Kitabı oku: «Мертвые души Онегина и Печорина», sayfa 3
И тогда мы вернемся в 1827 год, когда довольно-таки известный драматург Григорий Квитка-Основьяненко написал пьесу «Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе» и отправил ее в московский цензурный комитет, который в 1828 году дал разрешение на ее постановку под номером 602. Руководил им в это время будущий известный писатель С.Т.Аксаков, в частности, автор сказки «Аленький цветочек» и по совместительству друг Гоголя. Пьеса тогда поставлена не была, но она ходила в списках по Петербургу и Москве.
Между прочим, Квитка-Основьяненко также автор пьесы «Шельменко-денщик», которую экранизировали в Советское время, и главные роли в фильме играли Михаил Пуговкин и Людмила Сенчина.
Я, естественно, ознакомилась с пьесой «Приезжий из …», и она мне понравилась. В ней рассказывается о том, как в уездный город приезжает инкогнито некий человек из столицы. А у здешнего городничего Фомы Фомича есть сестра Домна Фоминична, незамужняя девица 40 лет, и молоденькая племянница-сирота Анна Петровна.
Приезжий сообщает всем, что он занимает высокий пост, раздает обещания и, естественно, одалживает, у кого только можно, денег, а заодно решает жениться на племяннице городничего и просит в этом помощи у ее тети. Та же все подстраивает так, что он увозит из города ее, а не молоденькую Анечку.
Но тут городничему приходит сообщение, что у него в городе находится известный жулик, которого надо срочно задержать, и за уехавшими устраиваться погоня, приезжего из столицы арестовывают, а Домну привозят к городничему, который говорит ей, что от такого позора ей теперь за всю жизнь уже не избавиться.
Анна Петровна же выходит замуж за того, кто ей по сердцу. И в Советское время спектакли по этой пьесе тоже игрались на сцене, например, в театре имени Маяковского роль Домны Фоминичны исполняла Татьяна Доронина.
Но вот что было дальше. По словам биографа Квитки Г. П. Данилевского, «узнав по слухам о содержании «Ревизора», Основьяненко пришел в негодование, с нетерпением стал ожидать его появления в печати, и когда первый экземпляр комедии Гоголя был получен в Харькове, он созвал приятелей в дом свой, прочел сперва свою комедию, по процензурованной тетрадке, а потом и «Ревизора». Гости ахнули и сказали в один голос, что комедия Гоголя целиком взята из его сюжета и по характеристикам, и даже по частной обстановке».
И вскоре после премьеры «Ревизора» в Малом театре Квитка отсылает свою пьесу в Дирекцию московских театров, рассчитывая придать скандалу новый импульс. Но ему отказывают в постановке по причине того, что тогда случилась бы ситуация, что в репертуаре театров оказались две пьесы с одинаковым сюжетом.
Но и это опять-таки не все. Потому что в том же девятнадцатом веке был еще один известный писатель Александр Фомич Вельтман, в частности, я как-то читала у него роман «Саломея» из цикла «Приключения, почерпнутые из моря житейского». И в начале двадцать первого века по нему был снят одноименный сериал, в котором играли Александр Домогаров, Николай Караченцов, Ольга Будина и другие известные актеры. Так вот в 1834 году, то есть ранее написания «Ревизора», он сочинил повесть «Неистовый Роланд», и я ее также прочитала.
В ней говорится, что «в одном из пятидесяти пяти губернских и пятисот пятидесяти пяти уездных городов Российской империи» в театре должна была играться пьеса «Неистовый Роланд», и, хотя все зрители уже собрались, представление никак не начиналось, потому что на месте не было исполнителя главной роли.
Никто вокруг ничего не понимает, как вдруг городничему, который тоже был в театре, сообщают, что в город приехал новый генерал-губернатор, которого ожидали где-то через две недели, и что он не очень здоров и находится сейчас в доме казначея. Городничий спешит туда и узнает, что «высокопревосходительство разбили лошади», и что «вся голова его от сильного удара при падении приведена в окровавленное состояние». Городничий входит в комнату и видит человека «с огромной посиневшей шишкой на лбу, в сертуке, на котором сияли три звезды». И он, естественно, принимает его за генерал-губернатора!
А дальше больной что только ни говорит, приводя в трепет не только городничего, но и все его окружение. Также он требует к себе какую-то Софию, а так зовут дочку казначея, в доме которого он находится.
Но по счастью, скоро выясняется, что это актер Зарецкий, который просто от удара головой при спуске с горки помутился рассудком и теперь без конца повторяет текст пьесы «Вольные судьи». Его отправляют в сумасшедший дом, но «по сю пору казначейша во время ссоры с мужем посылает его навестить зятя своего в Москве в желтом доме».
Словом, как уже понятно, после появления «Ревизора» Гоголя большинство литераторов той поры прекрасно поняли, что он сделан как компиляция двух произведений, но так как все уважали Пушкина, а Гоголь и его товарищи твердили, что Николай Васильевич- друг Александра Сергеевича, то все промолчали.
Хотя тот же Вельтман все же не утерпел и в 1845 году, то есть уже через несколько лет после ухода Пушкина, написал еще одну повесть «Приезжий из уезда, или суматоха в столице». И с ней я тоже, конечно, ознакомилась. Вот как она начинается.
«Всем уже известно и переизвестно из повести «Неистовый Роланд» и из комедии «Ревизор», и из иных поветей и комедий, о приезжих из столицы, сколько происходило суматох в уездных городах от приездов губернаторов, вице-губернаторов и ревизоров.
Теперь следует по принадлежности отписать, как в столицах происходила подобная же суматоха от приезжего из уезда, и как принят был qui pro quo, или сей вместо этого. Очень естественно, что в столице не может произойти суматохи от приезда вышеописанных лиц, следовательно, она должна произойти от приезда какого-то гения. Именно так и случилось».
То есть в повести рассказывается, как некто Василий Григорьевич, чтобы отвлечь свою знакомую девицу Елену от одного ее знакомого, сообщает ей, что обнаружил в столице двух приехавших из провинции товарищей, один из которых самобытный гениальный поэт, и скоро он ее с ним познакомит.
А вот и главный герой сей повести Ордынин – «молодой человек, с претензией на новомодную мужицкую прическу…». Вам он никого не напоминает?
Его же товарищ, так как знает, что тот сидит совсем без средств, уговаривает его сходить на встречу, куда он недавно приглашен, потому что «завтра ты обедаешь у известного литератора; после завтра он тебя знакомит с другими литераторами, другие с третьими, третьи с целой Москвой, Москва с Петербургом, Петербург с целой Россией и так далее; слава твоя проникнет от полюса до полюса и от зенита до надира…». А это? Как по мне, так очень похоже на знакомство Гоголя с Пушкиным через Плетнева!
И дальше рассказывается о том, как поэт-гений, действительно, становится очень популярным, но настоящие знатоки литературы все про него понимают, а именно то, что источником его стихов являются творения других авторов. С ним проводят откровенную беседу, и вот несколько строк оттуда – «Из чужой богатой одежды, с большого роста, можно легко выкроить модный фракчик на ваш рост; только, милый мой, надо так выкраивать, чтобы не было заметно старых швов».
Тем временем Елена оказалось девушкой неглупой и быстро во всех своих обожателях разобралась, поэтому «не прошло и двух недель, как Василий Григорьевич был произведен в действительные члены семьи».
Поэту же гению все тот же его товарищ помог из-за обилия долгов быстро и незаметно покинуть город.
И финал. «Это было только вчера. Не знаем, что будет с поэтом далее, известно только, что Москва, занявшись приехавшим из трущобы европейской гением музыки, успела уже забыть о гении поэзии».
В общем, все всё тогда знали и понимали!
Ну, а мы вернемся к Гоголю. Потому что до того, как драматург приступил к написанию «Ревизора», он осенью 1835 года начал работу и над «Мертвыми душами».
Позже, как бы вспоминая те дни, Николай Васильевич писал «Он (Пушкин) уже давно склонял меня приняться за большое сочинение и … отдал мне свой собственный сюжет, из которого он хотел сделать сам что-то вроде поэмы и которого, по словам его, он бы не отдал другому никому. Это был сюжет «Мертвых душ» … Мысль «Ревизора» также принадлежит ему».
Заметьте, Пушкин хотел написать поэму!!! А все до сих пор гадают, почему свой прозаический роман Гоголь вдруг назвал поэмой. Да потому, что Александр Сергеевич именно так называл свое будущее сочинение!!!
То есть получается, что Гоголь одновременно работал над двумя произведениями – над «Ревизором» и «Похождениями Чичикова, или Мертвыми душами» и даже успел прочитать Пушкину в эти дни три первые главы «Мертвых душ» …
Тем временем приближался день премьеры «Ревизора» в Петербурге.
И Гоголь пишет статью о театре, и хочет, чтобы она пошла в ближайший номер пушкинского журнала «Современник», заявляя в ней о том, что на смену устаревшим авторам идут авторы с новыми формами. Вот как это звучит со слов Гоголя – «сам Мольер на сцене теперь длинен, со сцены скучен. Его план обдуман искусно, но обдуман по законам старым, по одному и тому же образцу, действие пиесы слишком чинно, составлено независимо от века и тогдашнего времени».
Но Пушкин, хотя и был новатором в литературе, все-таки Гоголю в публикации статьи отказал, справедливо посчитав, что это будет для него чересчур. И сложившаяся ситуация зашла уже слишком далеко.
Тем более, что все помнят, какие слова Гоголь приписал Хлестакову – ««Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» – «Да так, брат, – отвечает, бывало, – так как-то всё…» Большой оригинал». И сразу возникает вопрос, а зачем Гоголю надо было это делать? Разве он не понимал, кто Пушкин, и кто он?
Притом исследователи нашли в черновиках более расширенный вариант этих строк – «…Перед ним стоит в стакане ром, славнейший ром, рублей по сту бутылка, какову только для одного австрийского императора берегут, – и потом уж как начнёт писать, так перо только тр… тр… тр…». Зачем Николаем Васильевичем все это было написано?
И комментарии современников. Вот что пишет Павел Васильевич Анненков, русский критик и биограф Александра Сергеевича, в очерке «Н.В. Гоголь в Риме летом 1841 года», который вышел в 1857 году – «Известно, что Гоголь взял у Пушкина мысль «Ревизора» и «Мёртвых душ», но менее известно, что Пушкин не совсем охотно уступил ему своё достояние. Однако ж в кругу домашних Пушкин говорил, смеясь: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя».
А вот что писал в своих воспоминаниях русский писатель Василий Любич-Романович, который в середине 1830-х жил в Петербурге и общался с Пушкиным. По его словам, Александр Сергеевич говорил следующее: «Ревизор» – тоже моя идея. Это как раз относилось к двадцатым годам, когда я был в Новороссии… Тип Хлестакова у меня был намечен в живом лице… Это своего рода Митрофанушка, только более обтёсаный и менее отрочен… Но по своему характеру также наивен и скромен, чего, однако, Гоголь не дал своему Хлестакову, вложив в его речь дозу нахальства и уверенной глупости… Да, именно «уверенной глупости», потому что Хлестаков сознаёт своё глупое положение среди семьи глупого городничего, но всё-таки его поддерживает, уверенный в том, что его глупый ум, по сравнению с глупостию уездного начальства, много значительнее…».
К тому же в отношениях Александра Сергеевича и Николая Васильевича был еще и денежный вопрос. Тот же Пушкин писал своей жене: "Если хитрый малоросс опять начнёт выпрашивать деньги, не давай – он ещё прежних долгов не вернул". Тем более, что Пушкин и сам был практически постоянно без денег, а у него была семья, но долги он свои старался возвращать.
И вот 19 апреля (4 мая) 1836 года в Александринском театре в Петербурге было первое представление «Ревизора». Но Пушкина в качестве зрителя на нем не было!
А вечером после премьеры по словам слуги Гоголя Якима, что есть в чьих-то воспоминаниях, но источник я пока не нашла, хотя, может, это и не столь важно, к ним заехал Пушкин. О чем говорили Александр Сергеевич и Николай Васильевич неизвестно, потому что слугу из комнаты удалили, хотя именно после этого переписка между Пушкиным и Гоголем оборвалась навсегда, как и любое другое общение…
Но 25 мая 1836 года состоялось и первое представление «Ревизора» в Москве на сцене Малого театра, после чего в июне Гоголь уехал за границу в Любек лечить нервы.
А в шестой главе «Мертвых душ» появился помещик Плюшкин, скупой богач. И умные читатели сразу догадались, что это намек на Пушкина, который богат творческими идеями, но совсем не желает с кем-то ими делиться…
Впрочем, идея эта не нова, и, когда я впервые о ней узнала, верить в нее не хотела, но увы, увы, увы… Потому что, оказывается, на эту тему уже много чего написано. И то, что другие помещики в «Мертвых душах» – это тоже портреты людей, связанных с литературой, тех же Жуковского и Крылова… И то, что все помещики в поэме – это воплощение разных сторон личности Пушкина, например, Ноздрев – его страсть к игре, Манилов – прекрасные мечты и так далее, но ведь все равно его, Пушкина.
А это означает, что никаких дружеских чувств к Александру Сергеевичу Гоголь никогда не испытывал, а совсем наоборот, и вспоминал о нем только в связи с тем, что сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ» Пушкин не давал ему добровольно, и как бы это не открылось.
Притом он прекрасно понимал, что если вдруг Пушкин, нет, не скажет об этом напрямую, а выведет Гоголя персонажем какого-нибудь своего произведения, то после этого вся Российская империя над ним смеяться начнет, что, мол, нет никакого таланта у Николая Васильевича, нет и никогда не было! А на какие средства Гоголь тогда существовать будет?
Пушкин же он ведь и в Африке Пушкин, что уж тут говорить о России?
И, конечно, не стоит забывать, что Гоголь верил в сверхъестественное… И это, скажем так, чародейство было не раз описано в его повестях и рассказах. И хотя понятно, что на его мистические взгляды, в основном, оказали огромное влияние южные фольклор и мифология, но немалую роль сыграли в них и прочитанные в юности готические романы и истории, услышанные от немцев, которые жили с ним рядом в детстве, потому что он лечился у немца врача и обучался у немецких педагогов в гимназии.
И вспомнил тогда Гоголь о том, что живет в Петербурге некая гадалка Кирхгоф, предсказавшая гибель другому известному поэту Александру Сергеевичу Грибоедову, который в 1829 году был убит в Тегеране, и который не придал значения ее словам и вот что писал в 1817 году – «На днях ездил я к Кирховше гадать о том, что со мной будет. Да она не больше меня об этом знает. Такой вздор врет, хуже Загоскина комедий…».
Пушкину же петербургская гадалка в 1819 году предсказала, что он будет дважды сослан и проживет долго, если на 37-м году жизни не случится с ним беды от белой лошади, белой головы или белого человека (weisser Ross, weisser Kopf, weisser Mensch).
То есть она сказала, что он должен лишь опасаться кого-то или чего-то белого, и, значит, все могло сложиться иначе, но Гоголь верил в силу магии и колдовства, поэтому решил немного пророчеству помочь. Каким образом это произошло, мы никогда не узнаем, но многие современники указывали на его особые способности и странности, например, те же друзья писателя Аксаков и Жуковский.
Поэтому припомнил Гоголь и роман «Евгений Онегин», в котором поэта убивают на дуэли. Что ж! Как написано, так и будет! Ведь ангелы и бесы тоже читать умеют! И лучше нас!
А вот, что Гоголь пишет в 1844 году в «Выбранных местах из переписки с друзьями», и что многое объясняет.
«Обращаться с словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку. Беда произносить его писателю в те поры, когда он находится под влиянием страстных увлечений, досады, или гнева, или какого-нибудь личного нерасположения к кому бы то ни было, словом – в те поры, когда не пришла еще в стройность его собственная душа: из него такое выйдет слово, которое всем опротивеет. И тогда с самым чистейшим желанием добра можно произвести зло».
И тут же в следующем предложении он вспоминает о Пушкине, что говорит о том, что у Гоголя в сознании поэт и то зло, которое он ему причинил, находятся рядом.
«Тот же наш приятель П…н тому порука: он торопился всю свою жизнь, спеша делиться всем с своими читателями, сообщать им все, чего он набирался сам, не разбирая, созрела ли мысль в его собственной голове таким образом, дабы стать близкой и доступной всем, словом – выказывал перед читателем себя всего во всем своем неряшестве».
В комментариях к этим его словам обычно указывают, что это П…н – это М.П.Погодин, чтобы скрыть, что Гоголь пишет эти строчки о Пушкине, но увы, правду утаить невозможно, потому что далее идут вот такие строчки – «Приятель наш П…н имеет обыкновение, отрывши, какие ни попало, строки известного писателя, тот же час их тиснуть в свой журнал, не взвесив хорошенько, к чести ли оно или к бесчестью его. Он скрепляет это дело известной оговоркой журналистов: «Надеемся, что читатели и потомство останутся благодарны за сообщение сих драгоценных строк; в великом человеке все достойно любопытства».
А тут уж все сходятся во мнении, что в данном случае Гоголь оспаривает суждение А. С. Пушкина из статьи «Вольтер» (Современник. 1836. Кн. 3): «Всякая строчка великого писателя становится драгоценной для потомства. Мы с любопытством рассматриваем автографы, хотя бы они были не что иное, как отрывок из расходной тетради или записка к портному об отсрочке платежа. Нас невольно поражает мысль, что рука, начертавшая эти смиренные цифры, эти незначащие слова, тем же самым почерком и, может быть, тем же самым пером написала и великие творения, предмет наших изучении и восторгов».
Словом, нелогично как-то! Тут П…н – Пушкин, а через несколько слов П…н – это уже Погодин, то есть тот человек, который всегда Гоголя терпел, поддерживал, и у которого тот часто жил! Как говорится, тут играть, тут не играть, тут рыбу заворачивали…
Впрочем, тех читателей, которые внимательно следят за судьбами Пушкина и Гоголя провести, я думаю, все-таки не удается!
Но наступил черный январь 1837 года! Помните? Тройка, семерка, туз! Произошло непоправимое, потому что из-за раны, полученной на дуэли с Дантесом, погиб Александр Сергеевич Пушкин.
И по свидетельству А. С. Данилевского, записанному В. Н. Шенроком, Гоголь, будучи в тот момент в Париже, очень тяжело пережил гибель Пушкина: «А. С. Данилевский рассказывал мне, как однажды он встретил на дороге Гоголя, идущего с Ал. Ив. Тургеневым. Гоголь отвел его в сторону и сказал: «Ты знаешь, как я люблю свою мать; но если б я потерял даже ее, я не мог бы быть так огорчен, как теперь: Пушкин в этом мире не существует больше». В самом деле, он казался сильно опечаленным и удрученным».
Правдивы ли слова Гоголя или нет? Не знаю, но возможно, что он больше всего был поражен тем, что исполнилось то, на что он надеялся, до конца не веря, что слово – это дело. Как говорится в Ветхом Завете – «Да будет! И стало».
Зато теперь ему показалось, что опасаться больше уже ничего, и он весь сосредоточился на написании первого тома «Мертвых душ» в Риме с конца 1837 года до начала 1839 года, летом же 1838 года – в Кастелламмаре, на даче Репниных-Волконских.
А в конце сентября 1839 года Гоголь вернулся в Россию, где читал главы из «Мёртвых душ» в доме Аксаковых в Москве, а затем в Санкт-Петербурге у Василия Жуковского, Николая Прокоповича и других близких знакомых.
Реакция на сочинение оказалось неоднозначной, но преданные друзья были в восторге от написанного, поэтому Гоголь начал готовить книгу к печати.
Впрочем, жизнь часто преподносит сюрпризы! Потому что в те же годы пишется еще одно известное произведение – «Герой нашего времени» Лермонтова, для которого Пушкин однозначно является кумиром. Хотя точно неизвестно, были ли они знакомы в жизни, но круг общения у них был однозначно один и тот же.
А так как Михаил Юрьевич также был мистиком, то он совсем не удивился тем выводам, к которым пришел после долгих раздумий, то есть к тому, что к гибели Пушкина каким-то образом причастен Гоголь.
Но согласиться с тем, что сей факт останется никому неизвестным, он не захотел. Потому что был, увы, молодым, горячим и страстным…
Поэтому итогом его размышлений стала повесть «Фаталист», напечатанная в 1839 году и рассказывающая о человеке, испытывающем свою судьбу. И она была только предысторией другой повести «Княжна Мери», которая была напечатана в феврале 1840 года в составе романа «Герой нашего времени».
И в ней описана ситуация, схожая с сюжетом романа Пушкина «Евгений Онегин». Главный герой тоже носит фамилию, связанную с рекой, – Печорой, как и у Пушкина – с Онегой.
Также есть юная девушка, влюбленная в главного героя, там – Татьяна, здесь – Мери Лиговская, и у Печорина есть мнимый соперник – Грушницкий. Но какая у него говорящая фамилия!
Во-первых, она начинается на букву «Г», во-вторых, в Петербурге многие знают, что, кроме макарон, у Гоголя есть еще одно любимое блюдо – грушевый квас, который он везде заказывает, сам готовит и угощает друзей, потому что груши напоминают ему о родной Яновщине в Малороссии.
