Kitabı oku: «Кира в стране дирижаблей», sayfa 11

35

– Значит я был прав, и у нее обострился туберкулез? – Влад вдавливал педаль в пол и как-то нервно вел машину по загородной трассе.

Кира в роли штурмана сверялась с картой.

– Да-да, прав! Ты уже третий раз говоришь, что ты прав! – Она провела пальцем по извилистой линии дороги. – Куда ты так гонишь?

– Держу темп! – Влад нехотя потянулся в кожаном кресле. – Расследование должно идти семимильными шагами.

– Что?

– Семь миль – очень большие шаги. Россссийская поговорка такая.

Вскоре они свернули с трассы на сельскую дорогу. Камушки защелкали по лобовому стеклу. Влад беззвучно выругался. Автомобиль провез пассажиров через березовую рощу. Свет искрился на белых стволах с черненькими засечками.

Кира перебирала в блокноте вопросы, которые готовилась задать мадам Дюбуа. А также переводила их на французский, что, по ее мнению, исходя из фамилии дамы, было совсем нелишним. А в Росссии, а точнее в семье Дракулы, которая, по сути, являла апофеоз русссскости в своем стремлении подражать всему английскому, Кира начала забывать журчащий язык любви и круассанов. И вместо свистящего «C'est la vie» все чаще хотелось сказать, отдающее бирмингемским кирпичом и углем, строгое «That is life».

Влад недовольно хмурился и ворчал.

– Не успела поучиться на журфаке, а у тебе уже прорезался журналистский нюх на всякую ерунду!

– Я не понимаю, то ты сам спешишь и рвешься мне помогать, то осуждаешь мои методы и ворчишь! – изумилась Кира. – И вообще, разве «журналистский нюх» – это плохо?

– Ну как посмотреть… скоро начнешь курить, пить по десять стаканчиков черного кофе в день и бегать за людьми с фразами «Извините! Буквально пара вопросов!»

– Ты же сам на журналистике учишься!

– И поэтому знаю, о чем говорю!

– Притормози, мне кажется, мы не там свернули… тут должно быть озеро.

Но Влад и не думал останавливаться.

– Какой ты мерзкий, – фыркунла Кира, видя в нем сейчас только лишь своего брата. Но тут же что-то заставило ее посмотреть с другой стороны, и она, сменив тон, спросила. – Что с тобой?

– Что? – Влад глядел перед собой.

– Я же вижу, что что-то не так. Тебя будто что-то мучает.

– Ты меня мучаешь тем, что таскаешь по выходным к незнакомым людям, пытаясь доказать свою правоту. Правда – это, конечно, хорошо, но не всем она нужна и не всегда. Хотя, наверное, это не тот случай… в общем, не обращай внимание, моя жизнь соткана из противоречий, и я давно с этим смирился.

– Тебе нравится себя жалеть, – Кира покачала головой, – ты хочешь быть тем самым «лишним человеком», «непонятым героем». Но такому образу место только в книгах.

Мимо них проехал черный автомобиль без опознавательных знаков. Водителя было не видно за темными стеклами, но Кира и Влад не вообще не обратили внимания на машину. Они смотрели в другую сторону – на озеро.

– Вот оно, а ты говоришь, мы не там едем…

Они выехали к водному разливу, на глади которого искрилось солнце. Кира подумала, что на самом деле и вода, и небо бесцветные, можно сказать безликие, но отражаясь друг в друге, они порождают эту сверкающую синь – и наверху, и под ногами – и на нее хочется смотреть пока не заболят глаза.

И она, и Влад – это тоже такое небо и вода, которые отражаются друг в друге, и наполняются жизнью только вместе. Но в то же время, они никак не могут соединиться, находясь по разные стороны линии горизонта. И только ниточки дождя связывают их то тут, то там в редкие моменты пасмурных дней. А что есть дождь, если не слезы? И все дни вместе с падением «Мирного», смертью Эрика, нервозностью и страхом за их расследования – это пасмурные дни. Пасмурные, но счастливые. И зато они вместе.

Гряды облаков протянули белые хлопчатые пальцы к лучам, но обожженные, отдернули их, уволакивая за собой тень, позволяя солнцу освещать дорогу к дому мадам Дюбуа.

Это оказался небольшой домик с черепичной крышей, поросшей мхом, плющом на стенах и аккуратным садиком за каменной оградой. Буйство цветов на кустарниках заставило Влада поморщится и чихнуть. Не потому, что у него была аллергия, просто как-то само собой так вышло.

– Будь здоров! – крикнула Кира, выходя с другой стороны машины.

Калитка была открыта, и они вошли в сад. Вдоль тропинки цвели розы. Названий других цветов Влад не знал, и пусть только Кира попробует теперь упрекнуть его в том, что он сноб. Снобом не может быть тот, кто не разбирается в цветах. Потому что снобы, как правило, по совместительству джентльмены. А он не считал себя ни тем, ни другим. Хотя и понимал, что в обоих случаях ошибается. Ему не хотелось думать о себе хорошо, признавая все свои достоинства, и поэтому он думал о себе плохо, но думая о себе так, Влад упивался подобными мыслями. Кира раскусила его, ему нравилось быть «несчастным, романтическим героем» или, как она сказала, «лишним человеком» с гордо поднятой головой и рукой на горячем сердце. Она раскусила его, а значит победила, сломала его защиту от самого себя и от внешних угроз. Перед ней он был безоружен. И поэтому любил ее, и поэтому был сейчас с ней в этом саду.

А она, беззаботная девочка в летнем платьице, даже не подозревая о своей силе, так непринужденно повернулась к нему и задала глупый вопрос, который его бесил и умилял одновременно.

– Когда-нибудь у нас будет такой дом? – спросила Кира с надеждой в голосе.

И пусть сколько угодно говорят, что девушки не падки на цветы.

– Не знаю, – настроение у Влада было совсем не романтичное. Его редко покидала тревога и плохое предчувствие, и даже легкость Киры не спасала его. Потому что даже с ней рядом, он оставался самим собой. И хотя он понимал, что быть самим собой – это самое правильное, что есть в мире. Тот, кем он был, ему не нравился. Влад хотел измениться, но не знал, как.

И сейчас он напрягся, предчувствуя угрозу. Они играли против графа – а противника более коварного придумать очень сложно. Но из-за этой легкости и беспечности, покоряясь Кириной красоте и молодости – всему тому, чего в себе он уже не видел – именно из-за этого он выбрал ее. Сделал ставку на сестру. Она так прекрасна, и поэтому она не может проиграть.

– Слишком тихо, – настороженно сказал Дракула-младший, глядя на бесшумно порхающих бабочек от одного яркого пятна на кусте к другому.

Путь преградила старая деревянная дверь. Кира позвонила в звонок, в доме вторя движениям ее пальца раздался металлический отзвук. Но, кроме этого, ничего не произошло.

– Позвони еще раз? – посоветовал Влад, и Кира так и поступила.

– В тубдиспансере сказали, что она уже пожилая… к тому же она пережила крушения дирижабля и потом лечила осложнения в легких… может она медленно ходит или…, – рассуждала Кира.

Но Влад уже толкнул дверь, и она поддалась, приглашая незваных гостей внутрь, однако те не спешили и пока остались на пороге, настороженно переглянувшись.

Никто ничего не говорил, потому что пока говорить было не о чем, однако теперь уже и Кира начала бороться с плохим тревожным чувством внутри, зная при этом, что оно уже никуда не денется.

Влад сделал первый шаг, и дом принял его полуденным прохладным сумраком. Кира, ступая след в след, как на минном поле вошла за братом.

– Ау! Есть здесь кто-нибудь? – крикнул Влад в пустоту.

Он наступил на что-то мягкое и, посмотрев вниз, увидел раскрытую книгу. Тут же валялась еще одна, и еще. На ковер был опрокинут горшок с цветком. Крупицы черной земли забились в ворс.

Обогнув диван, Влад увидел истинный вид ухоженного снаружи дома – разбросанные на полу тряпки, упавший торшер, разбитый стеклянный столик. Обшивка дивана была распорота. По ковру в спальню тянулся кровавый след.

– А старушка похоже не сильно следила за чистотой, – попытался пошутить Влад.

– Ты издеваешься? – Кира смотрела на этот натюрморт широко раскрытыми глазами.

Влад аккуратно, чтобы не задеть первозданность обстановки, прошел к спальне и заглянул внутрь.

Кира выжидающе смотрела на его.

– Ну… это точно не туберкулез… – Влад пожал плечами.

Девушка пересекла гостиную комнату за три больших шага – под туфельками захрустели осколки стекол – и отстранив брата, сама заглянула в спальню.

На широкой кровати со смятым покрывалом лежал труп пожилой женщины. Кровь заляпала одежду, белое жабо жалобно сжалось покрытое темными пятнами. Лицо выражало смятение и ужас. Окоченевшие руки заканчивались кулаками.

– Она боролась… она защищалась… – Кире было трудно говорить, но она себя пересилила. – Смотри, они не взяли украшения. На ней кольцо… и сережки… наверняка золотые. Такая женщина бижутерию не наденет…

Влад расчехлил фотоаппарат, который взял по просьбе сестры, и сделал несколько снимком с разных ракурсов, несколько общим планом, пара крупных. Пленка наполнялась изображениями порезов и синяков, закатившихся глаз и изуродованного криком о помощи рта, травмами от падения и травмами, нанесенными ножом.

– Надо уходить, вдруг скоро приедет полиция, – он озабоченно посмотрел на сестру, которая в свою очередь разглядывала лицо дамы.

– Да никто за ней уже не придет…

– Все равно, здесь нам уже ничего не сделать.

Но Кира не двигалась. «Эти уроды не просто наносили увечья, они издевались, мучили женщину» – Кира видела следы пыток и почему-то чувствовала себя причастной к убийству. Будто она сама с удовольствием резала старую, морщинистую плоть.

– Кир, ты была права, ее убили. Последнего свидетеля убили. Доказательства у нас есть. А теперь нам надо уходить.

Кира стояла, как статуя.

– Кира! – позвал Влад, хватая ее за плечи. Когда он развернул сестру к себе, то увидел, что она плачет.

– Пожалуйста, давай уйдем отсюда, – она прижалась заплаканным лицом к груди брата.

36

Человечество знает лишь один способ бороться со смертью, которая крадется по пятам, в какой бы угол от нее ни прятался. И способ этот – жить. Жить жадно, жить изо всех сил, жить, даже если сил почти не осталось. И Кира с Владом жили в ту ночь друг другом, раз за разом становясь просто телами телам до тех пор, пока обессиленные не повалились на кровать – жить друг другом, жить чтобы не думать. Насмехаться над смертью с помощью секса. Плюнуть смерти в лицо: «Эй, смерть, еще немного и мы победим тебя тем, что зародим новую жизнь, стоит только захотеть!».

Глумиться над смертью, а на самом деле бежать, бежать, бежать от самих себя… Потому что уже невозможно развидеть труп старой женщины в загородном доме… Потому что Кира, закрывая глаза, видела кровавый след на полу, помнила холодные руки и страдальческий взгляд мадам Дюбуа…

Так они лежали в обнимку почти без мыслей и без сил, дополнив друг друга до подобия совершенства, которое возможно лишь на пике, апофеозе существования.

Кира повернула голову к Владу.

– Почему ты никогда не говоришь, что любишь меня?

– Что? – не сразу сообразил он. – А… ну… Разве тебе мало того, что ты это и так знаешь?

– А может я не знаю.

– Правда хочешь знать почему? Я не умею любить той чистой, отдающей любовью, о которой написаны книги. В моем случае это низкое чувство. Моя любовь жадная, эгоистичная. Беспощадная любовь. Я не умею отдавать, и мне хочется брать человека, всецело подчиняя его своей страсти. Понимаешь? Я, наверное, почти чудовище, которое в первую очередь чувствует ревность и тревогу из-за возможности потерять, и только потом нежность и все остальное… Если я признаюсь тебе в любви, тебе же будет хуже. Если я признаюсь тебе в любви, это будет начало конца…

– Так не бывает, Влад. Точнее, может и бывает, но не в нашем случае. Не забывай, что мы ведь еще и брат и сестра. Да и ты не такой… – помолчав она спросила. – А ты любил до этого?

– А это имеет значение? – ответил он вопросом на вопрос. – Достаточно того, что есть сейчас.

Он поднялся, показывая, что больше ничего не скажет на эту тему, и в подтверждение своих слов бросил:

– Я хочу шоколадного молока. Тебе принести что-нибудь с кухни?

– Нет, – Кира отвернулась.

Когда через несколько минут Влад вернулся в спальню, молока у него не было.

– Знаешь, важнее ведь не слова, а действия… – он поймал Кирин удивленный взгляд. – Отец уехал. Слуги спят. А у меня есть это.

Он разжал кулак, в котором был ключ. Жизнь полна сюрпризов. Иногда нужно выйти за шоколадным молоком, чтобы вернуться с ключом от тайной комнаты.

– Откуда…? – Кира посмотрела на него, ничего не понимая.

– Давай я отвечу честно? Я всегда знал, где его достать. Но не говорил тебе. Пойми, что он мой отец. Я люблю его. Но увиденное сегодня заставило меня передумать… А может дело в другом… Не знаю… Но, если ты права, нам надо остановить моего отца. Пойдем в кабинет и поищем доказательства.

Кира смотрела ошарашенно, но спорить не было смысла. Это их шанс.

«Да уж, – думал Влад, – как самому кого-то убивать, так ничего. А труп старухи меня так разжалобил? Наверное, я лицемер и предатель, раз меняю сторону по своей прихоти. Или все эти разговоры о любви подбили меня на это?». На самокопание не было времени, но Влад все же спросил:

– Ты никогда не думала, что мы плохие? Что на самом деле мы не совершаем добро?

– Не знаю, а как думаешь ты?

– Ну я-то вообще никогда не считал себя хорошим, но в моем случае… В общем, люди, которые считают, что они добрые и честные, вызывают у меня много подозрений…

– Может мы и не добрые, но мы стоим на стороне добра, я в это твердо верю. Добру придется смириться, что мы на его стороне. Потому что больше никто не принял его сторону. Мы тут одни.

– Если у добра такие защитники, как мы, то оно обречено… – он кисло улыбнулся.

– Серьезно так считаешь?

– Я часть той силы, что вечно хочет благо и вечно совершает зло! – произнес он нараспев вместо ответа, накинув черный пиджак на одно плечо. Рукава при этом жесте затрепетали на ветру.

– Позер! – фыркнула Кира.

Спустя несколько минут они уже копались у дверной скважины, пытаясь отворить дверь.

– А где твой отец? – прошептала Кира.

– Улетел, размахивая перепончатыми крыльями, пить кровь девственниц!

Кира посмотрела на его исподлобья. Этот взгляд говорил: «Ты совсем дурак?»

– Да не знаю я! На каком-то приеме или срочном заседании… – дверь наконец поддалась, и Влад толкнул ее плечом. – Главное, что тут его нет!

Кабинет пустовал, но Кире от этого было не легче. Не покидало ощущение, что в любую минуту граф действительно влетит на крыльях или сконсистируется из темноты. Эта тревога подстегивала ее. Молодые люди бросились перебирать бумаги на столе и папки в шкапах. Наконец, Киру осенило:

– Тут есть сейф?

– Ну конечно! Вот тут в шкапу… – Влад распахнул дверцу и, надавив куда-то между книг, навалился на полки. Те тяжело отползли в сторону, открывая проход в смежную комнатку без окон. – Я здесь прятался в детстве, хотя заходить сюда было запрещено… – Объяснил Влад.

Из комнаты на незваных гостей смотрел черный железный куб. Смотрел и насмехался.

– Вот и сейф…

– И что дальше…? – Кира взглянула на Влада, надеясь, что он также быстро разгадает и эту загадку.

– Вопрос, конечно, риторический, – Влад ответил Кире взглядом, который можно было трактовать как: «Сама понимаешь, дело непростое», но поняв, что она ждет от него каких-то действий, сел на корточки перед дверцей с кнопками.

– Четыре символа! – заключил Влад, решив, что это уже прогресс.

Прошла минута тишины. За окном шумела листва.

– Есть варианты? – спросила Кира жалобно.

– Так. Ну, конечно, это день рождение любимого сына! – Влад сказал первое, что пришло в голову, с такой злой самоиронией, что сам чуть не расхохотался. – Так… ноль, три, ноль, три. Нет, не подошло, странно… Впрочем, на что я рассчитывал…? Что тогда? Один, девять, один, четыре… снова нет. А я думал, что речь о Мировой войне. Тогда-а… Да, черт! Кира, есть варианты? Нет? Тогда четыре шестерки… твою ж! Значит… четыре тройки? Вот гадство! Все нули? Проклятье!

– Стой. Я знаю этот тип замков. У моего отца был такой, хотя тайн у него не было, и он отдал его мне. Смотри. Тут не четыре символа. Точнее тут как раз четыре символа. То есть могут быть буквы, но в числовом эквиваленте. Например, порядковый номер «А» – один, но начиная с «И» – числа двухзначные. Я в детстве зашифровала свое имя. Вот так. – Кира ввела комбинацию. – 12-10-18-1.

Дверь плавно открылась.

– Твое имя? Почему отец поставил на код твое имя? Как это объяснить? – Влад поднял непонимающий взгляд.

– Может, потому что речь о событиях, которые связаны со мной…? в этом все дело…? Речь ведь о «Мирном», на котором летела именно я… версия слабая, но другой у меня нет… но сейчас это неважно!

Они склонились над большой шкатулкой – единственной узницей сейфа. Замка на ней, слава богу, не было. Крышка открылась. Внутри лежали стопки бланков похожие на медицинские документы. Кира взяла первый и попыталась прочитать:

«Рп лхмйхртз щъзшамкц чцфцбхртз тзчръзхз Т. Ц. Щршцътрхз:

Хзщ чцлкцхжмъ щрудхгс щмймшц-пзчзлхгс ймъмш. Хзл хзфр шзпцфтхыурщд циузтз, чгъзмфщж умъмъд хзл ъыязфр, эцъж цямхд хм эцямъщж ъмшжъд пмфуё рп йрлы. Хц ъыфзх чцйщёлы… Щъшзххзж, зхцфзудхзж чцкцлз луж еъцкц йшмфмхр кцлз. Циузяхцфы чцтшцйы хмъ тцхюз. Ж кцйцшру тзчръзхы, яъц хыохц йпжъд [тышщ] хз ёк, яъциг чшр щчыщтм ймъмш игу йщъшмяхгф, яъц ыфмхдаруц иг хзаы щтцшцщъд. Цшрмхършцйзъдщж й ъзтыё чцкцлы хмйцпфцохц… Чшрщъычру т цижпзххцщъжф лмоышхцкц аышфзхз. Хмщы йзэъы…»⁹

– Боже что это за каракули?! – не выдержала девушка.

Влад пристально вглядывался в поток букв. Глаза его сузились от напряжения.

– Цезарь по ROT-8!!! – воскликнул он. – Интересно, почему по восьми…? – еще секундная промедления, он зашевелил губами что-то отсчитывая и наконец удовлетворенно заулыбался. – Ну естественно…

– Что…? – спросила Кира ничего не понимая.

– Все просто. Это шифр. Каждая буква алфавита смещается на восемь позиций. То есть «А» – это «З». Пожалуй также, как из стран – Англией, из исторических личностей отец восхищается только Цезарем. Полководец использовал этот код. Он простой, но, скорее всего, отец не думал, что я зайду так далеко. А кому-то другому понадобилось бы больше времени, чтобы его расшифровать. В детстве отец натаскивал меня, учил читать код Цезаря с ходу. Смотри: «Из дневника старшего помощника капитана К. О. Сироткина: Нас подгоняет сильный северо-западный ветер. Над нами разомкнулись облака, пытаемся лететь над тучами, хотя очень не хочется терять землю из виду. Но туман повсюду…» – Влад читал, на ходу высчитывая нужные буквы.

– Почему сдвиг на 8? – все еще не понимала Кира.

– Это лишь предположение, но… Н-Е-Б-О-Т-О-В-А. Раз первое кодовое слово – твое имя, то второе – фамилия. А сейчас бери бумаги и помогай, мне все это унести отсюда.

«А дядя любитель загадок…» – думала Кира, собирая бумаги в шкатулку. Они принесли документы в ту часть замка, где Кира раньше не была. Тут стояли запылившиеся печатные машинки, типографский станок, катушки с кинопленкой. Влад подвел сестру к странному агрегату с клавиатурой.

– Я-то умею читать шифр сходу, а тебе – вот это понадобиться. Дешифровальная машина, – пояснил он. – Тут два диска с алфавитами, один внутри другого. Сопоставь так, чтобы «А» было на «З».

Он помог девушке разобраться с управлением, и вместе они принялись за работу.

Скоро нашлась «Шзщарьшцйтз ицшъцйцкц щзфцчрщюз» – то есть «Расшифровка бортового самописца» с параметрическими показателями о состоянии воздушного корабля.

– Если под судном нет туч, и все время видно сушу или воду, то при непрерывном измерении скорости и дрейфа, можно лететь от одного ориентира к другому… но Сироткин пишет, что они ничего не видели…

– Но измерение дрейфа над водой труднее, так как нет точных ориентиров… – подхватывала Кира, тут же находя ответы в документах.

– При этом, на разной высоте ветер имеет разные силу и направления, при смене высоты нужно сразу же производить измерение скорости… Но оно занимает полминуты и даже больше, а за это время скорость и высота снова могут поменяться…

– Вот оно! – чуть ни закричала Кира. – Мы были не на той высоте, на которой думали! Должно быть сломался высотометр, но из-за тумана определить местоположение и скорость капитан не мог… вокруг было ничего не видно! Ориентиров не осталось, и мы оказались не там, где думали! И в итоге скорость была больше, так как мы попали под сезонный ветер, которого не должно было быть в той части континента, где, как думал экипаж, мы находились! И в итоге снасти не выдержали! Их просто сорвало штормовым ветром! Теперь я поняла это! Влад! Я вспомнила! Даже Эрик что-то про это говорил, что приборы показывают не то…! Ты слышишь меня! Мы сделали это! Мы нашли доказательства!!!