Kitabı oku: «Зигзаги времени. Книга вторая», sayfa 8
Пока Георгий занимался сантехникой, мы собирали внизу паро-электро-генераторную установку. Печь должна была дать тепло и электричество на здание. Горящая печь нагревала водяной котел, который находился по периметру топки. Он нагревал воду, которая отапливала здание. Вверху, над топкой находится паровой котел, пар из которого поступает по стальному трубопроводу на турбину и разгоняет ее. Оттуда он поступает в бойлер и, охлаждаясь, возвращается в паровой котел. Турбина, вращаясь, передает свою кинетическую энергию генератору, который и выдает электроэнергию. Второй котел был нужен для сильных холодов или ввиду неисправности первого. Соединив их между собой и поставив краны для отсекания на период их вынужденного простоя, что бы могли работать независимо друг от друга. Мы соединили подачу воды из колодца в краны смесителей и унитазов, разделив линии на горячую (через бойлер) и холодную. Через четыре дня начали запускать отопление, подтянув в нескольких местах соединения, перешли на водопровод, где тоже кое-где подкапывало, но общими усилиями закончили и это. Одним словом, через неделю у меня сантехника по всему зданию была готова.
Измученный Георгий с братом (а я все эти дни держал их на «сухом пайке») сдали мне объект. В честь этого мы тут же организовали с ними небольшой «корпоративчик», благо одиноких молодых женщин у меня в поместье хватало. Ермолай доставил их, когда мы уже осилили по бутылке «Армянского» коньяка. Девчонки поначалу стеснялись меня, но, выпив по паре здешних «рюмок» коньяка, полностью раскрепостились, тем более, что Ермолай им тихо сказал, что хозяин их не обидит. Через час я уехал с ним домой, оставив Георгия с братом и девицами. Из дома я отправил десятника на усиление охраны объекта. Все же уже много вложено в кинотеатр, чтобы его охранял один старый солдат. Десятнику сказал, чтобы не обидел моих гостей – мастеров, разговаривать с ними только уважительно, как будто со мной. В противном случае, если будут жалобы, – будет очень больно, и не только ему одному. Вошла Лада и попросила посмотреть купца, дескать, он очнулся и просит о встрече.
Отправив десятника, я пошел в комнату к купцу. Он сидел на столе, где я его до этого оперировал.
– Спасибо, князь! Вы спасли меня! Уже и не думал, что еще потопчу родную земельку. Чем могу отплатить за жизнь свою грешную? Жемчуг, злато, серебро? – хитро улыбаясь, он наблюдал за мной, ну вылитый Мефистофель, правда, без рожек, но такой же искуситель.
– Давай вначале хоть познакомимся, купец! – ответил я.
– Михайло, Михайлов сын, Тереховы мы. – представился купец.
– Одним словом, будешь ты у меня просто Михалыч! Некогда мне всех величать, дел много, больных много! А жемчугов и злата мне твоего не надо. Дашь месторождение полезных ископаемых, буду рад принять для Руси, а так считай, что Господь тебя спас.
– Нет, так я не могу принять без благодарности, где моя сумка? Позови моих слуг, князь, будь добр! – лицо его покраснело от волнения.
Я пощупал его пульс:
– Успокойся, Михалыч! Сейчас кликну тебе твоего слугу! Принесет он твои вещи! – я попросил Ермолая, который стоял у крыльца, позвать кого-нибудь из слуг купца.
Вскоре подошел парень в подшитом мехом кафтане с нагловатой улыбкой пробивного парня. Вскоре он вышел от купца и с поклоном попросил князя пройти к Михаилу Михайловичу, улыбка уже была угодливой. Ну и прохиндей!
– Князь, даю тебе старую карту, здесь отмечены места выхода золота и серебра вдоль реки Чусовой по Каменному поясу. Мне это не освоить, а за тобой царь и войско. Я эту карту выменял не так уж и дорого, но честно скажу, старатель был опытный, да погиб глупо. Провалился под лед на промоине, только мешок с его вещами и картой спасли. Бери, золотой песок, что у него в кошеле был, тоже отдам! Больше, Бог видит, не знаю ничего! – он перекрестился, глядя мне в глаза, но уже без мефистофельской улыбки.
– Давай, Михалыч, без торга, покажи-ка мне свои раны, а твои дары мы потом посмотрим! – легким движением ладони я опрокинул его на стол. – Расстегивай рубаху, оголяй грудь. – доставая из сумки, принесенной Ладой, фоноскоп, приказал я ему, прослушивая грудную клетку купца, сам же в это время, сосредоточив взгляд, осматривал селезенку и ребра купца.
Все было здоровое, плечо, правда, сильно поврежденное, будет болеть недели две, но уже рана затянулась, и ткань начала нарастать. Приложил руки к ране и попробовал ускорить процесс. Получилось. Но силы опять потратил очень много. Пригласил купца, который был полностью здоров, к себе, чем удивил моих слуг, что принесли его почти мертвого ко мне. Угостил его коньяком, чем несказанно удивил его. Он спросил меня, где я купил сей дивный продукт. Он готов покупать его бочками за золото, в Москве сей продукт разойдется вмиг.
– Сколько, Михалыч, ты будешь брать в месяц? – спросил я, так как тоже «на готовые дрожжи» слегка «поплыл».
– Бочек пять (одна бочка равнялась 25 ведрам или 250 литрам – прим.автора).
– Какую цену дашь за этот напиток? – спросил я.
– Рубль серебром – ведро!
– Ну ты, Михалыч, прямо грабишь, перегон (водка) столько стоит, а ты хочешь такой напиток за эти деньги.
Одним словом, срядились мы за полтора рубля золотом Оставив его с бутылкой коньяка, закуской, что принес из соседнего кабака слуга, я зашел к Адышеву.
Он читал какую-то литературу. Рядом с ним пристроилась в его ногах моя бывшая пленница, одетая в красивое платье, в кокошнике под русскую красавицу. В руках она держала пяльца и что-то вышивала. Увидев меня, она в страхе вся сжалась, хотя я никогда даже не кричал на них, просто мой вид напоминал ей о бойне, что устроили мы на брегах ее деревни.
– Здравствуй, Алексей Федорович! – приветствовал я Адышева.
Оторвавшись от чтения, он радостно поприветствовал меня. Правая рука у него действовала хорошо, поэтому мы решили попробовать лечить левую. Приложив руки, я сосредоточил зрение на его плече. То же самое, что и с правым. Сустав выскочил из плечевой кости, воспаление ткани вокруг сустава. Как на картинке, вижу суставы и вставляю их. Руки излучают биотоки, что заживляют воспаленные мышцы. Я чуть шевелю его руку, и вдруг он обнимает меня ею.
– Спасибо, князь! Если будет нужна моя жизнь, ты только скажи! Большего, что ты для меня сделал, я не смогу дать!
– Успокойся, Алексей Федорович! Тебе еще служить и служить! Вставай, оденься как полагается князю. – я кивнул ему в угол, где стоял слуга с одеждой, что я давно подготовил для князя.
Он, не расспрашивая ни о чем, стал одеваться, служанка помогала, где могла, пока я не шикнул на нее, и она не убежала обратно на кровать.
С одевшимся Адышевым мы прошли в соседнюю комнату к царице, правда, предварительно постучав. Вышла служанка и, увидев меня, побежала обратно, сообщать, что пришел князь Федоров Андрей Иванович. Не услышав ответа, мы вошли. Увидев Адышева, Анастасия Романовна прижала руки к губам и через минуту кинулась обнимать бывшего окольничего, любимца царя и ее. Пока они восторженно ворковали, я поговорил со своей бывшей пленницей о ее судьбе. Во-первых, она станет моими ушами возле царицы, во-вторых, она продвигает мои интересы, и главное, в –третьих, она обязуется разносить мои слухи, что я ей скажу, как можно правдоподобнее. В противном случае, все законные права остаются за мной, так как я отдаю ее во временное пользование царице. А то, что она царица, еще никто законы не отменял о владении холопами, а она у меня получена законным образом (захваченные пленники во время войны обращались в рабов, могли продаваться, дариться и обмениваться – прим.автора).
Пленница закивала головой, соглашаясь на все мои условия, так как Анастасия Романовна относилась к ней ласково и работой сильно не загружала, к тому же питание было очень хорошее, да и одежду ей дали нарядную. Зачем идти снова на кухню, где ее все гоняли, заставляя выполнять самую грязную работу, да и мужики все время приставали, пока барина нет. А тут тихо и спокойно, барыня негромко попросит, все бегут исполнять, в противном случае Ермолай на конюшне отпустит порцию розог (розги – тонкие березовые прутья до 1 м длиной, перед экзекуцией часто смачивали в соленой воде, для лучшего эффекта – прим.автора). Раз барин приказал исполнять все прихоти княгини и раненого спутника, значит все и исполняют.
Отпустив девушку, я подошел к царице, которая никак не могла наговориться с Алексеем Федоровичем, расспрашивая его о последних днях в Москве, и что случилось с царем, отчего он так изменился. Подошла хорошо моя версия, которая, казалось бы, все и объясняла, – царя опоили каким-то зельем, и он был поэтому не в своем уме. Виновные в этом – бояре, которые ненавидели все, что делал царь. Моя версия хорошо упала на подготовленную почву, да и царица все ж любила по-своему Ивана Васильевича, несмотря на его внезапные приступы ярости.
– Как, Андрей Иванович, мы можем ему помочь? – глядя с мольбой и слезами на глазах, спросила меня царица.
– Самое простое, что я могу сделать, это выкрасть царя! – ответил я напрямую.
– Вас же убьют! – снова прижала она ладони к губам, как бы пытаясь заглушить крик боли, рвущийся из глубины.
– Ну, это навряд ли! Многие пробовали, да не получилось! И вообще, Анастасия Романовна, мне цыганка нагадала, что сама царица будет у меня на свадьбе, а я еще и невесту не выбрал. – шутил я, разряжая нервозную обстановку.
– Ну, мы с Алексеем Федоровичем подберем Вам самую лучшую на Руси невесту! – глядя мне в глаза, тихо прошептала царица, сильно сжав мне пальцы своей рукой.
Ее глаза говорили сами за себя, грудь высоко вздымалась, губы слегка приоткрылись. Она была прекрасна, но увы… рядом стоял и оценивающе смотрел Адышев. И зачем я позвал его с собой? Идиот! Болван! Тупица! Как только я себя не ругал, но все, уже поздно. Резко оттолкнув меня, она позвала пленницу и отошла вместе с ней к столику возле окна. На фоне окна было видно, как грудь ее взволнованно вздымается, руки нервно теребят платок, который прижимает к губам. Время от времени она что-то тихо объясняет своей служанке, бросая на меня красноречивые взгляды. По-видимому, шутка о моей женитьбе выйдет мне боком. Царица меня приревновала, да и нехватка длительное время мужского внимания девушкам вредна. Я вышел и прошел в свой кабинет, куда следом вошел Адышев.
Глава 5. Опричники. Открытие кинотеатра.
Утром прилетел голубь из Москвы от наших друзей с запиской, что большое войско опричников, совместно с дружинами бояр, ставших на их сторону, вышло на Рязань. Значит, у нас в запасе неделя – полторы. Не густо. Разбить их нам ничего не стоит, но как-то русский – русского, это мне претило. Были бы одни опричники, а то еще и простые воины, которых гонят на убой. Хотя, если уничтожить главную нечисть, что стоит во главе этого войска, с остальными можно и поговорить. Дал почитать записку Адышеву, тот потер пальцами виски и, подумав, предложил поговорить с его братом, как-никак тот воевода, втроем что-нибудь придумаем. Послали слугу с запиской для Даниила Федоровича, а пока сели завтракать. Анастасия Романовна кушала со служанкой у себя в комнате.
Вскоре подъехал воевода. Энергия из него так и брызгала, хорошее настроение мы ему испортили, дав почитать записку. Помрачнев, он посмотрел на нас:
Ну, это, братцы, по вашей части. Воевать я не мастак, город, конечно, буду защищать, но думаю, встретить их надо еще на пути к Рязани!
Я хлопнул себя ладонями по коленям:
Говорит, воевать не умеет, а рассуждает, как хороший полководец! Все правильно сказал, бить их надо по пути сюда! Однако, большая часть войска – это простые воины русские! Были бы это вороги – татары, турки, схизматики, наконец, но это же русские мужики. Тут надо похитрее как-то. Вначале обессилить их, лишить лошадей, пушек, корма и прочего, а потом будем брать тепленькими.
Что-то ты придумал уже? – улыбнулся мне старший Адышев.
Да есть кое-какие мыслишки, ну не убивать же наших мужиков русских! Хотя это было бы несложно нашим-то оружием! – ответил я, делая запись в своей книжке. – Смотрите! – начал я излагать им свой план. – Я даю вам скоростную телегу с моими воинами и оружием, вы едете навстречу опричникам, предупреждая население о том, что идет черное войско опричников, будут вырезать всех жителей, угонять скот и отбирать хлеб. Ваша задача, чтобы население ушло в леса и унесло все пропитание. Скажите, чтобы потом почистили колодцы, так как враги будто бы отравят их, вы же сами на обратном пути будете выливать в них слабительное, пусть лучше сидят по кустам как волки, чем грабить и убивать. С больным животом много не навоюешь. Слабительное я вам приготовлю. Возьмите еще побольше красных тряпок, будете привязывать на колодцы, так как на все слабительного может не хватить, а тряпки, если даже не хватит слабительного, будут показывать, что колодец отравлен. Главное, чтобы они, увидев тряпку, думали, что пить из него нельзя. Я же буду готовить для них военную встречу, чтобы опричники остались здесь навсегда, а воины простые еще послужат на славу России.
Ну, ты выдумщик, Андрей Иванович! Эко закрутил, да они же на дерьмо изойдут, тут и бери их тепленькими! – восхитился Адышев-младший, он же воевода.
Это еще не все! – остановил его я. – Когда они от жажды начнут жевать снег, мы подкинем им обоз с пивом, который они как будто захватят. Возницы, а это будут мои воины, увидав опричников, убегут в лес, бросив сани с пивом. На все войско, конечно, мы не сможем предоставить столько пива, а вот на опричников должно хватить!
Пиво тоже со слабительным? – перебил меня воевода.
Нет, там будет снотворное, подгадаем так, чтобы они захватили обоз к вечеру, и желательно возле деревни! Но это уже тонкости, главное, чтобы опричники спали! В общем, ваша задача – убрать с дороги население, продукты и скот, на обратном пути отметить колодцы, добавив в них слабительное. Все остальное – уже моя задача!
Хороший план, князь! – огладив бороду, произнес Алексей Федорович. – Только нам бы человека, которому бы все поверили.
Стоп, Алексей Федорович! А Анастасия Романовна речь сможет держать, если я пообещаю вернуть ей мужа, и изгнать беса из Ивана Васильевича? – спросил я, зная, что теперь имею такую силу.
Давай, Андрей Иванович, не трогать царских особ, наше дело защищать их, а не выставлять на острие риска! – остановил меня Алексей Федорович.
Хорошо! Значит, будешь ты убеждать крестьян уходить в леса!
Адышев молча кивнул, соглашаясь с этим. Наутро закипела работа в городе. Из ближайших сел и деревень потянулись телеги с грузом и скот за стены Рязанского кремля. Воевода метался от дружинников к воротам, через которые вливались в город толпы беженцев, которых надо было размещать. Пришлось пожертвовать на время моим кинотеатром, благо оборудование еще не завезли. Разместили в кинозале почти 500 человек. Поставил охрану, чтобы не пускали дальше никого по зданию. Котельная уже работала, и в зале было тепло, питание выдавали им три раза в день. Теплый туалет был у них пристроен, правда, вместо унитазов были дырки в полу, но зато не холодно. Тут же были раковины с водопроводом для мытья рук. Пол в зале, у кого не было постели, устлали соломой, думаю, неделю потерпят. Освещение прокинули времянкой из пяти стоваттных лампочек, которые включал и выключал кочегар через реостат, оставляя на ночь чуть-чуть светящиеся лампы. Скот, который пригнали с собой беженцы, загнали в конюшню на заднем дворе кинематографа, которые не поместились, гуляли там же во дворе. Многие хозяева спали тут же, на сеновале конюшни, или в своих телегах, кутаясь в тулупы. Главное, чтобы их буренку или коня не обидели. Наказав Ермолаю держать тут порядок и кормить людей, отправился с Алексеем Федоровичем Адышевым к себе в поместье, где отобрал двадцать отборных своих воинов с полным вооружением, состоящим из арбалета, десантного ножа, сабли, автомата ППШ, нагана и пяти гранат. Плюс в вещмешках была россыпь запасных патронов, и по три диска к автомату. На всех было два пулемета МГ-34, и снайперская винтовка. Отдельно лежали в ящиках кувшины со слабительным, где был разведен Пурген в высокой концентрации, и отдельно ящик с отварами трав, которые приготовила Лада. Она уверяла, что травы подействуют не хуже моего Пургена, и три дня расстройства желудка у опричников она гарантирует. Тут же лежали кучкой красные тряпки. Все это загрузили в ГАЗ-66, куда сели и мои воины. Удивленного Адышева я посадил в кабину, все ж начальство.
И вот моя диверсионная группа тронулась по московскому тракту навстречу войску опричников. Как только они скрылись, я повернул браслет и попросил Сварога дать Адышеву силу красноречия, чтобы он мог справиться со своим заданием. Сам же пожелал оказаться в тридцати километрах от Москвы, надо же было узнать, где находится враг. Сделавшись вместе с конем невидимым, я повернул кольцо, и вмиг оказался у небольшой деревушки. Первое, что я увидел, это пожарище на месте придорожного трактира, где мы частенько кушали. Остатки обгоревших бревен еще дымили, пахло жареным мясом. Старика трактирщика я нашел возле крыльца, голова была наполовину отсечена, ужас застыл в его открытых глазах, руки были туго связаны. Ноги обуглены, по-видимому, перед смертью его пытали. Рядом валялись женщины с задранными подолами, которых так же, после изнасилования, жестоко убили. Вокруг стояла жуткая тишина, только как всегда, где творилось зло, каркали черные вороны. Нигде не было видно никого живого. Пощупал следы от копыт на снегу. След еще не застыл, не «окостенел», как говорил мой дед, значит, прошло не более трех часов. Прикинул, вспоминая, какая деревня или село находится дальше, похоже, Боровлянка или что-то подобное, домов пятьдесят. Представил и, повернув кольцо, оказался там. Деревня была еще жива, топились печи, сновал народ. Заехав за амбар, сделался видимым и поскакал на площадь, где висела железяка для сбора народа. Стал бить в нее, созывая людей. Народ потянулся, с удивлением разглядывая богато одетого боярина.
Люди, сюда идет беда, смерть! Войско опричников! Убивают всех, и мужчин, и детей, и женщин! Последних перед смертью насилуют. Кто не верит, может съездить к трактирщику Моисею и посмотреть, что осталось от трактира и людей. Берите все ценное и бегите, через час они будут здесь. Мужики, бегом в лес, делайте на дороге завалы из деревьев, пока бабы будут уезжать и прятаться. Главное, не оставлять им еду и животных. Дома отстроите, а жизнь уже не вернете. Я вас предупредил, у меня совесть чиста, еду предупреждать других! Вы же не стойте, а спасайтесь!
«Ратуйте, люди!» заголосила молодуха, и толпу как прорвало, все кинулись по избам. Десяток мужиков под руководством старосты бросились к телегам и поехали к лесу делать завалы. Пока их растащат, будет время убежать. Я же, отъехав, сделался вновь невидимым, чтобы посмотреть, как будет вести себя войско опричников, кто особенно злобствует у них, и убрать особо зверствующих. Вскоре потянулись телеги, сани в сторону от московского тракта, скрываясь между деревьями и оставляя явный след на предательски белом и чистом снегу. Вообще-то «Хранитель» говорил, что браслет может все, и я попросил пургу, сильную, со снегом, чтобы заметала дороги, засыпала все снегом. И… завыл ветер, подымая вихри со снегом, закружил, запел. Снег слепил, вихрь сбивал с ног, и я укрылся в амбаре вместе с конем. Вскоре в него проскользнули и мужики, укрываясь, как и я, от бурана. По их разговору, они увидели голову войска, как началась пурга. Повернув браслет, я попросил всю силу бурана бросить на лесную дорогу рядом с деревней, засыпать ее снегом, чтобы нельзя было пройти. Потихоньку возле амбара пурга утихла, хотя снег понемногу шел, лес же со стороны опричников, был не виден, там злобствовал и завывал буран, заметая снегом все, ломая вековые сосны, делая непроходимым этот лес. Увидев, что на улице пурга стихла, мужички, оставив телеги, на санях отправились в соседнюю деревню за лесом, куда ушли их жены и дети. Следы их тихо засыпало снегом, и к утру солнце осветило снежную равнину без единого следа. Из леса по пояс в снегу выползало войско опричников. Впереди шли простые воины, прокладывая путь, сзади их подгоняли на конях опричники в своих черных сутанах и головами собак на шее у лошадей. Дойдя до деревни, войско разбрелось по хатам, снова задымили печи, и воины стали располагаться на дневку. Ни о каком движении дальше пока мыслей даже не было, так как надо было освобождать обоз и пушки, которые застряли среди леса.
В амбар заглянули два опричника и стали рыться среди оставленного хозяевами хлама. Два резких движения, и они со свернутыми шеями опустились на земляной пол. Нашел веревки и подвесил их за шею на балку, напротив дверей. Вскоре забежали еще двое их друзей, подумав, что те что-то нашли и поэтому не идут. Увидев их повешенными, побежали с докладом к главарю, что мне и нужно было. Вывел коня и установил в дверях растяжку из гранаты Ф-1. Следов вокруг уже было полно, так что мы с конем не привлекали своими следами чье-то внимание. К моему амбару бежал уже десяток опричников. И где же они набрали таких, у всех разбойничьи морды дегенератов. Мы с конем отошли за дом и стали наблюдать. Толпа столпилась возле ворот, распахивая их, и тут прогремел в лесной тишине взрыв, разметав тела, как черных воронов по белому снегу. Лишь двое, оставляя кровавые следы на снегу, крича от боли, отползали подальше от смертоносного амбара. Простые воины стояли в стороне, стараясь не подходить к опричникам. Ну, пока они тут сейчас заняты, надо осмотреть их обоз. По протоптанной тысячами ног опричников дороге, я относительно быстро доехал до завала из деревьев, где остановился обоз. Обозники грелись у костров, лошади сгрудились у копны с сеном, а сани стояли груженые, полузасыпанные снегом. Оставив коня возле их лошадей, пусть тоже подкрепится, я направился вдоль обоза, бредя почти по пояс в снегу. А вот и очертания бочек, под пологом. Откинув заснеженный полог, я выдернул пробку из бочки, в руку мне посыпался крупнозернистый порох. То, что надо! Жаль нету бикфордова шнура, так как насчитал десять саней с порохом. Пришлось отрезать от полога кусок, в который насыпал пороха и стал делать густые дорожки от саней к саням. В каждых санях рассыпал одну из бочек для воспламенения, и продолжал до следующих саней. Вскоре все было готово, и я от последних саней начал сыпать дорожку пороха в сторону от дороги. Встав за толстую сосну, я поджег порох. Выкидывая белый дым, огонь, шипя, побежал к саням, раздался сильнейший взрыв, за ним другой, третий… Горели сани, остатки бочек, все заволокло белыми клубами дыма. Я бросился бежать к своему коню, но он, как и остальные лошади, испугавшись взрывов, убежал в лес. Крича и размахивая саблями, бегали ездовые, напуганные, как и лошади, не ожидавшие, что кто-то на них нападет. Пришлось перенестись обратно в Рязань, так как потерял лошадь, да и оружия было маловато, но работа диверсантом мне стала нравиться. Переоделся в теплую одежду воина, которая состояла из стеганых штанов, унтов и меховой куртки с капюшоном. На руках – пуховые перчатки, куртку обхватывал широкий ремень, на котором крепилась кобура и подсумки с патронами и гранатами. Поверх куртки была одета разгрузка, куда я заткнул магазины от МП-40 (немецкий автомат «Шмайсер»). Поверх всего я накинул белый маскхалат, прихватил снайперскую винтовку и вещмешок, который тоже был одет в чехол из белой ткани. Взяв у Пелагеи пирогов и кусок вареного мяса, я, выехав за ворота города, телепортировался в Боровлянку, где остановилось войско опричников. Очутился я, как и хотел, на окраине леса. В деревне горели костры, возле которых сидели простые воины, опричники же обосновались в домах, конюшнях, банях. Вся дичь, что не успели увезти жители, была поймана и съедена, погреба опустошены. Сено, что было ими заготовлено, пущено на постели и корм лошадям. Провел свою лошадь, которая, как и я была невидима, к ближайшему стогу сена, и, спутав ей передние ноги, чтобы не убежала, оставил здесь. Сам же отправился по деревне, чтобы посмотреть, какую пакость я могу им устроить.
Не хотелось, как я и говорил, убивать простых русских воинов, а вот отморозков из опричного войска, это мы завсегда пожалуйста. Зашел в первую хату, пьяные опричники даже не повернули головы, когда облако холодного воздуха ворвалось в жарко натопленную избу. За столом, заваленным кусками мяса, хлеба, солеными грибами и мочеными яблоками, освещаемые свечой, сидели человек пятнадцать опричников. По кругу ходила деревянная братина, украшенная резьбой, очевидно, с брагой. Рядом со столом стояла бочка, уже наполовину опустошенная. Под столом в луже блевотины лежал «готовый» опричник. Это были не первые лица опричнины, поэтому я достал гранату и, выдернув чеку, положил ее в чашу с грибами, пяти секунд до взрыва мне хватило выйти из избы. Взрыв потряс хату, из порванного бычьего пузыря, натянутого на окно, потянуло дымком, дверь, сорванная с деревянных штырьков, лежала возле крыльца. Из дома не слышно было ни криков, ни стонов. А что, неплохой способ избавляться от этих гнусных опричников! К дому спешили опричники, дождавшись, когда набьется побольше их, любопытных, я метнул вторую гранату. От Ф-1 на двести метров трудно спрятаться, а тут в замкнутом помещении шестьсотграммовая ребристая «дура» положила всех. Осколки пронзали насквозь тела, убивая одновременно нескольких человек. Из избы получилась братская могила, так как после второго взрыва изба загорелась, хороня заживо тех, кто, возможно, был только ранен. В деревне поднялась тревога, забегали опричники, пинками строя, подымая от костров воинов. Надев глушитель на снайперскую винтовку, я начал особо рьяных отстреливать, потеряв пару десятков мелких командиров, опричники поутихли. Воины же, видя, что страдают только черные опричники, успокоились и, сидя у костров, варили кулеш. Я же пошел дальше по деревне, но встревоженные опричники выставили у домов усиленные караулы и заперлись изнутри, только в одну из хат мне удалось метнуть гранату, когда открылась дверь, и в нее заходил опричник. Взрывом его выкинуло обратно, а сколько было внутри, я не знаю. Вновь поднялся крик по деревне, я же, сидя за колодцем, нащелкал еще десяток этих черносотенцев. Пусть почешут голову, когда обнаружат убитых не только в избах, но и на улице. Увидев, что в один из амбаров набилось до сотни опричников, я потихоньку подкрался и лег на снег, дожидаясь смены караула. Убить их я мог хоть сейчас. Это были не воины, а простые убийцы и душегубы. Им не знакома была воинская служба, кто же в караульной службе сидит на пне, уткнувшись носом в свою шубу, подняв воротник и приставив аллебарду к стене амбара. Вскоре заскрипела дверь амбара, и вышел десятник с тремя сменщиками, которые заменили прежних караульных. Двое встали по углам амбара, а один у дверей. Поначалу они еще ходили, осматривая окрестности, а потом, так же, как и прежние, уселись на пни и уткнулись в воротники. Все ж морозец пощипывал щеки. Тихо поднявшись, я стал осторожно приближаться к крайнему сторожу, стараясь ступать на ребро стопы, чтобы снег не скрипел под тяжестью тела. Лезвие вонзилось под левую лопатку, рот я зажал ладонью в перчатке, чтобы криком он не выдал меня. Тело подергалось в конвульсиях и обмякло. Навалив его на стену, чтобы сидел, я направился в обход к другому крайнему караульному. Среднего, у дверей, я оставил напоследок, все же кто-то мог выйти в туалет и увидеть мертвого часового, а крайние не так заметны. Обойдя амбар, приблизился к часовому, который элементарно спал, чуть похрапывая, и умер во сне, когда лезвие кинжала пронзило ему сердце. Навалив мертвого часового на стену, я стал тихо подкрадываться к дверям, где сидел караульный. Тот, видно, почуял свою смерть, так как поднялся и стал оглядываться по сторонам, держа в руке обнаженную саблю. Чтобы не рисковать, я достал наган с глушителем и просто прострелил ему голову. Затем подпер дверь бревешком, чтобы опричники не выскочили, и стал обкладывать стены сеном из ближайшей копны. Закончив, я поднес зажигалку, пламя весело стало лизать стены амбара и вскоре перекинулось на соломенную крышу. Я же расположился с автоматом в тридцати метрах от дверей, дожидаясь, что прибежит помощь, или сами опричники выбьют дверь. Вскоре внутри послышались крики, и дверь задрожала от ударов, я выпустил рожок по двери, и удары прекратились, зато крики заживо горящих негодяев, наоборот, усилились.
«Это вам за убитых и замученных, за изнасилованных и ограбленных!» стреляя по горящему амбару, приговаривал я. Вскоре я заметил, что на мои вспышки от выстрелов стали собираться опричники, охватывая меня кольцом. Первые стрелы, несмотря на сумерки, вонзились аккуратно в сосну возле меня, поэтому я, повернув кольцо, оказался на другой стороне деревни. Крики и все веселье осталось там. Я же зашел в ближайшую избу и, не застав опричников, установил растяжку, которая бы сработала при открывании двери. И так все оставшиеся три гранаты на три дома. Все, пора мне и обратно в Рязань, отдохнуть и пополнить боезапасы. Опричникам хватит на сегодня, им еще откапывать остатки обоза.
Переместившись к коню, забрал его с собой (хватит и одного потерянного коня), переместились в город, где я, выбрав момент, материализовался. Утром прискакал Адышев с отрядом моих воинов. Как и договаривались, они добрались почти до опричников в деревне Боровлянка. Заходить туда не стали, так как там была паника, слышались взрывы и крики. Поэтому отряд повернул обратно, чтобы доложить о нахождении врага. Сказал, чтобы усилили группу пулеметами с запасом боекомплекта и выезжали навстречу опричникам на двух грузовиках по 25 человек в каждом, я же выдвинусь один в маскхалате, буду вести с ними «разъяснительную» работу:
По сигналу красной ракеты отстреливайте опричников, для этого возьмите снайперские винтовки. Простых воинов не трогать, они идут подневольно.
Дав распоряжения, я взял мегафон, поменял батарейки на свежие и вновь переместился с конем к злополучной деревне. Увы, деревни не было, озлобленные потерями опричники сожгли ее, не пожалели даже стоящих отдельно бань. Обоз они откопали, правда, зачем им нужны теперь пушки, без пороха? Одна обуза, но они зачем-то потащили их с собой. Повернув коня, я поскакал по хорошо утрамбованной дороге вслед войску опричников. Вскоре я заметил хвост колонны, на санях лежали две пушки «Единороги», тянула сани пара коней, на облучке дремал ездовой, а что ему делать, дорога накатанная, впереди другие сани, кони привычно идут следом за санями. Дремли, пока все спокойно! Я осторожно пересел к нему в сани со своего коня. Мысленно попросив у Сварога силу гипнотизера, я повернул браслет. Прикоснувшись рукой без перчатки до его руки, я приказал ему «спать», затем стал расспрашивать о количестве пушек вообще. Он сказал, что двадцать саней по две пушки и десять саней с ядрами. Порох взорвался, его нет. И еще пятнадцать саней с провиантом и кормом для лошадей. Приказав ему, как только будет возможность, развернуться и ехать обратно в Москву, я пересел на другие сани. И так я прошелся по всему обозу, приказывая ехать обратно. Вскоре обоз потянулся обратно. Убедившись, что все сани с грузом оторвались от войска, я попросил Сварога устроить между обозом и войском очередной буран, заметая снегом дорогу, чтобы не дать догнать обоз с провиантом. Сам же последовал за войском опричников, те как раз вливались на улицы очередной деревни. Здесь уже побывал Адышев с моими ребятами, вон и на колодце ветер треплет красную тряпку.
