Kitabı oku: «Смотритель старой переправы», sayfa 3

Небольшая комната, уставленная стеллажами с книгами, фотокарточками в рамках и всяческими банками с соленьями. Свисающая посередине лампочка, обёрнутая в листом жести под конус. Половину комнаты занимала маленькая кухонька с печкой, отделённая от остальной части занавеской, на противоположной стене виднелась ещё одна дверца, совсем хлипенькая с облупившейся кое-где краской, видимо вела в спальню хозяина.

– Я сейчас чайник поставлю, вы пока вот здесь присаживайтесь, – указал на старенькое кресло с высоким изголовьем хозяин, на спинке которого висела шаль.

– А как вас величать?

– Ой! Совсем из головы вылетело. Привык уже, что вся округа меня знает, – старик протянул свою маленькую ладошку и продекламировал, – Серов Иван Иванович, сторож-ни сторож, здешний, стал быть, смотритель.

Он хохотнул, наливая из эмалированного бидончика воду в закоптившийся чайник и продолжил:

– Ваши ребятки вон меня мелочёвкой всякой снабжают, – он достал с полки запечатанную пачку рафинада, – а я животинку в лесу постреливаю, если надобность такая возникает.

– И часто возникает? – Кова деловито развалился в кресле, откашлялся и украдкой осмотрел хибару.

– Бывает! Лес-то живой, что ж ему на нас что ль смотреть. – Его взгляд на секунду остановился на незримой точке, он вдруг показался моложе и сильнее, чем всего пару минут назад. Старик тряхнул головой, сбрасывая с себя прилипшее воспоминание и снова обернулся тем же заводным сморщенным мужичком.

– А что же… вы тут один живёте? – с деланным любопытством спросил Кова.

Старик посмотрел на чайник, начал доставать кружки.

– Один, товарищ капитан, – горько проговорил он, – совсем один. В войну немцы всю округу подчистую почти перебили: детишек, стариков, женщин… Никого не пощадили.

Янковскому было глубоко плевать, что и кого там потерял старик, но для проформы промямлил:

– Соболезную.

– Да уж… Времена такие были… Я вон по чистой случайности спасся, на охоту ушёл, а когда обернулся, – Серов облокотился о столешницу, чуть перевёл дыхание и продолжил. Было видно, что ему хочется выговориться. – В общем теперь, да – один на всём белом свете.

Он незаметно смахнул слезу со щеки и проговорил:

– Вы уж извините старика – у вас своих забот, тут ещё и меня выслушивать.

– Да, нет… Всё хорошо.

Хозяин обмотал полотенчиком ручку чайника и залил заварку кипятком.

– Есть липа, мята, иван-чай. – он вопросительно посмотрел на посетителя.

– Нет, благодарю, просто чая. Если можно покрепче и холодной не разбавлять.

Серов принёс на маленький столик чашку благоухающего чая на блюдечке, земляничное варенье и рафинад.

– Ну-с, чем Бог! – он снова широко улыбнулся, но Янковского не покидало ощущение, что он чего-то упускает из виду. Словно, ворсинка попала в глаз и он не может увидеть её теперь; что-то витало прямо в воздухе – только руку протяни и ухвати, но не получалось.

Чай приятно обжигал и на мгновение Кова прикрыл глаза – можно расслабиться, всё идёт по плану.

– А, вы, товарищ капитан, местный? – прервал молчание Серов, лжекапитан откашлялся и сбивчиво ответил:

– Нет. Я из столицы. Всю жизнь там. Здесь по важному делу.

– Это не на Орешке ли дело? – лукаво заметил, Иван Иванович.

Тут Янковский вспомнил о легенде и, сделав из кружки мелкий глоток, начал её выкладывать:

– Тут знаете в чём дело… Опростоволосились мы, – он хлопнул себя по бедру, – работали по делу одного матёрого душегуба, да взяли невиновного. Ну, всё сходилось! Алиби нет, по всем параметрам походит, и жил в том же доме, и всё такое, а тут – бац! – новая жертва и всё по-новой завертелось. Тот же почерк! А этот бедолага у нас в Новой Тюрьме за него отсиживает. Вот ведь как бывает…

– Ох! – только и нашёл что сказать Серов.

– Вот тебе и «ох», – чуть переиграно воскликнул Кова. «Проще будь! Не заигрывайся.» – Вчера вон разнарядка пришла: так мол и так, выпустить, восстановить в правах и всё такое прочее. Ну, разгильдяи, конечно, ответственности понесут, но человеку-то полтора года как теперь ворачивать?

– Не дай Боже в такую историю вляпаться! – тут до Серова дошло и он, округлив глаза, выпалил. – Это что же! Человек сейчас знает, что он дважды невиновен, а до сих пор в тюрьме?! – он вскочил со скрипучего стула и засеменил по полу. – Ах, проклятый дождь!

Он смешно погрозил кулачком в сторону окна.

Янковский поднялся, и чуть размяв, задубевшие мышцы, медленно подошёл к стеллажу, забитому корешками разнообразных книг, которые однако, при внимательно рассмотрении в большинстве своём представляли сугубо околонаучную литературу, в частности, очень большая часть коллекции повествовала о семействе псовых, а ещё конкретнее – о волках. Практически вся вторая полка была уставлена изданиями на иностранном языке.

Он потянул книгу наугад и извлёк какой-то старенький томик, видимо на немецком.

– Это что же, вы, Иван Иванович? Шпрэхаете? – он повернулся и потряс книжицей.

– Практически нет. Я бы даже сказал – к сожалению. Очень занимательная вещица! Иллюстрации так и вовсе высший пилотаж.

Янковский перелистнул пару страниц и, повернув картинку к свету, рассмотрел фото гобелена 1569 года изготовления. Изображения сменялись другими, всё более жуткими и отталкивающими, наконец, он добрался до фотографии Человека-волка, по словам очевидцев пойманного в лесах близ Нюрнберга.

– Жуть какая, – пробурчал он и захлопнул фолиант.

– Не соглашусь с вами, товарищ капитан, – мягко ответил всё так же улыбающийся Серов. – Волки – это очень интересные животные, лишь немногим уступающие человеку в интеллектуальном плане!

– Вы это серьёзно?

– Абсолютно! – горячо воскликнул он. – Волк, в отличии от собак дрессировке почти не поддаётся, вернее даже сказать, что он сделает вид, будто подчинился, но от своей природы не отречётся! Вот попробуйте щенка и волчонка в младенчестве наказать за провинность: собака станет послушнее, повинуется вашему мнению, а волк?

– Что же он?

– Волк, даже в самом раннем возрасте запомнит эту обиду на всю оставшуюся жизнь, – он надсадно кашлянул, – и будьте уверены, он улучит момент когда вы будете совершенно не готовы и атакует! Успокоит уязвлённое самолюбие!

– Вы это так уверенно утверждаете, что я и сам сейчас поверю, что они разумны.

– Ну-с, это уже наша истинно человеческая черта говорит: «Мы – цари природы!»

– Вы несильно будете возражать, если я вам скажу, что не согласен с вашей точкой зрения? Для меня любое животное – это просто организм. Никаких побуждений – только желание утолить голод и воспроизвести на свет такое же животное.

Серов, молча смотрел прямо ему в глаза, и вновь, Янковскому показалось, что с физиономии старика улетучилось по крайней мере пятнадцать прожитых лет.

– Ещё чайку?

– Да, если вас не затруднит.

– Что вы! Мне только в радость. Одному ведь совсем можно зачахнуть, а тут гости.

Струйка горячей воды наполнила чашку, и Серов вернулся с новой порцией.

– А вы, Иван Иванович, как? – Кова хотел проявить учтивость к хозяину, который за вечер не притронулся к еде.

– Да, мне, знаете уже поздновато – потом сон долго не идёт.

– Ааа, – протянул он, – ну, спасибо за чай.

Лжекапитан водрузил взятую книгу на своё законное место и, проводя пальцем по корешкам, принялся выбирать следующую.

– Пейте-пейте. Я вон лучше в кон вам историю расскажу! – старичок деловито уселся в соседнем кресле и, скрестив пальцы в замок, заговорил. – Это с браткой моим случилось, названым, в сорок первом, аккурат под Рождество. Дюже мороз тогда трещал, да и снегу навалило. Тяжело нашему брату тогда было, я почитай всю жизнь санитаром проработал, а сейчас силы уже не те, но он, – почти благоговейно протянул Серов, – с первых дней прям на самом передке… Немец тогда лютовал сильно в здешних краях. Поговаривают, кто-то из партизан их даже пугануть решил, уже и впрямь сомневаться стали – люди против нас воюют или нечистая какая…