, как бы невзначай, как и всегда, впрочем, обронила, что отец недоволен моим примитивным подходом. И отныне, непосредственно накануне его дня рождения я проводил долгие часы в магазинах, мечась между портмоне, галстуками, наборами для пикника, ручками, запонками, шахматами из слоновой кости и телескопами с двухсоткратным увеличением («Ты знаешь, сынок, твой отец не на шутку увлекся всеми этими космическими телами»). Конечно, я мог бы озаботиться покупкой подарка заранее, но неприятные обязанности я привык выполнять в последнюю очередь. Даже в садике я всегда съедал десерт прежде каши. Отец не из тех, кто стал бы растрачивать силы, изображая удовлетворение, тем более всего лишь ради того, чтобы не обидеть меня. И поэтому я точно знал, что мои подарки действительно ему нравились. Каждый раз, когда отец разрывал упаковочную бумагу и на его лице появлялась улыбка гордости за своего сына, я испытывал невероятное облегчение и вместе с тем злость. Злость за то, что однажды я позволил ему втянуть себя в эту глупую игру «докажи мне, что ты достоин». Я не мог позволить себе ошибиться. Но однажды это должно было произойти. И я жаждал этого. Как мальчик, которому сказали, что нельзя совать пальцы в розетку, и ему страшно, но все равно хочется узнать, как это будет?
В этот раз, получив порцию отцовской гордости, я отправился в гостиную к праздничному столу даже не помыв руки. На самом деле расставание с Машей прошло не очень гладко – вместо завтрака мне пришлось слушать очень длинный монолог о роли чувств и привязанностей в жизни человека. Маша знала меня не настолько хорошо, чтобы понимать мотивацию моих поступков, поэтому подгоняла меня под какой-то среднестатистический шаблон неугомонного мачо. Нежелание иметь серьезные отношения она с легкостью списала на страх рутины и потери свободы. Говорила, что моя бесчувственность показная, а цинизм лишь способ защитить свое сердце от боли. Бла-бла-бла…
Итак, я оказался у праздничного стола, но помимо привычного жаркого в гостиной меня ждала – девушка.
– О, привет! – вырвалось у меня от неожиданности.
– Здравствуй! – мило улыбнулась незнакомка. Обычно на отцовском празднестве не бывает посторонних. Допускаются только родственники, в коих у нас нет недостатка.
Мама ворвалась в гостиную с очередной тарелкой горячего: «Уже познакомились?» «Успели только обменяться приветствиями», – доложил я обстановку.
– Это Лена. Помнишь тетю Варю? Мы вместе учились в университете. Ее дочь. Вот, перевелась из Самары в питерский университет.
Университет? Сколько же ей лет?
– Тетя Варя из Самары? Вы же, вроде, уже лет 5 как в ссоре? – и по ее лицу я увидел, что прав. Но разве это может помешать матери попытаться устроить счастье своего единственного сына?
– Я предложила Лене пожить у нас, пока не разрешится проблема с общежитием, – маме всегда удавалось изящно игнорировать неудобные вопросы.
– Ну здорово! Ты уже ознакомила ее с графиком дней на ближайший месяц? – мама широко улыбнулась и ответила лишь для того, чтобы не создавать у Лены обо мне превратного впечатления.
– Он не большой любитель дисциплины. Как и любой творческий человек, я думаю. Тебе ведь это знакомо, наверное, Леночка?
Лена ответила «да», хотя на лице ее было недоумение, чего мама, конечно, предпочла не замечать.
– И кем же ты станешь в будущем? – обратился я к Лене как можно более дружелюбно. И боковым зрением заметил одобрение на мамином лице.
– Я учусь на дизайнера.
– Тогда советую тебе побыстрее решить вопрос с общежитием. То, что они называют дисциплиной, – это поминутное расписание каждого твоего вдоха и выдоха, – все это я ей нашептал на ухо, пока мама доставала фарфоровые тарелки из шкафа. – А теперь громко скажи «спасибо», чтобы меня не начали подозревать в саботаже.
Лена улыбнулась и громко сказала «спасибо». Когда мама ушла на кухню, Лена наклонилась ко мне и доверительно сообщила: «Знаешь, я тут уже недели две живу на самом деле. И, вот честно, они не заставляют меня дышать по расписанию. Даже наоборот, мне неудобно, что им порой приходится подстраиваться под график моей учебы».
– Черт, может, мне стоило родиться девочкой? – произнес я, опрокинув в себя стакан томатного сока. Это все ради того, чтобы женить меня? Не могли же они вдруг так сильно изменить свой привычный образ жизни? Или могли? Или все же слишком сильно хотят внуков?
Когда подошло время для традиционного тоста от сына, я уже был так пьян, что сидящие напротив мать, отец и Лена периодически сливались у меня в единого человека. Но, по крайней мере, я добился желаемого эффекта: меня больше не раздражала необходимость присутствия в родительской квартире. Я вознесся над столом. И с высоты в 191 сантиметр сидящие за столом показались мне жутко маленькими и оттого трогательными.
– Я… Сегодня я хотел бы… Я хочу сказать спасибо своему отцу… Папе… За… – казалось, что еще секунду назад у меня был список благодарностей чуть ли не из трех пунктов, но вот я встал с бокалом в руке и не смог вспомнить ни одного. Я еще несколько секунд помычал и в конце концов выпалил: «Здоровья и долгих лет жизни, пап!» Не знаю, может, потому что я понял, что и мои родители могут быть приятными людьми, а может, потому что в ожидании окончательной сервировки стола, я накидался еще до первых закусок – мне стало все равно. Еще не выйдя из дома родителей, я уже почувствовал себя счастливым. Почувствовал себя так, как будто я абсолютно один. Целуя меня на прощание, мама сказала, что я выгляжу усталым и мне надо хорошенько отоспаться. Отец пожал мне руку, еще раз поблагодарил за подарок и, черт возьми, чмокнул в щеку! Я вышел на улицу и сделал глоток морозного воздуха. В свете уличных фонарей падающий снег казался еще плотнее, чем был на самом деле. Я успел сделать с десяток шагов, как позади меня кто-то позвал. Я обернулся и увидел Лену.
